Осталось лишь изваяние, в которое Она вселялась по своей воле тогда, когда ей самой это было угодно. Однако Она дала им свободу, дала приют в своём святилище, оказав столь высокую честь, с какой не может сравниться приглашение сесть за царским столом одесную хозяина.
Глава 23
Запад, Встреча в пустыне
Гьюрет и двое его соплеменников пришли к Ивику, но выбрали для этого такой путь, который позволял обойти безмолвное изваяние на престоле.
— С твоего позволения, господин, — обратился к нему Гьюрет таким тоном, в котором при всей почтительности сквозило упрямое раздражение, — мы хотим отвести наших четвероногих на открытое место, чтобы они попаслись на воле. Сидящая на высоком престоле, — продолжал он, бросив через плечо взгляд на высившийся у него за спиной трон, — похожа на нашу Мать Кобылиц, но всё-таки мы — не её дети. Для нас бо-ольшое чудо получить её благословение, но мы не хотим вторгаться не в свою вотчину.
Ивик кивнул:
— Поступайте, как сочтёте нужным, Хозяин Коней. Но помните — та Сила, что здесь царит, благосклонна ко всем, кто на стороне Света, а власть её простирается далеко и бесконечна во времени.
Получив согласие, кайоги увели верховых и вьючных коней из рощи; из числа остальных никто не последовал их примеру.
Когда наступили сумерки, на продолговатых почках, которые покрыли ветки деревьев, показались трещинки, словно они собирались раскрыться ночью. В воздухе разлилось благоухание. Хотя съестные припасы были уже на исходе, путников не мучили мысли о еде; кусочка сухой дорожной лепёшки и глотка воды оказалось достаточно, чтобы они насытились.
Чувство голода исчезло вместе со страхами и тревогами. Эйлин остановилась на опушке под свисающими ветвями. Бутоны лопнули, выпустив белые лепестки, светившиеся ярче, чем Лунный цветок на её жезле. Собравшись с духом, она протянула руку и легонько дотронулась до одного цветка.
Тут же она в испуге отдёрнула руку, потому что цветок оторвался и поплыл по воздуху, расправив лепестки, точно белые крылышки. Но цветок не упал, хотя в воздухе не чувствовалось ни ветерка. Он полетел влево и опустился на зеркальную гладь озера у подножия трона.
Кетан и Фирдун, наблюдавшие за девушкой, тотчас же бросились к ней на помощь, как два оруженосца. Но Эйлин уже опустилась на колени у озера и склонилась над водой, спокойствия которой не нарушило падение цветка.
Осторожно она протянула руку. Фирдун подался вперёд, словно желая её остановить, но Кетан удержал его.
Бережно-бережно девушка подвела руку под чашечку и, не касаясь пальцами, подняла цветок на ладони.
Она отошла от берега и, оставив на земле забытый лунный жезл, любовалась роскошным цветком, покоившимся на ладони. Тихая песнь полилась из её уст, словно бы невольно исторгнутая восхитительным чудом цветка.
Кетан опустился на землю рядом с приёмной сестрой и почувствовал, как что-то пушистое коснулось его. Весь мир, казалось, сосредоточился в этот миг в дивном цветке. Однако он знал, что эта красота не для него.
Эйлин подняла цветок и подержала его перед лунным амулетом, который висел у неё на груди. Не сводя глаз с цветка, она ощупью нашла на земле свой жезл и подняла его. Лунный цветок, украшавший его навершие, уже увядал, и лепестки его истончились до прозрачности. Вдруг они оторвались от чашечки и осыпались. Медленно, словно боясь, что нечаянная находка улетучится у неё на глазах, Эйлин поднесла к ней свой жезл и поддела им цветок.
Цветок остался сидеть на кончике жезла. Кетан почувствовал, как у него на коленях шевельнулась мохнатая лапка, пушистая головка насторожённо поднялась вверх, следя за каждым движением. В воздухе что-то дрогнуло; казалось, ожила некая могущественная сила, управляемая иной, неведомой волей.
Эйлин воздела вверх жезл и склонила его перед сидящей на троне, как воины склоняют свой меч, отдавая честь.
— Всю жизнь мою я посвятила Лунному служению, храня веру своего народа, — сказала она. — И ныне… Ныне я клянусь следовать теми путями, по которым Ты, Триединая, направишь мои стопы! Стать твоей избранницей — это для меня, — тут голос её прервался, и слезы полились из глаз. — О, Мать! Сестра! Извечная! Я предаюсь твоей Воле!
Эйлин склонила голову над жезлом, который прижимала к груди. Кетану мучительно хотелось обнять её хрупкие плечи, чтобы удержать сестру, потому что у него было такое чувство, будто она уходит от него в неведомую даль.
Сидевшая у него на коленях Юта встала на задние лапы, а передними упёрлась ему в грудь, заглядывая в лицо. Рядом с собой он услышал шорох и понял, что это встаёт и уходит Фирдун.
Кетан тоже поднялся и с кошкой на руках тоже пошёл прочь, оставив Эйлин одну. Впрочем, одну ли? Как видно, у неё теперь есть иные друзья, которые приняли её в свой круг.
С чувством опустошённости в душе Кетан повернулся спиной к царственному изваянию и удалился под сень деревьев. Там уже распустились все цветы. Он ощущал такую тяжесть во всём теле, такое изнеможение, какое охватило его после бегства от рассов. Он так и рухнул на скатку и вытянулся на ней, смутно сознавая, что раны и ссадины уже не болят, словно их никогда не было. Он чувствовал только умиротворённый покой.
Кетан решительно повернулся спиной к трону, чтобы не видеть его блистания. Под боком у него тёплым, пушистым клубочком свернулась Юта.
Он смежил веки.
Вокруг всё было спокойно, но какое-то тревожное чувство шевельнулось в душе, нарушая блаженные цветочные чары. Откуда-то издалека до него долетел призыв; то не был сигнал тревоги, а просто зов — зов, который требовал ответа.
Свет, источаемый цветами, словно бы померк. Открыв глаза, он понял, что видит все не так ясно, как прежде, точно на все легла лёгкая тень. Однако она не была сигналом опасности. Он окончательно пробудился, собираясь получше рассмотреть расплывчато покачивающееся видение, которое возникло перед ним.
Рука Кетана потянулась к поясу. Глаза парда — вот что нужно, чтобы разглядеть, в чём тут дело! Тут нужно зрение парда!
И вот уже к нему вернулась звериная острота зрения, и тогда он увидел: то был не серебристо-белый образ Эйлин и не огненно-жгучая от переполнявших её душу пылких, хотя и послушных разуму чувств Элайша, и не Владычица. Владычица не могла явиться ему, мужчине.
Однако то была женщина, притом такая, каких он не встречал ни в Арвоне, ни в Долинах. Она была совсем маленькая, и если бы встала рядом, то доставала бы приблизительно до плеча Кетана. (Однако, едва подумав об этом, он почувствовал, что не в силах подняться и даже пошевелить ни рукой, ни ногой). У неё была короткая стрижка, никаких кос и кудрей в отличие от других женщин, которых он знал. Короткие, гладкие волосы лежали на её голове плотной шапочкой, и только на затылке длинные прядки спускались до плеч.
Лицо напоминало своей треугольной формой лица людей Старой Расы. У неё был узкий подбородок и огромные глаза зелёного или жёлтого цвета, в темноте Кетан не мог хорошенько его разглядеть.
Не такая тоненькая, как Эйлин, но и не такая статная, как Элайша. Одета в облегающее платье до пят с длинными рукавами, красиво обрисовывающее её грудь и бедра.
Раздув ноздри, Кетан втянул в себя воздух. Сейчас у него появилось не только зрение, но и обоняние парда.
Эта женщина пробуждала в нём дремавшие доселе чувства, которые побуждали к действию, но побуждение пропало втуне — он не мог двинуться с места.
— Кто ты? — Кетану показалось, что он сказал это вслух, но тут же понял, что задаёт вопрос мысленно.
Он увидел, как она улыбнулась, показав острые зубки. Подняв руки, она провела ладонями сверху вниз, оглаживая себя по бокам, словно ей по-женски захотелось убедиться, что она действительно такова, какой ей хочется быть.
Кетан сделал над собой огромное усилие. Он не хотел предстать перед ней в облике парда, чтобы не спугнуть своим видом чудесное видение. Ему очень хотелось дотронуться до неё, чтобы убедиться, что она действительно существует.
Его усилие увенчалось успехом. Пальцы Кетана прикоснулись к её бедру, но в следующий миг рука бессильно повисла в воздухе.
— Нравится тебе то, что ты… увидел? — спросила она. Её мысленный вопрос прозвенел, точно туго натянутая струна. Ему показалось, что ей нелегко далось его высказать.
— Нравится! — откликнулся он голосом парда. Она отозвалась беззвучным смехом:
— Терпение, четвероногий! Если судьба будет милостива к нам, мы все дождёмся в конце концов того, к чему стремимся. Я уже долго жду… — закончила она потухшим голосом.
Призвав все оставшиеся силы, Кетан попытался её удержать. Но так же, как лунный цветок, она растаяла у него перед глазами. Кетан остался в одиночестве, благодатный покой, который он испытал в святилище, для него был нарушен.
Он знал, что исчезнувшая гостья не могла быть посланницей Тьмы. Быть может, она служила Владычице, чьё изваяние находится на каменном престоле, и та послала её, чтобы напомнить ему о себе? Или то была какая-то весть?
Кетан понял, что больше ему не заснуть. Свернувшаяся у него в ногах Юта заворчала во сне. Он укрыл кошку одеялом, а сам отправился в путь, поискать за пределами очарованной рощи что-нибудь земное и обыкновенное, что было бы более доступно для его понимания.
— Кто идёт? — окликнул его голос из мрака, и Кетан подумал, что, как видно, не только ему трудно воспринимать это загадочное место как обитель чистого Добра.
— Фирдун? — спросил он, услышав знакомый голос.
В темноте послышалось движение, и невидимая рука крепко стиснула его локоть:
— Существует множество разных талантов; у каждого из нас есть свой. Это мы знаем.. Но… Не кажется ли тебе, что твоя сестра нашла этой ночью такую стезю, которая уведёт её далеко от наших земных путей?
— Не знаю, — искренне ответил Кетан.
Новая встреча отвлекла его от размышлений о ночной посетительнице, и он задался вопросом, отчего это сына Грифонии так взволновал обряд, при котором они оба присутствовали.
— Ведь вы с нею одного племени, — начал свои объяснения Фирдун, но Кетан перебил его, не дослушав:
— Между нами нет кровного родства, мы только воспитывались вместе. Я, как тебе известно, оборотень, а Эйлин воспитанница моей матери, целительницы и Колдуньи. Когда обнаружилось, что она обладает великим даром, её отправили в Линарк, а там поняли, что её призвание — служение Луне.
— У этих эсткарпских женщин хватило силы, чтобы сдвинуть горы, — сказал Фирдун, и Кетан, несмотря на темноту, в которой не видно было лица собеседника, расслышал в его голосе жестокую обиду. — Но к мужчинам они относятся как к низшим существам. О! — горько воскликнул Фирдун, и Кетан ощутил дуновение ветра от резкого взмаха, которым сопровождался этот стон. — Я сам не знаю, что говорю, но только, если Эйлин нас покинет..
— Этого не случится, пока мы не выполним своей задачи, — сказал Кетан.
Он уже начал догадываться, в чём тут дело… Эйлин… Сын земли Грифонии. Извечное влечение мужчины к женщине и женщины к мужчине. Так было всегда от начала времён. Порой они ошибаются, и это кончается горем, а порой, как случилось с родителями Кетана, Джилан и Херрелом, их связывают столь крепкие узы, что их ничто не может разорвать. Но со стороны никогда нельзя заранее угадать, чем это должно кончиться.
— Она останется с нами, — повторил Кетан, хорошо понимая, что для Фирдуна это лишь слабое утешение. — Она останется с нами, пока мы не выполним нашу задачу. Со временем многое меняется, и несходные таланты иногда на удивление хорошо приспосабливаются друг к другу.
В ответ послышался вздох, затем Фирдун сказал:
— Вон там, рядом, — стан кайогов. Пойдём, что ли, покараулим вместе с ними?
Он сказал это так, словно о том, чтобы поспать, для него не могло быть и речи.
Вдалеке от рощи, окружавшей чудесный престол, Гьюрет в полном воинском снаряжении, готовый к любой неожиданности, шёл по следу, который мог отыскать только такой опытный коневод, как он. Тщательно отобранные для похода верховые лошади из кайогских табунов были приучены поджидать своего наездника на том же месте, где их оставили, для этого всаднику достаточно было перекинуть уздечку, чтобы она волочилась по земле.
Поэтому стеречь приходилось только вьючных лошадей, отличавшихся строптивостью. Однако на этот раз кайогам доставил много лишних хлопот молодой мерин Васан. Гьюрет объяснял это тем, что рядом паслись кони оборотней, хотя эти животные, как и положено хорошо обученным боевым коням, вели себя спокойно и никого не трогали.
Нынче ночью кайоги, взволнованные тем, что им довелось увидеть в незнакомом святилище, разбивая свой стан, не позаботились о том, чтобы хорошенько стеречь лошадей, а просто выпустили их пастись на лугу. Вьючных лошадей они, как всегда, не оставили без присмотра, а верховых предоставили самим себе. Тем не менее, они, как и следует в незнакомой местности, выставили одного караульщика, обязанного следить за конями и, прохаживаясь среди пасущегося табуна, негромко разговаривать с лошадьми, успокаивая их привычными словами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90