Стоящий на мосту танк долбанул из пушки, и одновременно Татарскому
в голову пришла интересная идея - предложить людям из имидж-службы
группы "Мост" силуэт танка на мосту как перспективный символ вместо их
непонятного орла. За долю секунды - быстрей, чем снаряд долетел до цели,
- сознание Татарского взвесило возможные перспективы ("образ танка
символизирует агрессивную мощь группы и вместе с тем вносит традиционно
русскую ноту в космополитический финансовый контекст"), и идея была
отброшена. "Обоссутся, - констатировал Татарский. - А жаль".
Снаряд попал Петру в голову - но не взорвался, а прошил ее
насквозь, улетев куда-то в сторону парка Горького. Вверх ударил высокий
плюмаж пара. Татарский вспомнил, что в голове монумента был маленький
ресторан со всеми надлежащими коммуникациями, и решил, что болванка
перебила систему отопления. С набережной долетели восторженные крики
телевизионщиков. Изза клубящегося плюмажа Петр стал похож на
монстрарыцаря из романа Стивена Кинга. Вспомнив, как по плечам чудовища
из "Талисмана" растекался гниющий мозг, Татарский подумал, что сходство
будет полным, если следующий снаряд разорвет канализационную трубу.
Голову Петра защищал комитет "Оборона Севастополя". В новостях
говорили, что имеется в виду не город, а гостиница "Севастополь", за
которую борются две мафии - чеченская и солнцевская. Еще говорили, что
солнцевские наняли каскадеров с "Мосфильма" и забили такую странную
стрелку, чтобы привлечь телевидение и вообще нагнать антикавказских
эмоций (судя по обилию пиротехники и спецэффектов, это было правдой).
Простодушные чечены, мало разбирающиеся в PRкампаниях, не поняли, в чем
дело, и наняли под Москвой два танка.
Каскадеры пока держались и даже отстреливались - в дыре возле
вывороченного петровского глаза пыхнул дымок, и на мосту разорвалась
граната. Танк выстрелил в ответ. В голову Петра ударила болванка, и вниз
полетели вырванные клочья бронзы. Почему-то каждое новое попадание
делало императора чуть пучеглазее.
Из всех участников драмы Татарский сочувствовал разве что
бронзовому истукану, медленно умиравшему под стеклянными глазами
телекамер. Да и то не очень - работа была не закончена, и энергию
эмоционального центра надо было беречь. Татарский опустил жалюзи.
полностью отрезав себя от происходящего, сел за компьютер и перечитал
цитату, написанную маркером прямо по обоям над монитором:
Чтобы подействовать на воображение русского заказчика и внушить ему
доверие (в качестве заказчиков рекламы в России как правило, выступают
представители бывшего КГБ, ГРУ и партноменклатуры), рекламная концепция
должна по возможности ссылаться на гипотетические полузакрытие или
закрытые разработки западных спецслужб по программированию сознания,
отдающие невероятным цинизмом и бесчеловечностью. К счастью, на эту тему
импровизировать несложно - достаточно помнить слова Оскара Уайльда о
том, что жизнь имитирует искусство.
"The Final Positioning"
- Ну да, - пробормотал Татарский, - несложно.
Напрягшись, как перед прыжком в холодную воду. он зажмурился,
вдохнул, задержал воздух в легких, сосчитал до трех и обрушил пальцы на
клавиатуру:
Обобщая вышесказанное, можно сказать, что основным каналом
внедрения шизоблоков заказчика в сознание россиян в течение
достаточно долгого обозримого периода будет оставаться
телевидение. В связи с этим представляется крайне опасной
тенденция, наметившаяся в последнее время среди т. н. среднего
класса - прослойки зрителей, наиболее перспективной с точки зрения
социальных результатов телевизионного шизоманипулирования. Речь
идет о полном отказе или сознательном ограничении объема
просматриваемых телевизионных передач с целью экономии нервной
энергии для работы. Так поступают даже профессиональные
телесценаристы, поскольку в постфрейдизме принято считать, что в
информационную эпоху сублимации подлежит не столько сексуальность,
сколько та энергия, которая растрачивается на бесцельный
ежедневный просмотр телепрограмм.
Чтобы в корне пресечь наметившуюся тенденцию, в рамках
настоящей концепции предлагается воспользоваться методикой,
разработанной Ми-5 совместно с Центральным разведывательным
управлением США для нейтрализации остатков национально мыслящей
интеллигенции в странах третьего мира. (Мы исходим из того, что
средний класс в России формируется как раз из интеллигенции,
переставшей мыслить национально и задумавшейся о том, где взять
денег.)
Методика чрезвычайно проста. Поскольку в программе любого
телеканала содержится достаточное количество синапсдеструктивного
материала на единицу времени...
За окном грохнуло, и по крыше забарабанили осколки. Татарский
втянул голову в плечи. Перечитав написанное, он зачеркнул "синапс" и
заменил его на "нейро".
...задача шизосуггестирования будет выполнена в результате
удержания нейтрализуемого лица у телеэкрана в течение достаточно
длительного промежутка времени. Чтобы добиться этого результата,
предполагается использовать такую типическую черту национально
мыслящего интеллигента, как сексуальная неудовлетворенность.
Внутренние рейтинги и данные закрытых опросов показывают,
что наибольшем вниманием у представителей национально мыслящей
интеллигенции пользуются ночные эротические каналы. Но
максимальный эффект был бы получен, если бы не определенный набор
передач, а сам телеприемник как таковой получил в сознании
обрабатываемого лица статус эротического раздражителя. Учитывая
патриархальный характер российского общества и ту определяющую
роль, которую играет в формировании общественного мнения мужская
часть населения, наиболее целесообразным представляется
сформировать подсознательную ассоциативную связь "телевизор -
женский половой орган". Эту ассоциацию должен вызывать сам
телевизор вне зависимости от фирмы-производителя или характера
транслируемой передачи, что позволит добиться оптимальных
результатов шизоманипулирования.
Самый недорогой и технически простой способ достижения этой
цели - развертывание широкомасштабно-избыточной телерекламы
женских гигиенических прокладок. Их следует постоянно поливать
жидкостью голубого цвета (задействуется ассоциативное поле
"голубой экран, волны эфира и т. п."), а сами клипы должны быть
построены таким образом, чтобы прокладка как бы наползала на
телеэкран, вводя требуемую ассоциацию прямым и непосредственным
образом...
Татарский услышал за спиной легкий звон и оглянулся. На экране
телевизора под странную) словно бы северную музыку появился золотой
женский торс невыразимой и непривычной красоты. Он медленно вращался.
"Иштар, - догадался Татарский, - кто же еще..." Лица статуи не было
видно за краем экрана, но камера медленно поднималась, и лицо должно
было вот-вот появиться. Но за миг до того, как оно стало видимым, камера
так приблизила статую, что на экране осталось только золотое мерцание.
Татарский щелкнул откуда-то взявшимся в руке пультом, но изменилась не
картинка на экране телевизора, а сам телевизор - он стал вспучиваться по
краям, превращаясь в подобие огромной вагины, в черный центр которой со
звенящим свистом полетел всасываемый ветер.
- Сплю, - пробормотал Татарский в подушку, - сплю...
Он осторожно повернулся на другой бок, но звон не исчез.
Приподнявшись на локте, он хмуро оглядел посапывающую рядом
тысячедолларовую проститутку, совершенно неотличимую в полутьме от
Клаудии Шиффер, протянул руку к лежащему на тумбочке мобильнику и
прохрипел:
- Але.
- Что, опять с перепою? - жизнерадостно заорал Морковин. - Забыл,
что на барбекю едем? Давай спускайся быстро, я уже внизу. Азадовский
ждать не любит.
- Сейчас, - сказал Татарский. - Только в душ зайду.
Осеннее шоссе было пустынным и печальным. Особенно грустно делалось
оттого, что деревья по его бокам были еще зелеными и выглядели вполне
по-летнему, но было ясно, что лето кончилось, так и не выполнив ни
одного из своих обещаний. В воздухе висело какое-то смутное предчувствие
зимы, снегопада и катастрофы, - Татарский долго не мог понять источника
этого ощущения, пока не обратил внимания на инсталляции у обочины. Через
каждые полкилометра машина проносилась мимо рекламы "Тампакса" -
огромного фанерного щита, на котором была изображена пара белых
роликовых коньков, лежащих на девственно-чистом снегу. С предчувствием
зимы все стало ясно, но было по-прежнему непонятно, откуда берется
всепроникающая тревожность. Татарский решил, что они с Морковиным попали
в одну из депрессивных психических волн, носящихся над Москвой и
окрестностями с самого начала кризиса. Природа этих волн была
необъяснима, но в их существовании у Татарского не было никаких
сомнений, поэтому он немного обиделся, когда его слова вызвали у
Морковина смех.
- Насчет снега ты правильно просек, - сказал тот. - А вот насчет
волн каких-то... Ты приглядись к этим щитам. Ничего не замечаешь?
Возле следующего щита Морковин притормозил, и Татарский вдруг
заметил большое граффити, нанесенное кроваво-красным распылителем поверх
коньков и снега: "Банду Эльцина под суд!"
- Точно, - сказал он восхищенно. - Ведь и на остальных то же самое
было! На прошлом - серп и молот, на позапрошлом - свастика, а до этого -
что-то про чурок... Обалдеть. Ведь ум просто отфильтровывает - не
замечаешь. А цвет-то, цвет! Кто придумал?
- Будешь смеяться, - ответил Морковин, набирая скорость. - Малюта.
Правда, тексты мы почти все переписали. Уж больно страшно было. Но идея
осталась. Как ты любишь выражаться, формируется ассоциативное поле:
"критические дни - может пролиться кровь - Тампакс - ваш щит против
эксцессов". Прикинь, сейчас по Москве только два брэнда продаются с
прежним оборотом - "Тампакс" и "Парламент Лайте".
- Нормально, - сказал Татарский и мечтательно цокнул языком. -
Слоган просится: "Тампакс ultra safe: красные не пройдут!" Или
персонифицировать - не красные, а Зюганов. И по Кастанеде: менструация -
трещина между мирами, и если вы не хотите, чтобы из этой трещины... Или
эстетизировать - "Красное на Голубом". Какие горизонты...
- Да, - сказал Морковин задумчиво, - надо будет в оральном отделе
мыслишку подкинуть.
- Еще можно тему белого движения поднять. Представляешь - офицер в
песочном френче на крымском косогоре, что-то такое набоковское... В пять
раз бы больше продали.
- Да какая разница, - сказал Морковин. - Продажи - это побочный
эффект. Мы же на самом деле не "Тампакс" внедряем, а тревожность.
- А зачем?
- Так у нас же кризис.
- А, ну да, - сказал Татарский. - Конечно. Слушай, насчет кризиса -
я все никак понять не могу, как этот Семен Велин все правительство стер?
Там же три уровня защиты было.
- Да ведь Сеня не просто дизайнер был, - ответил Морковин, - а
программист. Он знаешь с каким размахом работал? У него на счетах потом
тридцать семь лимонов грин нашли. Он даже Зюганову пиджак поменял с
Кардена на Сен-Лорана. Как он в оральную директорию с нашего терминала
залез, никто до сих пор понять не может. А что по галстукам и сорочкам
творилось, вообще не описать. Азадовский, когда отчет прочел, два дня
болел.
- Круто.
- А ты думал. Так вот, очко у Семена, видно, играло - знал, с чем
дело имеет. И решил он себя обезопасить. Написал программу, которая в
конце каждого месяца всю директорию должна была стирать, если он ее
вручную не тормознет, и подсадил в файл с Кириенко.
А дальше эта программа сама все правительство заразила. От вирусов
у нас, ясно, защита есть, но Семен очень хитрую программу придумал,
такую, что она по хвостам секторов себя записывала, а в конце месяца
сама себя собирала, и по контрольным суммам ее никак нельзя было найти.
Только ты не спрашивай, что это значит, я сам не понимаю - просто
разговор слышал. Короче, когда его в твоем "мерседесе" за город увозили,
он пытался про это Азадовскому рассказать, а тот даже говорить не стал.
А потом - дефолт всему. Леня волосы на себе рвал.
- А скоро новое правительство будет? - спросил Татарский.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39