Не затем, чтоб переспать с ним, а затем, чтобы сидеть рядом и слушать, подперев подбородок кулачком… Кларетта умела слушать, как никто другой.
Но в этот черный день Кларетты в Олбарии не было.
Его величеству Дункану вздумалось заполучить благосклонность восхитительной Кларетты — а чем он хуже своих придворных? Совершенно даже ничем… правда, с тех времен, когда юный неотразимый Дункан кружил женщинам головы, времени прошло немало, но он все так же хорош собой… и вовсе он не расплылся и не отяжелел! Зеркала лгут — он все так же великолепен, особенно в белом! Ну, а поскольку красотой куртизанка сыта не будет, монарший сан и собственную неотразимость следует подкрепить соответствующей суммой. Именно так он и сказал, во всеуслышание предлагаясь Кларетте — «соответствующей». Вслух, при всех покупать женщину — и какую женщину! Что ж, Клари блистательно доказала, что является единственной и неповторимой, недосягаемой и потрясающей.
— Нет, ваше величество, — произнесла в ответ Кларетта своим волнующим низким голосом, чистым и ясным. — Ни в коем случае. Я не шлюха, я куртизанка, и со всякой швалью, пусть даже и коронованной, спать не могу ни за какие деньги — это испортит мою профессиональную репутацию.
Дункан окаменел. На какое-то бесконечно долгое мгновение, исполненное ужасом и восторгом, Одри показалось, что Дангельта вот-вот хватит удар, до того он полиловел. А покуда его лиловое величество стоял, выпучив глаза, и откусывал воздух, Кларисса Рэйвенсхилл гордо вышла вон, велела подать себе лошадь и, не заезжая домой, отправилась прямиком в Троанн — куда из присущей ей предусмотрительности давно уже перевела половину своего немалого состояния. Перехватить ее не успели.
Само собой, лоумпианский дом Кларетты Дангельт конфисковал и подарил Бэнки со всей его роскошной обстановкой. Бэнки было обрадовался, но Дункан знал, что делал, сбывая с рук жилье строптивой куртизанки. Король недаром не пожелал владеть этим домом — Бэнки в нем и четырех дней не прожил, а весь Лоумпиан уже поговаривал, что продажным шкурам в шлюхином доме самое место, вот только лицом Бэнки против Кларетты не вышел. Великолепный дом великолепной Клари остался на руках у Бэнки мертвым грузом — никто не пожелал купить имущество куртизанки, выказавшей больше отваги и благородства, чем иные родовитые дамы. Клариссу после ее сумасшедшей выходки слишком уважали, чтобы посягнуть на ее жилище. И вот теперь, два с половиной года спустя, дом вновь ожил… ну как же славно!
Возвращение Клариссы — добрый знак. Ведь Кларетта — это сама радость… а еще это душевное тепло, дружба, помощь и совет — все то, в чем Одри сейчас так отчаянно нуждается! Безумная круговерть последних месяцев не развеяла терзающих Лэнниона сомнений, а лишь приглушила их. Ведь это он, Одри Лэннион, практически вынудил Джеральда так скоропалительно жениться. Ему и ответ держать, если что пойдет не так. Перед богом, перед Джеральдом, перед Олбарией… перед самим собой, если уж на то пошло. Конечно, о Бет слова дурного не скажешь… но когда это мужчины разбирались в женщинах?! Лэннион знаком с Бет не день и не два, и все равно душа у него неспокойна. Кларетта и в лицо Бет не видела — но, если знаменитая куртизанка успела пробыть в Лоумпиане хотя бы день, того, что она не знает о молодой королеве, попросту не существует. Сведения, которые Клари ухитрялась добывать, как и всякая женщина, невесть откуда и которыми делилась в случае надобности, всегда были абсолютно достоверны и надежны.
— Кларетта вернулась? — спросил Одри первого же попавшегося слугу.
— Миледи Кларисса вернулась три дня назад, — гордо и укоризненно произнес слуга, но Лэннион его уже почти не слышал. Он уже спрыгнул с коня, уже бросил поводья иноходца в руки оторопевшего челядинца, он уже шел, едва ли не бежал, к распахнувшейся перед ним двери, быстрее, еще быстрее… туда, в памятную ему комнату, где Клари принимала самых близких друзей, — она там, наверняка там, а не в спальне, она не может не быть там!
Кларисса и вправду была в этой комнате — прелестная, небрежно одетая в подбитую и отороченную беличьим мехом домашнюю накидку, простоволосая. Одри знал, что Клари старше его на три года, но никто не дал бы этой очаровательной женщине больше двадцати девяти лет при ярком солнечном свете и больше двадцати четырех — при свечах.
— Кларетта, ты вернулась! — выдохнул Лэннион.
— Одри, милый! — На безупречно свежих губах Клари расцвела улыбка. — Как же я рада тебя видеть!
Слова ее были не лестью, а чистой правдой. Кларетта и вправду была искренне рада своим гостям — потому что тех, кому она не была рада, знаменитая куртизанка просто-напросто не принимала.
Одри коснулся губами ее маленькой руки с ровными овальными ноготками.
— Садись, — велела Кларисса, указывая Одри на кресло возле камина. — Сейчас принесут вина и что-нибудь подкрепиться. Садись и рассказывай, что у тебя стряслось.
Одри ответил ей растерянным взглядом. Нет, в проницательности Клари он никогда не сомневался — собственно, потому он и заявился к ней едва ли не в полночь — но…
— Одри, радость моя. — Кларетта откровенно забавлялась его замешательством. — Повидать меня просто так, без всякого дела ты бы пришел не ночью, а вечером. Чтобы поболтать со мной подольше. Да и просто из деликатности. Ты никогда не врывался ко мне среди ночи с таким видом, словно ты единственный обворожительный кавалер во всем мире, и я обязана трепетать от восторга только потому, что ты соблаговолил осчастливить меня видом своей персоны в самую что ни на есть глухую полночь. Не такой ты человек. Даже если ты только что узнал, что я в Лоумпиане, ты пришел бы завтра. Но раз уж ты здесь — значит, тебя что-то беспокоит и тебе нужен совет. Я права?
— Как всегда, Клари, — расхохотался Лэннион. — Как всегда.
— Тогда рассказывай, что тебя тревожит, — потребовала Кларисса, устраиваясь поудобнее и подпирая подбородок кулачком.
— Ну… раз ты уже три дня как вернулась, — неловко начал Лэннион, опускаясь в предложенное кресло, — то уже знаешь, что король недавно женился.
— Конечно, — мигом отозвалась Кларисса. — На девочке Бофортов. И младшего ее брата в Лоумпиан тоже привез.
— И… что ты можешь сказать? — еще более неуклюже произнес Лэннион.
— О ком — о молодых Бофортах? — поинтересовалась Кларисса.
Лэннион мучительно кивнул.
— Только хорошее. — Клари мечтательно улыбнулась. — Юный Роберт — просто умница, да и вообще такая прелесть, что, будь я лет на десять постарше, я бы непременно постаралась вскружить ему голову.
— Ты хочешь сказать — помоложе? — невольно вырвалось у Лэнниона.
— Нет, милый, — мягко поправила его Кларетта, — именно что постарше. Я еще не в том возрасте, когда бегают за подростками.
Лэннион не мог не улыбнуться в ответ. Клари есть Клари, сколько бы лет ни пролетело!
— А… королева? — выдохнул он самое главное.
— Я ее видела только мельком, — задумчиво молвила Кларисса, и Лэннион даже не успел удивиться — это где же и когда Кларетта ухитрилась увидеть Бет хотя бы мельком. — Так что, сам понимаешь, сказать могу немного. Джеральд в нее не влюблен, это любому видно, да и она в него тоже. Но она будет ему верным другом, хорошей женой и отличной королевой. А больше пока ничего сказать не могу.
— Больше и не надо. — Лэнниону показалось, что все это время его грудь сдавливал незримый панцирь — и вот доспех снят, и он наконец-то дышит полной грудью. — Ты даже не представляешь, какой камень сняла с моей души.
Мерно покачиваясь в седле, граф Лэннион чувствовал, что готов улыбаться всему окружающему миру просто за то, что этот мир существует. Утро ничем не походило на вчерашний вечер. Вчера Лэннион едва в седле держался от усталости и всерьез подозревал, что с утра и вообще не сможет поставить ногу в стремя без посторонней помощи. Однако сегодня он чувствовал себя невероятно свежим и бодрым, несмотря на то, что спал очень и очень мало. В самом деле — разве он мог уйти от Клари, едва лишь получил ответ на свой вопрос? Ни в коем случае. Это было бы хуже, чем простой невежливостью — это было бы неблагодарностью. И к тому же Одри был так рад вновь увидеть Кларетту! Они едва не половину ночи провели в беседе, болтая обо всем и ни о чем, смеясь и вторя друг другу взахлеб — до тех пор, пока Кларетта не перебила его прямо посреди фразы.
— Знаешь, Одри, — сказала она со своей обычной мягкой решительностью, которой ни один мужчина на памяти Лэнниона еще не сумел воспротивиться, — иди-ка ты спать.
Одри хотел было возразить — спать? здесь? но ведь завтрашнее шествие… но ведь он непременно должен добраться до дома! — как вдруг почувствовал, что никуда не хочет уходить. Не хочет оставлять этот дом, возродившийся к жизни, будто сказочный принц, окропленный живой водой. Ему и самому бы пригодилась хоть малая толика живой воды… нет, но как же глаза слипаются!
Кларетта взяла его за руку, отвела в тепло натопленную спальню, и Лэннион уснул, как убитый, едва коснувшись головой подушки. А утром его ждала не только горячая вода, мыло, острая бритва, завтрак и подогретое вино, но и его полное парадное графское облачение, за которым Кларетта послала, покуда он спал. Клари есть Клари, с нежностью подумал Одри быстро одеваясь. И в тайнах парадного одеяния она разбирается получше любого слуги или оруженосца — впрочем, кому и разбираться в этих хитростях, как не прославленной куртизанке! Клари помогала ему одеться толково и ловко. Сама она была уже полностью одета и вдобавок свежа, как утренняя роса. Не всякая даже и молодая женщина может с утра похвастаться подобным цветом лица. И подумать только — вчера Лэннион вполне мог возвращаться домой другой дорогой и так и не узнать о возвращении Клариссы!
Одри напрасно боялся опоздать. Клари рассчитала время с запасом — еще и потому, что сама она тоже принимала участие в праздничном шествии. Как и когда она успела заполучить приглашение, Лэннион не спрашивал. Да и чему тут удивляться? Ведь Клари уже три дня как вернулась в Лоумпиан… впрочем, Одри всерьез подозревал, что Клариссе Рэйвенсхилл при желании и трех часов достало бы с лихвой, чтобы раздобыть не только приглашение от короля, но хоть бы и самого папу вместе с тиарой, а если понадобится, то и со Святым престолом. Перед обаянием этой женщины никто не устоит, ни бог, ни дьявол. Может, это именно Кларетта договорилась с кем-нибудь из них насчет сегодняшней погоды?
Ведь еще вчера в воздухе носилась мелкая серая хмарь, холодная и отвратительная донельзя; она лезла своими мерзкими ледяными пальцами под любой плащ, под любой мех, щупала лицо, запечатывала дыхание. Изнурительно холодная морось пропитывала одежду насквозь; согреться было положительно невозможно. В такую погоду никакие праздничные шествия не радуют — скорей бы добраться до камина, скинуть с себя отяжелевшее от ледяной сырости платье да хлебнуть горячего! Однако погода решила сделать Джеральду ко дню рождения поистине королевский подарок.
За минувшую ночь сильно похолодало, и ранние заморозки очистили воздух. Недавняя серая хмарь одела Лоумпиан блистающим инеем. Легкий морозец приятно бодрил, солнце ослепительно сияло на глубокой холодной синеве небосклона, заставляя каждый камень мостовой сверкать, словно чистейшее серебро, — нет, ярче серебра и несоизмеримо прекраснее!
Лэннион так и не понял, отчего Джеральд улыбнулся печально при виде сияющего великолепия Лоумпиана и примолвил: «Видно, и впрямь настало время серебра». Но мгновение этой загадочной для Одри мимолетной грусти ушло, растаяло, испарилось под солнцем ликующих возгласов, которыми Лоумпиан приветствовал своего короля и королеву.
Джеральд ехал на Уайтсоррее, королева на соловой кобыле по кличке Искорка. Серебристый жеребец и золотистая кобылица казались в это утро поистине сказочными созданиями. Бет держалась в седле очень прямо, так же прямо, как и Роберт, выбравший для этого шествия громадного вороного жеребца. Рана юноши зажила полностью, но легкая хромота все же осталась, и Берт ее мучительно стеснялся. А вот в седле хромота незаметна — и Роберт де Бофорт как можно больше времени проводил верхом, надо ли, нет ли, носясь по Лоумпиану и окрестностям на самых диких норовом скакунах, каких ему только удавалось отыскать. Ладил он с этими жуткими тварями на удивление неплохо, наездником оказался отменным, ни разу не сбил никого из горожан даже при самой бешеной скачке — так и стоит ли дивиться, что жители Лоумпиана оделяли немалой толикой приветственных криков и брата королевы, такого молодого, красивого, отважного и любезного? Берт улыбался в ответ и ехал дальше, смущаясь с непривычки и отчаянно рисуясь великолепной посадкой и золотыми шпорами.
Праздничное шествие было не столько пышным, сколько радостным. Разве не его величество прогнал гномов? Разве не он разбил наголову вторгшиеся в Олбарию иноземные армии?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16
Но в этот черный день Кларетты в Олбарии не было.
Его величеству Дункану вздумалось заполучить благосклонность восхитительной Кларетты — а чем он хуже своих придворных? Совершенно даже ничем… правда, с тех времен, когда юный неотразимый Дункан кружил женщинам головы, времени прошло немало, но он все так же хорош собой… и вовсе он не расплылся и не отяжелел! Зеркала лгут — он все так же великолепен, особенно в белом! Ну, а поскольку красотой куртизанка сыта не будет, монарший сан и собственную неотразимость следует подкрепить соответствующей суммой. Именно так он и сказал, во всеуслышание предлагаясь Кларетте — «соответствующей». Вслух, при всех покупать женщину — и какую женщину! Что ж, Клари блистательно доказала, что является единственной и неповторимой, недосягаемой и потрясающей.
— Нет, ваше величество, — произнесла в ответ Кларетта своим волнующим низким голосом, чистым и ясным. — Ни в коем случае. Я не шлюха, я куртизанка, и со всякой швалью, пусть даже и коронованной, спать не могу ни за какие деньги — это испортит мою профессиональную репутацию.
Дункан окаменел. На какое-то бесконечно долгое мгновение, исполненное ужасом и восторгом, Одри показалось, что Дангельта вот-вот хватит удар, до того он полиловел. А покуда его лиловое величество стоял, выпучив глаза, и откусывал воздух, Кларисса Рэйвенсхилл гордо вышла вон, велела подать себе лошадь и, не заезжая домой, отправилась прямиком в Троанн — куда из присущей ей предусмотрительности давно уже перевела половину своего немалого состояния. Перехватить ее не успели.
Само собой, лоумпианский дом Кларетты Дангельт конфисковал и подарил Бэнки со всей его роскошной обстановкой. Бэнки было обрадовался, но Дункан знал, что делал, сбывая с рук жилье строптивой куртизанки. Король недаром не пожелал владеть этим домом — Бэнки в нем и четырех дней не прожил, а весь Лоумпиан уже поговаривал, что продажным шкурам в шлюхином доме самое место, вот только лицом Бэнки против Кларетты не вышел. Великолепный дом великолепной Клари остался на руках у Бэнки мертвым грузом — никто не пожелал купить имущество куртизанки, выказавшей больше отваги и благородства, чем иные родовитые дамы. Клариссу после ее сумасшедшей выходки слишком уважали, чтобы посягнуть на ее жилище. И вот теперь, два с половиной года спустя, дом вновь ожил… ну как же славно!
Возвращение Клариссы — добрый знак. Ведь Кларетта — это сама радость… а еще это душевное тепло, дружба, помощь и совет — все то, в чем Одри сейчас так отчаянно нуждается! Безумная круговерть последних месяцев не развеяла терзающих Лэнниона сомнений, а лишь приглушила их. Ведь это он, Одри Лэннион, практически вынудил Джеральда так скоропалительно жениться. Ему и ответ держать, если что пойдет не так. Перед богом, перед Джеральдом, перед Олбарией… перед самим собой, если уж на то пошло. Конечно, о Бет слова дурного не скажешь… но когда это мужчины разбирались в женщинах?! Лэннион знаком с Бет не день и не два, и все равно душа у него неспокойна. Кларетта и в лицо Бет не видела — но, если знаменитая куртизанка успела пробыть в Лоумпиане хотя бы день, того, что она не знает о молодой королеве, попросту не существует. Сведения, которые Клари ухитрялась добывать, как и всякая женщина, невесть откуда и которыми делилась в случае надобности, всегда были абсолютно достоверны и надежны.
— Кларетта вернулась? — спросил Одри первого же попавшегося слугу.
— Миледи Кларисса вернулась три дня назад, — гордо и укоризненно произнес слуга, но Лэннион его уже почти не слышал. Он уже спрыгнул с коня, уже бросил поводья иноходца в руки оторопевшего челядинца, он уже шел, едва ли не бежал, к распахнувшейся перед ним двери, быстрее, еще быстрее… туда, в памятную ему комнату, где Клари принимала самых близких друзей, — она там, наверняка там, а не в спальне, она не может не быть там!
Кларисса и вправду была в этой комнате — прелестная, небрежно одетая в подбитую и отороченную беличьим мехом домашнюю накидку, простоволосая. Одри знал, что Клари старше его на три года, но никто не дал бы этой очаровательной женщине больше двадцати девяти лет при ярком солнечном свете и больше двадцати четырех — при свечах.
— Кларетта, ты вернулась! — выдохнул Лэннион.
— Одри, милый! — На безупречно свежих губах Клари расцвела улыбка. — Как же я рада тебя видеть!
Слова ее были не лестью, а чистой правдой. Кларетта и вправду была искренне рада своим гостям — потому что тех, кому она не была рада, знаменитая куртизанка просто-напросто не принимала.
Одри коснулся губами ее маленькой руки с ровными овальными ноготками.
— Садись, — велела Кларисса, указывая Одри на кресло возле камина. — Сейчас принесут вина и что-нибудь подкрепиться. Садись и рассказывай, что у тебя стряслось.
Одри ответил ей растерянным взглядом. Нет, в проницательности Клари он никогда не сомневался — собственно, потому он и заявился к ней едва ли не в полночь — но…
— Одри, радость моя. — Кларетта откровенно забавлялась его замешательством. — Повидать меня просто так, без всякого дела ты бы пришел не ночью, а вечером. Чтобы поболтать со мной подольше. Да и просто из деликатности. Ты никогда не врывался ко мне среди ночи с таким видом, словно ты единственный обворожительный кавалер во всем мире, и я обязана трепетать от восторга только потому, что ты соблаговолил осчастливить меня видом своей персоны в самую что ни на есть глухую полночь. Не такой ты человек. Даже если ты только что узнал, что я в Лоумпиане, ты пришел бы завтра. Но раз уж ты здесь — значит, тебя что-то беспокоит и тебе нужен совет. Я права?
— Как всегда, Клари, — расхохотался Лэннион. — Как всегда.
— Тогда рассказывай, что тебя тревожит, — потребовала Кларисса, устраиваясь поудобнее и подпирая подбородок кулачком.
— Ну… раз ты уже три дня как вернулась, — неловко начал Лэннион, опускаясь в предложенное кресло, — то уже знаешь, что король недавно женился.
— Конечно, — мигом отозвалась Кларисса. — На девочке Бофортов. И младшего ее брата в Лоумпиан тоже привез.
— И… что ты можешь сказать? — еще более неуклюже произнес Лэннион.
— О ком — о молодых Бофортах? — поинтересовалась Кларисса.
Лэннион мучительно кивнул.
— Только хорошее. — Клари мечтательно улыбнулась. — Юный Роберт — просто умница, да и вообще такая прелесть, что, будь я лет на десять постарше, я бы непременно постаралась вскружить ему голову.
— Ты хочешь сказать — помоложе? — невольно вырвалось у Лэнниона.
— Нет, милый, — мягко поправила его Кларетта, — именно что постарше. Я еще не в том возрасте, когда бегают за подростками.
Лэннион не мог не улыбнуться в ответ. Клари есть Клари, сколько бы лет ни пролетело!
— А… королева? — выдохнул он самое главное.
— Я ее видела только мельком, — задумчиво молвила Кларисса, и Лэннион даже не успел удивиться — это где же и когда Кларетта ухитрилась увидеть Бет хотя бы мельком. — Так что, сам понимаешь, сказать могу немного. Джеральд в нее не влюблен, это любому видно, да и она в него тоже. Но она будет ему верным другом, хорошей женой и отличной королевой. А больше пока ничего сказать не могу.
— Больше и не надо. — Лэнниону показалось, что все это время его грудь сдавливал незримый панцирь — и вот доспех снят, и он наконец-то дышит полной грудью. — Ты даже не представляешь, какой камень сняла с моей души.
Мерно покачиваясь в седле, граф Лэннион чувствовал, что готов улыбаться всему окружающему миру просто за то, что этот мир существует. Утро ничем не походило на вчерашний вечер. Вчера Лэннион едва в седле держался от усталости и всерьез подозревал, что с утра и вообще не сможет поставить ногу в стремя без посторонней помощи. Однако сегодня он чувствовал себя невероятно свежим и бодрым, несмотря на то, что спал очень и очень мало. В самом деле — разве он мог уйти от Клари, едва лишь получил ответ на свой вопрос? Ни в коем случае. Это было бы хуже, чем простой невежливостью — это было бы неблагодарностью. И к тому же Одри был так рад вновь увидеть Кларетту! Они едва не половину ночи провели в беседе, болтая обо всем и ни о чем, смеясь и вторя друг другу взахлеб — до тех пор, пока Кларетта не перебила его прямо посреди фразы.
— Знаешь, Одри, — сказала она со своей обычной мягкой решительностью, которой ни один мужчина на памяти Лэнниона еще не сумел воспротивиться, — иди-ка ты спать.
Одри хотел было возразить — спать? здесь? но ведь завтрашнее шествие… но ведь он непременно должен добраться до дома! — как вдруг почувствовал, что никуда не хочет уходить. Не хочет оставлять этот дом, возродившийся к жизни, будто сказочный принц, окропленный живой водой. Ему и самому бы пригодилась хоть малая толика живой воды… нет, но как же глаза слипаются!
Кларетта взяла его за руку, отвела в тепло натопленную спальню, и Лэннион уснул, как убитый, едва коснувшись головой подушки. А утром его ждала не только горячая вода, мыло, острая бритва, завтрак и подогретое вино, но и его полное парадное графское облачение, за которым Кларетта послала, покуда он спал. Клари есть Клари, с нежностью подумал Одри быстро одеваясь. И в тайнах парадного одеяния она разбирается получше любого слуги или оруженосца — впрочем, кому и разбираться в этих хитростях, как не прославленной куртизанке! Клари помогала ему одеться толково и ловко. Сама она была уже полностью одета и вдобавок свежа, как утренняя роса. Не всякая даже и молодая женщина может с утра похвастаться подобным цветом лица. И подумать только — вчера Лэннион вполне мог возвращаться домой другой дорогой и так и не узнать о возвращении Клариссы!
Одри напрасно боялся опоздать. Клари рассчитала время с запасом — еще и потому, что сама она тоже принимала участие в праздничном шествии. Как и когда она успела заполучить приглашение, Лэннион не спрашивал. Да и чему тут удивляться? Ведь Клари уже три дня как вернулась в Лоумпиан… впрочем, Одри всерьез подозревал, что Клариссе Рэйвенсхилл при желании и трех часов достало бы с лихвой, чтобы раздобыть не только приглашение от короля, но хоть бы и самого папу вместе с тиарой, а если понадобится, то и со Святым престолом. Перед обаянием этой женщины никто не устоит, ни бог, ни дьявол. Может, это именно Кларетта договорилась с кем-нибудь из них насчет сегодняшней погоды?
Ведь еще вчера в воздухе носилась мелкая серая хмарь, холодная и отвратительная донельзя; она лезла своими мерзкими ледяными пальцами под любой плащ, под любой мех, щупала лицо, запечатывала дыхание. Изнурительно холодная морось пропитывала одежду насквозь; согреться было положительно невозможно. В такую погоду никакие праздничные шествия не радуют — скорей бы добраться до камина, скинуть с себя отяжелевшее от ледяной сырости платье да хлебнуть горячего! Однако погода решила сделать Джеральду ко дню рождения поистине королевский подарок.
За минувшую ночь сильно похолодало, и ранние заморозки очистили воздух. Недавняя серая хмарь одела Лоумпиан блистающим инеем. Легкий морозец приятно бодрил, солнце ослепительно сияло на глубокой холодной синеве небосклона, заставляя каждый камень мостовой сверкать, словно чистейшее серебро, — нет, ярче серебра и несоизмеримо прекраснее!
Лэннион так и не понял, отчего Джеральд улыбнулся печально при виде сияющего великолепия Лоумпиана и примолвил: «Видно, и впрямь настало время серебра». Но мгновение этой загадочной для Одри мимолетной грусти ушло, растаяло, испарилось под солнцем ликующих возгласов, которыми Лоумпиан приветствовал своего короля и королеву.
Джеральд ехал на Уайтсоррее, королева на соловой кобыле по кличке Искорка. Серебристый жеребец и золотистая кобылица казались в это утро поистине сказочными созданиями. Бет держалась в седле очень прямо, так же прямо, как и Роберт, выбравший для этого шествия громадного вороного жеребца. Рана юноши зажила полностью, но легкая хромота все же осталась, и Берт ее мучительно стеснялся. А вот в седле хромота незаметна — и Роберт де Бофорт как можно больше времени проводил верхом, надо ли, нет ли, носясь по Лоумпиану и окрестностям на самых диких норовом скакунах, каких ему только удавалось отыскать. Ладил он с этими жуткими тварями на удивление неплохо, наездником оказался отменным, ни разу не сбил никого из горожан даже при самой бешеной скачке — так и стоит ли дивиться, что жители Лоумпиана оделяли немалой толикой приветственных криков и брата королевы, такого молодого, красивого, отважного и любезного? Берт улыбался в ответ и ехал дальше, смущаясь с непривычки и отчаянно рисуясь великолепной посадкой и золотыми шпорами.
Праздничное шествие было не столько пышным, сколько радостным. Разве не его величество прогнал гномов? Разве не он разбил наголову вторгшиеся в Олбарию иноземные армии?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16