Мальчишку мастером именовать собрались – а он, видите ли, не желает! Не доволен он, видите ли, собой – ну не доволен, и все тут! Совершенства должного еще не достиг!
При других обстоятельствах Хэсситаю придирчивость ученика к самому себе очень даже понравилась бы. При других – но не теперь! Трижды еще Хэсситай после особо удачных выступлений предлагал Байхину Посвящение в мастера киэн. И трижды наталкивался на спокойный твердый отказ. И как прикажете избавиться от не в меру ретивого ученика? Сонного его связать или затеряться в рыночной толчее? Ох и сдуру же Хэсситай дал слово не сбегать от Байхина! Оставалось последнее средство. И недаром Хэсситай так торопился, словно за ним гнался, как в годы юности, целый отряд королевских ловчих: он мог и не поспеть вовремя.
– А какой он, этот твой приятель? – спрашивал Байхин, поправляя дорожный мешок за спиной.
– Тоже бывший воин, как и я, – ответствовал Хэсситай. – Вот только жизнь ведет оседлую, не в пример мне. Так что он уже не тот, что раньше. Прихварывать стал. То сердце прихватит, то спина заноет… что поделать, все мы не молодеем.
Что верно, то верно. Вот только меньше всего эти слова применимы к Ари. Ари, бывшему его сотаиннику, которого клан сбыл с рук куда подальше. До чего же удачно, что Хэсситай повстречал его в своих скитаниях! В юности они не дружили особенно, хотя и не враждовали – может, оттого, что жили бок о бок? А теперь, когда свидеться им доводилось редко, между ними наладилась крепчайшая дружба. Куда, как не к Ари, может Хэсситай отвести своего настырного воспитанника? И кто, как не здоровяк Ари, с полувзгляда поймет, что должен хвататься за сердце и вообще разыгрывать из себя смертельно больного? Кто другой сможет столь убедительно изобразить полнейшую развалину? Да так, чтобы поднаторевший в актерских уловках Байхин ни на миг не усомнился: старинному другу его наставника требуется помощь и тщательный уход! Хороший он мальчик, добрый, искренний… разве он откажется поухаживать за разболевшимся воином… особенно если наставник с подобающей случаю дрожью в голосе его об этом попросит? Да и Ари навряд ли очень уж огорчится, пропустив ежегодную осеннюю охоту в обществе старого приятеля, – скорей уж его потешит замысел Хэсситая. Дружище Ари, лучший среди его сотаинников мастер преображений, способный неотличимо притвориться кем угодно! Он и притворится… если только Хэсситай поспеет вовремя: с наступлением поры осенней охоты Ари уходил на промысел, никогда его не дожидаясь. Зачем ждать, если все охотничьи угодья ими давным-давно исхожены, все любимые засидки известны наперечет? Старый друг-приятель и сам отыщет его без труда. Обычно Хэсситай так и поступал… но даже Байхин с его беспредельной доверчивостью едва ли примет охотника-одиночку за недужного перестарка. Ох только бы поспеть к сроку. Только бы не опоздать!
Однако Хэсситай опоздал.
Дверь небольшого домика, крытого дерном, была подперта колышком: замков и ключей выученик Ночных Теней не жаловал. Нет такого замка, которого не откроет опытная рука, – так и стоит ли с ним возиться? К тому же место для своего обиталища бывший воин выбрал до того уединенное, да укрыл его до того надежно… если и сумеет чужак его сыскать и поживиться хозяйским добром – так тебе, дуралею, и надо, а вперед наука. А вот если кто из друзей забредет проведать – пусть входит невозбранно. Негоже друзьям томиться на крыльце, отмыкая хитрые запоры. Пусть выдернут колышек и переступят порог, не обинуясь отсутствием хозяина.
Хэсситай этот самый колышек издали углядел – а ведь до уговорного срока оставалась самое малое неделя… неужто он ошибся в подсчете дней? Ну да невелика беда. Главное – придумать, как половчей по первому времени отовраться. А покуда усталый Байхин будет отдыхать с дороги, Хэсситай пробежится по охотничьим засидкам да сыщет Ари. Пожалуй, так оно и лучше… ведь если Хэсситай приволочет из лесу старого друга на себе… несчастного, иззябшего, с подвернутой ногой… тут разве что каменное сердце не дрогнет! А Байхин – парнишка жалостливый.
Однако не суждено было Байхину мягкосердечие свое проявить. Наспех заготовленная ложь замерла у Хэсситая на устах, едва только он дверь открыл. Не где-нибудь – прямо на стене напротив входа наклеил Ари послание для давнишнего друга. И не только Хэсситай, но и Байхин враз его приметил.
Хэсс, старый котяра! – гласили знаки, выведенные со сдержанной изысканностью лучшего среди Ночных Теней каллиграфа. Хэсситай уставился на почерк, за двадцать с небольшим лет не утративший строгого изящества, и судорожно сглотнул.
Хэсс, старый котяра! Премного извини, что не дождался тебя. Не жди меня и ты, если недосуг, – до весны не вернусь: нанялся к двоим оболтусам проводником в горы. Сам понимаешь, зимой на Подветренный Хребет лазить без опытного человека – дело пропащее. Но эти двое не могут ждать. Нужда у них вышла крайняя. В другом разе я бы ни за какие деньги охотой не пренебрег, но ведь не отправлять же людей на верную погибель, так что не обессудь. Можешь у меня зазимовать, а не то так возвращайся к началу лета – буду всенепременно.
И подпись – размашистая закорючка, похожая на пляшущего муравья.
Хэсситай со вздохом провел пальцем по строкам послания, поколупал ногтем краешек… бесполезно. Приклеено насмерть, нипочем не отдерешь. Даже если бы он и вошел в дом прежде Байхина, сорвать письмо со стены не успел бы.
– Прихварывает, значит, – язвительно произнес Байхин. – Сердце у него, бедняги, прихватывает… да и еще хребет ноет… этот… как его… а, Подветренный!
Хэсситай молча опустился на скамью. Что уж тут говорить! Нечего ему ответить, как есть нечего.
– И ведь как здоровьем пошатнулся, страдалец, – вовсе от мучений ошалел: зимой да в горы поковылял!
Байхин гневно рассек ладонью воздух, фыркнул и сел за стол напротив Хэсситая.
– Похоже, нам пришла пора поговорить начистую, – промолвил Байхин. Он сильно побледнел – то ли от гнева, то ли от сознания собственной дерзости.
Хэсситай приподнял было голову, собираясь ответить, – но вновь смолчал.
– Я поначалу думал, что ты ученика брать не хочешь или я тебе не по сердцу пришелся. Света от радости не взвидел, когда ты принялся за меня всерьез…
Хэсситай по-прежнему угрюмо безмолвствовал: ему было чего усовеститься.
– А уж когда ты мне, новичку недоученному, предложил мастером сделаться – в первый раз я мало не разорвался от счастья. Даже подвоха не заподозрил. На второй только раз и понял, что ты опять пытаешься от меня отделаться, только на новый лад.
Хэсситай молча стиснул зубы. Парнишка так жаждал мастерства – и не водой, а отравой утолил наставник эту жажду!
– Не будь мы с тобой друзья, так я бы раньше догадался.
Не вполне веря услышанному, Хэсситай приподнял голову. Если Байхин, несмотря ни на что, не отрекается от их дружбы… может, не все еще потеряно.
– Вот я тебя как друга и спрашиваю: куда это ты наладился в одиночку? – Байхин перегнулся через стол и посмотрел на Хэсситая в упор. – И чем тебе ученик помешает?
– А вот это, – тихо и медленно выговорил Хэсситай, – не твоего ума дело.
Уж если отвадить ученика не удалось, а обманывать поздно – может, прямое оскорбление заставит его отшатнуться?
– Нет, моего! – громыхнул Байхин. – По-твоему, я такой недотепа, что от меня и помощи ждать не стоит?
Его глаза, словно бы выцветшие от гнева, смотрели прямо на Хэсситая – и после стольких недель беспрерывного лганья Хэсситай не осмелился соврать еще раз.
– Нет, – признал Хэсситай, – ты не недотепа. Но…
– А тогда с чего ты забрал себе право решать за меня? – выдохнул Байхин. – Как ты смел отказать мне в праве помочь тебе? Ты что-то опасное затеял, я же вижу. Вот и вздумал от меня избавиться!
Он не кричал – но в голосе его звенела такая ярость, что пострашней любого крика будет.
– Не выйдет! Распоряжаться мной взялся? Да будь ты мне хоть трижды друг и четырежды наставник, а помыкать я собой не позволю, так и знай!
Никогда еще Байхин не разговаривал так со своим наставником! На миг ему показалось, что во взгляде Хэсситая плеснулась ответная ярость, и Байхин закаменел лицом, ожидая пощечины. Но тут глаза Хэсситая округлились, он откинулся назад, пристукнул кулаком по столу и от души расхохотался.
Байхин вздрогнул, будто его и впрямь по лицу ударили, приоткрыл рот, ошеломленно икнул неправдоподобно тоненьким голоском – и вдруг захохотал вместе с Хэсситаем, сам не зная отчего.
– Ах ты котеночек приблудный! – стонал Хэсситай, утирая выступившие от смеха слезы. – Громко же ты мяукать выучился… и коготки у тебя остренькие!
Он провел рукой по лицу и как-то разом посерьезнел, только в уголках глаз еще притаилась тень улыбки.
– Теперь только вижу, как я был прав, когда назвал тебя мастером, – задумчиво промолвил Хэсситай. – Ученик на такое не способен.
Говорил он на сей раз совершенно искренне, без всякой задней мысли – не то что раньше. И Байхин разницу почувствовал – но не пал себе и мгновенной передышки, чтобы порадоваться. Нет, он упрямо гнул свое.
– Значит, ты понял, что тебе от меня не отделаться? – заключил он. – Может, хоть теперь скажешь, куда и зачем мы направляемся?
Мы, видите ли! Мы!!! Ах ты котеночек шкодливый!
– После, – туманно пообещал Хэсситай. – Не стоит времени терять. Как-нибудь по дороге расскажу.
– Темнишь? – жестко усмехнулся Байхин. – Небось все еще надеешься по пути от меня избавиться?
– Надеюсь, – с обескураживающей прямотой признался Хэсситай.
– Даже и не думай, – уверенно посулил Байхин, взваливая на плечо свой дорожный мешок.
* * *
Хэсситай сидел спиной к костру, угрюмо уставясь в ночной сумрак, словно бы там, в темноте, творилось нечто несказанно интересное и притом видимое лишь ему одному. На самом-то деле ему просто не хотелось оборачиваться. Не хотелось смотреть на веселые язычки пламени… на быстрые движения рук Байхина, вовсю занятого стряпней… на его невозмутимое лицо. Впервые за все время их знакомства Хэсситай предоставил ученику полную волю и в хлопоты его не вмешивался. Сколько суровых слов было им говорено о том, что только мертвый киэн не в силах сам себя обиходить, – и вот он сидит сложа руки, а Байхин готовит ужин и себе, и наставнику. Добился-таки своего! С бою взял заповеданное обычаем право.
А теперь-то ты что скажешь, Хэсситай? Твоим, и только твоим, попущением этот мальчишка отправляется на погибель вместе с тобой. И ты никак ему не воспрепятствовал. А ведь мог. Даже и тогда, когда, уповая застать дома Ари, ты нашел взамен весточку от него. До сих пор ты убеждал, обманывал, оскорблял – но мог ведь и силу применить. Ту силу, что неведомо для Байхина сотрясала домишко Ари, покуда вы оба хохотали, будто умалишенные. А сам ты точно и впрямь ума лишился! И что тебе стоило принудить Байхина силой своей магии? Ничего бы он не понял… где уж ему! Никто бы на его месте не понял. Вы смеялись оба… редко ты бывал настолько силен – и не пустил свою силу в ход. Словно затмение на тебя нашло.
Да нет, не затмение. Скорей уж наоборот. Будто спала с глаз пелена, и смотришь ты с гадливым содроганием на дело рук своих – и самому не верится, что сотворил эту мерзость.
А ведь мерзость, иначе и не скажешь. И не отговоришься, что, мол, в неведении своем… какое там неведение! Лучше любого другого ты знаешь, что сделал. То самое, что когда-то совершили с тобой. Ты предал своего ученика.
Да, ты не называл его предателем. Ты не пускал убийц по его следу. Ты не приходил за его головой. Но Байхин доверился тебе точно так же, как доверялся и ты сам, – безоглядно и безоговорочно. И ты точно так же обманул его доверие.
Да, конечно, ты можешь не кривя душой сказать, что лгал из лучших побуждений. Спасти его хотел… уберечь… молодость его пожалел. Но он тебе верил – а ты обманывал его с первого дня, с первого часа. Все это время ты только и делал, что предавал его доверие. Сладко ли быть обманутым, Хэсситай? Вот теперь ты точно знаешь, что и обманщиком быть несладко.
Вот потому ты и не воспользовался своей силой. Вся твоя предыдущая ложь замкнула тебе уста. А если бы у тебя и достало бесстыдства попытаться, ничего бы не вышло: что на свете правдивей смеха? А правда беспощадна. Как был беспощаден и ты сам, когда, потеряв голову от горя и гнева, выкрикивал правду в лицо мастера Хэйтана. Байхин, надо признать, поступил с тобой куда милосердней, чем ты сам когда-то…
Байхин подошел мягким неслышным шагом, протянул Хэсситаю прутик с нанизанными кусочками жареного зайца, сел рядом с наставником спиной к костру и снял со своего прутика зубами горячую зайчатину. Хэсситай последовал его примеру. Есть ему совсем не хотелось – но растревоженная совесть не позволяла отказаться от ужина.
– Совсем даже недурной заяц, – прожевав, заметил Байхин. Хэсситай кивнул.
– Ты был прав, без ужина мы в здешних лесах не остались, – продолжал Байхин, помахивая прутиком, чтобы мясо поскорей остывало.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57