Седой ругался ненамного тише. Семёнов отдавал какие-то распоряжения по рации и радиотелефону одновременно. Коля-"афганец" побежал к белому «Мерседесу», самой быстрой из наших машин.
— Что его спугнуло? — спросил я у Седого, когда тот перестал ругаться.
— Какой-нибудь условный знак отсутствовал, — ответил тот. — Я тоже виноват, не догадался спросить у пленных, их сразу увезли. — Воспользовавшись отсутствием Семёнова, он тихо добавил. — Сейчас наступает опасный момент. Держись поближе ко мне и сам будь настороже.
— Что ещё? — удивился я.
— Мы отдали деньги, а товар убежал. Возвращать уже полученные деньги — в тысячу раз тяжелее, чем просто отказаться от искушения. Что может влезть к Семёнову в голову?
Действительно, вернувшийся Семёнов выглядел довольно мрачным. И закинул удочки в неожиданном направлении.
— У твоих знакомых есть какие-то связи в ВВС? — спросил он у меня. — Если послать за Большим вертолёты, какой-то шанс сохраняется.
Я задумчиво посмотрел на Седого. Ему мои «связи» были хорошо известны. Что бы такое придумать?
— На какой машине он был? — спросил Седой.
— Ребята говорят — на «Волге», — ответил Семёнов. — Но двигатель там другой, не от «Волги». И по звуку слышно, и по рывку видно.
— Вот что, — я решил немного разрядить ситуацию. — Деньги назад я не требую. Считайте, что получили беспроцентный кредит. На…. на… ну, потом уточним. А вот с кем я бы не хотел связываться — так это с армией. Они так любят, когда их на чем-нибудь ловят… Потому я и ищу сейчас эти три боеголовки, как частная лавочка. Вдруг военные захотят замять дело?
Седой посмотрел на меня, как на последнего идиота (какие, к чёрту боеголовки?). Так и надо. Пусть Семёнов считает меня проболтавшимся идиотом, я согласен.
Первым делом после возращения я наведался на четвёртый этаж. Искал родителей Вальтера. При этом рискнул даже постучаться в квартиру, где жили Сильвия с Рутой, хотя до конца и не избавился от подозрения, что это именно они упекли меня в принудительную ссылку к скелетам и шулу. Увы, никого. Четвёртый этаж словно вымер. Ни одного человека! В каких вариантах их носит? Но, надо признать, я уже давно, сразу после возвращения, заметил, что с Домом происходит нечто странное. Поначалу я все списывал на счёт своего отвыкшего от обычной жизни взгляда. Нет, дело было не во взгляде. Дело было в жильцах, которые, по каким-то своим причинам, потеряли интерес к пребыванию с Санкт-Петербурге. Я даже немного пофантазировал. Может быть, именно так и происходить перемещение Дома из одного города в другой? Никакого «собрания жильцов», никакого голосования. Просто базовый город перестаёт интересовать обитателей Дома, они перестают в нём появляться и… Что "и"? Дальше я не продумал, но очень просто предположить, как Дом, исчезнув в Санкт-Петербурге, появляется в другом городе. Может быть, именно я своим регулярным верчение-кручением в районе Питера удерживая серую махину от перебазирования в… Вашингтон?
Нахождение Вальтера в Доме было чревато непредсказуемыми сюрпризами. Поэтому после плотного завтрака с обильным кофепитием (уж больно ночь выпала бессонная) я вышел в Ригу. Разумеется, с Седым и насильно покормленным мальчишкой.
На такси мы подъехали к какому-то мощному кирпичному гаражу с металлическими дверями. Седой влез в потрёпанную «Ладу», долго прогревал двигатель. За это время я успел надавать ему поручений. Следовало тщательно сторожить мальчишку, найти и арендовать одноэтажный домик без малейших признаков лестницы в конструкции, нанять специалистов, которые могли бы излечить Вальтера от пагубного пристрастия… Целое дело. Такому лентяю, как я, не пристало углубляться в детали.
Седой подбросил меня до своей конторы и там начальственно разрешил Свете оставить работу для серьёзного разговора со мной. Девушка выглядела недовольной моим визитом, но не напуганной, как если бы она сотрудничала с Семёновым с целью моего похищения. Я подходил и так, и сяк — она отказывалась говорить, в чём была причина её странного поведения.
Психолог из меня плохой. Специалист по допросам — ещё хуже. Я не выдержал и ляпнул, что если она отказывается от объяснения, я сейчас пойду к Седову и скажу, что подозреваю его секретаршу в работе на конкурентов.
Света посмотрела на меня ненавидящим взглядом.
— Ну, хорошо, — сказала она. — Слушай. У тебя настоящий талант все портить. Ты так хорошо начал, ты понравился мне с самого первого своего появления. И нравился больше с каждой нашей встречей. Но одновременно я замечала, что с тобой что-то не то. У тебя какая-то редчайшая форма эгоизма. Я даже могла бы понять, будь у тебя элементарное мужское желание переспать со мной и смыться.
Я хотел сказать в своё оправдание, что желание было, даже смываться я не особенно собирался. Потом передумал. А Света продолжала.
— Но твой эгоизм другой. Я даже не могу объяснить, я чувствую. У меня дурацкое ощущение, что ты — инопланетянин и отношение ко мне и другим людям у тебя — как к подопытным животным. Или вроде этого. И одновременно меня тянуло к тебе. Я не знала, что творится, психовала. Пора было делать какой-то ответственный шаг, а я не решалась. Из-за этого злилась. Спасибо, теперь ты все решил за меня. Иди, пожалуйста.
— Извини, — сказал я. Это недоразумение. Забудь, извини.
И пошёл, как оплёванный.
17. Попытка подведения итогов.
Я — не большой любитель спиртных напитков. В мире скелетов я даже чуть было совсем не отвык от алкоголя. Ну, а пить в одиночестве — просто из ряда вон. Но я пил. Выставил на стол батарею «Финикии», заказал Дому цыплёнка, жаренного на вертеле, и засел за трапезу.
Мне хотелось накушаться и отключиться, погрузиться в сыто-пьяное оцепенение, когда чувство вины и осознание собственного ничтожества вязнут в алкогольном дурмане и перестают жалить. Но получалось наоборот. Выпив, я стал ещё более самокритичным. Света, обругав меня, столкнула камень, потащивший за собой целую лавину, Моя жизнь разваливалась на несколько слабо стыкующихся друг с другом кусков. Первый, самый длинный — образцово-показательное советское детство и отрочество. Второй — яркий короткий период в несколько месяцев, когда я приобрёл власть над Домом и, на фоне отцовской борьбы с мусульманами, пережил некоторое количество приключений. Третий — жизнь в мире скелетов, которую можно было назвать так: «человек-растение в стране кошмаров». Четвёртый — вот он я, сейчас, во всей красе: «Сергей Кононов против мусульманского подполья в поисках супербомбы».
Что я мог сказать об этих периодах? Первый — черт с ним, под опекой и защитой любящего отца я жил вместе со всей Страной Советов и даже не знал толком, что такое жизнь. Второй — простительно для молодого парня, мгновенно взлетевшего к вершине власти. Тем более, там у меня было несколько интересных находок.
С присущей пьяным нелогичностью, я не стал обдумывать третий и четвёртый периоды. Я перешёл конкретно к упущениям.
Сбежал Бахтияр. Опаснейший убийца оказался предоставлен самому себе. Где-то в дебрях исламского мира лежит и дожидается своего часа чудо-бомба, выхода на которую я лишился с исчезновением Бахтияра. И ещё — я полное дерьмо, как говорит Света, умная девушка, которая мне так внезапно понравилась. А раз она умная, то все, что она говорила — правда. Ну…
Я сидел, обхватив голову руками. воспоминания смешались и стыковались совершенно неупорядоченно. Мои попытки ухаживать за девчонками в школе, секс-марафон на пляжах Феодосии и… чудовище-шулу, с которой мне предлагал переспать мой сосед по шалашу. Грязное рубище, в котором я делал вылазку в Персию, и чистые простыни на широкой кровати, где мы нежились с Рутой.
И тут меня как громом поразило. У меня же ещё одна подруга могла быть … Там, в варианте Медведя, приятнейшая девушка лет двадцати, недавно приехавшая из воюющей Германии и подрабатывавшая уборкой комнат в моём коттеджике. Она так преданно на меня смотрела, когда случайно заставала дома! Я бы даже сказал — нежно смотрела. Жаловалась на свою тяжёлую судьбу на смешном исковерканном испанском. Почему я и тогда оказался такой бесчувственной скотиной? Ведь мог же помочь и … приласкать. И сам найти ответную ласку, понимание. Как мне её найти? Номер её телефона висел на видном месте, рядом с номерами пожарных и контрразведки. Как же её звать? Забыл, черт. Сейчас схожу, посмотрю…
Я привёл в порядок одежду, вышел на лестницу и двинулся в вариант Медведя. Я шёл, шёл, и… обнаружил себя уже в Хевронском отделении контрразведки. Вот, занесла нелёгкая на пьяную голову!
Ноги сами вывели меня в коридор, где находился кабинет Моше. Я чуток поднапрягся и вспомнил, что кроме безымянной любимой девушки посеял в этом месте ещё двух нелюбимых арабов. Один из них мне точно не нужен. А вот второй должен был либо умереть, либо очухаться. Что он скажет очухавшись?
Без всяких бюрократических процедур я ввалился в кабинет к Моше, плюхнулся на край стола и поздоровался. Моше принюхался и страдальчески сморщил лицо. Кабинет у мужика был маловат, ещё немного — и он окосеет.
— Что случилось? — спросил бывший опекун. — У тебя какой-то праздник?
— Именно так! — язык говорил сам, без моего участия. — У нас праздник. Задание выполнено, вам ничего не грозит. Я уничтожил связь Бахтияра с другими мирами. И с вашим, и с тем, где делают супероружие.
— А сам Бахтияр?
— Опять ушёл. Но ненадолго.
— Ясно… А бомба?
— Ищу, ищу. У вас сидит один мужик, который может мне помочь. Джаббар?
— У нас два твоих ублюдка.
— Одного я вам дарю. Мне нужен Джаббар. Тот, которого потоптал бешеный пустынный еврей.
Моше посмотрел на меня странным взглядом. Моя манера изъясняться была ему не очень привычна.
— Бери двоих, — сказал Моше. — Первого убивать вроде не за что, отпускать нельзя, а кормить — жалко денег. Только двоих.
— Я его тут же отпущу.
— Только попробуй!
Мне в голову пришла замечательная пьяная идея. Я засмеялся, довольный, и заявил:
— Веди двоих. Я уведу их по частям.
— Что-о?
— Сначала первого, потом второго.
Моше пожал плечами и снял телефонную трубку. А я попытался сосредоточиться.
Халед Шараф выглядел прекрасно. При виде меня он почему-то испугался. Почувствовал, тварь, ещё что-то, кроме винных паров. А тут и Фарука Джаббара ввели, с загипсованной ногой, на костыле, с наклейками пластыря на лице. И осанка у него была какая-то неестественно напряжённая. Уж не из-за переломанных ли рёбер?
Халед при виде искалеченного соратника окончательно приуныл. А тут я подошёл к нему и похлопал по плечу.
— А! Это ты говорил, что любишь иврит?
— Да, я…
— Пошли.
Я обнял ничего не понимающего араба, как брата, опёрся на него всем своим центнером, включавшим и несколько бутылок, и жареную курятину. Так мы, подобно сиамским близнецам, вышли в коридор, а потом на лестницу. Ещё через несколько секунд мы были на Лестице. И здесь начали овеществляться мои фантазии. Мне понравилась идея перил без украшений, но с узорной решёткой. А если ещё представить, что орнамент составлен из ивритских букв… Кое-какие я успел запомнить. Самые симпатичные. Шин, мем, айн. Я открыл прищуренные глаза. Красивый орнамент получается из ивритских букв…
Вместе с арабом мы вышли на улицу. Небо хмурилось, дул холодный ветер. Я глянул на дома и содрогнулся. Два ближайших здания словно составили из кубиков. Множество кубиков отсутствовало, и сквозь здания вполне можно было смотреть. Как они не рушились?
Местный Дом значительно отличался от нашего Дома, но не пристало мне обращать внимание на всякие мелочи. Главное, чтобы назад вывел.
— Я тебя отпускаю! — моё торжественное заявление повергло Халеда в состояние ступора. Уже поднимаясь по Лестнице, я вспомнил, что не снял с него наручники. Ничего. Разберётся без меня.
— Где он? — спросил Моше, когда я вернулся за Джаббаром.
— В лучшем из миров.
Моше окинул меня взглядом в поисках какого-либо орудия убийства. Я, тем временем, подошёл к Джаббару, отложил его костыль в сторону и сказал:
— Пошли. Я буду твоим костылём…
— Постарайся сюда больше не возвращаться! — крикнул вдогонку Моше.
Я хотел сплюнуть на пол, но передумал и вежливо попрощался Правоверный мусульманин Фарук Джаббар не мог дышать со мной одним воздухом, иначе ему пришлось бы нарушить запрет на употребление алкогольных напитков. Он старательно отворачивал голову в сторону, а я это никак не мог удержать в памяти. В результате раза четыре задел Джаббаровой головой о стены и дверные косяки.
Костыль из меня получался неважный. Успокоился ливанец только в маленькой комнатке, которую я вообразил в недрах своей квартиры и определил как камеру предварительного заключения.
Оставив Джаббара, я кинулся в Ригу. Связался с Седым и через час встретился с ним.
— Последний шанс, — сказал я. — Если мужик, который сидит у меня в доме, не знает, где бомба — никто не знает.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43