Мне надо было сообщать
Джипу, и быстро, а я и так уже допустил, что одни сутки была упущены. К
тому времени, когда я добрался до Дунайской улицы, солнце уже скрылось за
высокими зданиями, и я мчался в гущу теней. Здесь все выглядело обыденным,
как никогда, за верхушками крыш не было никаких мачт. Меня мучили
сомнения, но я продолжал ехать вперед.
Шины моего автомобиля настойчиво, как барабан, стучали по булыжнику,
звук эхом отдавался среди бурых потрескавшихся стен. Я свернул на Тампере
- вид у нее был такой, словно там так и летала все та же грязная бумага,
но в этот раз я не стал останавливаться. Мне казалось, я сообразил, в
какой стороне должны быть доки, но, как выяснилось, все было не так
просто. Улица с односторонним движением погнала меня метаться, как мячик,
по туманным безликим боковым улочкам, и я потерял дорогу так же, как
тогда, когда бродил здесь пешком. Часто я проезжал мимо узкого поворота, и
мне казалось, что там, дальнем конце, я что-то видел краем глаза, но когда
я сворачивал на следующем, оказывалось, что он беспросветно ведет кругом и
в другом направлении. Либо я притормаживал, разворачивался и въезжал в тот
поворот, что казался мне нужным, но обнаруживал только, что отблеск света,
который я принял за море, был отражением света, проникавшего из
зашторенного окна, а красная вспышка, так похожая на вывеску таверны,
оказывалась лишь забытой старой афишей, хлопавшей по стене. Когда,
наконец, одна такая улочка выплюнула меня на более широкую дорогу, которую
я заметил раньше, оказалось, что это все та же Дунайская улица, только
значительно дальше за улицей Тампере. А там, под сияющим рыжим уличным
фонарем, висела блестящая новенькая бело-коричневая вывеска для туристов,
которую в свой первый приезд сюда я мог бы увидеть, только если бы проехал
дальше: К ГАВАНИ.
Почему-то от ее вида сердце у меня еще больше упало. Но я повернул
туда, куда показывал знак, и поехал дальше. Ехал я до тех пор, пока
совершенно неожиданно мрачные стены впереди не исчезли, и Дунайская улица
вышла на небольшую аккуратную круглую площадку с яркими огнями,
растениями, высаженными в бетонных тумбах, и голубыми знаками стоянки,
разбегавшимися во всех направлениях. А за ней, в обрамлении ряда зданий,
просто-таки сверкавших в последних лучах солнца отчищенным камнем и свежей
краской, находился док, где не было кораблей, зато висели белые цепи,
такие же, какие можно увидеть в пригородных садиках. Я подъехал туда, к
свободной стоянке, и вышел из машины. Я оглядел док в том месте, где он
выходил в открытое море, но воды его были пусты. В поле зрения не было ни
одного корабля - только склад, на верхнем этаже которого я разглядел
розовую неоновую вывеску диско-клуба. Морской ветер был приправлен пылью с
окруженного лесами здания, находившегося за моей спиной, и запахом
застоявшихся специй из расположенного неподалеку индийского ресторана. Я
нашел только то, что за чем гонялся в тот прошедший вечер, но сейчас это
казалось почти насмешкой, своего рода приговором.
Просите - и дастся вам; ищите - и обрящете. Что я же я нашел здесь в
тот памятный вечер? Галлюцинацию? Призрачную мечту? В глубине души я не
был даже уверен, что она существовала; мои воспоминания об этом были
смутными. И все же мои ощущения кричали, что она где-то здесь, что я
должен найти дорогу назад, пока еще не поздно. Я лихорадочно боролся со
снедавшими меня сомнениями. Но что я мог сделать? Я снова был ребенком,
снова заблудился. Меня отрезали.
3
Это место...
Всего два дня назад оно бы мне понравилось. Возможно, я бы даже зашел
взглянуть, что представляет из себя этот диско-клуб; он выглядел стильным
и современным. Разумеется, от этого коктейли не стали бы менее
обжигающими, а дурацкие удары музыки - менее оглушительным, зато публика
была бы как бы более размытой, и не было бы нужды разговаривать. Глаза в
глаза, тело к телу - все просто: никаких избитых фраз, показного внимания,
привычной лжи. Тем, кто приходил туда, так больше нравилось: короткая,
потная, бессонная ночь, размазанный грим и животные запахи, а если все
пойдет как надо - завтрак вдвоем. С девушками, которые сначала вешали свою
одежду, такие вещи проходили лучше всего; это я давно заметил.
Координатами обменивались легко, без всяких обязательств, между поцелуями;
не было никакой необходимости звонить еще раз, и в те дни я звонил редко.
Это была не любовь - ну так что? Любовь - это не для всякого. Во всяком
случае, в отличие от многих других вещей, все было честно. По крайней
мере, это никому не причиняло боли.
Но сейчас от одной мысли о таком месте и обо всем, что ему
сопутствовало, мне становилось тошно. Уже один вид всей этой мишурной
улицы был испытанием для моего рассудка. Само ее существование, казалось,
ужасно противоречило тому, с чем я столкнулся в ту ночь, независимо от
того, романтизировать это или нет. Мне надо было либо выбираться отсюда,
либо поверить... Или уж ничему не верить и ничему не доверять, во всяком
случае, своим чувствам. Я забыл о машине; я тупо брел через дорогу, мне
повезло, что она была пуста. Если бы кто-то увидел меня в тот момент,
наверняка решил бы, что я пьян. Я благодарно погрузился в спасительную
темноту распахнутой пасти улицы, как раненное животное, отчаянно
стремящееся спрятаться. Мои пальцы скользнули по все еще свежей краске
оконной рамы и дотронулись до изношенного камня позади нее. Я моргнул и
огляделся. Теперь, когда солнце зашло, улица была узкой и темной, и это
придавало ей еще большее сходство с теми, по которым я пробирался в ту
странную ночь. Тени прятали то, что с ней стало, слабый отблеск звездного
света, защищенный от резкого уличного освещения, снова окутал ее покровом
тайны. Я оглянулся и рассмеялся над таким контрастом: вся новизна казалась
лишь фасадом, тонким цветистым слоем, покрывавшим то, что лежало под ним в
действительности. И вдруг мне стало не так уж трудно вновь поверить в
себя. Как и предсказывал Джип, я вернулся.
Как предсказывал Джип... но что же он еще сказал? "...спроси
Джипа-штурмана, ладно?" Я вдруг совершенно отчетливо вспомнил его слова,
так, словно снова услышал их: "Спрашивай любого, меня все знают..." Что ж,
это должно быть достаточно просто. Однако меня как-то не прельщало искать
его прямо здесь, во всяком случае, в одном из этих нарядных бистро, они
ему явно не подходили. Но в дальнем конце улицы тусклым желтоватым светом
светились какие-то окна. Должно быть, там что-то есть.
Это оказалась пивная, не очень большая и уж никак не
реставрированная. На самом деле вид у нее был самый что ни есть
изношенный. Она находилась на углу улочки, ее можно было узнать по
вычурной вывеске из покрытой глазурью мозаики эдвардианской эпохи,
пурпурно-синего цвета, совершенно потрескавшейся и грязной; и покрытым
пятнами застекленным окнам, таким же закопченным и тусклым, испещренным
надписями, рекламировавшими эль стоимостью в сорок шиллингов,
изготовленный на позабытых пивзаводах. Пробивавшийся оттуда свет был
ярким, доносившиеся голоса - хриплыми; по виду это было крутое местечко, и
я занервничал. Однако отсюда можно было хотя бы начать поиски. Выцветшая
дверь жалобно взвизгнула, когда я открыл ее и ступил в облако удушливого
дыма.
Я почти ждал, что разговоры прекратятся, однако, похоже, никто не
обратил на меня ни малейшего внимания. Что было даже к лучшему, поскольку
в этом обществе, в этом заплеванном и пыльном месте моя элегантная белая
куртка с отделкой из серого меха представляла собой такой же резкий
контраст с одеждой окружающих, как и всеми позабытый электронный пресс для
выжимки сока, поблескивавший в дальнем конце бара. Флюоресцирующий свет
слишком безжалостно высвечивал помещение - потрескавшийся виниловый пол во
всем его выцветшем великолепии, желтые от дыма стены, морщинистые, как
грецкий орех, лица стариков, составлявших большую часть его посетителей,
по виду пожилых рабочих, сгорбившихся и поникших в своих грязных
дождевиках. И кстати, по-видимому, еще и глуховатых, поскольку громкие
голоса принадлежали именно им; несколько мужчин помоложе, этакие
пятидесятилетние версии того же типа, сидели, мрачно созерцая их, как
видение собственной судьбы. У двери кучка задиристых подростков
накачивалась элем из банок и орала друг на друга стонущими голосами. Я
собрался с духом и протолкался мимо них к бару. Крупный, похожий на быка
хозяин подал мне скотч в стакане, потускневшем от вечного мытья, и
наморщил лоб, когда я спросил его, не было ли здесь парня по имени Джип.
- Джип? - с минуту он смотрел на меня большими невыразительными
бычьими глазами, затем повернулся к постоянным посетителям, опираясь на
стойку, покрытую облупившимся лаком: - Тут джентльмен спрашивает Джипа -
может, кто знает такого?
- Джип?
Старики повернули головы и забормотали, передавая друг другу имя.
Морщины стали глубже, одна-две головы отрицательно качнулись, остальные,
казалось, были менее уверены. Однако никто ничего не сказал, и хозяин уже
поворачивался ко мне, пожимая плечами, как вдруг один старикан, сидевший
сгорбившись у газовой батареи, более морщинистый и загорелый, чем
остальные, неожиданно вставил:
- Да ему, никак, Джипа-штурмана надобно?
На минуту воцарилось молчание. А потом раздался нестройный хор - все
поняли, о ком идет речь, и морщины на лбу хозяина разгладились.
- А, этот? Что-то давненько я его не видал. Хотя...
И я был поражен, насколько сразу изменилась обстановка, словно
преобразившись от легкого движения света. Казалось, все осталось на своих
местах, но заблестело, как мрачная картина, неожиданно получившая хорошее
освещение. Каким-то образом вся эта хмурая картина ожила, словно некая
атмосфера раздвинула границы мрака и депрессии и сделала ее почти
доброжелательной, уютной, безопасной - центром своего собственного
маленького сообщества. Создавалось такое впечатление, словно я смотрел на
нее глазами старика:
- Да тут он где-то, наверняка!
- Может, на Дурбан-уок...
- Вчерась видал его у старика Лео...
Люди тоже переменились, ожили, бодро давая мне идеи и указания, где я
мог попытаться найти Джипа. Не только я заметил перемену обстановки; юнцы
тоже уставились на стариков во все глаза, словно те превратились в
берсерков, - и на меня тоже. Наконец, согласие было достигнуто: Джип почти
наверняка ужинает в "Русалке". Однако мне надо бежать, если я хочу застать
его до того, как он уйдет на работу. Я так и поступил: вылетел из этой
пивной скорее, чем кто-либо за многие годы, впрочем перед этим я все же
расправился с виски.
Данные мне указания, к счастью, были на редкость четкими, к тому же у
меня хватило ума не возвращаться за машиной. Я помчался вокруг аллеи,
затем по улице, до тех пор, пока не обнаружил, что скольжу по самым
грязным булыжникам, какие мне только доводилось встречать, а затем я
увидел перед собой на узкой улочке допотопное строение, на удивление
похоже на пивную, из которой я только что вышел; ее фасад был настоящим
деревянно-кирпичным, не какой-нибудь подделкой в стиле Тюдоров. Бриз с
моря был освежающим, если можно вообще применить это слово к чему-то,
колебавшему в воздухе столь разнообразные зловонные запахи. На
поскрипывающей вывеске качалось грубое изображение русалки, как всегда,
длинноволосой и с обнаженной грудью, увенчанной остроконечной короной, с
раздвоенным хвостом. Названия не было, но оно было и не нужно.
Я подошел к двери, выяснил, что она открывается наружу, и спустился
по деревянным ступенькам в дымное помещение, заставленное столами и
освещавшееся, как мне показалось, только великолепным камином в конце
зала. Выглядело заведение довольно грубым, зато раз в десять более
оживленным, чем то, другое. Длинные столы были забиты пьющими людьми, в
большинстве своем походившими на художников, с длинными волосами, странно
подвязанными кверху; они шумно спорили, стучали костями, перебрасывались в
карты и поднимали кружки, которые, похоже, были сделаны в незапамятные
времена. Настоящая пивная, судя по всему. Не говоря уже о том, что они
торговались по поводу каких-то таинственных кип листов, лежавших на
столах, курили длинные трубки, читали друг другу вслух что-то написанное
от руки или грубо напечатанное на бумаге - при этом они, зачастую
одновременно с делом, крепко прижимали к себе или лапали женщин весьма
примечательной внешности.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61
Джипу, и быстро, а я и так уже допустил, что одни сутки была упущены. К
тому времени, когда я добрался до Дунайской улицы, солнце уже скрылось за
высокими зданиями, и я мчался в гущу теней. Здесь все выглядело обыденным,
как никогда, за верхушками крыш не было никаких мачт. Меня мучили
сомнения, но я продолжал ехать вперед.
Шины моего автомобиля настойчиво, как барабан, стучали по булыжнику,
звук эхом отдавался среди бурых потрескавшихся стен. Я свернул на Тампере
- вид у нее был такой, словно там так и летала все та же грязная бумага,
но в этот раз я не стал останавливаться. Мне казалось, я сообразил, в
какой стороне должны быть доки, но, как выяснилось, все было не так
просто. Улица с односторонним движением погнала меня метаться, как мячик,
по туманным безликим боковым улочкам, и я потерял дорогу так же, как
тогда, когда бродил здесь пешком. Часто я проезжал мимо узкого поворота, и
мне казалось, что там, дальнем конце, я что-то видел краем глаза, но когда
я сворачивал на следующем, оказывалось, что он беспросветно ведет кругом и
в другом направлении. Либо я притормаживал, разворачивался и въезжал в тот
поворот, что казался мне нужным, но обнаруживал только, что отблеск света,
который я принял за море, был отражением света, проникавшего из
зашторенного окна, а красная вспышка, так похожая на вывеску таверны,
оказывалась лишь забытой старой афишей, хлопавшей по стене. Когда,
наконец, одна такая улочка выплюнула меня на более широкую дорогу, которую
я заметил раньше, оказалось, что это все та же Дунайская улица, только
значительно дальше за улицей Тампере. А там, под сияющим рыжим уличным
фонарем, висела блестящая новенькая бело-коричневая вывеска для туристов,
которую в свой первый приезд сюда я мог бы увидеть, только если бы проехал
дальше: К ГАВАНИ.
Почему-то от ее вида сердце у меня еще больше упало. Но я повернул
туда, куда показывал знак, и поехал дальше. Ехал я до тех пор, пока
совершенно неожиданно мрачные стены впереди не исчезли, и Дунайская улица
вышла на небольшую аккуратную круглую площадку с яркими огнями,
растениями, высаженными в бетонных тумбах, и голубыми знаками стоянки,
разбегавшимися во всех направлениях. А за ней, в обрамлении ряда зданий,
просто-таки сверкавших в последних лучах солнца отчищенным камнем и свежей
краской, находился док, где не было кораблей, зато висели белые цепи,
такие же, какие можно увидеть в пригородных садиках. Я подъехал туда, к
свободной стоянке, и вышел из машины. Я оглядел док в том месте, где он
выходил в открытое море, но воды его были пусты. В поле зрения не было ни
одного корабля - только склад, на верхнем этаже которого я разглядел
розовую неоновую вывеску диско-клуба. Морской ветер был приправлен пылью с
окруженного лесами здания, находившегося за моей спиной, и запахом
застоявшихся специй из расположенного неподалеку индийского ресторана. Я
нашел только то, что за чем гонялся в тот прошедший вечер, но сейчас это
казалось почти насмешкой, своего рода приговором.
Просите - и дастся вам; ищите - и обрящете. Что я же я нашел здесь в
тот памятный вечер? Галлюцинацию? Призрачную мечту? В глубине души я не
был даже уверен, что она существовала; мои воспоминания об этом были
смутными. И все же мои ощущения кричали, что она где-то здесь, что я
должен найти дорогу назад, пока еще не поздно. Я лихорадочно боролся со
снедавшими меня сомнениями. Но что я мог сделать? Я снова был ребенком,
снова заблудился. Меня отрезали.
3
Это место...
Всего два дня назад оно бы мне понравилось. Возможно, я бы даже зашел
взглянуть, что представляет из себя этот диско-клуб; он выглядел стильным
и современным. Разумеется, от этого коктейли не стали бы менее
обжигающими, а дурацкие удары музыки - менее оглушительным, зато публика
была бы как бы более размытой, и не было бы нужды разговаривать. Глаза в
глаза, тело к телу - все просто: никаких избитых фраз, показного внимания,
привычной лжи. Тем, кто приходил туда, так больше нравилось: короткая,
потная, бессонная ночь, размазанный грим и животные запахи, а если все
пойдет как надо - завтрак вдвоем. С девушками, которые сначала вешали свою
одежду, такие вещи проходили лучше всего; это я давно заметил.
Координатами обменивались легко, без всяких обязательств, между поцелуями;
не было никакой необходимости звонить еще раз, и в те дни я звонил редко.
Это была не любовь - ну так что? Любовь - это не для всякого. Во всяком
случае, в отличие от многих других вещей, все было честно. По крайней
мере, это никому не причиняло боли.
Но сейчас от одной мысли о таком месте и обо всем, что ему
сопутствовало, мне становилось тошно. Уже один вид всей этой мишурной
улицы был испытанием для моего рассудка. Само ее существование, казалось,
ужасно противоречило тому, с чем я столкнулся в ту ночь, независимо от
того, романтизировать это или нет. Мне надо было либо выбираться отсюда,
либо поверить... Или уж ничему не верить и ничему не доверять, во всяком
случае, своим чувствам. Я забыл о машине; я тупо брел через дорогу, мне
повезло, что она была пуста. Если бы кто-то увидел меня в тот момент,
наверняка решил бы, что я пьян. Я благодарно погрузился в спасительную
темноту распахнутой пасти улицы, как раненное животное, отчаянно
стремящееся спрятаться. Мои пальцы скользнули по все еще свежей краске
оконной рамы и дотронулись до изношенного камня позади нее. Я моргнул и
огляделся. Теперь, когда солнце зашло, улица была узкой и темной, и это
придавало ей еще большее сходство с теми, по которым я пробирался в ту
странную ночь. Тени прятали то, что с ней стало, слабый отблеск звездного
света, защищенный от резкого уличного освещения, снова окутал ее покровом
тайны. Я оглянулся и рассмеялся над таким контрастом: вся новизна казалась
лишь фасадом, тонким цветистым слоем, покрывавшим то, что лежало под ним в
действительности. И вдруг мне стало не так уж трудно вновь поверить в
себя. Как и предсказывал Джип, я вернулся.
Как предсказывал Джип... но что же он еще сказал? "...спроси
Джипа-штурмана, ладно?" Я вдруг совершенно отчетливо вспомнил его слова,
так, словно снова услышал их: "Спрашивай любого, меня все знают..." Что ж,
это должно быть достаточно просто. Однако меня как-то не прельщало искать
его прямо здесь, во всяком случае, в одном из этих нарядных бистро, они
ему явно не подходили. Но в дальнем конце улицы тусклым желтоватым светом
светились какие-то окна. Должно быть, там что-то есть.
Это оказалась пивная, не очень большая и уж никак не
реставрированная. На самом деле вид у нее был самый что ни есть
изношенный. Она находилась на углу улочки, ее можно было узнать по
вычурной вывеске из покрытой глазурью мозаики эдвардианской эпохи,
пурпурно-синего цвета, совершенно потрескавшейся и грязной; и покрытым
пятнами застекленным окнам, таким же закопченным и тусклым, испещренным
надписями, рекламировавшими эль стоимостью в сорок шиллингов,
изготовленный на позабытых пивзаводах. Пробивавшийся оттуда свет был
ярким, доносившиеся голоса - хриплыми; по виду это было крутое местечко, и
я занервничал. Однако отсюда можно было хотя бы начать поиски. Выцветшая
дверь жалобно взвизгнула, когда я открыл ее и ступил в облако удушливого
дыма.
Я почти ждал, что разговоры прекратятся, однако, похоже, никто не
обратил на меня ни малейшего внимания. Что было даже к лучшему, поскольку
в этом обществе, в этом заплеванном и пыльном месте моя элегантная белая
куртка с отделкой из серого меха представляла собой такой же резкий
контраст с одеждой окружающих, как и всеми позабытый электронный пресс для
выжимки сока, поблескивавший в дальнем конце бара. Флюоресцирующий свет
слишком безжалостно высвечивал помещение - потрескавшийся виниловый пол во
всем его выцветшем великолепии, желтые от дыма стены, морщинистые, как
грецкий орех, лица стариков, составлявших большую часть его посетителей,
по виду пожилых рабочих, сгорбившихся и поникших в своих грязных
дождевиках. И кстати, по-видимому, еще и глуховатых, поскольку громкие
голоса принадлежали именно им; несколько мужчин помоложе, этакие
пятидесятилетние версии того же типа, сидели, мрачно созерцая их, как
видение собственной судьбы. У двери кучка задиристых подростков
накачивалась элем из банок и орала друг на друга стонущими голосами. Я
собрался с духом и протолкался мимо них к бару. Крупный, похожий на быка
хозяин подал мне скотч в стакане, потускневшем от вечного мытья, и
наморщил лоб, когда я спросил его, не было ли здесь парня по имени Джип.
- Джип? - с минуту он смотрел на меня большими невыразительными
бычьими глазами, затем повернулся к постоянным посетителям, опираясь на
стойку, покрытую облупившимся лаком: - Тут джентльмен спрашивает Джипа -
может, кто знает такого?
- Джип?
Старики повернули головы и забормотали, передавая друг другу имя.
Морщины стали глубже, одна-две головы отрицательно качнулись, остальные,
казалось, были менее уверены. Однако никто ничего не сказал, и хозяин уже
поворачивался ко мне, пожимая плечами, как вдруг один старикан, сидевший
сгорбившись у газовой батареи, более морщинистый и загорелый, чем
остальные, неожиданно вставил:
- Да ему, никак, Джипа-штурмана надобно?
На минуту воцарилось молчание. А потом раздался нестройный хор - все
поняли, о ком идет речь, и морщины на лбу хозяина разгладились.
- А, этот? Что-то давненько я его не видал. Хотя...
И я был поражен, насколько сразу изменилась обстановка, словно
преобразившись от легкого движения света. Казалось, все осталось на своих
местах, но заблестело, как мрачная картина, неожиданно получившая хорошее
освещение. Каким-то образом вся эта хмурая картина ожила, словно некая
атмосфера раздвинула границы мрака и депрессии и сделала ее почти
доброжелательной, уютной, безопасной - центром своего собственного
маленького сообщества. Создавалось такое впечатление, словно я смотрел на
нее глазами старика:
- Да тут он где-то, наверняка!
- Может, на Дурбан-уок...
- Вчерась видал его у старика Лео...
Люди тоже переменились, ожили, бодро давая мне идеи и указания, где я
мог попытаться найти Джипа. Не только я заметил перемену обстановки; юнцы
тоже уставились на стариков во все глаза, словно те превратились в
берсерков, - и на меня тоже. Наконец, согласие было достигнуто: Джип почти
наверняка ужинает в "Русалке". Однако мне надо бежать, если я хочу застать
его до того, как он уйдет на работу. Я так и поступил: вылетел из этой
пивной скорее, чем кто-либо за многие годы, впрочем перед этим я все же
расправился с виски.
Данные мне указания, к счастью, были на редкость четкими, к тому же у
меня хватило ума не возвращаться за машиной. Я помчался вокруг аллеи,
затем по улице, до тех пор, пока не обнаружил, что скольжу по самым
грязным булыжникам, какие мне только доводилось встречать, а затем я
увидел перед собой на узкой улочке допотопное строение, на удивление
похоже на пивную, из которой я только что вышел; ее фасад был настоящим
деревянно-кирпичным, не какой-нибудь подделкой в стиле Тюдоров. Бриз с
моря был освежающим, если можно вообще применить это слово к чему-то,
колебавшему в воздухе столь разнообразные зловонные запахи. На
поскрипывающей вывеске качалось грубое изображение русалки, как всегда,
длинноволосой и с обнаженной грудью, увенчанной остроконечной короной, с
раздвоенным хвостом. Названия не было, но оно было и не нужно.
Я подошел к двери, выяснил, что она открывается наружу, и спустился
по деревянным ступенькам в дымное помещение, заставленное столами и
освещавшееся, как мне показалось, только великолепным камином в конце
зала. Выглядело заведение довольно грубым, зато раз в десять более
оживленным, чем то, другое. Длинные столы были забиты пьющими людьми, в
большинстве своем походившими на художников, с длинными волосами, странно
подвязанными кверху; они шумно спорили, стучали костями, перебрасывались в
карты и поднимали кружки, которые, похоже, были сделаны в незапамятные
времена. Настоящая пивная, судя по всему. Не говоря уже о том, что они
торговались по поводу каких-то таинственных кип листов, лежавших на
столах, курили длинные трубки, читали друг другу вслух что-то написанное
от руки или грубо напечатанное на бумаге - при этом они, зачастую
одновременно с делом, крепко прижимали к себе или лапали женщин весьма
примечательной внешности.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61