- Только вы должны быть очень голодным, - заметил другой, - иначе
этого никак не переварить.
- Полагаю, что голоден достаточно, - я вошел в круг света и присел на
корточки. Рядом со сковородой, на которой жарилась свинина, стоял
дымящийся кофейник. Я вдохнул аромат. - Кажется, я пропустил обед. Да и
завтрак тоже.
- Тогда вы, может, с этим и справитесь, - проговорил Джед. - У нас
найдется и пара сухарей в придачу, так что я приготовлю вам сандвич.
- Конечно, - добавил протяжноголосый, - сперва нужно как следует
постучать ими обо что-нибудь, чтобы выколотить червей. Если вы не хотите
употребить их в качестве свежего мяса, разумеется.
- Скажите-ка, мистер, - вмешался третий, - мне кажется, или вам
звездануло по маковке?
Я поднес руку к голове, и пальцы снова стали липкими.
- Оглушило ненадолго, - ответил я. - Недавно пришел в себя. Осколком,
наверное.
- Майк, - обратился к протяжноголосому Джед, - почему бы вам с Асой
[Имечко у солдата диковинное, но отнюдь не является причудой автора или
ошибкой переводчика. В большинстве своем протестанты, американцы любили
давать детям библейские имена, в том числе - и такие редкие. Желающие
убедиться пусть заглянут в 14-ю главу 2-й Книги Паралипоменон Ветхого
завета.] не промыть рану и не посмотреть, так ли она страшна? А я тем
временем налью ему кофе. Вероятно, он сможет с ним управиться.
- Все в порядке, - сказал я. - Это просто царапина.
- Лучше взглянуть, - возразил Майк. - А когда пойдете дальше -
шагайте вниз, к Тэйнтаунской дороге. Пройдете по ней немного на юг, и там
отыщете костоправа. Он может шлепнуть на рану какой-нибудь дряни, чтобы не
началась гангрена.
Джед протянул мне кружку крепкого и горячего кофе. Я глотнул - и
обжег язык. Тем временем Майк с поистине женской нежностью обрабатывал мне
голову, промывая рану смоченным водой из его фляжки носовым платком.
- Действительно, царапина, - проговорил он. - Только кожу ссадило. Но
на вашем месте я бы все-таки наведался к костоправу.
- Непременно, - пообещал я.
Самое удивительное заключалось в том, что эти трое собравшихся у
костра действительно верили, будто они солдаты Союза. Они не играли. Они
были теми, кем им полагалось быть. Вероятно, они могли быть чем угодно еще
- или, вернее, сила (если это была сила), способная стать материей и
формой, могла принять какое угодно обличье. Но, обретая форму какого-то
определенного существа, она полностью воссоздавала его - со всеми
присущими ему признаками, целями и желаниями. Возможно, вскоре эти
материализации вернутся в свое первоначальное элементарное состояние,
субстанцию, готовую в любой миг обрести иную форму и другую суть, но пока
это были настоящие солдаты Союза, только что сражавшиеся на перепаханном
бомбардировкой склоне холма.
- Вот и все, что я могу сделать, - садясь, проговорил Майк. - У меня
нет даже чистой тряпицы, чтобы перевязать вам голову. Но отыщите дока, и
он вмиг все путем обтяпает.
- А вот и сандвич, - сказал Джед, протягивая две галеты с зажатым
между ними куском жареного бекона. - Червей я выколотил. Думаю, почти
всех.
Это было весьма неаппетитное на вид блюдо, а сухарь оказался твердым
как раз настолько, как я об этом читал, но я был голоден, а сандвич являл
собой пищу, и я стал трудиться над ним. Джед приготовил сандвичи
остальным, и мы молча принялись за них - молча потому, что лишь полностью
сосредоточенный на процессе поглощения пищи человек был в состоянии
управиться с такого рода пищей. Кофе остыл достаточно, чтобы можно было
пить, и помог мне одолеть сухарь.
Наконец мы одержали и эту победу, и Джед налил нам еще по кружке
кофе, Майк достал старенькую трубку и рылся в карманах до тех пор, пока не
наскреб достаточно табаку, чтобы набить ее. Он прикурил от горящей ветки,
вытащенной из костра.
- Газетчик, - проговорил он. - Из Нью-Йорка, должно быть?
Я покачал головой. Нью-Йорк был слитком близко. Кто-то из них мог по
случайности встречаться с каким-нибудь нью-йоркским журналистом.
- Из Лондона, - ответил я. - "Таймс".
- А говорите вы не как англичане, - заметил Аса. - У них такой
уморительный акцент.
- Я много лет не был в Англии. Прижился здесь.
Это не объясняло, конечно, каким образом человек ухитрился потерять
свой английский акцент, но на некоторое время помогло.
В армии Ли есть англичане, - сказал Джед. - Фримантл [английский
подполковник Фримантл был прикомандирован к штабу генерала Ли в качестве
наблюдателя] или как-то вроде. Полагаю, вы его знаете?
- Слышал, - отозвался я. - Но встречаться не приходилось.
Они становились слишком любопытными. По-дружески, конечно, но уж
чересчур. Однако продолжать они не стали. Слишком много было других тем
для разговора.
- Когда будете писать статью, - поинтересовался Майк, - что вы
думаете сказать о Миде?
- Ну, пока еще не знаю, - ответил я. - Просто еще не успел подумать
об этом толком. Разумеется, он одержал здесь блестящую победу. Подпустил
южан поближе. Сыграл в их же игру. Прочная оборона и...
- Может, оно и так... - Джед сплюнул. - Да только у него нет стиля.
Мак [Джед имеет в виду Джорджа Бринтона Мак-Клеллана (1826 - 1885),
генерала с блестящим послужным списком, бывшего американским наблюдателем
во время Крымской войны, отличившегося в Мексиканской кампании, а во время
Гражданской войны в 1861 - 1862 годах являвшегося главнокомандующим
войсками Союза, пока его не отстранил президент Линкольн. Поражения он и
впрямь терпел, но в войсках пользовался большой популярностью - солдаты
называли его Маком, Маленьким Маком (роста он был наполеоновского) и даже
(не из-за этого ли?) Маленьким Наполеоном.] - другое дело, вот уж у кого
стиль есть.
- Оно, конечно, стиль, - откликнулся Аса. - Да только с ним нас
всегда били. Хорошо хоть разок оказаться в победителях, скажу я вам. - Он
посмотрел на меня поверх костра. - Ведь мы победили, как вы думаете?
- Уверен, - сказал я. - Поутру Ли отступит. Может быть, даже
отступает сейчас.
- Не все так думают, - заметил Майк. - Я тут перекинулся словечком
кой с кем из Миннесотского отряда. Так они считают, что эти чокнутые ребы
попытаются еще раз.
- Не думаю, - возразил Джед. - Сегодня мы перебили им хребет. Черт
возьми, они поднимались на холм, точно на параде маршировали. Прямо на нас
шли, прямо на пушечные стволы. А мы палили по ним, как по мишеням. Всегда
говорили, что Ли - генерал умный, да только вот что я вам скажу: генерала,
который под огнем гонит солдат вверх по склону, как стадо по пастбищу,
умным не назовешь.
- Вот так же и Бернсайд под Фредериксбергом [Аса подразумевает
крупнейшее в истории Гражданской войны поражение северян - состоявшуюся 13
декабря 1862 года битву под Фредериксбергом, где федералисты во главе с
командующим Потомакской армией генералом Эмброузом Эвереттом Бернсайдом
(1824 - 1881) потеряли почти 20 тысяч человек, что впятеро превосходило
потери южан], - заметил Аса.
- А Бернсайд и не был умным. - Джед сплюнул. - Никто этого и не
говорил.
Я допил кофе, раскрутил оставшуюся на дне гущу и длинным язычком
выплеснул ее в костер. Джед потянулся за котелком.
- Спасибо, хватит, - сказал я. - Мне пора идти.
Уходить не хотелось. Я предпочел бы остаться и поболтать с ними еще
часок у костра. Так уютно было сидеть у разведенного на дне оврага огня...
Но в глубине души я понимал, что лучше уйти отсюда поскорее. Уйти от
этих людей и с этого поля боя до того, как что-нибудь случится. Осколок
пролетел достаточно близко. Теоретически я пребывал сейчас в безопасности,
конечно, однако не доверял ни этой земле, ни Арбитру. Чем быстрей я уйду,
тем лучше.
Я встал.
- Спасибо за ужин. Это было как раз то, чего мне не хватало.
- Куда же вы теперь?
- Думаю прежде всего поискать доктора.
- На вашем месте я бы так и сделал, - кивнул Джед.
Я повернулся и пошел, каждую секунду ожидая, что меня позовут
обратно. Но они не позвали, и я, спотыкаясь, выбрался из оврага к
погрузился в ночную тьму.
В памяти у меня сохранилась в общих чертах карта этих мест, и по пути
я прикидывал, куда лучше всего направиться. Не на Тэйнтаунскую дорогу,
разумеется, - она казалась мне слишком близкой к полю битвы. Я пересеку ее
и пойду на восток - до тех пор, пока не доберусь до Балтиморской заставы,
а оттуда поверну на юго-восток.
В сущности, я и сам не знал, о чем беспокоюсь. В этом неестественном
мире одно место было ничуть не хуже любого другого. В действительности я
никуда не шел, а просто блуждал по кругу. По словам Дьявола, Кэти
находилась в безопасности, вернувшись в нормальный человеческий мир,
однако он ни словом не обмолвился о том, как вернуться туда другому
человеку, - вдобавок, я был совершенно не уверен в правдивости его слов
относительно Кэти. Он был слишком коварен, чтобы ему можно было доверять.
Добравшись до конца оврага, я вышел в долину. Передо мной лежала
Тэйнтаунская дорога. Неподалеку от нее виднелись здесь и там бивачные
костры. В темноте я налетел на нечто теплое, поросшее шерстью - и оно
фыркнуло на меня. Я отпрянул, но тут же понял, что передо мной лошадь,
привязанная к перекладине уцелевшей изгороди.
Лошадь повела ушами и мягко, тихонько заржала. Вероятно, она долго
простояла здесь и была испугана - я ощутил, как обрадовалась она появлению
человека. Лошадь была под седлом, а на месте ее удерживала накинутая на
перекладину уздечка.
- Привет, коняга, - сказал я. - Соскучился, приятель?
Лошадь неуверенно пофыркивала; я шагнул к ней и похлопал по шее.
Повернув голову, она ткнулась в меня носом.
Отступив, я огляделся, но никого поблизости не заметил. Тогда я
отвязал уздечку, перекинул ее через лошадиную шею и неуклюже забрался в
седло. Похоже, ей это понравилось.
Тэйнтаунская дорога оказалась загромождена множеством фургонов, но я
пробрался между ними, никем не замеченный, а потом направил лошадь на
юго-восток, и она пустилась бежать легкой рысцой.
На пути мне встречались небольшие группы тащившихся куда-то людей,
однажды пришлось объезжать артиллерийскую батарею на марше, но постепенно
движение становилось все разреженнее; потом я достиг, наконец,
Балтиморской заставы, миновал ее - и лошадь понесла меня прочь от
Геттисберга.

16
Как и следовало ожидать, в нескольких милях от Геттисберга дорога
кончилась - так же, как там, в горах Саут-Маунтин, когда мы с Кэти
оказались перенесены сюда, и шоссе бесследно исчезло, оставив вместо себя
лишь наезженные тележными колесами колеи. Балтиморская застава,
Тэйнтаунская и все остальные дороги и, может быть, сам Геттисберг были не
больше, чем декорацией для батальной сцены, и стоило мне покинуть поле
битвы - надобность в них тут же исчезла.
Как только дорога пропала, я оставил всякие попытки выбирать маршрут,
позволив лошади идти куда заблагорассудится. Не зная, куда направиться, я
предоставил лошади сделать выбор вместо меня. В конце концов, никакой
определенной цели у меня не было. Мне просто казалось, что лучше убраться
подальше отсюда.
И вот теперь, трясясь в седле теплой и звездной летней ночью, я
впервые с тех пор, как оказался в этом мире, получил возможность
поразмыслить. Я восстановил в памяти все, происшедшее после того, как я
свернул с автострады на извилистую дорогу, ведшую к Пайлот-Нобу; я
задавался множеством вопросов - обо всем, что случилось потом, но готовых
ответов не находил. Когда это стало окончательно ясно, я осознал, что ищу
ответы исключительно затем, чтобы спасти собственную человеческую логику,
и понял всю бесплодность этих попыток. В свете всего, что я теперь знал,
не было оснований считать, что человеческая логика - это инструмент,
которым можно будет пользоваться и впредь. Я вынужден был признать, что
единственно возможное объяснение можно было почерпнуть лишь из
соображений, изложенных в записках моего старого друга.
Итак, существует некий мир, в котором, между прочим, я сейчас
нахожусь, мир, где сила-субстанция воображения (что за неуклюжий термин!)
становится исходным материалом, из которого может быть создана новая
материя - или ее видимость, или даже новая ее концепция. Некоторое время я
ломал голову в поисках формулировки, способной исчерпывающе описать и
объяснить ситуацию, сведя всяческие "может быть" и "если" к приемлемому
соотношению, но это была безнадежная затея, и чтобы покончить с ней, я в
конце концов просто подобрал подходящий ярлык - Воображенный Мир.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27