Джандрак знал: как только его колоколоподобный корабль приземлится во внутреннем городе, ему следует немедленно явиться к королю Максиму. Оставив корабль на попечение специальных техников, поклявшихся не разглашать тайну, он зашёл домой освежиться и предстал перед королём.
Королю уже сообщили о его прибытии. Джандрака провели в потаённую комнату, где монарх с нетерпением ждал новостей:
— Дело сделано?
— Да, Ваше Величество.
— Отлично! — Король Максим хихикнул, весело блеснув карими глазами.
Несмотря на всю его хитрость и двуличие, следовало признать, что король обладал природным шармом. Его лицо, по обыкновению грустное, с лёгкостью могло быть и весёлым. Он был достаточно впечатляющей фигурой, чтобы его замечали где угодно: с маленьким тонким ртом, выдающимся костистым носом и внимательными широко расставленными глазами, казалось, пронизывающими вас насквозь. Кроме того, он носил волосы до плеч, в то время как уже в течение нескольких веков прочно укоренившейся модой были короткие волосы.
Иногда на лице у него было, казалось, сумасшедшее выражение: он надувал губы, поднимал брови, гримасничая и искоса посматривая из-за своего длинного острого носа. Некоторые утверждали, что король и в самом деле сумасшедший. Но большинство полагало, что он просто комик, весёлый монарх, клоун поневоле; проницательный человек выявил бы у него преобладающее настроение меланхолии.
— Я предложил Передану амнистию, Ваше Величество, как Вы и приказывали. Он отказался, разумеется. Похоже, он не догадался, что это предложение было только предлогом для визита.
— Это его немного озадачило, я думаю. Ну, что? Дорога проложена?
— Всё прошло прекрасно. Я пересёк путь Пятна, затем с этого места по линиям скольжения добрался до лагеря Передана на Сморне. Приборы свидетельствуют, что линии скольжения после этого значительно усилились.
— Отлично! Отлично!
Джандрак считал, что уже закоснел в своём искусстве двойной игры, и он не мог не восхититься таким способом предательства. Замысел Максима был грязен до невозможности. Было обнаружено, что инородная сущность, которую исследователи назвали Пятном, пользуется принципом движения новых скользящих кораблей, перемещающихся быстрее света вдоль естественных линий искажения пространства. Но была и разница: в то время как Пятно, проходя по линиям, оставляло их без изменения, прохождение по ним кораблей усиливало их. И Пятно, похоже, предпочитало передвигаться по таким усиленным линиям.
Поначалу учёные попытались использовать это открытие, чтобы управлять Пятном: создать путь по лабиринту галактических линий искажения и вывести Пятно из оккупированных им солнечных систем и из королевства. Но Пятно заупрямилось, — и это стало одним из доказательств того, что оно обладает каким-то видом рудиментарного мышления, — оно стремилось поглощать населённые планеты. И если такая искусственно усиленная линия скольжения не вела к населённой планете, Пятно поворачивало в другую сторону.
Таким образом, исследователи могли только выбирать планеты, которые были бы уничтожены, но не более того. Этот тревожный факт привёл к отчаянной борьбе между вельможами и магнатами, опасавшимися потерять свои капиталовложения. Затем королю Максиму пришла в голову эта блестящая идея. Послав скользящий корабль с визитом к Сморну, он мог направить Пятно прямо на голову своего старого врага.
Голос короля повышался до приступов смеха:
— Он никогда не узнает, что его ударило! Я пошлю туда четвёртый и пятый флоты, на случай, если он пронюхает о том, что ему грозит, и попытается удрать. В любом случае, Передану конец!
Джандрака интересовал один небольшой вопрос:
— Что бы вы стали делать, если бы Передан согласился на амнистию, Ваше Величество?
Король пожал плечами:
— Если он такой дурак, что стал бы посылать корабли в эту штуку, то он заслуживает своей судьбы. Я не могу проиграть в любом случае. Кстати… э-э… полагаю, у вас нет записи вашего разговора?
— Боюсь, что нет, Ваше Величество. Заглушащие поля очень сильны по всему лагерю. Магнитофон не работал.
— Хм… Да, конечно… — Максим, казалось, усомнился в этом. Джандрак решил перевести разговор на другое:
— Это чудесная стратагема, Ваше Величество, — восхитился он, — но Пятно всё же остаётся.
— Знаю, — мрачно ответил король, — но что мы можем поделать? Приходится мириться с потерями. Поскольку Пятно идёт ровным курсом, то оно пройдёт сквозь королевство, и мы снова будем в безопасности.
«Это ты на это надеешься, старый дурак», — подумал Джандрак.
Он вышел с похвалой короля. Удача воодушевила его, но он старался не очень этим гордиться: нетрудно лгать двум сторонам одновременно, если у них нет других контактов.
С какой целью он играл двойную игру, — это было неясно даже ему самому. Он вырос в водовороте гражданской войны и не видел особого резона доверять кому-либо, но, поговорив с Переданом, почувствовал какой-то иррациональный импульс предоставить равные шансы обеим сторонам. Дело было не только в этом, конечно. Он также решил, что лично для него никакого преимущества не будет, если повстанцы будут уничтожены. Он предпочитал неопределённую ситуацию, когда талантливый молодой офицер, быстро приобретающий влияние, мог бы воспользоваться подвернувшимся шансом. Дав Передану половинчатое предупреждение, он оказался в конфликте с обеими сторонами и должен был выиграть независимо от исхода.
Никакие угрызения совести ему были незнакомы: так поступать было для него естественным; временем правил макиавеллиевский дух. Кроме того, временами на него «накатывали» амбиции, мучающие ещё и тем, что вроде бы какой-то определённой цели у него не было. Иногда это проходило совершенно; когда он лежал в одиночестве в постели, то частенько мучительно обдумывал, как можно обратить себе на пользу строительство больших скользящих кораблей, проект, выполняемый на другой стороне планеты и отданный королём под его начало.
С неопределённым радостным чувством он пересёк центральный двор королевского дворца. Шпили и фронтоны на фоне зеленоватого вечернего неба вставали над ним, как фантастические арабески. Наступающий вечер был прохладен и полон ароматов. За контурами дворца возвышались более высокие блоки, башни и арки Внутреннего города, окружая гнездо монархии и закрывая вид на живописный, но совсем не изящный Старый город.
Реконструкция была почти завершена. Оставалось достроить только несколько башен; их каркасы поднимались на высоту до трёх тысяч футов. Атакуя Внутренний город, Максим не использовал атомные бомбы, потому что хотел сохранить город для себя, но всё же он засыпал его бомбами большой разрушительной силы.
Нахмурившись, Джандрак вспомнил о своём обещании претенденту, принцу Передану. Найти Грэйма Либера, хроникёра. Он туманно представлял себе этого старика, семенящего по дворцу с потрёпанными свитками древних документов под мышкой.
Может быть, просьба и была, как и говорил Передан, сентиментальным приветом другу. Однако мышление интригана, присущее Джандраку, говорило ему, что скорее всего это может быть попыткой втянуть его в круг бунтовщиков и поддерживать постоянную связь между ним и Сморном. Во всяком случае, учитывая подозрительную натуру Максима, исполнение просьбы лучше всего отложить на несколько дней. А сегодня вечером он собирался заняться гораздо более приятным делом.
* * *
Перейдя через демаркационную линию в Старый город Максимилии, Джандрак сразу же оказался в другом мире.
Он плотно завернулся в длинный мягкий плащ, чтобы скрыть форму. Здесь, в Старом городе, в мундире он чувствовал себя не в своей тарелке: форма вызывала неприятные эмоции у жителей, можно вполне было ждать и агрессивности со стороны низших слоёв населения.
Внутренний город был отделён от Старого кольцом высоких зданий, образующих сплошную стену со множеством арок. Поскольку Внутренний город был расположен на возвышенности, то при выходе за его стены сразу открывалась панорама Старого города. Джандрак находил её привлекательной, хотя некоторые даже презрительно отзывались о Старом городе.
Вершина холма во Внутреннем городе была срезана, город оказался на ровной местности. В отличие от него Старый город сохранил свой первоначальный рельеф, дома стояли безо всякой планировки, более органично. Джандрак смотрел на беспорядочную массу зданий, в большинстве своём старых и обветшавших, высотой всего до двадцати этажей (если не считать нескольких экспериментальных построек — массивных тусклых блоков высотой в тысячу двести футов, рассчитанных на десять тысяч человек каждый). Слева от него весь город как бы спускался в долину, окутанную смогом.
Город простирался на многие мили, уходя за горизонт. Над ним висела пыльная пелена, сверкавшая на солнце. Пыль была неотъемлемой особенностью Старого города
Джандрак спустился по холму. Свою машину он оставил по ту сторону стены, — на ней были опознавательные знаки его подразделения, — и после короткой прогулки сел в общественный транспорт, большие обшарпанные вагоны электрифицированной рельсовой дороги. Несколько миль он проехал, вглядываясь в покорные, худощавые лица попутчиков и наслаждаясь необычностью ситуации. Затем вышел, прошёл в боковую улочку и свернул в узкий проход, приведший его во дворик, обрамлённый пятью ярусами балкончиков. Здесь он уверенно просвистал легкомысленный мотивчик и стал ждать.
Скоро открылось окно, и Рондана перегнулась через подоконник, улыбаясь ему. Он услышал учащённый ритм своего сердца и улыбнулся в ответ. Через минуту она появилась внизу и впустила его. Пройдя пролёт по шаткой лестнице, они оказались в комнате. Она рассмеялась, когда он плюхнулся на кровать и мягко потянул её, усадив рядом.
Рондана была молодой женщиной с приятным, счастливым выражением лица и лёгким характером. Сравнивая её с женщинами своего круга, с их правильными чертами лица и высокомерием, Джандрак отдавал предпочтение этой девушке из низших слоёв, считая её настоящей женщиной (а их разрисованными куклами).
Она внезапно выпрямилась:
— Наверху живёт старушка, она очень больна.
— Да?
— Не посмотришь ли ты её? — попросила Рондана.
— Но чем я могу помочь? Я не врач.
Девушка встала и вышла из комнаты, как будто не слыша его. Он неохотно последовал за ней по лестнице — один этаж, два этажа, освещённые только закопчеными окнами. Пару раз она оборачивалась, чтобы убедиться, что он идёт за ней.
Они вошли в квартиру Гудвуман Гровум, которая оказалась запущенной, убогой; Джандрак понял, что точно такая же у Ронданы, и смотрелась она уютной и удобной; здесь же стоял запах нищеты.
Женщина, постанывая, лежала на кровати и выглядела старой, очень старой. Джандрак рискнул подойти поближе. Она выглядела слишком бледной и казалась зеленоватой, у неё был приступ лихорадки. Джандрак в этом ничего не понимал: люди его класса не знали таких болезней.
Он смотрел на пожилую женщину, находящуюся почти без сознания: ей, должно быть, уже пять или шесть сотен лет…
Джандрак спохватился, — ей не было пятисот. Не было даже и сотни. Он почувствовал неловкость, осознав, что Рондане двадцать, а ему, — при том, что он выглядел не старше, — восемьдесят, примерно столько же и этой женщине на кровати. Огромная разница в качестве медицинского обслуживания давала низшим слоям серьёзный повод для недовольства; продолжительность жизни разных слоёв соотносилась примерно как четыре к одному.
— Она умирает, — сказала Рондана.
— Что будем делать?
— Ей нужен врач.
— Ну так вызови, отправь её в больницу, — Джандрак ощутил безотчётное раздражение, оттого что попал в такую ситуацию.
Рондана колебалась:
— Ты заплатишь? — тихо спросила она.
— Да, конечно, — кисло улыбнулся Джандрак.
Она ушла звонить по видфону в больницу. Тем временем он оставил эту несчастную квартиру и вернулся в уют внизу; ему испортили визит: ведь ему нужно было развлечься и отдохнуть, а его окатили холодной водой социальных проблем.
Он сидел на кровати Ронданы, глядя в окно на пыльный дворик. Политический столкновения благородных домов не имели здесь никакого значения, уступив место другой, более приземлённой реальности. Какая истина лежит в основе интриг, бесконечных манипуляций ради власти? А какова роль несчастной женщины, умирающей в обветшалом доходном доме, лишённой даже солнечного света, заливающего планету?
Джандрак нахмурился, отгоняя непрошеные мысли. Даже если все так плохо, никто ничего с этим поделать не может. Политическая наука показала, насколько это невозможно — обогатить бедных; столетия назад она развенчала доктрину социального равенства, являющуюся теперь антигосударственной. Неизбежность полярности богатства и нищеты — это закон природы, и никакой научный прогресс его не изменит.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23