Конвею начинал нравится медик-орлигианин, хотя он его еще в глаза не видел.
– Хорошо, доктор, – с теплотой проговорил Конвей. – Но у меня к вам просьба. Наверняка у вас на корабле имеется переносная шлюзовая камера. Не могли бы вы, для того чтобы мы сумели сберечь время…
– Камера уже задействована, доктор, – перебил его орлигианин, – и присоединена к обшивке пострадавшего корабля в районе самого большого люка, который мы смогли найти. То есть мы только предполагаем, что это входной люк, но это может быть и панель доступа к каким-нибудь устройствам. Открывать этот люк мы не пробовали. Пострадавший звездолет. когда мы его обнаружили, вращался вдоль продольной оси. С помощью фиксирующих гравилучей мы остановили его вращение, но в остальном судно пребывает в том же состоянии, в каком мы его нашли.
Конвей поблагодарил медика, отстегнул ремни и встал с кресла. На дисплее радара появились новые объекты, но гораздо больше сейчас его интересовала картина, вырисовывавшаяся в обзорном иллюминаторе. Там был виден «Тирель» и крупный обломок пострадавшего звездолета.
– Какие у вас планы, доктор? – поинтересовался капитан.
Указав на пострадавший корабль, Конвей ответил:
– Похоже, корабль не слишком сильно пострадал. Я не вижу, чтобы где-нибудь торчали острые куски металла, поэтому в целях ускорения спасательной операции мои сотрудники облачатся в легкие скафандры. Я возьму с собой патофизиолога Мерчисон и доктора Приликлу. Старшая медсестра Нэйдрад останется в шлюзовой камере медицинской палубы с носилками и будет ждать сведений о составе воздуха, необходимого для дыхания пострадавших. Эти сведения Мерчисон сразу же передаст ей, как только проанализирует воздух на борту пострадавшего корабля. А вы, сэр, не могли бы подвести «Ргабвар» к шлюзовой камере, которая присоединена к люку пострадавшего корабля?
«Ргабвар» был первым кораблем в своем роде. В свое время он был переоборудован в судно для оказания неотложной медицинской помощи в космосе из легкого крейсера – крупнейшего звездолета в Галактической Федерации, способного к аэродинамическому маневрированию в атмосфере планет. Пробираясь на медицинскую палубу по центральной шахте, где царила невесомость, Конвей представлял себе сверкающий белый корпус «Ргабвара», его дельта-крылья, на которых красовались Солнце, Коричневый Лист и Красный Крест, и еще множество других символов, которыми обозначали первую медицинскую помощь на всех планетах Федерации.
«Ргабвар» был построен на Тралте и оборудован по последнему слову техники. «Ргабваром» он был назван в честь одного из светил тралтанской медицины. Корабль был предназначен для экипажа, целиком состоящего из землян, чьи каюты располагались сразу же под отсеком управления, на второй палубе. Медики размещались в точно таких же каютах на третьей палубе, только в каюте Старшей сестры Нэйдрад, кельгианки, стояла другая мебель, а в каюте эмпата-цинрусскийца царила пониженная гравитация.
Четвертая палуба была поделена на две половины. Здесь находилась общая кают-компания и комната отдыха, где по идее должны были бы развлекаться в свободное от работы время все члены экипажа. Но на самом деле, когда тут собирались все, места едва хватило бы даже для того, чтобы сыграть партию в шахматы.
Вся пятая палуба представляла собой кухню. Здесь не только готовили еду по вкусам шестерых землян, кельгианки и цинрусскийца – то бишь для ДБДГ, ДБЛФ и ГНЛО соответственно. Здесь можно было синтезировать атмосферу, пригодную для дыхания существ всех видов, которые только обитали в Галактической Федерации.
Шестая и седьмая палубы, куда держал путь Конвей, были царством медиков. На шестой располагались приемный покой и палаты, а на седьмой – лаборатория и операционная. Здесь можно было создать условия обитания любых пострадавших. На восьмой палубе находился энергетический отсек, вотчина лейтенанта Чена, который заведовал корабельными генераторами гипердрайва и двигателями, предназначенными для полета в обычном пространстве. Кроме того, отсюда производилось регулирование системы искусственной гравитации, управление гравилучами, датчиками и всеми прочими системами, предназначенными для обеспечения жизни на корабле.
Думая о миниатюрном Чене и о тех могущественных силах, которые повиновались мановению пальцев лейтенанта, Конвей добрался до медицинской палубы. Рассказывать ему ничего не пришлось, поскольку его переговоры с капитаном судна транслировались, как и все наиболее интересные сведения, запечатленные на дисплеях отсека управления. Делать ему было положительно нечего, кроме того, чтобы облачиться в легкий скафандр – у Конвея была превосходная бригада, его сотрудники были всегда готовы к выполнению спасательной операции, и от этого на него, их начальника, периодически нападал комплекс неполноценности.
Мерчисон приседала и выпрямлялась, удостовериваясь в целостности скафандра, а Нэйдрад находилась внутри шлюзовой камеры, она проверяла, как работает оборудование герметичных носилок. Серебристая шерсть гусеницеподобной кельгианки ходила медленными волнами. Невероятно хрупкий Приликла, помахивая прозрачными радужными крылышками, парил у потолка, дабы избежать случайного столкновения с более массивными коллегами. Его восемь тоненьких лапок едва заметно подрагивали – это был верный признак того, что эмпат окружен благоприятными эмоциями.
Мерчисон перевела взгляд с Приликлы на Конвея и сказала:
– Прекрати.
Конвей понимал, что в поведении Приликлы, пускай и косвенно, повинны они с Мерчисон. Приликла, как всякий другой представитель разумной и чрезвычайно чувствительной расы цинрусскийцев, обладал органом, позволявшим ему ощущать чужие эмоции. Он улавливал любые, самые мельчайшие изменения в чувствах тех, кто его окружал. Патофизиолог Мерчисон обладала таким набором физических атрибутов, что всякому землянину – ДБДГ крайне трудно было смотреть на нее с чисто клинической точки зрения. Тем более трудно было так на нее смотреть, когда она была облачена в облегающий легкий скафандр.
– Прошу прощения, – рассмеявшись, проговорил Конвей и стал натягивать свой скафандр.
Потерпевший аварию звездолет с виду напоминал металлический ствол дерева, от которого в разные стороны торчало несколько коротких корявых веток. Такое впечатление он произвел на Конвея, когда они отправились от «Ргабвара» к чужому кораблю. Но похоже, только эти торчащие в разные стороны куски металла и нарушали целостность корабля. Конвей видел два небольших иллюминатора, отражавших огни «Ргабвара», и из-за этого ставших похожими на два маленьких солнышка. Один из входных люков был расположен примерно в двух метрах от носа, второй – примерно на таком же расстоянии от кормы. Правда, определить точно, где нос, а где корма, было трудновато. Впоследствии Конвей узнал о том, что на боку корабля, которого не было видно, расположены два точно таких же иллюминатора.
Еще Конвей видел мягкие складки прозрачной переносной шлюзовой камеры «Тиреля», похожей на присосавшуюся к обшивке чужого звездолета сморщенную пиявку. Рядом с камерой виднелась крошечная фигурка. Это, конечно, был медик-орлигианин, Крах-Юл.
Флетчер, Мерчисон и Конвей добрались до орлигианина. Все молчали и старались даже не думать, чтобы не мешать Приликле. Цинрусскиец медленно облетал вокруг пострадавшего корабля, пытаясь определить, есть ли внутри него живые существа. Если они там были, эмпат бы непременно это почувствовал.
– Очень странно, друг Конвей, – проговорил Приликла по истечении пятнадцати минут, когда все уже излучали нетерпение помимо собственной воли.
– На борту есть кто-то живой, это одно-единственное существо, но его эмоциональное излучение настолько слабо, что я едва сумел его ощутить. Точно определить местонахождение этого существа я не могу. Как ни странно, это существо не излучает отчаяния.
– А не может ли это существо быть ребенком? – спросил Крах-Юл. – Может быть, его оставили в безопасном месте родители, а потом погибли? Может быть, это существо слишком мало для того, чтобы осознавать опасность?
Приликла, который никогда не высказывал ни с кем несогласия, дабы не спровоцировать вспышек отрицательных эмоций со стороны собеседников, ответил уклончиво:
– Такую возможность нельзя исключить, друг Крах-Юл.
– А может быть, это эмбрион, – предположила Мерчисон, – который уцелел внутри погибшего родителя?
– И такую возможность также нельзя исключить, друг Мерчисон, – отозвался Приликла.
– Что означает, – смеясь, сказала патофизиолог, – что ты невысокого мнения как о первом предположении, так и о втором.
– Но кто-то живой там есть, – нетерпеливо проговорил капитан, – поэтому давайте-ка проникнем в корабль и посмотрим.
Флетчер открыл наружный люк переносной шлюзовой камеры, протиснулся туда и стал пробираться между складками прозрачного пластика. В надутом состоянии камера должна была приобрести объем, которого хватило для того, чтобы там разместились все участники спасательной операции и смогли провести эвакуацию спасаемого, и даже, если бы это потребовалось, оказать ему первую помощь. Тем временем Мерчисон и Конвей припали к иллюминаторам, но те были так глубоко вдавлены в корпус, что в свете фонариков на шлемах медиков были видны только участки гладкого кожного покрова существа, находившегося внутри корабля.
Когда они забрались в шлюзовую камеру и добрались до Флетчера, тот глубокомысленно изрек:
– Существует несколько вариантов открывания дверей. Дверь может открываться внутрь и наружу, будучи подвешенной на петлях, крышка люка (если это люк) может отвинчиваться по часовой стрелке и против нее, может скользить в сторону или раздвигаться. Здесь же мы видим перед собой нечто вроде обычного вдавленного рычага, который… Ой!
Большая металлическая панель, подвешенная на петлях, открылась нараспашку. Конвей приготовился к тому, что сейчас из отверстия люка хлынет воздух, его волна ударит по скафандру, и этим воздухом наполнится шлюзовая камера. Однако ничего подобного не произошло. Капитан обеими руками ухватился за верхний край проема, отсоединил ножные магниты от обшивки и просунул голову в проем.
– Это не входной люк, – заявил он, – а просто крышка приборной панели, обеспечивающая доступ к механизмам и системам, расположенным между наружной и внутренней обшивками корабля. Вижу линии кабелей, трубы и еще нечто, похожее на…
– Мне нужна проба воздуха, – решительно проговорила Мерчисон. – Срочно.
– Прошу прощения, мэм, – отозвался Флетчер. Он отпустил одну руку, осторожно указал ею внутрь и сказал: – Совершенно очевидно, что только внутренняя обшивка воздухонепроницаема. Вы вполне могли бы воспользоваться дрелью и пробуравить отверстие между вот этой скобой и пучком кабелей. Не знаю, какая уж тут у них теплоизоляция, но кабель слишком тонок для того, чтобы проводить ток высокого напряжения. Судя по цветовым значкам, диапазон зрения у них вроде бы такой, как у нас. Что скажете?
– Скажу «да», – ответила Мерчисон.
Конвей поспешно проговорил:
– Если ты возьмешь сверло номер пять, диаметра отверстия будет достаточно для того, чтобы просунуть за обшивку оптический зонд.
– Именно это я и собиралась сделать, – сухо отозвалась Мерчисон.
Дрель издала негромкое жужжание, и в анализатор по трубочке поступила проба воздуха внутри корабля.
– Давление воздуха несколько ниже нормального по нашим стандартам, – сообщила Мерчисон немного погодя, – а вот для уцелевшего члена экипажа это может быть как вполне нормально, так и чудовищно меньше нормы. Судя по составу воздуха и процентному соотношению кислорода и инертных газов, внутри находится теплокровное кислорододышащее существо. Сейчас я введу оптический зонд.
Конвей наблюдал за Мерчисон. Та отсоединила от анализатора дрель, и сделала это настолько ловко, что в результате потеряла только несколько кубических сантиметров взятого воздуха. Затем Мерчисон подсоединила к анализатору оптический зонд, осторожно ввела тоненькую трубочку, содержащую линзы, источник света и видеокамеру внутрь дрели, прикрепила к трубочке видоискатель, чтобы можно было работать, не снимая шлема.
Примерно десять минут, которые показались Конвею целым часом, Мерчисон настраивала резкость и увеличивала яркость источника света, не произнося при этом ни слова. Наконец она выбралась из проема и предложила Конвею и всем остальным посмотреть в глазок видоискателя.
– Он большой. – Этими двумя словами она передала свое впечатление о существе, находившемся внутри корабля.
Внутреннее помещение корабля представляло собой полый цилиндр, начисто лишенный переборок и перегородок. В полу (Конвей решил, что это пол, поскольку увидел плоскую поверхность, лежавшую вдоль всей длины корабля) было проделано два ряда круглых отверстий диаметром в три-четыре дюйма, на близком расстояния друг от друга.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39
– Хорошо, доктор, – с теплотой проговорил Конвей. – Но у меня к вам просьба. Наверняка у вас на корабле имеется переносная шлюзовая камера. Не могли бы вы, для того чтобы мы сумели сберечь время…
– Камера уже задействована, доктор, – перебил его орлигианин, – и присоединена к обшивке пострадавшего корабля в районе самого большого люка, который мы смогли найти. То есть мы только предполагаем, что это входной люк, но это может быть и панель доступа к каким-нибудь устройствам. Открывать этот люк мы не пробовали. Пострадавший звездолет. когда мы его обнаружили, вращался вдоль продольной оси. С помощью фиксирующих гравилучей мы остановили его вращение, но в остальном судно пребывает в том же состоянии, в каком мы его нашли.
Конвей поблагодарил медика, отстегнул ремни и встал с кресла. На дисплее радара появились новые объекты, но гораздо больше сейчас его интересовала картина, вырисовывавшаяся в обзорном иллюминаторе. Там был виден «Тирель» и крупный обломок пострадавшего звездолета.
– Какие у вас планы, доктор? – поинтересовался капитан.
Указав на пострадавший корабль, Конвей ответил:
– Похоже, корабль не слишком сильно пострадал. Я не вижу, чтобы где-нибудь торчали острые куски металла, поэтому в целях ускорения спасательной операции мои сотрудники облачатся в легкие скафандры. Я возьму с собой патофизиолога Мерчисон и доктора Приликлу. Старшая медсестра Нэйдрад останется в шлюзовой камере медицинской палубы с носилками и будет ждать сведений о составе воздуха, необходимого для дыхания пострадавших. Эти сведения Мерчисон сразу же передаст ей, как только проанализирует воздух на борту пострадавшего корабля. А вы, сэр, не могли бы подвести «Ргабвар» к шлюзовой камере, которая присоединена к люку пострадавшего корабля?
«Ргабвар» был первым кораблем в своем роде. В свое время он был переоборудован в судно для оказания неотложной медицинской помощи в космосе из легкого крейсера – крупнейшего звездолета в Галактической Федерации, способного к аэродинамическому маневрированию в атмосфере планет. Пробираясь на медицинскую палубу по центральной шахте, где царила невесомость, Конвей представлял себе сверкающий белый корпус «Ргабвара», его дельта-крылья, на которых красовались Солнце, Коричневый Лист и Красный Крест, и еще множество других символов, которыми обозначали первую медицинскую помощь на всех планетах Федерации.
«Ргабвар» был построен на Тралте и оборудован по последнему слову техники. «Ргабваром» он был назван в честь одного из светил тралтанской медицины. Корабль был предназначен для экипажа, целиком состоящего из землян, чьи каюты располагались сразу же под отсеком управления, на второй палубе. Медики размещались в точно таких же каютах на третьей палубе, только в каюте Старшей сестры Нэйдрад, кельгианки, стояла другая мебель, а в каюте эмпата-цинрусскийца царила пониженная гравитация.
Четвертая палуба была поделена на две половины. Здесь находилась общая кают-компания и комната отдыха, где по идее должны были бы развлекаться в свободное от работы время все члены экипажа. Но на самом деле, когда тут собирались все, места едва хватило бы даже для того, чтобы сыграть партию в шахматы.
Вся пятая палуба представляла собой кухню. Здесь не только готовили еду по вкусам шестерых землян, кельгианки и цинрусскийца – то бишь для ДБДГ, ДБЛФ и ГНЛО соответственно. Здесь можно было синтезировать атмосферу, пригодную для дыхания существ всех видов, которые только обитали в Галактической Федерации.
Шестая и седьмая палубы, куда держал путь Конвей, были царством медиков. На шестой располагались приемный покой и палаты, а на седьмой – лаборатория и операционная. Здесь можно было создать условия обитания любых пострадавших. На восьмой палубе находился энергетический отсек, вотчина лейтенанта Чена, который заведовал корабельными генераторами гипердрайва и двигателями, предназначенными для полета в обычном пространстве. Кроме того, отсюда производилось регулирование системы искусственной гравитации, управление гравилучами, датчиками и всеми прочими системами, предназначенными для обеспечения жизни на корабле.
Думая о миниатюрном Чене и о тех могущественных силах, которые повиновались мановению пальцев лейтенанта, Конвей добрался до медицинской палубы. Рассказывать ему ничего не пришлось, поскольку его переговоры с капитаном судна транслировались, как и все наиболее интересные сведения, запечатленные на дисплеях отсека управления. Делать ему было положительно нечего, кроме того, чтобы облачиться в легкий скафандр – у Конвея была превосходная бригада, его сотрудники были всегда готовы к выполнению спасательной операции, и от этого на него, их начальника, периодически нападал комплекс неполноценности.
Мерчисон приседала и выпрямлялась, удостовериваясь в целостности скафандра, а Нэйдрад находилась внутри шлюзовой камеры, она проверяла, как работает оборудование герметичных носилок. Серебристая шерсть гусеницеподобной кельгианки ходила медленными волнами. Невероятно хрупкий Приликла, помахивая прозрачными радужными крылышками, парил у потолка, дабы избежать случайного столкновения с более массивными коллегами. Его восемь тоненьких лапок едва заметно подрагивали – это был верный признак того, что эмпат окружен благоприятными эмоциями.
Мерчисон перевела взгляд с Приликлы на Конвея и сказала:
– Прекрати.
Конвей понимал, что в поведении Приликлы, пускай и косвенно, повинны они с Мерчисон. Приликла, как всякий другой представитель разумной и чрезвычайно чувствительной расы цинрусскийцев, обладал органом, позволявшим ему ощущать чужие эмоции. Он улавливал любые, самые мельчайшие изменения в чувствах тех, кто его окружал. Патофизиолог Мерчисон обладала таким набором физических атрибутов, что всякому землянину – ДБДГ крайне трудно было смотреть на нее с чисто клинической точки зрения. Тем более трудно было так на нее смотреть, когда она была облачена в облегающий легкий скафандр.
– Прошу прощения, – рассмеявшись, проговорил Конвей и стал натягивать свой скафандр.
Потерпевший аварию звездолет с виду напоминал металлический ствол дерева, от которого в разные стороны торчало несколько коротких корявых веток. Такое впечатление он произвел на Конвея, когда они отправились от «Ргабвара» к чужому кораблю. Но похоже, только эти торчащие в разные стороны куски металла и нарушали целостность корабля. Конвей видел два небольших иллюминатора, отражавших огни «Ргабвара», и из-за этого ставших похожими на два маленьких солнышка. Один из входных люков был расположен примерно в двух метрах от носа, второй – примерно на таком же расстоянии от кормы. Правда, определить точно, где нос, а где корма, было трудновато. Впоследствии Конвей узнал о том, что на боку корабля, которого не было видно, расположены два точно таких же иллюминатора.
Еще Конвей видел мягкие складки прозрачной переносной шлюзовой камеры «Тиреля», похожей на присосавшуюся к обшивке чужого звездолета сморщенную пиявку. Рядом с камерой виднелась крошечная фигурка. Это, конечно, был медик-орлигианин, Крах-Юл.
Флетчер, Мерчисон и Конвей добрались до орлигианина. Все молчали и старались даже не думать, чтобы не мешать Приликле. Цинрусскиец медленно облетал вокруг пострадавшего корабля, пытаясь определить, есть ли внутри него живые существа. Если они там были, эмпат бы непременно это почувствовал.
– Очень странно, друг Конвей, – проговорил Приликла по истечении пятнадцати минут, когда все уже излучали нетерпение помимо собственной воли.
– На борту есть кто-то живой, это одно-единственное существо, но его эмоциональное излучение настолько слабо, что я едва сумел его ощутить. Точно определить местонахождение этого существа я не могу. Как ни странно, это существо не излучает отчаяния.
– А не может ли это существо быть ребенком? – спросил Крах-Юл. – Может быть, его оставили в безопасном месте родители, а потом погибли? Может быть, это существо слишком мало для того, чтобы осознавать опасность?
Приликла, который никогда не высказывал ни с кем несогласия, дабы не спровоцировать вспышек отрицательных эмоций со стороны собеседников, ответил уклончиво:
– Такую возможность нельзя исключить, друг Крах-Юл.
– А может быть, это эмбрион, – предположила Мерчисон, – который уцелел внутри погибшего родителя?
– И такую возможность также нельзя исключить, друг Мерчисон, – отозвался Приликла.
– Что означает, – смеясь, сказала патофизиолог, – что ты невысокого мнения как о первом предположении, так и о втором.
– Но кто-то живой там есть, – нетерпеливо проговорил капитан, – поэтому давайте-ка проникнем в корабль и посмотрим.
Флетчер открыл наружный люк переносной шлюзовой камеры, протиснулся туда и стал пробираться между складками прозрачного пластика. В надутом состоянии камера должна была приобрести объем, которого хватило для того, чтобы там разместились все участники спасательной операции и смогли провести эвакуацию спасаемого, и даже, если бы это потребовалось, оказать ему первую помощь. Тем временем Мерчисон и Конвей припали к иллюминаторам, но те были так глубоко вдавлены в корпус, что в свете фонариков на шлемах медиков были видны только участки гладкого кожного покрова существа, находившегося внутри корабля.
Когда они забрались в шлюзовую камеру и добрались до Флетчера, тот глубокомысленно изрек:
– Существует несколько вариантов открывания дверей. Дверь может открываться внутрь и наружу, будучи подвешенной на петлях, крышка люка (если это люк) может отвинчиваться по часовой стрелке и против нее, может скользить в сторону или раздвигаться. Здесь же мы видим перед собой нечто вроде обычного вдавленного рычага, который… Ой!
Большая металлическая панель, подвешенная на петлях, открылась нараспашку. Конвей приготовился к тому, что сейчас из отверстия люка хлынет воздух, его волна ударит по скафандру, и этим воздухом наполнится шлюзовая камера. Однако ничего подобного не произошло. Капитан обеими руками ухватился за верхний край проема, отсоединил ножные магниты от обшивки и просунул голову в проем.
– Это не входной люк, – заявил он, – а просто крышка приборной панели, обеспечивающая доступ к механизмам и системам, расположенным между наружной и внутренней обшивками корабля. Вижу линии кабелей, трубы и еще нечто, похожее на…
– Мне нужна проба воздуха, – решительно проговорила Мерчисон. – Срочно.
– Прошу прощения, мэм, – отозвался Флетчер. Он отпустил одну руку, осторожно указал ею внутрь и сказал: – Совершенно очевидно, что только внутренняя обшивка воздухонепроницаема. Вы вполне могли бы воспользоваться дрелью и пробуравить отверстие между вот этой скобой и пучком кабелей. Не знаю, какая уж тут у них теплоизоляция, но кабель слишком тонок для того, чтобы проводить ток высокого напряжения. Судя по цветовым значкам, диапазон зрения у них вроде бы такой, как у нас. Что скажете?
– Скажу «да», – ответила Мерчисон.
Конвей поспешно проговорил:
– Если ты возьмешь сверло номер пять, диаметра отверстия будет достаточно для того, чтобы просунуть за обшивку оптический зонд.
– Именно это я и собиралась сделать, – сухо отозвалась Мерчисон.
Дрель издала негромкое жужжание, и в анализатор по трубочке поступила проба воздуха внутри корабля.
– Давление воздуха несколько ниже нормального по нашим стандартам, – сообщила Мерчисон немного погодя, – а вот для уцелевшего члена экипажа это может быть как вполне нормально, так и чудовищно меньше нормы. Судя по составу воздуха и процентному соотношению кислорода и инертных газов, внутри находится теплокровное кислорододышащее существо. Сейчас я введу оптический зонд.
Конвей наблюдал за Мерчисон. Та отсоединила от анализатора дрель, и сделала это настолько ловко, что в результате потеряла только несколько кубических сантиметров взятого воздуха. Затем Мерчисон подсоединила к анализатору оптический зонд, осторожно ввела тоненькую трубочку, содержащую линзы, источник света и видеокамеру внутрь дрели, прикрепила к трубочке видоискатель, чтобы можно было работать, не снимая шлема.
Примерно десять минут, которые показались Конвею целым часом, Мерчисон настраивала резкость и увеличивала яркость источника света, не произнося при этом ни слова. Наконец она выбралась из проема и предложила Конвею и всем остальным посмотреть в глазок видоискателя.
– Он большой. – Этими двумя словами она передала свое впечатление о существе, находившемся внутри корабля.
Внутреннее помещение корабля представляло собой полый цилиндр, начисто лишенный переборок и перегородок. В полу (Конвей решил, что это пол, поскольку увидел плоскую поверхность, лежавшую вдоль всей длины корабля) было проделано два ряда круглых отверстий диаметром в три-четыре дюйма, на близком расстояния друг от друга.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39