ослабила натиск, а затем навалилась
вновь, но Найл оказался проворней.
В этот миг он мимолетом заметил/что к зрителям прибавились еще двое.
Из примыкающего к залу внутреннего покоя вышел Каззак, а следом показалась
Ингельд.
Найл, на секунду замешкавшись (не прогневается ли владыка, увидев дочь
в объятиях гостя), чуть ослабил хватку. Мерлью, отчаянно крутнувшись, выскользнула из-под соперника и повалила его на тюфяк. Несколько минут они возились, пока девушка наконец не сумела прижать одну его руку к полу.
Тут Найл пошел на ту же хитрость, что только что использовала соперница: неожиданно расслабившись, он якобы решил сдаться. Мерлью уже не сомневалась в победе, когда, резко выгнувшись, Найл отбросил соперницу в сторону, прижал ее руки к полу, а сам улегся сверху.
- Так нечестно! - выдавила она.
Но Найл крепко держал ее. Теперь оставалось совладать с руками девушки. Судя по всему, они находились в положении, когда шансы у обоих примерно
равныСейчас соперницу можно было вполне одолеть грубой силой, но юноше было
как-то неловко, что это будет победа мускулов, а не умения.
И он тут ощутил влажное прикосновение ее губ возле уха, словно девушка
собиралась что-то прошептать.
Вот губы приоткрылись, и мочку уха игриво коснулись зубки. Юноша замер
от нового чувства, нахлынувшего на него, такого сильного, острого и невыразимо сладостного. Прежде чем он осознал, что произошло, красотка выскользнула из-под него и резким движением высвободила руки. Спустя миг она уже
цепко держала его за запястья, силясь закрутить ему руки за спину.
- Ну плутовка! - рассмеялся Найл.
- Как ты, так и я, - отозвалась она шепотом.
Слабея от смеха, он позволил Мерлью прижать свои ладони к тюфяку. Желая всем показать, что ее победа полная и окончательная, девушка взобралась
на поверженного соперника и уселась ему на живот.
Зал огласился громким радостным гомоном. Губы Ингельд скривились в
насмешливой улыбке. Каззак, выйдя вперед, ласково потрепал дочь по волосам.
Мерлью легко вскочила на ноги, не взглянув на юношу.
- Теперь видишь, почему я доверил ей заправлять всем хозяйством? - повернулся владыка к Ингельд.
Та усмехнулась:
- Просто замечательная юная госпожа. - И легонько ткнув Найла под ребра
босой ногой, добавила: - Поднимайся, мальчонка.
Когда позже Найл и Дона шли по коридору, девочка заметила:
- Зря ты ей поддался.
- А что я мог сделать?
- Я видела, как она словчила. Укусила тебя за ухо. - Потянувшись, девочка коснулась мочки его уха. - Больно было?
- Да нет, что ты, - ответил он негромко.
- Она хитрованка, каких поискать, - сказала Дона.
Найл отчего-то почувствовал себя виноватым:
- Я, вероятно, тоже.
- Ты? Скажешь тоже! - Девочка взяла Найла за руку и склонила ему голову на плечо.
В тот вечер, когда укладывались спать, отец сказал:
- Завтра отправляемся домой.
- Завтра?! - В голосе Найла звучали удивление и разочарование.
- Ты что, не хочешь домой?
- Почему? Хочу... А может, задержимся еще на денек-другой?
Улф положил ладонь на голову сына:
- Думаешь, тогда ты будешь готов?
- Д-да, - неуверенно промямлил Найл. Отец, насупив брови, посмотрел на
него и покачал головой:
- Ты хотел бы остаться здесь?
- А то нет! - воскликнул юноша. - Если бы все наши перешли сюда вместе с
нами. Улф покачал головой:
- Это невозможно.
- Но почему, отец? Тебе здесь что, так уж худо?
- Да нет. Просто я не думаю, что смог бы здесь прижиться.
- Почему?
- Не так просто это объяснить. - Отец со вздохом лег на постель и закутался в одеяло. - Но если хочешь, оставайся, я пойду один.
- Ну зачем уж так!
- А что? Обратную дорогу я знаю. Хамна вызвался меня проводить до
дальнего конца плато. А там до дома уж рукой подать.
- А я что, останусь здесь?
- Тебя можно будет забрать позднее. Стефна говорит, что очень была бы
рада, если б ты погостил.
Соблазн был велик. Остаться в доме, где живет милая Дона - почти сестренка, каждый день видеть Мерлью.
- А что Каззак?
- Как раз он это и предложил.
- А что ты об этом думаешь?
- Я б хотел, чтобы у сына была своя голова на плечах.
Через несколько минут дыхание Улфа стало ровным и глубоким: он заснул.
А у Найла всякое желание спать пропало. Через прикрывающую дверной
проем занавеску проникал свет единственного светильника, словно живые, разгуливали по потолку тени. Откуда-то со стороны коридора доносились приглушенные голоса, долетали звуки шагов: мимо проходили по своим делам люди.
До полуночи оставалось еще часа два, а в целом дворец Казэака, похоже,
вообще не утихал до самого рассвета. При отсутствии дневного освещения
чувство времени как-то смещается, а с ним и часы, отведенные для сна.
Остаться-то как хочется! В пещере он, по сути дела, и не нужен.
С той поры, как Вайг выдрессировал муравьев и осу, охота стала, скорее, развлечением, чем необходимостью. В нескольких милях от пещеры - изобилие пищи.
Сам Найл, как сказал Улф, может возвратиться сразу, как захочет. Почему б не задержаться здесь на несколько недель или месяцев, а то и дольше?
Очень хотелось найти какую-нибудь достаточно вескую причину. Но не давала покоя мысль, что семья без него осиротеет. Тогда юноша задумался над
тем, что именно его здесь держит.
Первый довод, и совершенно неоспоримый - Мерлью. Найлу вспомнилось
жаркое прикосновение ее губ и то, как покусывают ухо беленькие зубки, и
сердце зашлось от неуемной беспричинной радости.
Юноша позволил себе помечтать о том, как, может, возьмет Мерлью в жены, а то еще и усядется со временем на трон Каззака. И вот тут-то в душе
шевельнулось вдруг сомнение. Вспомнились слова Айрека: "А здесь кроме еды и
заняться толком нечем".
И Найл всерьез задумался: а каково это, год за годом сидеть под землей? Дома он, по крайней мере, волен покидать жилище и приходить когда
вздумается. Там, наверху, ждал целый мир. Мир чудес наподобие той страны
муравьев или исполинской крепости на плато.
Здесь же только тем и живут, что трусливо прячутся от смертоносцев.
Картина вырисовывалась совершенно ясная. Живи он в этом городе, дни
протекали бы в сытости и благополучии.
Родившийся здесь ребенок мог вырасти, состариться и умереть, так и не
испытав бередящего чувства постижения нового. Отчего Дона так набрасывалась
на него с расспросами о жизни в пустыне, путешествии в страну муравьев? Потому что для нее все это олицетворяет мир, исполненный и опасности, и захватывающих возможностей. Для детей подземного города каждый день жизни
здесь - лишь нудное, неизменное повторение предыдущего, привычка.
Вот в чем дело, внезапно уяснил Найл. Вот оно что: привычка. Привычка
- тяжелое теплое одеяло, грозящее удушьем. Убаюкивает ум, нагнетая неизбывное чувство смутного недовольства. Сдаться во власть привычки - значит застыть на месте, утратить способность к изменению, развитию.
Донесшийся из-за стены приглушенный смех отвлек юношу от раздумий - по
коридору гонялись друг за другом двое ребятишек. Снова ему вспомнилось об
играх в большом зале, о Мерлью. Окрепшая было решимость мгновенно улетучилась. О какой скуке может идти речь, если он каждый день будет видеть
Мерлью?
Найл лежал с открытыми глазами уже больше часа, а сон все не шел. Теперь он думал о Каззаке.
Почему владыка предложил отцу, чтобы он, Найл, остался? А вдруг его об
этом попросила Мерлью?
Эх, если б можно было с кем-нибудь поговорить, а не валяться здесь,
когда голова разбухает от неразрешенных загадок!... Может, Стефна еще не
спит?
Осторожно, чтобы не разбудить отца, он выскользнул из-под одеяла и на
цыпочках прокрался к двери.
Соседняя комната оказалась пустой. Пройдя через нее, Найл остановился
возле занавески, ведущей в комнату Стефны и Доны, и прислушался. Спят: дыхание ровное, глубокое. Юноша подошел к выходу в коридор и выглянул наружу.
Надо же! Навстречу шел Корвиг, младший брат Хамны, в обнимку с девушкой.
- Здравствуй, Найл. Что поделываешь? - спросил тот.
- Так, сон что-то не берет.
- Сон? Какой сон? Времени всего ничего! Мы вот идем к Найрис поиграть
во что-нибудь. Хочешь с нами?
- Наверное, ни к чему, - виновато потупив голову, рассудил Найл. - Мы с
отцом, должно быть, утром отправимся обратно, так что надо хорошенько отдохнуть.
Жаль, что Корвиг не один, можно было бы спросить у него совета. Корвиг
просунул Найлу руку под локоть:
- Да ладно тебе, выспаться всегда успеешь. Давай сходим.
Девушка, глядя на него большими выразительными глазами, спросила:
- А почему ты так скоро отсюда уходишь?
- Отец говорит, пора обратно. Если б уговорить его задержаться на несколько дней... - Он повернулся к Корвигу: - Ты не мог бы попросить своего
отца, чтобы переговорил с моим?
Они вышли в главный проход, ведущий в большой зал.
- Он сейчас там, - кивком указал Корвиг. - Почему б тебе самому его не
попросить?
Владыка прохаживался в одиночестве, вчитываясь в пергаментный свиток,
который держал возле самого носа.
Встречные почтительно склоняли на ходу головы, хотя Каззак едва ли кого замечал. Корвиг, приблизившись к отцу, тоже поклонился и негромко произнес:
- Властитель...
Каззак вскинул голову и раздраженно сверкнул глазами, однако, заметив
Найла, милостиво улыбнулся.
- Прошу прощения, властитель, но Найл хотел бы тебя кое о чем спросить, - сказал Корвиг.
- Да, я весь внимание. - Каззак взял Найла за руку. - Что тебя интересует, мой мальчик?
- Я насчет нашего завтрашнего отхода, властитель.
По лицу Каззака пробежала тень.
- Завтра? Так скоро? Почему бы тебе не задержаться?
- Именно об этом я и хотел тебя просить. Не мог бы ты уговорить моего
отца?
Каззак насупился и пожал плечами:
- Об этом мы с ним уже говорили. Твой отец сказал, что ему не дает покоя оставленная семья. Но оговорился, что это не повод к тому, чтобы и ты
уходил вместе с ним.
- Я как раз хотел остаться.
- Неужто? Прекрасно!
Приветственно кивнув, напротив повелителя остановился стражник.
- Знаешь, - сказал Каззак, - я сейчас занят, а ты, думаю, мог бы сходить
и поговорить с Мерлью. Она сейчас, видимо, одна.
- Благодарю тебя, властитель. Покои Каззака занимали два этажа, которые соединялись короткой лестницей. Стоящий внизу стражник посторонился,
уступая дорогу. Найл вошел в обширный сводчатый зал, потолок которого подпирали каменные колонны, а стены были завешены богатыми зелеными занавесями.
От доброй дюжины светильников было светло, как днем.
В зале, судя по всему, никого не было. Найл прошел к занавешенному
дверному проему в противоположной его части, заглянул. Большая опрятная
комната - деревянная резная мебель, на полу циновка, ярко горят светильники. И опять же никого.
Справа от входа в зал вверх шла еще одна лестница. Подойдя и остановившись возле, Найл прислушался. Откуда-то сверху, похоже, доносились голоса. Юношей овладела нерешительность.
Что о нем подумают, если он будет вот так бесцеремонно разгуливать
здесь? Впрочем, у него же есть разрешение владыки.
Бесшумно ступая босыми ногами, он поднялся по каменным ступеням и попал в хорошо освещенный коридор с невысоким потолком, по обе стороны которого тянулись занавешенные дверные проемы. Со стороны одной из комнат доносились женские голоса.
Найл, нерешительно приблизившись, хотел было спросить: "Здесь есть
ктонибудь?", - но в этот момент одна из женщин неожиданно рассмеялась. Голос он узнал тотчас же: Ингельд. Первым порывом Найла было сразу же уйти,
но, уже повернувшись, юноша уловил, что речь, собственно, идет о нем. Пока
он прикидывал, как поступить, Ингельд продолжала:
-... Сам он здесь не при чем. Во всем виноваты отец его и брат.
Голос Мерлью:
- Как это случилось?
- Не знаю. Они не рассказывали. Оттого-то я и подозреваю, что дело нечисто. Разве расскажут они женщине, как погибли ее муж и сын!
- Может, они просто щадили твои чувства?
- Они-то! - воскликнула Ингельд презрительно. - Можно подумать, им есть
до этого дело! Я вот что скажу. Они чуть не бросили меня на произвол судьбы
в той крепости на плато.
- Да ты что? Как можно!
- Я не переношу высоты, а как глянула со склона на все те ступени, у
меня просто ноги подкосились. Они же просто повернулись ко мне спиной и полезли спокойно вниз.
- Ужас какой! И что же ты?
- А что? Зажмурилась и пошла следом. Провожатых моих уж и видно не было, а я как вспомнила о тех страшилищах-пауках...
В голосе Мерлью звучал неподдельный гнев:
- Это же надо, так обойтись с женщиной!
Ингельд презрительно фыркнула:
- Да что им женщины? Дикари же... Нависла гнетущая тишина. "Уходить
надо", - решил Найл. Ему было совестно за это невольное подслушивание. Но не
успел он и шагу ступить, как Ингельд вдруг спросила:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25
вновь, но Найл оказался проворней.
В этот миг он мимолетом заметил/что к зрителям прибавились еще двое.
Из примыкающего к залу внутреннего покоя вышел Каззак, а следом показалась
Ингельд.
Найл, на секунду замешкавшись (не прогневается ли владыка, увидев дочь
в объятиях гостя), чуть ослабил хватку. Мерлью, отчаянно крутнувшись, выскользнула из-под соперника и повалила его на тюфяк. Несколько минут они возились, пока девушка наконец не сумела прижать одну его руку к полу.
Тут Найл пошел на ту же хитрость, что только что использовала соперница: неожиданно расслабившись, он якобы решил сдаться. Мерлью уже не сомневалась в победе, когда, резко выгнувшись, Найл отбросил соперницу в сторону, прижал ее руки к полу, а сам улегся сверху.
- Так нечестно! - выдавила она.
Но Найл крепко держал ее. Теперь оставалось совладать с руками девушки. Судя по всему, они находились в положении, когда шансы у обоих примерно
равныСейчас соперницу можно было вполне одолеть грубой силой, но юноше было
как-то неловко, что это будет победа мускулов, а не умения.
И он тут ощутил влажное прикосновение ее губ возле уха, словно девушка
собиралась что-то прошептать.
Вот губы приоткрылись, и мочку уха игриво коснулись зубки. Юноша замер
от нового чувства, нахлынувшего на него, такого сильного, острого и невыразимо сладостного. Прежде чем он осознал, что произошло, красотка выскользнула из-под него и резким движением высвободила руки. Спустя миг она уже
цепко держала его за запястья, силясь закрутить ему руки за спину.
- Ну плутовка! - рассмеялся Найл.
- Как ты, так и я, - отозвалась она шепотом.
Слабея от смеха, он позволил Мерлью прижать свои ладони к тюфяку. Желая всем показать, что ее победа полная и окончательная, девушка взобралась
на поверженного соперника и уселась ему на живот.
Зал огласился громким радостным гомоном. Губы Ингельд скривились в
насмешливой улыбке. Каззак, выйдя вперед, ласково потрепал дочь по волосам.
Мерлью легко вскочила на ноги, не взглянув на юношу.
- Теперь видишь, почему я доверил ей заправлять всем хозяйством? - повернулся владыка к Ингельд.
Та усмехнулась:
- Просто замечательная юная госпожа. - И легонько ткнув Найла под ребра
босой ногой, добавила: - Поднимайся, мальчонка.
Когда позже Найл и Дона шли по коридору, девочка заметила:
- Зря ты ей поддался.
- А что я мог сделать?
- Я видела, как она словчила. Укусила тебя за ухо. - Потянувшись, девочка коснулась мочки его уха. - Больно было?
- Да нет, что ты, - ответил он негромко.
- Она хитрованка, каких поискать, - сказала Дона.
Найл отчего-то почувствовал себя виноватым:
- Я, вероятно, тоже.
- Ты? Скажешь тоже! - Девочка взяла Найла за руку и склонила ему голову на плечо.
В тот вечер, когда укладывались спать, отец сказал:
- Завтра отправляемся домой.
- Завтра?! - В голосе Найла звучали удивление и разочарование.
- Ты что, не хочешь домой?
- Почему? Хочу... А может, задержимся еще на денек-другой?
Улф положил ладонь на голову сына:
- Думаешь, тогда ты будешь готов?
- Д-да, - неуверенно промямлил Найл. Отец, насупив брови, посмотрел на
него и покачал головой:
- Ты хотел бы остаться здесь?
- А то нет! - воскликнул юноша. - Если бы все наши перешли сюда вместе с
нами. Улф покачал головой:
- Это невозможно.
- Но почему, отец? Тебе здесь что, так уж худо?
- Да нет. Просто я не думаю, что смог бы здесь прижиться.
- Почему?
- Не так просто это объяснить. - Отец со вздохом лег на постель и закутался в одеяло. - Но если хочешь, оставайся, я пойду один.
- Ну зачем уж так!
- А что? Обратную дорогу я знаю. Хамна вызвался меня проводить до
дальнего конца плато. А там до дома уж рукой подать.
- А я что, останусь здесь?
- Тебя можно будет забрать позднее. Стефна говорит, что очень была бы
рада, если б ты погостил.
Соблазн был велик. Остаться в доме, где живет милая Дона - почти сестренка, каждый день видеть Мерлью.
- А что Каззак?
- Как раз он это и предложил.
- А что ты об этом думаешь?
- Я б хотел, чтобы у сына была своя голова на плечах.
Через несколько минут дыхание Улфа стало ровным и глубоким: он заснул.
А у Найла всякое желание спать пропало. Через прикрывающую дверной
проем занавеску проникал свет единственного светильника, словно живые, разгуливали по потолку тени. Откуда-то со стороны коридора доносились приглушенные голоса, долетали звуки шагов: мимо проходили по своим делам люди.
До полуночи оставалось еще часа два, а в целом дворец Казэака, похоже,
вообще не утихал до самого рассвета. При отсутствии дневного освещения
чувство времени как-то смещается, а с ним и часы, отведенные для сна.
Остаться-то как хочется! В пещере он, по сути дела, и не нужен.
С той поры, как Вайг выдрессировал муравьев и осу, охота стала, скорее, развлечением, чем необходимостью. В нескольких милях от пещеры - изобилие пищи.
Сам Найл, как сказал Улф, может возвратиться сразу, как захочет. Почему б не задержаться здесь на несколько недель или месяцев, а то и дольше?
Очень хотелось найти какую-нибудь достаточно вескую причину. Но не давала покоя мысль, что семья без него осиротеет. Тогда юноша задумался над
тем, что именно его здесь держит.
Первый довод, и совершенно неоспоримый - Мерлью. Найлу вспомнилось
жаркое прикосновение ее губ и то, как покусывают ухо беленькие зубки, и
сердце зашлось от неуемной беспричинной радости.
Юноша позволил себе помечтать о том, как, может, возьмет Мерлью в жены, а то еще и усядется со временем на трон Каззака. И вот тут-то в душе
шевельнулось вдруг сомнение. Вспомнились слова Айрека: "А здесь кроме еды и
заняться толком нечем".
И Найл всерьез задумался: а каково это, год за годом сидеть под землей? Дома он, по крайней мере, волен покидать жилище и приходить когда
вздумается. Там, наверху, ждал целый мир. Мир чудес наподобие той страны
муравьев или исполинской крепости на плато.
Здесь же только тем и живут, что трусливо прячутся от смертоносцев.
Картина вырисовывалась совершенно ясная. Живи он в этом городе, дни
протекали бы в сытости и благополучии.
Родившийся здесь ребенок мог вырасти, состариться и умереть, так и не
испытав бередящего чувства постижения нового. Отчего Дона так набрасывалась
на него с расспросами о жизни в пустыне, путешествии в страну муравьев? Потому что для нее все это олицетворяет мир, исполненный и опасности, и захватывающих возможностей. Для детей подземного города каждый день жизни
здесь - лишь нудное, неизменное повторение предыдущего, привычка.
Вот в чем дело, внезапно уяснил Найл. Вот оно что: привычка. Привычка
- тяжелое теплое одеяло, грозящее удушьем. Убаюкивает ум, нагнетая неизбывное чувство смутного недовольства. Сдаться во власть привычки - значит застыть на месте, утратить способность к изменению, развитию.
Донесшийся из-за стены приглушенный смех отвлек юношу от раздумий - по
коридору гонялись друг за другом двое ребятишек. Снова ему вспомнилось об
играх в большом зале, о Мерлью. Окрепшая было решимость мгновенно улетучилась. О какой скуке может идти речь, если он каждый день будет видеть
Мерлью?
Найл лежал с открытыми глазами уже больше часа, а сон все не шел. Теперь он думал о Каззаке.
Почему владыка предложил отцу, чтобы он, Найл, остался? А вдруг его об
этом попросила Мерлью?
Эх, если б можно было с кем-нибудь поговорить, а не валяться здесь,
когда голова разбухает от неразрешенных загадок!... Может, Стефна еще не
спит?
Осторожно, чтобы не разбудить отца, он выскользнул из-под одеяла и на
цыпочках прокрался к двери.
Соседняя комната оказалась пустой. Пройдя через нее, Найл остановился
возле занавески, ведущей в комнату Стефны и Доны, и прислушался. Спят: дыхание ровное, глубокое. Юноша подошел к выходу в коридор и выглянул наружу.
Надо же! Навстречу шел Корвиг, младший брат Хамны, в обнимку с девушкой.
- Здравствуй, Найл. Что поделываешь? - спросил тот.
- Так, сон что-то не берет.
- Сон? Какой сон? Времени всего ничего! Мы вот идем к Найрис поиграть
во что-нибудь. Хочешь с нами?
- Наверное, ни к чему, - виновато потупив голову, рассудил Найл. - Мы с
отцом, должно быть, утром отправимся обратно, так что надо хорошенько отдохнуть.
Жаль, что Корвиг не один, можно было бы спросить у него совета. Корвиг
просунул Найлу руку под локоть:
- Да ладно тебе, выспаться всегда успеешь. Давай сходим.
Девушка, глядя на него большими выразительными глазами, спросила:
- А почему ты так скоро отсюда уходишь?
- Отец говорит, пора обратно. Если б уговорить его задержаться на несколько дней... - Он повернулся к Корвигу: - Ты не мог бы попросить своего
отца, чтобы переговорил с моим?
Они вышли в главный проход, ведущий в большой зал.
- Он сейчас там, - кивком указал Корвиг. - Почему б тебе самому его не
попросить?
Владыка прохаживался в одиночестве, вчитываясь в пергаментный свиток,
который держал возле самого носа.
Встречные почтительно склоняли на ходу головы, хотя Каззак едва ли кого замечал. Корвиг, приблизившись к отцу, тоже поклонился и негромко произнес:
- Властитель...
Каззак вскинул голову и раздраженно сверкнул глазами, однако, заметив
Найла, милостиво улыбнулся.
- Прошу прощения, властитель, но Найл хотел бы тебя кое о чем спросить, - сказал Корвиг.
- Да, я весь внимание. - Каззак взял Найла за руку. - Что тебя интересует, мой мальчик?
- Я насчет нашего завтрашнего отхода, властитель.
По лицу Каззака пробежала тень.
- Завтра? Так скоро? Почему бы тебе не задержаться?
- Именно об этом я и хотел тебя просить. Не мог бы ты уговорить моего
отца?
Каззак насупился и пожал плечами:
- Об этом мы с ним уже говорили. Твой отец сказал, что ему не дает покоя оставленная семья. Но оговорился, что это не повод к тому, чтобы и ты
уходил вместе с ним.
- Я как раз хотел остаться.
- Неужто? Прекрасно!
Приветственно кивнув, напротив повелителя остановился стражник.
- Знаешь, - сказал Каззак, - я сейчас занят, а ты, думаю, мог бы сходить
и поговорить с Мерлью. Она сейчас, видимо, одна.
- Благодарю тебя, властитель. Покои Каззака занимали два этажа, которые соединялись короткой лестницей. Стоящий внизу стражник посторонился,
уступая дорогу. Найл вошел в обширный сводчатый зал, потолок которого подпирали каменные колонны, а стены были завешены богатыми зелеными занавесями.
От доброй дюжины светильников было светло, как днем.
В зале, судя по всему, никого не было. Найл прошел к занавешенному
дверному проему в противоположной его части, заглянул. Большая опрятная
комната - деревянная резная мебель, на полу циновка, ярко горят светильники. И опять же никого.
Справа от входа в зал вверх шла еще одна лестница. Подойдя и остановившись возле, Найл прислушался. Откуда-то сверху, похоже, доносились голоса. Юношей овладела нерешительность.
Что о нем подумают, если он будет вот так бесцеремонно разгуливать
здесь? Впрочем, у него же есть разрешение владыки.
Бесшумно ступая босыми ногами, он поднялся по каменным ступеням и попал в хорошо освещенный коридор с невысоким потолком, по обе стороны которого тянулись занавешенные дверные проемы. Со стороны одной из комнат доносились женские голоса.
Найл, нерешительно приблизившись, хотел было спросить: "Здесь есть
ктонибудь?", - но в этот момент одна из женщин неожиданно рассмеялась. Голос он узнал тотчас же: Ингельд. Первым порывом Найла было сразу же уйти,
но, уже повернувшись, юноша уловил, что речь, собственно, идет о нем. Пока
он прикидывал, как поступить, Ингельд продолжала:
-... Сам он здесь не при чем. Во всем виноваты отец его и брат.
Голос Мерлью:
- Как это случилось?
- Не знаю. Они не рассказывали. Оттого-то я и подозреваю, что дело нечисто. Разве расскажут они женщине, как погибли ее муж и сын!
- Может, они просто щадили твои чувства?
- Они-то! - воскликнула Ингельд презрительно. - Можно подумать, им есть
до этого дело! Я вот что скажу. Они чуть не бросили меня на произвол судьбы
в той крепости на плато.
- Да ты что? Как можно!
- Я не переношу высоты, а как глянула со склона на все те ступени, у
меня просто ноги подкосились. Они же просто повернулись ко мне спиной и полезли спокойно вниз.
- Ужас какой! И что же ты?
- А что? Зажмурилась и пошла следом. Провожатых моих уж и видно не было, а я как вспомнила о тех страшилищах-пауках...
В голосе Мерлью звучал неподдельный гнев:
- Это же надо, так обойтись с женщиной!
Ингельд презрительно фыркнула:
- Да что им женщины? Дикари же... Нависла гнетущая тишина. "Уходить
надо", - решил Найл. Ему было совестно за это невольное подслушивание. Но не
успел он и шагу ступить, как Ингельд вдруг спросила:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25