На многих планетах обитали кровососы, которые обезболивали ранку и сосали незаметно кровь у существ, к которым прилеплялись. Амплитуры делали нечто подобное с мыслями, придавая командам форму предложений, а приказам – облик вежливой просьбы. От этой мысли ему стало не по себе. Ближайший к нему амплитур вновь поглядел на него. Он опять почувствовал мысленный контакт, мягкое предложение в заключение церемонии обратиться со словами приветствия к своим товарищам по оружию. Злость на мгновение взяла в нем верх над здравым смыслом.
– Извините, но я не хотел бы! – Как только эти слова выскочили наружу, он тут же пожалел о них.
Щупальце амплитура замерло. Глаза придвинулись ближе к его лицу.
Предложение было повторено, на этот раз энергичнее. К черту незнание! – зло подумал Раньи. Он специально игнорировал поступившую команду. Хотя Учитель был в три раза массивнее его, в ближнем бою он не сможет тягаться с его человеческими костями и мышцами. Не в состоянии подавить свое любопытство, несколько солдат вышли из строя, чтобы поглядеть на него. Затянувшееся молчание заставило всех ощутить неловкость.
Приблизился второй амплитур и повторил свое предложение. В цепкой хватке поступившего импульса Раньи должен был бы выступить вперед и радостно обратиться к своим товарищам. Но он остался недвижимым, и на лице его ничего не отразилось.
Учителя посовещались. Хотя Раньи и не мог читать их мыслей, смущение их ощущалось по активному движению щупалец и глазных отростков. Они явно были озадачены, но не встревожены.
Через несколько минут они вновь обратились к нему. Он приготовился бежать или атаковать в зависимости от ситуации. «Вы устали, – прочел он мысль. – Это объясняет ваше колебание. Вы пережили слишком сложные времена и еще не оправились от выпавших вам испытаний. Мы понимаем».
Раньи слегка расслабился. Обсудив его непослушание и не видя иного объяснения, они решили объяснить его неповиновение усталостью. Раньи испытал большое облегчение, когда они повернулись к нему спиной и приблизились у базовому командиру, чтобы обменяться формальными любезностями. Он был зол на самого себя. Его сопротивление было глупым и необязательным. Если бы они заподозрили что-то неладное, он уже оказался бы на ином хирургическом представлении, и масса хирургов-амплитуров пожелали бы поподробнее ознакомиться с параметрами его загадочного мозга. Удача и обстоятельства – вот что спасло его, а не так называемый ум. Он с искренним энтузиазмом вместе со своими товарищами кричал прощальные слова в то время, как Учителя поднимались на борт своего транспорта. Встреча оставила у него осадок неуверенности и замешательства. Что за существа эти амплитуры, если они могут повелевать другими существами, заставлять их действовать против своей воли и в то же время заботиться об их благополучии? Он лично ощутил и их заботу, и умственное воздействие. В этом было заключено… противоречие, которого он не в состоянии был разрешить.
Но в одном вопросе они были вполне правы. Он безумно устал. Когда транспорт поднялся на третий уровень и стал удаляться, собрание смешалось, все стали расходиться. Офицеры и солдаты стали возвращаться к местам дежурства и в бараки. Все говорили о беспрецедентном визите и о предстоящей вечерней трапезе.
Часть криголитов и ашреганов подошли к Раньи поздравить его с той честью, которой он был удостоен, перехватив его на пути в его комнату. Один криголит был столь восторжен, что в качестве последнего, самого высокого комплимента, выразил готовность к совокуплению – в фигуральном смысле, конечно.
Сагио ожидал его, на лице его отражался нескрываемый восторг. Но Раньи обнаружил, что смотрит как бы мимо брата, пытается заглянуть ему в мозг, найти этот особенный нервный узел, искусственно привнесенный извне. Неожиданно он испытал желание вонзить руку в неестественно большую глазницу и вырвать прочь этот ужасный, оскорбительный орган. Сколько еще рас стали жертвами подобных же манипуляций амплитуров? Криголиты? Мазвеки? Может быть, даже разумные кораты? Амплитуры доминировали над многими мирами, он это знал, и чем больше он узнавал, тем яснее ему становилось, что все они нуждались в хирургическом вмешательстве.
– Подожди, семья узнает об этом! – бубнил Сагио. – Принять такие поздравления от Учителя… нет, от двух Учителей. Они сами прибыли в столь опасную зону, чтобы поздравить тебя… это беспрецедентная честь, Раньи!
– Я знаю. – Он поднял глаза. – Ты ощущал их в своем мозгу?
– Да, несколько раз. Я почувствовал себя хорошо, как и всегда в подобных случаях. – Он неуверенно моргнул. – Почему ты спрашиваешь меня об этом? Разве ты их не чувствовал?
– Да, конечно. – Он отвел взгляд. – Они попросили меня кое-что сделать. Несколько раз. Я всякий раз отказывался.
Сагио подумал:
– Я думаю, они догадались, что ты не готов к этому. Но чего они от тебя хотели?
– Чтобы я произнес прощальную речь:
– Боритесь до последнего во имя Назначения, и что-то в этом роде.
– Ты этого не мог сделать? Для Учителей? – Сагио вопросительно смотрел на брата. – На мой взгляд, ты не настолько уж устало выглядишь.
– Боюсь, я на самом деле устал. – Раньи уже смотрел наружу, на окружающие их непроходимые джунгли. – Я очень устал. Я устал больше, чем ты полагаешь.
В голосе брата послышались нотки тревоги:
– Может быть, тебе имеет смысл пройти еще одну медицинскую проверку?
Может быть, ты чем-то болен?
Нет, я ничем не болен, подумал Раньи. Я что-то потерял.
– Да нет, все будет в порядке, – сказал он вслух. – Мне просто нужно отдохнуть. Напряжение после контакта с Учителями… ты понимаешь.
– Догадываюсь. – Сагио сомневался, но соглашался.
– Пора на ужин. Иди. Я подойду через секунду. – Раньи подавил появившуюся было на губах человеческую улыбку.
– Если ты уверен… – Его брат улыбнулся. – Я пойду займу места получше, хотя после всего перенесенного ты, наверное, можешь сидеть, где захочешь.
Раньи наблюдал, пока Сагио не исчез за ближайшим бараком. К своему удивлению, он ощутил приступ голода. Прием пищи, в конце концов, не сопровождался биологическими или философскими осложнениями. Человек он или ашреган, он имеет право получать удовольствие от еды. Но рассказать обо всем Сагио он обязан, какими бы ни были последствия. Лучше все сразу выложить, а не пытаться объяснить отрывочными бессвязными кусками.
А можно и поставить на всем точку. Просто снять со служебного пояса пистолет, приставить его к черепу и в один момент покончить с болью, с неуверенностью, со смятением. И не надо будет мучиться над вопросом, кто говорит правду, а кто нет, и кто он на самом деле. Эта мысль пришла и ушла, но мозг ее зафиксировал и принял к сведению. Он не боялся смерти, но он отказывался умирать, не получив ответа на свои вопросы.
Глава 14
Три человека сидели, развалясь, вокруг стола, уставленного напитками, и наблюдали за проецируемыми изображениями среди моря цветных огней, наполнявших Центр релаксации. Музыка ласкала слух, а среди световых пятен танцевали полуобнаженные мужчина и женщина.
Они и танцевавшие рядом были погружены в ароматизированный туман искусственных сумерек. Центр был обширным, и они не были одни. Представители разных цивилизаций искали отдохновения в этот лихорадочный вечер. Массуды и вейсы и многие другие страстно желали погрузиться в успокаивающую атмосферу вечера. Для каждого в тумане проецировались разнообразные изображения. Неудивительно, что восприятие массуда отличалось от восприятия людей, поэтому и проецировавшиеся для них изображения были иными – для них в тумане скользили в мягких пируэтах две стройные фигуры, сплошь покрытые серебряным мехом. Вейсы наблюдали за элегантными движениями своих особей, лишенными любых сексуальных обертонов, а созерцательные гивистамы предпочитали быть ослепленными обманчивым световым излучением. То, за чем наблюдал с’ван, его развлекало, хотя в этом мире было мало такого, что его бы не развлекало. Блестящие и умные о’о’йаны были лишены воображения и поэтому мало что могли увидеть. Большую часть времени, проведенную в Центре, люди предпочитали наблюдать за картинками, а не друг за другом. Хотя сержант Селинсинг была достаточно привлекательна, ее приятели Карсон и Морено не осмелились бы раздеть ее даже в самых своих смелых мечтах, как они это сделали с проецируемыми фигурами. Она все-таки была их боевым товарищем, а кроме того, старше по званию.
Карсон подрегулировал выключатель на столе. В тот же момент изображение, которое он выбрал, оказалось рядом с ним, сидящим, приглашая его и глазами, и жестами. Он знал, что, если протянет руку, то сможет даже ощутить ее – это тоже гарантировалось. Но, как и все подобные связи, это будет столь же быстротечно, как и счет на его кредитной карточке, и почти столь уже малоудовлетворительным. Со вздохом он нажал на кнопку, наблюдая за тем, как изображение, как и предыдущие его любовные связи, вернулось в тот регион, откуда и прибыло.
Морено был ближе к реальности. К безмолвному восхищению ее товарищей, Селинсинг была красивее всех, появившихся в проекторе картинок, которые они рассматривали. Она моргнула, когда последняя проекция исчезла.
– Эта последняя – что-то новое в картотеке. – Она улыбнулась. – Мутантка. Очень интересная.
– Пощади! – Морено залпом выпил свой напиток. Самый маленький из всех трех, не слишком выразительный ни внешне, ни внутренне, он лучился грустью святого и движениями напоминал змею. Его маленькие черные глазки следили за изменяющимися уровнями Центра.
– Мне это надоело. Погляди только на эту отвратительную парочку. – Он покачал головой.
Как медведь, заворочавшийся в берлоге, Карсон сдвинулся в кресле.
Селинсинг закинула назад голову.
Двое вейсов были погружены в беседу, а гипнотические движения их рук, пальцев, голов и шей дополняли устное общение. Их костюмы были совершенны, а жесты воздушны и легки. Морено чуть не вырвало.
– Ишь, пташки! Знай себе летают на своих пернатых машинах, их и калачом не заманишь на поле битвы. Но если мы попросим о присоединении к Узору, они сразу же проголосуют против.
Карсон рявкнул:
– Да на кой черт нам вообще нужен этот Узор! – Он отхлебнул глоток. – К черту их!
– Мы держимся за них, а они нас даже не допускают к голосованию в своей тайне, – с горечью пробормотал Морено.
– А мне все равно, – тихо сказала Селинсинг. – Что мне не нравиться, так это сидеть здесь и ждать, пока их тупой Военный Совет планирует стратегию. Они всегда так осторожны.
– Да уж. – Морено вытянулся на стуле. Единственный способ выбраться из этого вонючего мира – это вышибить вон наших врагов. Но сидя здесь, мы не в состоянии этого сделать.
– Но мы с вами вообще не сможем этого сделать, – напомнил ему Карсон.
– Приказ. Ты же знаешь, что говорит Совет – терпение.
– Да, терпение, – сказал Морено мрачно. – А Массуды с ними воюют.
Чертовы рожи.
– Но они всегда были в лучших отношениях с Советом. – Селинсинг чертила воображаемые линии на столешнице. – Вот почему эта война так давно и тянется. Не потому, что они трусы. Просто они слишком долго слушают с’ванов и вейсов. Не говоря уж о турлогах.
– Я слышал, что два этих рака побывали на Эйрросаде и отдавали военные приказы. – Морено взглянул в сторону пары с’ванов, сидевших поодаль. В полутьме были видны их густые бороды.
– Меня это и не удивляет, – сказала Селинсинг. – Приказы таковы, что ни один отряд не может выдвигаться больше чем на два километра, чтобы не быть окруженным.
– Окруженным, черт! Война так давно здесь продолжается, что каждый наизусть знает позиции друг друга. Мы прекрасно знаем, где именно находятся штаб-квартира врага в этом регионе. Мы должны ударить прямо здесь, взять его в плен, правда? Мы не должны останавливаться, пока не достигнем их планетарного штаба. И тогда на этом куске грязи с назначением будет покончено. Может быть, тогда они предложат нам что-то поприличнее.
– Я согласна, – сказала Селинсинг, – но командование не согласно.
Карсон откинулся на стуле.
– О чем вообще вы болтаете? Мы потому здесь и торчим, что наши собственные офицеры только и делают, что тратят время на дипломатическую болтовню с массудами и с’ванами. Но они более трусливы, чем кто бы то ни было.
– Дело в том, что, говорят, у амплитуров теперь есть бойцы, которым все нипочем.
– Тогда они должны быть очень довольны нынешним положением вещей. – Карсон задумчиво поглядел на дно своей огромной кружки. – Лично я не думаю, что они хотят побить нас. Им достаточно просто поддерживать положение на мертвой точке, пока они не выживут нас отсюда. Морено положил руку на стол. Музыка, которую заказывали представители самых разных рас по своему вкусу, эхом отдавалась от стен.
– А я говорю, что кто-то должен что-то сделать, чтобы изменить нынешнее положение вещей. Кто-то должен сделать это прямо сейчас.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44
– Извините, но я не хотел бы! – Как только эти слова выскочили наружу, он тут же пожалел о них.
Щупальце амплитура замерло. Глаза придвинулись ближе к его лицу.
Предложение было повторено, на этот раз энергичнее. К черту незнание! – зло подумал Раньи. Он специально игнорировал поступившую команду. Хотя Учитель был в три раза массивнее его, в ближнем бою он не сможет тягаться с его человеческими костями и мышцами. Не в состоянии подавить свое любопытство, несколько солдат вышли из строя, чтобы поглядеть на него. Затянувшееся молчание заставило всех ощутить неловкость.
Приблизился второй амплитур и повторил свое предложение. В цепкой хватке поступившего импульса Раньи должен был бы выступить вперед и радостно обратиться к своим товарищам. Но он остался недвижимым, и на лице его ничего не отразилось.
Учителя посовещались. Хотя Раньи и не мог читать их мыслей, смущение их ощущалось по активному движению щупалец и глазных отростков. Они явно были озадачены, но не встревожены.
Через несколько минут они вновь обратились к нему. Он приготовился бежать или атаковать в зависимости от ситуации. «Вы устали, – прочел он мысль. – Это объясняет ваше колебание. Вы пережили слишком сложные времена и еще не оправились от выпавших вам испытаний. Мы понимаем».
Раньи слегка расслабился. Обсудив его непослушание и не видя иного объяснения, они решили объяснить его неповиновение усталостью. Раньи испытал большое облегчение, когда они повернулись к нему спиной и приблизились у базовому командиру, чтобы обменяться формальными любезностями. Он был зол на самого себя. Его сопротивление было глупым и необязательным. Если бы они заподозрили что-то неладное, он уже оказался бы на ином хирургическом представлении, и масса хирургов-амплитуров пожелали бы поподробнее ознакомиться с параметрами его загадочного мозга. Удача и обстоятельства – вот что спасло его, а не так называемый ум. Он с искренним энтузиазмом вместе со своими товарищами кричал прощальные слова в то время, как Учителя поднимались на борт своего транспорта. Встреча оставила у него осадок неуверенности и замешательства. Что за существа эти амплитуры, если они могут повелевать другими существами, заставлять их действовать против своей воли и в то же время заботиться об их благополучии? Он лично ощутил и их заботу, и умственное воздействие. В этом было заключено… противоречие, которого он не в состоянии был разрешить.
Но в одном вопросе они были вполне правы. Он безумно устал. Когда транспорт поднялся на третий уровень и стал удаляться, собрание смешалось, все стали расходиться. Офицеры и солдаты стали возвращаться к местам дежурства и в бараки. Все говорили о беспрецедентном визите и о предстоящей вечерней трапезе.
Часть криголитов и ашреганов подошли к Раньи поздравить его с той честью, которой он был удостоен, перехватив его на пути в его комнату. Один криголит был столь восторжен, что в качестве последнего, самого высокого комплимента, выразил готовность к совокуплению – в фигуральном смысле, конечно.
Сагио ожидал его, на лице его отражался нескрываемый восторг. Но Раньи обнаружил, что смотрит как бы мимо брата, пытается заглянуть ему в мозг, найти этот особенный нервный узел, искусственно привнесенный извне. Неожиданно он испытал желание вонзить руку в неестественно большую глазницу и вырвать прочь этот ужасный, оскорбительный орган. Сколько еще рас стали жертвами подобных же манипуляций амплитуров? Криголиты? Мазвеки? Может быть, даже разумные кораты? Амплитуры доминировали над многими мирами, он это знал, и чем больше он узнавал, тем яснее ему становилось, что все они нуждались в хирургическом вмешательстве.
– Подожди, семья узнает об этом! – бубнил Сагио. – Принять такие поздравления от Учителя… нет, от двух Учителей. Они сами прибыли в столь опасную зону, чтобы поздравить тебя… это беспрецедентная честь, Раньи!
– Я знаю. – Он поднял глаза. – Ты ощущал их в своем мозгу?
– Да, несколько раз. Я почувствовал себя хорошо, как и всегда в подобных случаях. – Он неуверенно моргнул. – Почему ты спрашиваешь меня об этом? Разве ты их не чувствовал?
– Да, конечно. – Он отвел взгляд. – Они попросили меня кое-что сделать. Несколько раз. Я всякий раз отказывался.
Сагио подумал:
– Я думаю, они догадались, что ты не готов к этому. Но чего они от тебя хотели?
– Чтобы я произнес прощальную речь:
– Боритесь до последнего во имя Назначения, и что-то в этом роде.
– Ты этого не мог сделать? Для Учителей? – Сагио вопросительно смотрел на брата. – На мой взгляд, ты не настолько уж устало выглядишь.
– Боюсь, я на самом деле устал. – Раньи уже смотрел наружу, на окружающие их непроходимые джунгли. – Я очень устал. Я устал больше, чем ты полагаешь.
В голосе брата послышались нотки тревоги:
– Может быть, тебе имеет смысл пройти еще одну медицинскую проверку?
Может быть, ты чем-то болен?
Нет, я ничем не болен, подумал Раньи. Я что-то потерял.
– Да нет, все будет в порядке, – сказал он вслух. – Мне просто нужно отдохнуть. Напряжение после контакта с Учителями… ты понимаешь.
– Догадываюсь. – Сагио сомневался, но соглашался.
– Пора на ужин. Иди. Я подойду через секунду. – Раньи подавил появившуюся было на губах человеческую улыбку.
– Если ты уверен… – Его брат улыбнулся. – Я пойду займу места получше, хотя после всего перенесенного ты, наверное, можешь сидеть, где захочешь.
Раньи наблюдал, пока Сагио не исчез за ближайшим бараком. К своему удивлению, он ощутил приступ голода. Прием пищи, в конце концов, не сопровождался биологическими или философскими осложнениями. Человек он или ашреган, он имеет право получать удовольствие от еды. Но рассказать обо всем Сагио он обязан, какими бы ни были последствия. Лучше все сразу выложить, а не пытаться объяснить отрывочными бессвязными кусками.
А можно и поставить на всем точку. Просто снять со служебного пояса пистолет, приставить его к черепу и в один момент покончить с болью, с неуверенностью, со смятением. И не надо будет мучиться над вопросом, кто говорит правду, а кто нет, и кто он на самом деле. Эта мысль пришла и ушла, но мозг ее зафиксировал и принял к сведению. Он не боялся смерти, но он отказывался умирать, не получив ответа на свои вопросы.
Глава 14
Три человека сидели, развалясь, вокруг стола, уставленного напитками, и наблюдали за проецируемыми изображениями среди моря цветных огней, наполнявших Центр релаксации. Музыка ласкала слух, а среди световых пятен танцевали полуобнаженные мужчина и женщина.
Они и танцевавшие рядом были погружены в ароматизированный туман искусственных сумерек. Центр был обширным, и они не были одни. Представители разных цивилизаций искали отдохновения в этот лихорадочный вечер. Массуды и вейсы и многие другие страстно желали погрузиться в успокаивающую атмосферу вечера. Для каждого в тумане проецировались разнообразные изображения. Неудивительно, что восприятие массуда отличалось от восприятия людей, поэтому и проецировавшиеся для них изображения были иными – для них в тумане скользили в мягких пируэтах две стройные фигуры, сплошь покрытые серебряным мехом. Вейсы наблюдали за элегантными движениями своих особей, лишенными любых сексуальных обертонов, а созерцательные гивистамы предпочитали быть ослепленными обманчивым световым излучением. То, за чем наблюдал с’ван, его развлекало, хотя в этом мире было мало такого, что его бы не развлекало. Блестящие и умные о’о’йаны были лишены воображения и поэтому мало что могли увидеть. Большую часть времени, проведенную в Центре, люди предпочитали наблюдать за картинками, а не друг за другом. Хотя сержант Селинсинг была достаточно привлекательна, ее приятели Карсон и Морено не осмелились бы раздеть ее даже в самых своих смелых мечтах, как они это сделали с проецируемыми фигурами. Она все-таки была их боевым товарищем, а кроме того, старше по званию.
Карсон подрегулировал выключатель на столе. В тот же момент изображение, которое он выбрал, оказалось рядом с ним, сидящим, приглашая его и глазами, и жестами. Он знал, что, если протянет руку, то сможет даже ощутить ее – это тоже гарантировалось. Но, как и все подобные связи, это будет столь же быстротечно, как и счет на его кредитной карточке, и почти столь уже малоудовлетворительным. Со вздохом он нажал на кнопку, наблюдая за тем, как изображение, как и предыдущие его любовные связи, вернулось в тот регион, откуда и прибыло.
Морено был ближе к реальности. К безмолвному восхищению ее товарищей, Селинсинг была красивее всех, появившихся в проекторе картинок, которые они рассматривали. Она моргнула, когда последняя проекция исчезла.
– Эта последняя – что-то новое в картотеке. – Она улыбнулась. – Мутантка. Очень интересная.
– Пощади! – Морено залпом выпил свой напиток. Самый маленький из всех трех, не слишком выразительный ни внешне, ни внутренне, он лучился грустью святого и движениями напоминал змею. Его маленькие черные глазки следили за изменяющимися уровнями Центра.
– Мне это надоело. Погляди только на эту отвратительную парочку. – Он покачал головой.
Как медведь, заворочавшийся в берлоге, Карсон сдвинулся в кресле.
Селинсинг закинула назад голову.
Двое вейсов были погружены в беседу, а гипнотические движения их рук, пальцев, голов и шей дополняли устное общение. Их костюмы были совершенны, а жесты воздушны и легки. Морено чуть не вырвало.
– Ишь, пташки! Знай себе летают на своих пернатых машинах, их и калачом не заманишь на поле битвы. Но если мы попросим о присоединении к Узору, они сразу же проголосуют против.
Карсон рявкнул:
– Да на кой черт нам вообще нужен этот Узор! – Он отхлебнул глоток. – К черту их!
– Мы держимся за них, а они нас даже не допускают к голосованию в своей тайне, – с горечью пробормотал Морено.
– А мне все равно, – тихо сказала Селинсинг. – Что мне не нравиться, так это сидеть здесь и ждать, пока их тупой Военный Совет планирует стратегию. Они всегда так осторожны.
– Да уж. – Морено вытянулся на стуле. Единственный способ выбраться из этого вонючего мира – это вышибить вон наших врагов. Но сидя здесь, мы не в состоянии этого сделать.
– Но мы с вами вообще не сможем этого сделать, – напомнил ему Карсон.
– Приказ. Ты же знаешь, что говорит Совет – терпение.
– Да, терпение, – сказал Морено мрачно. – А Массуды с ними воюют.
Чертовы рожи.
– Но они всегда были в лучших отношениях с Советом. – Селинсинг чертила воображаемые линии на столешнице. – Вот почему эта война так давно и тянется. Не потому, что они трусы. Просто они слишком долго слушают с’ванов и вейсов. Не говоря уж о турлогах.
– Я слышал, что два этих рака побывали на Эйрросаде и отдавали военные приказы. – Морено взглянул в сторону пары с’ванов, сидевших поодаль. В полутьме были видны их густые бороды.
– Меня это и не удивляет, – сказала Селинсинг. – Приказы таковы, что ни один отряд не может выдвигаться больше чем на два километра, чтобы не быть окруженным.
– Окруженным, черт! Война так давно здесь продолжается, что каждый наизусть знает позиции друг друга. Мы прекрасно знаем, где именно находятся штаб-квартира врага в этом регионе. Мы должны ударить прямо здесь, взять его в плен, правда? Мы не должны останавливаться, пока не достигнем их планетарного штаба. И тогда на этом куске грязи с назначением будет покончено. Может быть, тогда они предложат нам что-то поприличнее.
– Я согласна, – сказала Селинсинг, – но командование не согласно.
Карсон откинулся на стуле.
– О чем вообще вы болтаете? Мы потому здесь и торчим, что наши собственные офицеры только и делают, что тратят время на дипломатическую болтовню с массудами и с’ванами. Но они более трусливы, чем кто бы то ни было.
– Дело в том, что, говорят, у амплитуров теперь есть бойцы, которым все нипочем.
– Тогда они должны быть очень довольны нынешним положением вещей. – Карсон задумчиво поглядел на дно своей огромной кружки. – Лично я не думаю, что они хотят побить нас. Им достаточно просто поддерживать положение на мертвой точке, пока они не выживут нас отсюда. Морено положил руку на стол. Музыка, которую заказывали представители самых разных рас по своему вкусу, эхом отдавалась от стен.
– А я говорю, что кто-то должен что-то сделать, чтобы изменить нынешнее положение вещей. Кто-то должен сделать это прямо сейчас.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44