— Нет, Симна, задумайся хоть на минуту…
— Задуматься?! — простонав, взмолился северянин. — Да у меня голова раскалывается! Эхомба невозмутимо продолжал:
— Если Мамуна Каудон прав, тогда, возможно, мир, в котором мы обитаем, всего лишь травинка для какого-то большего существа. Травинка, одна из множества… ее можно поднести к глазам и рассмотреть, а можно и отшвырнуть небрежно в сторону.
— Пусть только попробуют! Симну ибн Синда в сторону небрежно не бросают!
По счастью, Эхомба, кажется, закончил. Повисла тишина, а вместе с тишиной на стоянку набрел холод, предутренний, пронизывающий. Симна ворочался, не в силах заснуть.
Что, если старый деревенский фокусник, о котором говорил Этиоль, все-таки прав? Этого, разумеется, не может быть… но вдруг? Тогда все человеческие побуждения ничего не значат. Какой смысл копошиться на травинке, если на соседнем побеге от твоих усилий ни холодно ни жарко.
Симна нащупал кончиками пальцев травинку, которая пробилась из земли совсем рядом с его одеялом. Но мять или рвать не стал. Так легко это сделать — обмотай вокруг пальца и потяни. И росток умрет. Что это значит для порядка вещей? Их окружают несчетные миллиарды подобных ростков; вместо одного вырванного место под солнцем займут два новых.
Но если он содержит в себе целый мир? Мелочь в масштабе Вселенной, песчинка в море песка, но, может быть, для каких-то невообразимо крошечных существ в нем заключается вся жизнь?
«Чушь! — оборвал себя Симна. — Смех да и только!»
Он коснулся края травинки — и отвел руку. Обычное слабое растение, пробившееся сквозь землю. Ни один кролик не пощадит его, любая лошадь с удовольствием съест его вместе с сотнями растущих по соседству собратьев. А Симна ибн Синд отвел руку.
Он не знал почему. Он знал только одно: в следующий раз, когда придет время ложиться спать, он хоть одеяло заткнет в уши, лишь бы не слушать речей пастуха. Надо же такое выдумать! Травинка, как целый мир!.. По счастью, он, Симна ибн Синд, невосприимчив к подобному бреду!
Северянин повернулся на другой бок и, уже засыпая, подумал: сколько он сейчас одним движением передавил миров?..
На следующее утро, проснувшись, он уже с доброй долей юмора вспоминал о ночных переживаниях. Эхомба успел набрать в котелок воды и развести огонь. Теперь, небрежно оперевшись на копье, он смотрел в сторону севера.
Симна, в свою очередь, разглядывал Этиоля.
Простак, что еще скажешь. Никаких притязаний, только бредовые идеи — точнее, одна идея. В том, может, и заключается его преимущество. Сосредоточился на одном…
Собравшись вставать, Симна случайно бросил взгляд на свою левую руку, и его глаза широко раскрылись. От запястья к локтю протянулась цепочка красных пятнышек. Они группировались по два и чем-то напоминали следы укусов. Северянин потер уже начавшие бледнеть пятнышки. Не зудит, и под кожу вроде ничего не проникло. Однако что за насекомые могли так его пометить? А если не насекомые, тогда кто же?
Догадавшись, воин подскочил на месте и прыгнул на расстеленное одеяло, словно оно могло его защитить. Принялся оглядываться, высматривать что-то в траве. Так и есть, похоже, он устроился посреди гадючника. На сухой земле отчетливо выделялись следы проползавших здесь змей. Множества змей, которые оставили свои отметины в знак предупреждения.
— Ладно, — закричал Симна. — Приношу извинения. У змей есть мозги! А теперь уходите, хорошо?
Он повернулся и увидел смотревшего на него Этиоля.
— Чего смеешься?
— Я не смеялся, — спокойно ответил пастух.
— Ха! — Северянин стал раздраженно сворачивать одеяло. — Может быть, внешне ты и не смеешься, но я слышу твой внутренний хохот. Не ты один способен слышать насквозь!
— Я не смеялся, — так же ровно повторил Эхомба. Повернувшись, он указал копьем: — Пойдем туда. Жаль, что придется делать крюк, но идти напрямую — значит остаться без воды. Я вижу скалы.
Симна на миг прекратил собирать вещи и пристально вгляделся в ту сторону, в какую показывал Эхомба. Однако как ни напрягал глаза, он не видел ничего, кроме ровной как стол пустынной местности. Спорить с товарищем воин не стал — если человек доказал свою правоту в вопросах совершенной красоты и полного уродства, не говоря уже о змеях, вряд ли стоит возражать ему по поводу наличия отдаленных скал.
Надев заплечные мешки, двое мужчин тронулись в путь на северо-восток. Уже в дороге Симна вдруг поймал себя на мысли, что он то и дело просит извинения у травинок, которых давил ступнями, сопровождая каждое извинение мысленными проклятиями в адрес своего спутника. Красные пятна на руке почти исчезли, тем не менее северянин внимательно вглядывался в невысокие заросли.
XV
— Кто-то кричит!
— Что?.. — Симна засмотрелся на стаю разноцветных попугаев, перелетавших с дерева на дерево.
— Я слышал крик, — повторил Эхомба.
Симна прислушался, однако вокруг было тихо. Ранее он никогда не жаловался на слух; более того, дружки поражались, как это ему удавалось услышать в ночи скрип открываемого окна или двери, а любовницы ценили способность уловить шаги мужа, когда тот еще только входил в дом. Симна повернулся в указанную Эхомбой сторону, прислушался и наконец различил слабый отголосок. Что-то вроде завывания. Он нахмурился.
— Доносится с востока, точнее определить трудно. Кто кричит, тоже непонятно. Если зверь, должно быть, просто исполин какой-то.
Эхомба одобрительно покивал.
— Я вроде догадываюсь, кто бы это мог быть, однако в здешних краях я впервые, могу и ошибиться. Так что давай подождем, пока это не приблизится.
— Это приблизится?! — воскликнул Симна. — Зачем? Чем дальше от нас это будет орать, тем лучше.
— Оказывается, ты не любопытен. — Эхомба сверху вниз глянул на спутника. — А мне, например, интересно, что же может орать с невероятной силой, и не ошибся ли я в своей догадке.
— Твоя любознательность не знает границ, Этиоль. Порой она даже переходит всякие границы. Как раз в тот момент, когда прорицательница Темарил ждет от нас помощи, тебе позарез надо взглянуть, кто там голосит в саванне. А что, если этому захочется попробовать нас на вкус? Что, если как раз его языка ты не знаешь? Как тогда мы будем договариваться, чтобы оно оставило нас в покое?
— Ты не любопытен, — продолжал сокрушаться Этиоль. — А вот если мне что-то непонятно или неизвестно, я не успокоюсь, пока не разберусь, в чем дело. Другие ребятишки смеялись надо мной, когда я выпытывал у взрослых, как называется то или это. Мне говорили, что любопытство убивает кошек, но, видимо, это относится только к кошкам, потому что вот я здесь, живой и невредимый, хотя и безмерно невежественный…
— Не буду спорить, — пробормотал Симна. Шум стал вполне различим и отчетливо напоминал раскаты грома, сдобренные жуткими, до мурашек по коже завываниями. На этот раз, по разумению северянина, задача состояла не в том, чтобы услышать его, а как избежать с ним встречи.
Он огляделся в поисках подходящего укрытия, затем кивнул в сторону скальных выступов.
— Полагаю, там мы будем в безопасности.
— Согласен, — улыбнулся Этиоль. — Ответы желательно получать из надежного укрытия, обезопасив себя от всяких неожиданностей. В тебе, Симна ибн Синд, оказывается, немало здравого смысла.
— А в тебе немало всякого другого. — Северянин подтолкнул товарища к камням. — Но ты все равно мне нравишься. Воистину вкусы бывают самые несуразные.
— Даже если я не веду тебя к сокровищу? — усмехнулся Эхомба.
— Сейчас не до шуток, — стараясь не отстать от длинноногого друга, вымолвил Симна.
Под ногами у них мешались мчавшиеся к своим норам ошалевшие от страха большие грызуны — все как на подбор в добротных шубках из желтоватого меха. С дерева вспорхнула ярко раскрашенная птица, облачко зеленых и бирюзовых перышек полетело с ветвей.
К несчастью, у подножия скалы не оказалось пещеры. Пришлось влезть повыше и устроиться среди двух густо помеченных лишайниками камней. Щель была для путников тесновата и полностью не укрывала, но даже это было лучше, чем торчать на ровной земле.
— Смотри! — На этот раз северянин отреагировал первым, указывая на восток. — Приближается!.. Что именно, не могу сказать, однако оно уже неподалеку.
— Точно, — согласился Этиоль, прикрывая глаза от слепящего солнца. — И это не животное.
Рев стремительно нарастал. Путникам уже приходилось кричать, чтобы услышать друг друга.
— То есть как не животное? — спросил Симна. — Что же тогда?
— Ветер.
Северянин напряженно прислушался и покачал головой.
— Нет, не ветер. Я не знаю, что это, но оно живое. Слышишь, сколько ярости в голосе?
— А кто тебе сказал, что ветер бездушен и что он не может испытывать ярость или гнев? — спокойно возразил Эхомба. — А этот ветер не только шумит грозно, он и выглядит злым.
Теперь вой и рев смешались в один неподражаемый, ввергающий в безумие звук, принадлежавший существу, которое наконец появилось в поле зрения, что открывало узкое пространство между камнями. Неясный, нечеткий сгусток, он в то же время обладал тем, что можно было назвать формой: сейчас округлый, в следующее мгновение угловатый… Причем существо вопило не от злости; теперь в дикие вопли отчетливо вплетались рыкающие, напоминающие хохот звуки.
Ветер за кем-то гнался.
— По-моему, он кого-то преследует. — Симна машинально протянул руку за спину и взялся за рукоять меча — хотя разве способна сталь сражаться с силами природы?
— Вижу, — откликнулся Эхомба. — Похоже, кота.
— Вот и мне так показалось, — кивнул северянин. — Только что-то до сих пор я таких огромных кошек не встречал.
— Я тоже. Однако зверь именно убегает от ветра, а не случайно оказался у него на пути. Погляди-ка, кот взял вправо — и ветер туда же. Словно дорогу перекрывает.
Два чудища пронеслись мимо. В лица путников ударила тугая воздушная волна, затем комочки сухой земли и вырванные с корнем травинки.
— Это охота? — ошарашенно спросил Симна. — Где это видано, чтобы воздушная масса охотилась на гигантских котов? Или на кого-то еще, между прочим…
Симна ожидал услышать в ответ что-либо вроде: «Помнится, в свое время…» или: «Был в нашей деревне мудрец по имени…», однако Эхомба выразился просто:
— Нигде не видано.
Симна саркастически глянул на Этиоля.
— То есть ты не знаешь, что бы это могло быть? Выходит, не на все вопросы у тебя заготовлен ответ?
Пастух перевел взгляд на товарища. Теперь глаза приходилось прикрывать от несущейся пыли — ветер был ближе и потому гораздо сильнее.
— Я неоднократно пытался объяснить тебе, Симна, что я самый невежественный из людей, и то, что мне известно, уместится на донышке паучьего наперстка.
— Никогда не слышал, чтобы пауки пользовались наперстками, — заметил Симна.
— Только некоторые, — сказал Этиоль без тени улыбки. — У пауков очень острые крючки на ногах, поэтому единственное средство избежать ран, которые они могут нанести себе во время пробежки по паутине, это надевать на ноги особые чехольчики. В Наумкибе их называют наперстками… Зверь совсем выбился из сил — по морде видно. Если ничего не сделать, сейчас ветер его нагонит.
— Да, бедняга сбавил ход… Что ты имеешь в виду — «если ничего не сделать»? — Симна подозрительно посмотрел на товарища.
Его худшие опасения подтвердились, когда Этиоль вышел из укрытия.
— Погоди-ка, брат! Ты куда?
Стоя на камне, пастух с сожалением посмотрел на хмурое лицо северянина.
— Я по натуре человек миролюбивый, но это кого угодно выведет из себя. Они дерутся, а силы неравны. Надо помочь коту.
С этими словами он начал спускаться со скалы. Симна, не сумев удержать товарища, остался на месте.
— Послушай, брат, стоит ли вмешиваться? Так всегда бывает: сильный бьет слабого. Хвала судьбе, что мы не участвуем в этой схватке. Ты что, решил потягаться с бурей?
— Если буря обладает разумом, то да, — ответил Эхомба. — А эта как раз не похожа на своих свихнувшихся сестер, гуляющих по морям. Вот с теми нам, жителям побережья, трудненько приходится.
Помогая себе копьем, Этиоль поспешил в сторону разворачивающейся схватки. Симна кубарем скатился со скалы и спрятался за камнем. При этом поднес руку к уху, чтобы лучше слышать.
— Ну хорошо! Если ты решил покончить жизнь самоубийством, то я вмешиваться не собираюсь! — крикнул он Эхомбе. — Только прежде расскажи, где спрятаны сокровища!..
То ли пастух не слышал, то ли решил не отвечать. Он повернулся и, подняв копье над головой, отсалютовал им спрятавшемуся Симне, затем с необыкновенной скоростью побежал в сторону битвы.
Если дикий кот и заметил Эхомбу, то никак не подал виду. Да и что может человек противопоставить силе стихии? Однако Эхомбе даже буйство природы было нипочем. Он припустил еще резвее.
Безусловно, более странного и огромного хищника из породы кошачьих ему встречать не доводилось. Кот был черен как смола, желтые глаза — каждый с кулак — полыхали диким огнем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47