— Нет, это не тоже самое, — робко заикнулась другая юная послушница.
— Брови Варанны приподнялись. — То есть ты считаешь, что я действую неправильно?
— Н-Нет, Госпожа, но…но… он мужчина, самец, и если он увидит нас голыми, это наведет его на развратные мысли.
— В самом деле? — спросила Варанна. — И на какие же именно развратные мысли?
Юная монашка отчаянно покраснела. — Вы… вы же знаете.
— Нет. Расскажи мне.
Монашка глубоко вздохнула и бросила отчаянный взгляд на всех остальных, собравшихся вокруг них и ждавших ее ответа. — Мужчины думают только об одном, когда приходят к женщинам, — сказала она.
— А, теперь я понимаю, — протянула Варанна. — И вы все так пугливы и беззащитны, что боитесь шестилетнего мальчика?
— Нет, Госпожа, конечно нет, но … — Она опять глубоко вздохнула и закончила, — Это принесет напряженность и дисгармонию.
— Только если вы сами доведете дело до этого, — ответила Варанна. — Сорак еще ребенок. Его мысли и его мнения в этих… вопросах еще не сформировались. Если вы примете его и будете обращаться с ним как с братом, тогда и он вырастет с любовью к вам и будет относиться к вам, как к сестрам. Если вы будете учить его уважению к женщине, именно этому он и научиться. Но если вы будете скрывать свои тела он него, как будто они что-то неестественное, тогда он, естественно, заинтересуется этим и привыкнет смотреть на обнаженное женское тело как на запретный плод. Если вы будете относиться к нему иначе, только потому, что он мужчина, он вырастет и будет относится к женщинам иначе, только потому, что они женщины. Если то, как мужчины думают и действуют, вам не нравится, прекрасно, у вас есть шанс изменить это, воспитать мужчину, который думает и действует так, как вы считаете правильным. И если после всех ваших усилий вам это не удастся, что ж, возможно есть какая то ошибка в том, как вы сами действуете и думаете.
— Вы можете поставить его кровать рядом с моей, Госпожа, — сказал юный, твердый голос. — Я не боюсь.
Варанна с улыбкой повернулась к Риане. В свои шесть она была самой юной монашенкой в монастыре и во многих отношениях отличалась от остальных. В отличии от большинства виличчи, которые имели светлые волосы и голубые или светло-серые глаза, волосы Рианы были абсолютно белые, а глаза блестяще-зеленые. Она была и более нормально сложена, высокая для девушки и худая, но у ней не было черезчур длинных рук, ног и шеи, как у большинства виличчи. Если судить по ее внешнему виду, было даже трудно сказать, что она виличчи. Однако, она родилась с могучими псионическими способностями и сильным, независимым умом, так что она была намного умнее, чем дети в ее возрасте. В монастыре она была меньше года. Ее несчастные родители были бедняками из деревушки недалеко от Тира и имели еще четырех детей, которые были совершенно нормальны. Они были более чем счастливы избавиться от ответственности за Риану, которая требовала намного больше, чем они могли ей дать.
— Вы видите? — сказала Варанна. — У самой маленькой среди вас самое смелое и отважное сердце. Вы, все остальные, должны глядеть на Риану как на пример того, что на самом деле означает быть виличчи.
Слова Рианы пристыдили остальных, и они, хотя и неохотно, приняли Сорака в свой дом. Его кровать стояла рядом с кроватью Рианы, и, начиная с этого дня, она стала заботиться о нем как старшая сестра, хотя они и были примерно одного возраста. Именно Риана ежедневно сообщала аббатиссе об успехах Сорака, и когда Сорак впервые что-то сказал, это было ее имя. Парочка стала практически неразлучна.
Как и следовало ожидать, страх других молодых монахинь перед юным эльфлингом оказался безосновательным, и очень скоро все они стали звать его «маленький брат». Они приняли и детеныша тигона, как если бы это было обыкновенное домашнее животное, но, хотя тот и позволял им себя ласкать, было ясно, что он зверь Сорака. Они назвали его Тигра. Тигре разрешили охотиться по ночам, и обычно, незадолго до восхода солнца, сторожа у ворот слышали, как он царапает тяжелые деревянные ворота. Когда он не охотился, он спал рядом с кроватью Сорака или следовал за ним, как тень. Время шло и он стал очень большой тенью.
Впрочем, Сорак тоже вырос. Пока Варанна глядела на его упражнения во дворе, на его мускулистую грудь и руки, блестящие от пота, она вспоминала истощенного, едва живого мальчика, которого Старейшина Ал'Кали привела в храм. Теперь он вырос и стал стройным, сильным и очень симпатичным юным человеком. Нет, подумала она, мысленно поправляя себя, не человеком, в нем не было ни капли человеческой крови. Однако, смешение наследства эльфов и халфлингов привело к тому, что он выглядел практически как человек, исключая только его заостренные уши, которые, впрочем, были почти незаметны под его густыми черными волосами, падавшими ему на плечи. Он был высок, почти шесть футов роста, а черты его лица, такие тонкие и эльфийские в детстве, стали резкими и выразительными. И, к тому же, он не обладал ненормально увеличенными чертами лица и конечностями эльфов. Ненормально увеличенными, по меньшей мере с точки зрения человека. Его уши были в точности такими, как и у человека, за исключением острых кончиков. Его очень темные глаза сидели глубоко. Брови больше не были так нежно изогнуты, как тогда, когда он был ребенком, а были высокие и тонкие. Нос был резок и чем-то напоминал клюв, но не вызывал отвращение. Скулы выдавались вперед и лицо было скорее узким.
В целом внешний вид Сорака впечатлял, как силой так и обаянием. У него было такое лицо, которое люди немедленно замечали и запоминали, как они запоминали его прямой, тревожащий взгляд. Это был взгляд заставлявший людей отводить глаза. Было что-то такое в этом взгляде, что выделяло Сорака, делало его другим. Варанна не могла сказать в точности, что же это такое, но она знала, что еще никто не ошибался в этом отношении. В его взгляде был какой-то вихрь, водоворот, который намекал на шторм, бушевавший за этим высоким лбом.
За все эти годы Варанна только дважды встречалась с феноменом, который виличчи называли "племя в одном ". В обоих случаях это были женщины, обе родились виличчи, и обе перенесли ужасные страдания, пока были маленькими. Эте две женщины, как прекрасно помнила Варанна, были высшими монахинями в храме, когда она была еще маленькой девочкой, и давно умерли. Феномен был настолько редок, что, насколько Варанна знала, никто на Атхасе и не знал о нем, за исключением виличчи. Да, она давно подозревала, что живое существо становилось «племенем в одном» вовсе не потому, что он или она рождались виличчи, но из-за каких-то мучительных и невыносимых испытаний в самом раннем возрасте, с которыми юный ум был неспособен справиться. И этот ум разделялся на бесплотные сущности.
Она не была уверена, может ли феномен быть у того, у кого нет псионического таланта, но, кажется, между этими талантами есть связь. Как если бы разделение ума является своеобразной компенсацией за слишком большие способности.
Из всего того, что знала Варанна, следовало, что такая фрагментация может случиться с каждым, и что такие случаи могут быть и среди обычных людей, возможно даже среди других гуманоидальных рас Атхаса, хотя она никогда о таком не слышала. Конечно, когда никто вокруг не понимает такого состояния, или вообще не знает, что такое может происходить, оно просто считается сумашествием.
Большинство людей, подумала она, без сомнения решили бы, что это сумашествие, однако оно не выражалось каким нибудь странным поведением или иллюзиями. Просто время от времени Сорак вел себя совершенно по другому, и это могло показаться иррациональным, непоследовательным для одного человека, но разные личности разделяли одно и тоже тело, и каждая из них имела свой собственный голос и свое собственное поведение. И, как вскоре открыла Варанна, свои собственные способности.
Варанна не была уверена, сколько их там было. Поначалу все личности Сорака не слишком отличались друг от друга, и нельзя было сказать, когда именно он переходил от одной личности к другой, но постепенно она научилась выделять провалы — периоды времени, которых для него не существовало, которые позже он не мог вспомнить.
Это было, как если бы он засыпал, но его поведение не менялось так уж кардинально во время этих интервалов. Но Варанна знала абсолютно точно, что в течении этих провалов одна из его многочисленных личностей контролировала его тело, и она научилась подмечать изменения в поведении, которые сигнализировали о начале следующего провала.
Чаще всего изменения были легки, почти незаметны, но, впрочем, отчетливо различимы для тех, кто хорошо знал Сорака. Было похоже на то, что другие личности, жившие в его сознании, тщательно старались скрыть свое присутствие. Однако Варанна замечала малейшие изменения в поведении Сорака, и очень быстро научилась дифференцировать их.
И первую личность, которую она повстречала, она назвала Страж. В тот первый раз, когда она точно знала, что говорит со Стражем, Сораку было десять или одиннадцать лет.
Занятия с ним доводили преподавателей до белого каления. Они знали, что Сорак обладает невероятно могучим талантом, но, тем не менее, обучение его псионике шло с большим скрипом. Он рос разочарованным в своих неудачах, но упрямо продолжал тренироваться.
Какие бы усилия он ни прилагал, однако, он не мог выполнить даже самых элементарных псионических упражнений. Он напрягался так, что его лицо становилось красным, а пот ручьями лил со лба, и все без толку. Потом, когда он был полностью опустошен и не имел сил продолжать, внезапно он успешно проделывал все эти упражнения, совершенно не понимая, как это ему удается. Его преподаватели ничего не могли поделать с этим, и Варанна решила взглянуть сама. Она подозвала Сорака и дала ему простейшее упражнение по телекинезу.
Она поставила перед ним на стол три маленьких шарика и попросила поднять их в воздух так высоко, как только он в силах. Он напрягался изо всех сил, но шарики даже не пошевелились. Он попытался сдвинуть хотя бы один, и опять неудача. В конце концов он сдался и закрыл лицо руками.
— Без толку, — простонал он. — Я не могу сделать это.
Вдруг три шарика взлетели в воздух и стали выписывать сложные и изящные узоры, как если бы ими манипулировал невидимый жонглер.
— Но, Сорак, ты сумел, — сказала Варанна. — Посмотри!
Кок только Сорак взглянул на них, все три шарика упали на пол.
— Ну и что? Ты же сделал это! — сказала Варанна.
Сорак разочарованно вздохнул. — Всегда одно и тоже, — сказал он. — Когда я пытаюсь, я не могу. Когда я перестаю пытаться, я делаю, но не знаю как!
— Возможно ты просто пытаешься чересчур сильно, — предположила Варанна.
— Нет, когда я только чуть-чуть напрягаюсь, я все равно не могу сделать это, — раздраженно сказал он. — Зато потом оно получается само, без моего участия.
— Тем не менее ты и только ты делаешь это, — ответила Варанна. — Возможно, когда ты напрягаешься, волнуешься, ты, сам того не сознавая, блокируешь свой талант, а когда разочаровываешься, успокаиваешься, блок исчезает, и задание выполняется, хотя бы несколько мгновений. Если бы ты разрешил мне проверить твои мысли, я, возможно, смогла бы понять, в чем корень проблемы.
— Я не возражаю, Госпожа, — ответил Сорак. — Но что-то во мне не разрешает никому сделать это. Я не знаю, почему.
Варанна знала почему, но до сих пор Сорак, похоже, и не подозревал о своей собственной природе, а она не собиралась подталкивать его в этом направлении, пока он не будет готов разобраться в себе. — Ты же знаешь, тебе нечего бояться меня, Сорак.
— Я знаю это, — сказал он, очевидно расстроенный. — И я не могу понять, что это. Каждый раз, когда мы пытаемся, я очень хочу вам помочь, и тем не менее часть меня беспокоится и мешает этому. Я стараюсь изо всех сил пропустить ваш щуп, но … — Его голос прервался и он безнадежно пожал плечами.
У Варанны появилась внезапная мысль. — Давай попробуем тот-же путь, что и с шарами. Не пытайся открыться. Просто успокойся и расслабься. Опустоши свое сознание.
— Хорошо. — Он слегка обмяк на своей скамье, опустил голову и с тяжелым вздохом опустошил легкие. Но прежде, чем Варанна попыталась войти в его сознание, он внезапно поднял голову и уставился на нее с вызовом во взгляде.
— Почему ты так упорно стараешься проникнуть в наши мысли? Что ты хочешь от нас?
Варанна внезапно осознала, что говорит не Сорак. По меньшей мере не тот Сорак, который был тут мгновение назад и которого она так хорошо знала. Голос был тот же самый, но тон был совершенно другой, более требовательный, более зрелый и уверенный в себе. Даже его поза и внешний вид слегка изменились. Язык его тела, язык, который зачастую значительно красноречивее слов, стал более защитный, упрямый. — Кто ты? — мягко спросила она, слегка подавшись вперед.
— Ты можешь звать меня Стражем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38