Пурпурно-зеленый бросился в мощном прыжке, чтобы сбить с ног этого дерзкого бескрылого дракона и пригвоздить к земле. Однако Базил ловко отступил в сторону и развернул меч, чтобы садануть пурпурно-зеленого по ногам и опрокинуть.
Пурпурно-зеленый, рыча, рухнул на землю и покатился по траве. Потом поднялся и, кипя от ярости, снова атаковал Базила.
Баз хотел уже отступить, но на этот раз дикий дракон был готов к этому и в последний момент уклонился, а затем наскочил на Базила и сшиб его с ног.
Задние лапы с когтями поднялись для удара, но попали по тяжелому кожаному доспеху Базила и застряли.
Баз извернулся, освободился, и они мгновенно оторвались друг от друга.
Базил крутанулся вокруг, но противника не увидел, а затем ощутил, как дикий с глухим звуком опустился ему на спину. Огромные передние лапы сомкнулись на голове Базила и начали сворачивать ее назад. Базу стало трудно дышать, казалось, что шея вот-вот сломается, а дикий все пытался добраться своими жуткими клыками до его горла.
— Я этого не хотел, — проворчал Хвостолом, — но ты не оставляешь мне выбора.
Делать было нечего. Он извернулся, занес правую лапу, а затем сильно рубанул по открытому боку пурпурно-зеленого.
Пиокар вошел глубоко; Баз развернул его снова и, полоснув сверху, рассек дракону мышцы плеча. Лапа пурпурно-зеленого была выведена из строя; Баз отпихнул его прочь, напоследок шлепнув дракона плашмя мечом по затылку.
Баз едва стоял на ногах. Тяжелая кожа его доспехов была искромсана спереди. Местами когти прошли насквозь, и драконья кровь скапливалась у пряжки пояса.
Но пурпурно-зеленый выглядел еще хуже; он лежал, распростертый ничком, и темная кровь хлестала из раны на плече. Через мгновение он очнулся и попытался выпрямиться.
Он смотрел на База пустыми, ничего не выражающими глазами. Дракон не мог постичь своего поражения. Подобная вещь была просто невообразима. Но лапа его бездействовала, и кровь обильно лилась на землю.
Рыдания сзади заставили Базила повернуть голову. Дракониха стояла, в ужасе уставившись на пурпурно-зеленого.
— Он умирает! — сказала она.
Базил ничего не ответил. С диким ничего особенного не стряслось, за исключением кровоточащей раны в плече;
Пиокар вошел глубоко и перерезал вену. Пурпурно-зеленый вполне может умереть от потери крови, если не получит помощи.
Был бы здесь какой-нибудь драконопас!
Дракониха согнулась над раненным.
— Я ничем ему не могу помочь, — запричитала она.
Так оно и было; лишь тугая повязка могла остановить кровь.
Тут Базил вспомнил о бинтах на левой лапе, там, где его ранил тролль в битве при Красном Дубе. Рана уже зарубцевалась, да и в любом случае она была не столь серьезной, как у дикого.
Базил размотал повязку. Бинты были вытертые, потные, заляпанные грязью, но все это не имело значения — сойдут и такие.
Пурпурно-зеленый зашипел, когда Базил приблизился.
— Не сопротивляйся! — сказал Базил. — У меня есть бинты, это людские штуки, которые помогают залечивать раны, даже такие тяжелые, как твоя.
Пурпурно-зеленый не понял. Дракониха тоже. Но ярости в диком уже поубавилось, и он сопротивляться не стал.
Работа оказалась довольно трудной для неуклюжих драконьих пальцев, но Базил все же стянул повязкой плечо пурпурно-зеленого, и кровь течь почти перестала. Наконец он отступил назад, восхищенный своей работой.
— Пожалуй, сойдет. Теперь отдыхай. Лапу советую пару дней не тревожить.
Дракониха придвинулась ближе. Она почти касалась Базила своим боком. Хвост ее обвился вокруг хвоста База.
— Я буду приходить сюда и кормить его, — сказала она. — Пурпурно-зеленый выживет.
Она посмотрела на Базила; теперь в ее огромных глазах было совершенно иное выражение.
— Гнездо все равно уже бесполезно, так что я им пока прикрою пурпурно-зеленого, пусть выздоравливает. Но сначала уйдем отсюда, мы должны найти себе какое-нибудь местечко, чтобы побыть вдвоем.
Она нежно потерлась своим хвостом об него.
— Да, вдвоем — это замечательно. — Базил никогда прежде не чувствовал ничего подобного.
Шея ее обвилась вокруг его шеи, дракониха прошипела ему что-то на ухо и затем ускользнула прочь.
Базил последовал за ней.
Глава 29

Была глубокая ночь. Луна плыла высоко над западной частью долины Ган, и ветер со склонов Ульмо наполнял долину своим ледяным дыханием.
Они стояли у разрушенных стен, молодой капитан и две женщины. Разбитые башни при лунном свете торчали, как выкрошившиеся зубы, а сам мертвый город походил на остов какого-то ископаемого чудовища, чей исполинский хребет источило время.
Кесептону было неловко. Место это не раз посещалось духами зла. Даже несмотря на то, что подъемный мост был давным-давно сброшен, от руин по-прежнему исходили какие-то злые токи.
— Леди, я предпочел бы, чтобы вы не входили в этот город. Это адское место, — сказал он.
Она улыбнулась уже знакомой ему серьезной улыбкой, которая так раздражала Кесептона своим высокомерием.
— Благодарю вас за беспокойство, капитан, но мы туда по важному делу.
Долго мы не задержимся.
— Я дам вам охрану, правда, солдатам такое дежурство вряд ли понравится.
— Не нужно, здесь нет ничего такого, что могло бы нам причинить вред.
Разве что какой-нибудь случайный медведь.
Эти ее слова поразили Кесептона.
— Вы бывали здесь раньше?
— Да, но с подобным делом еще ни разу. Кесептон обнаружил, что во рту у него пересохло. Лично он предпочел бы не наведываться в это жуткое место, ибо это был Дуггут, город Повелителя Демонов. Основателем города был Мач Ингбок, давно умерший, но все еще не забытый Повелитель-ренегат из Падмасы. Память о его жутких делах по-прежнему жила в этих краях.
— Что же за дело может заставить человека отправиться в цитадель Ингбока?
— удивился он вслух.
Лессис вновь улыбнулась, но ответила не сразу. Когда она заговорила, то смотрела куда-то вдаль, поверх руин.
— Это медвежья страна, — сказала она. — Но даже большие бурые медведи не любят этот город. Так что не будем особенно беспокоиться по поводу всяких там бродячих косолапых ребят.
По всему выходило, что она попросту издевается над страхами капитана.
Кесептон рассердился.
Так, значит, бояться нечего? Тогда почему же в глазах юной серой сестры столько тревоги?
Взглянув украдкой на девушку, он почувствовал еще один болезненный укол в сердце. Это что же получается? Девушка нет слов как красива! И явно благородного происхождения. И все же она занимается этим опасным делом вместе с верховной ведьмой. Это казалось чем-то неестественным. Очевидно, она была не такая, как большинство молодых женщин ее круга. И теперь он испытывал стыд за свое малодушие. Кесептон был закален в боях, пять лет служил в легионе, и все же он не мог заставить себя идти в Дуггут. А она могла.
Но когда он заглянул ей в глаза, то увидел, как она была неуверенна, какой в ее глазах был испуг. Мертвый город Дуггут был не тем местом, чтобы входить туда со спокойным сердцем, ибо поистине говорили, что легенды о Маче Ингбоке были написаны кровью и ужасом.
Лессис вновь посмотрела на него, и он отвел взгляд от девушки. Эти ведьмы так проницательны! Неужели она знает, что он влюблен? Впрочем, разве такое скроешь?
И вновь им овладела ужасная мысль. Что если ведьма тащила эту девчонку с собой как приманку, чтобы добиться его готовности выполнять приказы? Ведь для них ничего не стоило проделать такую штуку — управлять молодым офицером с помощью его чувств. Офицеры месяцами бывали в походах и были лишены женского общества. Как легко пробудить страсть и вскружить ему голову, получив таким образом его преданность.
Возможно, именно поэтому ведьма взяла в помощницы эту девушку. Мужчины не могли не любить такую, она находилась в самом расцвете женственности и была неотразимо прекрасна. Кесептон напряг всю свою волю, чтобы не смотреть на Лагдален.
Он вздрогнул. Что с ним сделала эта женщина?
— Прощайте, капитан, — сказала ведьма с легким удивлением в голосе. Увидимся за завтраком, я надеюсь. — Лессис развернула своего пони к руинам.
Девушка направилась с ней.
Он смотрел, как они отъезжают, думая, как приятно было бы побыть час-другой наедине с этой Лагдален из Марнери. Просто побродить под звездами, под луной, под солнцем или под любой другой чертовщиной. Разговаривать, петь или… заниматься любовью.
Думать о подобных вещах в походе, далеко от границы, было делом опасным, но попробуй остановись! Он долго следил за тем, как тает ее фигура, как развеваются на ветру ее волосы.
А затем они пропали из виду. На посту был оставлен дозорный. Кесептон знал, что должен вернуться назад к солдатам, но он продолжал стоять, пока не увидел, как они взбираются по склону сухого рва и проходят сквозь разбитые ворота, над которыми когда-то давным-давно тысячами торчали отрубленные головы несчастных.
Он добрался до лагеря и слез с лошади. В котле еще оставалось немного горячей каши; он взял порцию и удалился вместе с Уилдом обсудить положение.
Уилд уже приготовил полный список погибших и раненных. Они сели и просмотрели список. Картина была ужасной. Из всего отряда осталось меньше сорока человек, пригодных к боевым действиям. В битве при Оссур Галане они похоронили еще двенадцать и сожгли тело очередного дракона.
Раненные включали большого Вандера, еще одного кожистоспинника и нескольких солдат из команды Йортча, сражавшихся на свой страх и риск с вражеской кавалерией и еле отстоявших свою позицию.
Первый же поход Кесептона обернулся катастрофой. В глубине души он был уверен, что ему уже никогда в жизни не дадут другого отряда. Он ощущал в себе пустоту, а тут еще разгорающаяся страсть к девушке, и все это выбивало из колеи и трепало нервы.
Итак, Холлейн Кесептон пытался не потерять самообладания. Узнай об этом солдаты, от его авторитета камня на камне бы не осталось, поэтому нужно было не показывать виду и сохранять спокойствие. Да уж, положение хуже не придумаешь!
А пока удрученный Холлейн Кесептон обсуждал с Уилдом создавшееся положение, две сестры в сером осторожно шагали по руинам некогда могущественного города.
Лунный свет отбрасывал резкие тени от разрушенных стен и останков шпилей.
Покалеченные башни и разбросанные повсюду камни хранили воспоминания о былых ужасах. В местах этих злоба не имела предела, власть была безграничной, а на жестокость не было никакой управы.
Почти не переговариваясь, они крались по мертвым улицам, проходили мимо разбитых статуй, оставшихся лежать там, куда их сбросили победоносные армии Аргоната почти два века назад. Лессис и Лагдален ненадолго задержались перед аркой, сооруженной завоевателями как символ гибели их противников. Рукотворный памятник безумным амбициям Повелителя Демонов, арка состояла из двух постаментов; четыре колонны, обвитые барельефами змей, поддерживали верхнюю часть, откуда жуткая физиономия Мача Ингбока с победным ликованием взирала вниз. Маска гоблина, где человеческие черты, искаженные алчностью, вожделением и жаждой неограниченной власти, превратились в безумную карикатуру с выпученными глазами и вислогубым ртом.
Фигуры в сером несколько секунд стояли и смотрели на эту личину. При лунном свете жестокие черты лица казались еще холоднее и отвратительнее, чем те, по образу которых они были созданы. Когда-то эта физиономия злобным взглядом провожала пленников, пока их вели на смерть и муки в подземных тюрьмах. Теперь же она тщетно взирала на пыль в свете луны.
Лессис вздохнула, и они двинулись дальше, оставляя великого Повелителя Дуггута веки вечные глазеть вниз на руины своих амбиций.
Они вошли в полуразрушенное сооружение из развороченных галерей и комнат без перекрытий. Снаружи, грудой высясь на постаменте, лежали обломки символа ужаса — пустой каменной сферы, из которой выступал клыкастый рот, будто открытый глаз.
Младшая из сестер зажгла небольшой фонарь. Тени тут же попрятались по сторонам длинной центральной галереи, проходящей через все здание. Крыша местами провалилась внутрь, но пол большей частью оставался ровным. Они двинулись по этому коридору и подошли к широкой площадке, на которой когда-то поклонялись нечистой силе. Отсюда начинался спуск в глубину.
Здесь они нашли разбитый алтарный камень, лежащий рядом с круглой выемкой, напоминавшей непомерно огромную купель. В глубине выемки зловеще клубилась темнота.
Множество юношей и девушек закончили на этом алтаре свою жизнь в криках ужаса; призрачные тени этих криков до сих пор метались над проклятым местом.
Чтобы их заглушить, Лессис была вынуждена притупить свое сознание на высших уровнях.
Фонарь держали над провалом. Внизу была пустота, ничто, и в этой пустоте вязко колыхалась серая непонятная масса. Это была трясина мертвой Твари Небытия, того ужаса, которому когда-то здесь поклонялись, которого кормили здесь живыми людьми перед беснующимися толпами почитателей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64