Во всяком случае, так показалось Уэйнесс. Глаза женщины блестели и она вся как-то прямо подергивалась от нервного возбуждения, однако сказала совершено спокойным вышколенным голосом:
— Пожалуйста, назовите ваше имя, местоположение, занятия и настоящую цель обращения.
Пири назвал себя и свою должность в Обществе натуралистов.
— Прекрасно, сэр, что вы хотите от нас?
Пири нахмурился, явно раздраженный манерами дамы, однако ответил как можно вежливей:
— Некий Эрнст Фальдекер являлся сотрудником вашей фирмы около сорока лет назад. Теперь, надеюсь, он на пенсии?
— Этого я сказать не могу. Но сейчас у нас его точно нет.
— Может быть, вы можете сообщить мне его нынешний адрес?
— Минутку, сэр. — Лицо на экране исчезло.
Пири пробормотал себе под нос:
— Удивительно, не так ли? Эти функционерки, вероятно, считают себя ангелами, порхающими в облаках, в то время, как мы грешные копошимся где-то далеко внизу, и в грязи.
— Она, кажется, обладает огромной выдержкой, — заметила Уэйнесс. — И если она на самом деле архисентиментальна, то эта работа для нее полезна.
— Возможно, возможно, — проворчал Пири.
Лицо вернулось.
— К сожалению, сэр, мне поставили на вид, что я не имею права распоряжаться такого рода информацией.
— Тогда кто же имеет?
— Берл Баффумс является нашим менеджером — может быть, вы поговорите с ним? Ему все равно нечего делать в данный момент.
«Какое странное замечание», — подумала Уэйнесс
— Свяжите нас, — согласился Пири.
Экран замигал, но через несколько секунд на нем снова появилась та же нервная дама.
— Господин Баффумс в данный момент на конференции и не может переговорить с вами.
— Тогда, возможно, вы сами скажете мне все необходимое, — окончательно разозлился Пири. — Ваша фирма вела некоторые дела с Обществом натуралистов приблизительно лет сорок назад. Я хотел бы узнать о судьбе тех сделок.
Дама рассмеялась.
— Если я скажу вам об этом хотя бы в виде простого намека, Баффумс меня просто растерзает! От нас требуется полное неразглашение коммерческих тайн. И все файлы такого рода закрыты секретными кодами.
— Какая жалость. Но к чему такая осторожность?
— Не знаю. Свои поступки он никому не объясняет — и мне меньше всего.
— Спасибо, вы были очень любезны, — Пири прервал связь, а потом медленно повернулся к племяннице. — Странная фирма, а? Странная даже для Старой Земли. Может это потому, что они сидят в Санселейде, городе странном самом по себе.
— Но теперь, по крайней мере, у нас есть ключ, ниточка, или как там это называть.
— Воистину. Но это только начало.
— Я немедля отправлюсь в этот Санселейд. И так или иначе постараюсь убедить Берла Баффумса поделиться со мной информацией.
Пири тяжело вздохнул.
— Всем сердцем я проклинаю ту болезнь, которая поразила меня куда больше, чем ты думаешь! Где мое мужество? Я всего лишь старый рассыпающийся гоблин, который еле-еле ползает по дому, заставляя тебя, девочку, делать ту работу, которую должен был бы выполнять сам!
— О, прошу вас, дядя Пири, не говорите так! Вы делаете все, что в ваших силах и я тоже, и ничего страшного в этом нет!
Пири положил руку на голову девушки — иначе он не мог выразить свой восторг.
— Больше ничего не скажу. Наша общая цель все равно выше, чем наши желания по отдельности. И все-таки я не хочу, чтобы тебе угрожали, мешали или даже просто пугали.
— Я вполне осторожна, дядя, везде и в большинстве случаев. А теперь мне все равно нужно отправиться в Санселейд и узнать об этих Мишапе и Дорне как можно больше.
— Так-то оно так, — без всякой убежденности протянул Пири. — Но не буду говорить, что тебя ждет упорное сопротивление в лице многих — и в первую очередь в лице этого Берла Баффумса.
Уэйнесс нервно рассмеялась.
— Надеюсь, все будет хорошо не только со мной, но и с Хартией.
— Но что я должен тебе сказать, так это то, что Санселейд — город особенный, с удивительной историей, — как-то хрипло вдруг заговорил Пири, после чего старик изложил племяннице пару странных фактов. Он рассказал о том, что этот старый город был совершенно разрушен в ходе так называемого Чужеземного потрясения. Двести лет он стоял в развалинах, никем не посещаемый и зарастающий кустарником, пока некий аристократ Тибальт Тимм не приказал отстроить на этом месте новый город. Он спланировал нынешний Санселейд до малейших подробностей, создав шесть городских районов, каждый с уникальной, но взаимоперекликающейся с другими районами архитектурой.
В свое время проект Тимма вызывал немало насмешек и противодействий, но восстановление постепенно шло, и в конце концов, Санселейд стал считаться образцом нового типа строительства, основанного на воображении, энергии и огромных вложениях.
Теории и описания Тимма долгое время пропагандировались, но потом со временем потускнели и стерлись. Так, Киприанский квартал, который первоначально отводился под легкую индустрию, техникумы, дешевые рестораны и социальные дома, превратился каким-то образом в настоящий Латинский квартал: обиталище артистов, музыкантов, бродяг и мистиков, наполнявших тысячи кафе, бистро, студий, антикварных магазинчиков и тому подобных темных мест. В конечном счете, Санселейд стал известен как место, где каждый может жить как ему вздумается, только бы вел себя осмотрительно. А иногда не нужно было даже и этого.
II
Уэйнесс добралась наземным транспортом до Шиллави, пересекая равнину с маленькими фермами и деревеньками, где ничего не менялось, кажется со времен Адама. Из Шиллави она поехала подземкой и уже через два часа оказалась на Центральном вокзале Санселейда.
Кэб привез ее в гостиницу под названием Марсак, рекомендованную Пири и расположенную на окраине престижного квартала Гульденери, по соседству со знаменитым Киприанским кварталом. Марсак оказался низким старинным строением со множеством флигелей, тремя ресторанами и четырьмя бальными залами на берегу реки Тайнг. Уэйнесс тут же окунулась в атмосферу старой элегантности, приглушенной, ненарочитой, то есть элегантности того сорта, который не встречается уже нигде в Сфере Гаеан, кроме Старой Земли. Ее проводили в комнату с высокими потолками и стенами с бежевыми эмалями. Огромный марокканский ковер коричневых, черных, тесно-красных и ярко-синих оттенков покрывал терракотовый пол, на столах и в головах постели стояли букеты свежих цветов.
Уэйнесс переоделась в строгий темный костюм, показывавший ее, якобы, коммерческие намерения, и вернулась в рецепшен. Там ей объяснили, что контора Мишап и Дорн находится в доме Флавиана на площади Аликстре в противоположном краю Гульденери.
Было около часу пополудни. Уэйнесс позавтракала в кафе-гриль на набережной, глядя, как несет свои воды Тайнг, и, стараясь хорошенько продумать, как лучше себя вести при первом посещении.
В конце концов, девушка решила следовать плану, одновременно и простому и прямому: она представится, попросит встречи с Баффумсом и в своей самой обаятельной манере попросит у него капельку информации. «Мишап и Дорн — фирма старинная и с хорошей репутацией, — твердила она себе. Поэтому у них нет никакого резона отказать мне в столь скромной просьбе!»
Поев, она дошла по Гульденери до указанной площади. Площадь представляла собой простой сквер, окруженный пятиэтажными зданиями, очень непохожими одно на другое, но построенными в полном соответствии с эстетическими принципами Тибальта Тимма.
Нужная ей контора занимала третий этаж дома Флавиана на четной части площади. Уэйнесс поднялась и вошла в приемную, богато украшенную папоротниками и пальмами. В конторе имелось немало отделений, как то: исполнительный отдел, отдел персонала, отдел счетов, оценки, обмена валют, межведомственной собственности и еще много-много других. Уэйнесс направилась прямиком в исполнительный отдел. Дверь открылась от легко прикосновения пальцев, и девушка оказалась в большой комнате, обставленной на восемь человек, но занятой пока только двумя. Длинноносая дама с экрана сидела за столом в самом центре, и табличка на столе указывала ее имя и должность: Джилджин Лиип, помощник исполнительного менеджера. В углу справа сидела старушка, толстая, седая, широколицая и пухлая. Она возилась с книгами, счетами, канцелярскими игрушками и какими-то оптическими инструментами, которыми и так была почти завалена вся комната.
Джилджин Лиип выглядела лет на десять старше Уэйнесс и на добрый фут выше, тоньше, чтобы не сказать, тощей. Однако грудь у нее выступала лишь легким намеком. Ее ярко-бирюзовые глаза, будучи широко распахнутыми, выражали полную невинность и неведение, но когда она опускала веки, то весь ее облик сразу же выдавал в ней весьма хитрую проныру. Впрочем, в целом ее узкое лицо с шапкой пепельных кудрей, стоящих копной, было все-таки достаточно привлекательным. Уэйнесс причислила помощницу менеджера к разряду странных существ, с которыми надо держать ухо востро. Джилджин тоже рассматривала девушку с нескрываемым интересом, подняв брови и будто спрашивая: «Что это интересно, ты тут делаешь, дорогуша?» Вслух же помощница вежливо поинтересовалась:
— Я слушаю вас, мисс. Это контора Мишап и Дорн — вам нужно именно к нам?
— Надеюсь, что да. Мне нужна небольшая информация, которую, возможно, можете предоставить мне даже вы.
— Вы продаете или покупаете? — Джилджин вручила Уэйнесс проспект. — Это собственность, которой мы в данный момент располагаем, может быть, вы сразу найдете, что вам нужно.
— Я не покупатель и не продавец, — извиняющимся тоном начала Уэйнесс. — Я пытаюсь отыскать следы той собственности, которой вы занимались сорок лет назад.
— Хм. Это кто-то от вас звонил мне вчера?
— Вероятно, да.
— К сожалению, вынуждена сказать, что за истекший период ничего не изменилось, если не считать того маленького факта, что я стала на день старше. Хотя, например, Нельда вообще не меняется, несмотря на то, что у нее вылезают волосы.
— Ха-ха, — засмеялась Нельда. — Значит, мне надо менять шампунь!
Джилджин при этом тоже рассмеялась, и Уэйнес не могла не залюбоваться ее ртом, тонкогубым, широким, ярко-розовым и беспрерывно двигающимся, то поднимающим один уголок, то другой, морщившимся, поджимающимся, капризным.
— В любом случае, Балли остается вне досягаемости, — подтвердила она.
Уэйнесс посмотрела на дверь в задней стене, явно ведущую к Баффумсу.
— Он чего-то боится?
— Делать ему нечего! То есть в прямом смысле. Контора работает по налаженным рельсам, и совет директоров просто просил Балли ни во что не вмешиваться. Так что он развлекается художественными коллекциями…
— Художественными, говоришь? — неожиданно вмешалась Нельда. — Кажется, это называется совсем не так!
— Балли, конечно, иногда выходит к особо важным посетителям и показывает эту свою коллекцию, особенно если рассчитывает повергнуть его или ее в шок.
— Может быть, он снизойдет и до меня, если я объясню ему чего именно и почему я хочу?
— Скорее всего, нет. Но попытайтесь.
— По крайней мере, предупреди девочку, — буркнула Нельда.
— Предупреждать здесь особо не о чем. Он, конечно, может оказаться немного утомителен — вот и все.
Уэйнесс с сомнением посмотрела на двери кабинета.
— Что значит «утомителен» и что значит «немного»?
— Я не выдам никакой секретной информации, если скажу, что Балли не всегда счастлив в компании хорошеньких девиц, они внушают ему чувство неуверенности. Но тут ничего не поделаешь.
— Просто они приходят, когда он слишком много съел мяса, — опять ни с того ни с сего брякнула Нельда.
— Что ж, эта теория тоже имеет право на существование. Но лучше сказать, что Балли Баффумс непредсказуем.
Уэйнесс снова посмотрел на дверь.
— Доложите обо мне, а я стану держаться как можно более мило, и, может быть, понравлюсь вашему начальству.
— О ком я должна доложить? — сухо поинтересовалась Лиип.
— Уэйнесс Тамм, помощник секретаря Общества натуралистов.
В этот момент двери неожиданно плавно отъехали, и на пороге кабинета появился огромный мужчина.
— Что тут происходит, Джилджин?! Тебе больше делать нечего, как трепаться со своими подружками?!
— Это не моя подружка, — совершенно спокойно ответила Джилджин. — Это представитель важного клиента, она хочет получить некоторую информацию о неких сделках.
— Что за клиент? Что за сделки?
— Я помощник секретаря Общества натуралистов и занимаюсь делами давно минувшими, имевшими место еще при старом секретаре.
Баффумс подался вперед и его зачесанные за уши волосы, взлетели над круглым мясистым лицом.
— Вот чертовщина! Какая-то женщина уже приходила сюда по этому поводу — сколько лет назад? Десять? Двадцать?
— Неужели? И она назвала себя?
— Наверное, но я, разумеется, не помню.
— И вы предоставили ей интересующую ее информацию?
Баффумс поднял брови, по контрасту со светлыми волосами, очень темные, и долго смотрел на Уэйнесс круглыми водянистыми глазами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61