Были магазины и побогаче, предлагавшие кукол, одетых в костюмы всех времен и народов, и кукол-автоматов, изображавших действия пристойные и не очень. Парфюмерные лавчонки за километр пахли маслами и благовониями, кондитерские торговали пирожными и конфетами, которых не продавали больше нигде на Старой Земле, а равно и сушеными фруктами, сваренными в сиропе и покрытыми глазурью. Магазинчики игрушек жужжали модельками самолетов, поездов и автомобилей; имелись и такие, где продавали модели космических яхт.
Водитель остановил кэб у отеля «Сиренуза», низкого старого здания, начисто лишенного какой-нибудь архитектурной грации, выстроенного кусками, век за веком, пристройка за пристройкой, и теперь занимавшего целый квартал между улицей Десяти Пантологистов и побережьем Адриатики. Уэйнесс отвели номер с высоким потолком в самом конце третьего этажа. Комната оказалась вполне веселой, с сине-розовыми бумажными обоями в цветочек, хрустальной люстрой и стеклянными дверьми, выходившими на крошечный балкончик. Другая дверь вела в ванную, сделанную в игривом стиле рококо. На буфете девушка обнаружила телефонный экран, несколько книг, включая шикарное десятитомное издание барона Бодиссея под общим названием «Жизнь»; стояли здесь и «Сказки Старого Триеста» Фиа делла Рема и «Таксономия демонов» Майриса Овика. Кроме этого, Уэйнесс обнаружила меню гостиничного ресторана, корзинку с зеленым виноградом и графин красного вина на подносе с двумя стаканами.
Девушка поела винограда, налила полбокала вина и вышла на балкон. Прямо под ней находилась прогнившая старая пристань, неутомимо скрипевшая под упорными адриатическими волнами. Неподалеку покачивались на воде с десяток рыбачьих лодок, а дальше за ними расстилались лишь море да небо, из которого как раз в этот момент сыпался на серые волны прозрачный дождь. На севере взгляд упирался в серую линию горизонта, почти терявшуюся в облаках и дожде. Несколько минут Уэйнесс стояла на балконе, потягивая кислое вино, а в лицо ей бил сырой ветер, доносивший запах рыбы и мокрых досок. И это была Старая Земля в одном из самых прекрасных своих проявлений. Больше нигде, ни на одной планете невозможно увидеть такой пейзаж и ощутить такой запах.
Ветер завывал все сильнее, Уэйнесс допила вино и вернулась в комнату, прикрыв за собой стеклянные двери. Она приняла ванну, переоделась в серые брюки-шаровары и черную куртку. Затем, немного подумав, все-таки позвонила в «Ветры».
— Я вижу, ты добралась благополучно, — обрадовался Пири. — Тебя преследовали?
— Не думаю. Но ни в чем уверенной быть нельзя.
— И… что теперь?
— Пойду искать Ксантифа. Его магазин здесь неподалеку. Если я узнаю что-нибудь определенное, то немедленно позвоню тебе. Если нет, то подождем еще немного. Но мне все равно кажется, то наши разговоры прослушивают.
— Хм, — проворчал Пири. — Насколько мне известно, сейчас это невозможно.
— Хорошо бы. Кстати, есть ли какие известия от Джулиана или еще от кого-нибудь?
— От Джулиана ничего, но есть письмо от твоих родителей, пришло только сегодня утром. Прочитать?
— О, пожалуйста!
Письмо говорило о возвращении Глауена, о разоблачении и казни Флоресте, а затем об экспедиции Глауена на Шатторак, из которой, к моменту написания письма, он еще не вернулся.
Письмо расстроило девушку.
— Я очень переживаю за Глауена, — поделилась она с Пири своими страхами. — Он совершенно неосторожен и не остановится ни перед чем.
— Он тебе нравится?
— Очень.
— Насколько мне известно, твой Глауен, в общем-то, счастливчик.
— Спасибо, дядя. Но и я буду счастливицей, особенно, если он выживет.
— Однако сейчас тебе лучше беспокоиться о себе, а не о нем. И, думаю, Глауен Клаттук, согласился бы со мной в этом.
— Вероятно, да. Ну, все, до свидания, дядя.
Уэйнесс спустилась в холл, где царили суматоха и какая-то возбужденная суета, постояльцы прибывали постоянно широким потоком; тут же назначались деловые встречи и свидания. Уэйнесс долго разглядывала бурлящую пеструю толпу, но никого подозрительно так и не обнаружила.
Было около трех часов, стоял сырой и туманный день. Уэйнесс вышла из гостиницы и направилась вдоль по улице Десяти Пантологистов. С гор спускались пластины тумана и ложились едва ли не на плечи прохожим. От Канала Сеппи поднимались испарения и странные запахи, и все окружающее казалось абстрактным коллажем черного, коричневого и серого цветов.
Постепенно Уэйнесс отвлеклась от грустных мыслей о Глауене и неожиданно почувствовала, что у нее на затылке что-то пульсирует. Неужели ее действительно преследуют? Или это просто кровь стучит? Девушка остановилась на минутку, делая вид, что заинтересовалась витриной свечного магазинчика, а сама внимательно оглядела всех проходящих мимо нее людей. Но, как обычно, все было спокойно.
Разочарованная и расстроенная еще больше, юная разведчица повернулась и пошла обратно, опять внимательно наблюдая за всеми прохожими. Но навстречу плыли лишь незнакомые лица… Впрочем, погодите… а этот толстяк, лысый, с лицом херувима? Ведь мог он надеть парик и приклеить усы, напудриться? Все возможно. А этот широкоплечий молодой турист, с лицом, как луна и с длинными светлыми космами? Может быть, это тот самый молодой красавец лакей, называвший себя Баро? Уэйнесс прикусила губы. В наши дни все возможно, переодевание стало настоящим искусством. Всем известно, что сегодня можно изменить не только волосы и форму носа, но и цвет глаз.
Тогда Уэйнесс решила проверить свои подозрения и быстро нырнула в темную аллею небольшого сквера, находившегося поблизости. Пройдя десять шагов, девушка резко свернула в сторону, зашла за угол и там спряталась за кустами.
Время шло: пять минут, десять… Ничего не происходило, никто не заходил в сквер и не рыскал по аллеям. Девушка уже начинала думать, что расстроенные нервы опять сыграли с ней очередную глупую шутку, и постояв еще немного, вышла из укрытия и вновь отправилась гулять по улице Десяти Пантологистов. Здесь, на первом же углу, она обратила внимание на высокую женщину в черном плаще с туго завязанными узлом черными волосами. Поглядев на Уэйнесс, женщина презрительно подняла брови, фыркнула и, круто развернувшись, пошла прочь.
«Это что за странности?!» — подумала Уэйнесс, но собрать факты воедино так и не смогла.
Девушка просто поспешила уйти дальше по улице как можно быстрее.
Через сотню ярдов улица привела ее к пересечению каналов Сеппи и Дациано. Через Дациано вел мост Орсини, а уже за ним, совсем недалеко располагалась и Виа Мальтус. Уэйнесс свернула направо и медленно побрела по Виа Мальтус, где еще через пятьдесят ярдов обнаружила невзрачный магазинчик с вывеской над дверями. Вывеска гласила витиеватым золотом по черному фону: Аркана. И чуть пониже и помельче: Ксантиф.
Двери оказались заперты, магазин пуст. Уэйнесс постояла на пороге, обиженно поджав губы. «Да будь оно все проклято! — выругалась она про себя. — Неужели они думают, что я проделала весь этот путь лишь для того, чтобы постоять на ступеньках паршивой лавчонки, да еще и под проливным дождем в придачу?!» Дождь и правда уже припустил вовсю, и девушку стало знобить.
Она попыталась заглянуть внутрь через стекло витрины, но не увидела ничего. Может быть, этот Ксантиф вышел только на минутку и скоро вернется? Подняв плечи, и сгорбившись от потоков дождя, Уэйнесс посмотрела в сторону соседнего магазина, торговавшего ароматическими шариками, составленными из трав с других миров. Еще один магазин с другой стороны специализировался на продаже нефритовых медальонов в три дюйма диаметром.
Уэйнесс прошлась до конца Виа Мальтус, где улица упиралась в пристань. Там она снова постояла, глядя вдоль улицы. На нее никто не обращал внимания, и девушка двинулась обратно, остановившись на сей раз у магазина медальонов.
Здесь вывеска была такая:
«Альвина внутри! Заходите!»
Уэйнесс толкнула дверь и зашла внутрь. За стойкой справа сидела тоненькая дама средних лет в напяленной на полуседые волосы рыбацкой шапочке. На ней был свитер грубой вязки и серая тяжелая юбка. Яркими серо-зелеными глазами женщина посмотрела на вошедшую и звонко сказала:
— Я вижу, вы здесь впервые и не знали, что и в Триесте бывают сильные дожди!
— Да, дождь действительно застал меня врасплох, — жестко усмехнулась Уэйнесс. — Но я хотела попасть в соседний магазин, а он закрыт. Вы не знаете, в какие часы работает господин Ксантиф?
— Разумеется, знаю. Он открывает свое заведение три раза в неделю в полночь, и всего на три часа. Если вам интересно, то сегодня ночью он тоже откроется.
— Что за идиотское расписание? — не поверила своим ушам Уэйнесс.
— Отнюдь нет, если вы знаете Ксантифа, — улыбнулась женщина.
— Но ведь это совсем неудобно для покупателей! Или он сам немного не в себе?
Альвина, не переставая улыбаться, покачала головой.
— Ксантиф — человек многих достоинств. Хозяином магазина он является почти случайно. Ему вовсе не нравится торговать всей этой ерундой, а потому цены у него очень низкие — для быстрейшей распродажи. Последнее, конечно, все-таки нонсенс, как я считаю.
— Но магазин принадлежит ему, и он вправе распоряжаться своим товаром, как ему вздумается. Кому какое может быть дело до этого?! — запальчиво возразила Уэйнесс, и Альвина быстро уловила ее эмоцию.
— Относительно Ксантифа огорчаетесь вы напрасно. Он — патриций.
— Я и не думала огорчаться, — важно ответила девушка. — И все же ваш совет принимаю. — Она подошла к двери, но дождь так и не угомонился.
Альвине, кажется, было вполне приятно ее присутствие, и потому Уэйнесс быстро спросила:
— И давно он здесь?
Та кивнула.
— Он родился милях в пятидесяти восточнее Триеста, в замке. Его отец, тридцать третий барон, умер, когда Ксантиф был еще школьником. Он сам мне рассказывал, как отец вызвал его к смертному ложу и сказал: «Мой дорогой Альцид, мы прожили счастливо долгие годы, но пришла пора расставаться. Я умираю счастливым, поскольку оставляю тебе бесценное наследство. Это, во-первых, верный и утонченный вкус, к которому будут присушиваться все остальные. Во-вторых, инстинктивную убежденность в своей чести, доблести и благородстве, которое принадлежит тебе как тридцать четвертому барону. И, в-третьих, ты наследуешь все материальные доказательства нашего баронства, включая земли, владения и сокровища. А теперь скажу и то, что по смерти моей никому, в том числе и тебе, не придется особо ни веселиться, ни горевать, поскольку, даже умерев, я всегда буду охранять тебя и всегда приду к тебе на помощь в тяжелый час». Сказав так, старик умер, и Ксантиф сделался тридцать четвертым бароном. А поскольку он уже убедился в своем прекрасном вкусе относительно вин, еды и женщин, а также никогда не сомневался в своей личной порядочности, то первым делом решил заняться благами материальными. Правда, он скоро убедился, что они не так уж и велики: старый замок, несколько акров каменистой земли, пара десятков древних олив да несколько коз.
Тогда он открыл этот магазин и сначала продавал в нем какие-то ковры, картины, книги и прочий хлам из своего замка и даже несколько преуспел в этом. Но вот, собственно говоря, и все.
— Хм. Значит, вы с ним неплохо знакомы?
— Относительно. Когда он приходит сюда, то непременно заглядывает и ко мне послушать доброго совета, а то и просто перекинуться словечком. Он ведь человек чувствительный и добрый. — Алина немножко рассмеялась. — Странный у него, конечно, бизнес. Но я даже разрешаю ему трогать мои медальоны, что он очень любит. Вам, правда, не разрешу.
Уэйнесс тут же обернулась к витрине, где на бархатных шнурочках висело множество непохожих один на другой медальонов.
— Какая прелесть! Они все из жадеита?
— Точнее из нефрита. Жадеит дает несколько более грубый оттенок. А эти холодные и гладкие, как зеленое масло.
— А для чего они?
— Я продаю их коллекционерам, они являются копиями с античных оригиналов, которые стоят немыслимых денег. Новые же ничем не хуже, зато значительно дешевле.
А для чего они служили в древности?
— Поначалу они являлись амулетами, надевавшимися на волосы воинами далеких миров. Когда воин убивал врага, то снимал его медальон и надевал на себя. Так они становились трофеями. А медальоны героев становились даже больше, чем трофеями — талисманами. Существует множество тонких различий в цвете, форме и так далее, а также существует и не меньше специальных названий. Настоящих, подлинных медальонов мало, их можно перечесть по пальцам, и каждый из них описан, поименован и атрибутирован. Все они практически бесценны, а самый большой — уж точно. Вот, например, взгляните на эту цепочку из шести медальонов, она так и сверкает изнутри; в ней столько духа. О ней приходится особенно заботиться, надо охранять и не позволять никому трогать, поскольку с каждым прикосновением дух мало-помалу улетучивается.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61