Я дошел до самого берега, говорит он, и сильно удивился - ещё сильней, чем удивилась при этих словах Мария Гуавайра, отлично знающая, как далек и труден путь к морю. Конечно, без собаки бы не добрался, объяснил он, и в этот миг возникает перед его мысленным взором каменный корабль, и он на несколько мгновений впадает в растерянность, не зная, приснилось ли ему все это или существовало в действительности. Если не приснилось и не привиделось, стало быть, он есть, он существует, он стоит на берегу, пока я сижу тут за столом с кружкой кофе, и столь могущественна сила воображения, что окаменевший корабль на черной скале, который он вчера еле-еле мог различить при свете редких звезд, ныне, в сиянии дня, под лазурью небес, в ярком блеске солнца предстает во всей красе. Я видел там корабль, сказал Педро Орсе и, не опасаясь, что его истолкуют превратно, пустился объяснять в подробностях, хоть, быть может, и не соблюдая нужную терминологическую точность, химический процесс, однако довольно скоро запнулся, замялся, стал подыскивать слова, ибо его смутило неодобрение, появившееся на лице Марии Гуавайра, и нашел прибежище в другой, спасительной гипотезе: Впрочем, не исключаю, что это всего лишь необыкновенный эффект эрозии.
Жоана Карда заявила, что должна увидеть все это своими глазами, Жозе Анайсо и Жоакин Сасса изъявили готовность сейчас же отправиться на берег, и только Мария Гуавайра молчала. Глядела на Педро Орсе, а он - на нее. Тогда смолкли и другие, смекнув, что за ней - последнее слово, если, конечно, вообще существует оно, последнее слово, и это сомнение вызывает к жизни тонкий и деликатный вопрос - а как живет-поживает все то, о чем сказано было последнее слово, после того, как было оно сказано? Сжав руку Жоакина Сасса, словно присягу принося, сказала Мария Гуавайра: Это - каменный корабль. Вот и я говорю - окаменелость, произошел процесс минерализации, но нельзя исключать и возможность того, что это - чисто случайное явление, возникшее под воздействием ветра и других атмосферных факторов, дождя, например, а равно и морской воды, вероятно, сколько-то столетий назад уровень моря был выше нынешнего. Это - каменный корабль, он не окаменел, а всегда был каменным, он приплыл из дальней дали и остался на берегу, когда покинули его люди. Люди? - переспросил Жозе Анайсо. Может быть, и один человек, это я точно не знаю. А остальное, значит, известно вам точно, какая же тут может быть точность, откуда ей взяться? - воскликнул Педро Орсе. Старики говорили, а им - другие старики, а тем - ещё более древние, что когда-то приплыли из-за морей на каменных кораблях и высадились на наш берег святые, одни были живы, другие уже умерли, как Сантьяго, например, и корабли остались с тех пор на берегу, а вы видели только один из них. Вы сами-то верите в то, что говорите? - спросил Педро Орсе. Дело не в том, верю или нет, все, что мы говорим, прибавляется к тому, что есть, что уже существует, сначала сказала "гранит", теперь говорю "корабль", а когда договорю, хоть и не верю в то, что говорю, придется и самой поверить сказанному, были мука, вода и закваска, а вышел хлеб.
Вот какая попалась Жоакину Сассе высокоэрудированная поселянка, этакая Минерва с галисийских гор, да это и неудивительно - люди обычно знают больше, чем нам кажется, большинство людей и не подозревает, какой мудростью обладает, плохо лишь, что им хочется стать тем, кем быть они не могут, брали бы пример с нашей Марии Гуавайры, которая скромно признается, что за всю жизнь прочла лишь несколько книг, да и то сомнительно, чтобы был от них хоть какой-нибудь прок, и, как вы сами понимаете, она не столь самонадеянна, чтобы сделать это заявление - нет, это автор, известный любитель истины, в очередной раз не сумел удержаться от комментария. Только собралась Жоан Карда спросить, когда же они пойдут смотреть на каменный корабль, как Мария Гуавайра для того, вероятно, чтобы прекратить спор о камнях и окаменелостях, включила радио послушать новости, которые исправно передавал ей мир каждое утро, и новости эти, хоть и прозвучали не с самого начала, без труда, впрочем, угадываемого, оказались самого пугающего свойства. Сообщили, что вчера ночью скорость, с которой перемещается полуостров в океане, возросла неизвестно почему без малого втрое по сравнению с началом дрейфа и составила по самым последним замерам две тысячи метров в час, то есть чуть не полсотни километров в сутки.
Надо полагать, на всем Пиренейском полуострове воцарилась в эту минуту мертвая тишина: люди слушали радио у себя на кухне и репродукторы на площадях, хотя иные узнали об этих сообщениях с опозданием - вот, к примеру, те двое, что работают на землях Марии Гуавайры - и можно предположить, что младший выбросит из головы планы обольщения и покорения хозяйки и задумается лишь о собственной жизни и безопасности. Однако самое скверное ещё впереди: диктор прочел сообщение из Лиссабона, рано или поздно оно должно было стать достоянием гласности, и так уж сколько держали дело в секрете. В правительственных и научных кругах Португалии высказывается обеспокоенность по поводу вероятного столкновения с Азорским архипелагом, находящимся в точности в той точке, через которую должен будет пройти полуостров, и среди жителей прибрежной полосы наблюдается если не паника, то сильная тревога, для которой не должно быть оснований, поскольку в ближайшие часы будет осуществляться планомерная эвакуация городов и населенных пунктов, расположенных на побережье, а потому находящихся в непосредственной опасности, что же касается нас, испанцев, то мы можем пока считать себя в безопасности: Азоры расположены между тридцать седьмой и сороковой параллелями, а север нашей отчизны - Галисия - находится северней сорок второй параллели, из чего легко сделать вывод, что если полуостров не изменит траектории, то жертвой столкновения станут лишь наша злосчастная пиренейская сестра, и, разумеется, не менее злосчастные острова, которые в силу небольшой площади, занимаемой ими, могут быть просто раздавлены и потоплены массой камня, движущейся, как мы уже сказали, со впечатляющей скоростью пятьдесят километров в час, хотя не исключено развитие событий по иному, более благоприятному варианту, и Азорский архипелаг по воле провидения станет естественным препятствием на пути полуострова, до сих пор двигавшегося безостановочно, впрочем, все мы в руке Божьей, ибо превыше сил человеческих предотвратить грозящую нам катастрофу, но, повторяем, мы, испанцы, хоть и находимся в относительной безопасности, не вправе предаваться беспочвенному оптимизму, и, поскольку весьма вероятны косвенные последствия столкновения, в прибрежной галисийской полосе должны оставаться лишь те, кто исполняет свои профессиональные обязанности, а всем прочим следует перебраться во внутренние районы страны. Тут диктор замолк, заиграла музыка, сочиненная явно и совсем по другому случаю, а Жозе Анайсо, припомнив давний разговор, сказал Жоакину Сассе: Ты был прав тогда насчет Азоров, и, лишний раз доказуя, какой безмерной силой обладает тщеславие человеческое даже на грани жизни и смерти, обрадовался Жоакин Сасса, что в присутствии Марии Гуавайры, во всеуслышание признали его правоту, в которой, впрочем, его заслуги не было, ибо он не сам додумался до этого предположения, а подслушал его в лабораториях, куда попал вместе с Педро Орсе.
И вот, словно в повторяющемся кошмаре, просит Жозе Анайсо листок бумаги и карандаш, снова производит вычисления, только на этот раз подсчитывает не то, сколько дней осталось до встречи с Гибралтаром, который проплывет мимо Сьерра-Гадор - что вы! куда там! - а когда именно треснется мыс Рока об остров Терсейру - мороз по коже, волосы дыбом, чуть только представишь себе этот ужас - а потом об остров Сан-Мигель, на который, словно на вертел, нанижется мякоть Алентежо, истинно, истинно вам говорю, вы такой беды ещё не знавали. Мы проплыли уже километров триста, говорит Жозе Анайсо, а от Лиссабона до Азорских островов - примерно тысяча двести, стало быть, остается ещё девятьсот, а в сутки проделываем полсотни, я округляю, и это значит, что через восемнадцать дней, то есть двадцатого сентября, а, может быть, и пораньше, произойдет наша встреча с Азорами. В подоплеке бесстрастия, с которым сделан был этот вывод, лежала лишь вымученная и горькая ирония, а потому никто даже не улыбнулся. Но ведь мы находимся в Галисии, вспомнила Мария Гуавайра, нас не заденет. На это надежды мало, отвечал Педро Орсе, стоит полуострову чуть-чуть сменить курс, взять южнее - и нас со всей силы долбанет об Азоры, так что единственное спасение - бежать, бежать вглубь страны, по радио правильно сказали, но и это, пожалуй, не спасет. Бросить дом и землю? Если все пойдет так, как ожидается, не понадобится вам больше, милая сеньора, ни дом, ни земля. Все они сидят вокруг стола, пока ещё можно, целых восемнадцать дней ещё можно сидеть. Горит огонь в очаге, на столе - хлеб и прочее - молоко там, сыр, кофе - но все взгляды притягивает к себе именно хлеб, половина большой краюхи, с поджаристой корочкой и плотным, однородным мякишем, и все до сих пор ощущают во рту его вкус, язык и нёбо помнят шероховатые крошки, остававшиеся после жевания, а когда придет конец света, в этом же скорбном безмолвии будем мы взирать на последнего муравья, сознавая, что расстаемся с ним навсегда.
Сказал Жоакин Сасса: Сегодня кончается мой отпуск, по всем законам и правилам завтра мне надлежит быть в Порто, выйти на работу, но эти правильные слова были всего лишь преамбулой следующего заявления: Не знаю, останемся ли мы вместе, нам как раз это предстоит сейчас обсудить и решить, но я лично желаю быть там, где будет Мария, если, конечно, она согласна. Ну, поскольку свое время - не только всякому овощу, но и всякому высказыванию, и каждая часть конструкции прилаживается в должном порядке и последовательности, то все присутствующие дали возможность Марии Гуавайре ответить первой, что она и сделала без околичностей и разглагольствований: Согласна. Сказал Жозе Анайсо: Если столкнемся с Азорами, учебный год начнется позже или вообще никогда не начнется, а я останусь с Жоаной и с вами, если она решит остаться. Настал черед говорить Жоане Карде, и она, уподобившись Марии Гуавайре, ответила, проявив редкостный для женщин лаконизм: Решусь, и присутствующие поняли все, что под этим подразумевалось. И наконец последним, потому что надо кому-то и последним быть, сказал Педро Орсе: Где вы, туда и мне, и эту фразу, нарушающую законы логики в той же мере, что и правила грамматики, мы исправлять не собираемся в надежде, что отыщется в ней со временем некий особый смысл, который извинит её погрешности, ибо всякий, кто имеет дело со словами, знает - от них можно ожидать всего, чего угодно. Собаки, как известно, говорить не умеют, а потому и наш пес даже звонким лаем не высказал своего одобрения.
В тот же самый день они отправились на берег взглянуть на каменный корабль. Мария Гуавайра надела что-то такое яркое и разноцветное, не дав себе труда пройтись по нему утюгом - ветер и солнечный свет и так разгладили морщины и складки, образовавшиеся от долгого лежания в бездонном ларе. Вел их славный проводник Педро Орсе, впрочем, больше доверявший инстинкту и чутью пса, чем собственным глазам, которым при свете дня все предстает, по правде говоря, будто впервые. На Марию Гуавайру надежда плоха: она этой дорогой не ходит, да и нет ей дела до того, куда они идут ей бы лишь, под любым предлогом, взять за руку Жоакина Сассу, прильнуть к нему всем телом и дать себя увлечь в сторонку, на минутку, длящуюся столько же, сколько поцелуй, а поскольку, как все мы знаем, это ненадежный способ измерения времени, то парочка постоянно отстает от главных сил экспедиции. Жозе Анайсо и Жоан Карда ведут себя не в пример скромнее - оно и понятно: они близки уже целую неделю, заморили, так сказать, червячка, утолили первоначальный пыл, и теперь не ответствуют на зов плоти, а сами её зовут, но аппетит, как известно, приходит во время еды, и исходящее от дома сияние, прошлой ночью издали наблюдаемое Педро Орсе, объяснялось не только любовными играми Марии Гуавайры и Жоакина Сассы - по крайней мере, ещё десять пар одновременно предавались там любви.
С моря идут облака - не идут, а летят, сбиваясь в плотные стаи и тотчас вновь рассеиваясь так стремительно, будто каждая минута длится лишь долю секунды; все движения - и быстрые, и медленные - этих мужчин и этих женщин укладываются - то ли и впрямь, то ли так кажется - в одно это мгновение, и можно было бы сказать: мир спятил, если бы в наших силах было постичь всю глубину этого незамысловатого выражения. Они стоят уже на вершине, откуда видно штормящее море. Педро Орсе не узнает местности - все эти гигантские нагромождения скал, валунов и утесов, еле заметную тропинку, спускающуюся подобием лестницы, Боже, как прошел он тут вчера ночью, пусть даже и с помощью собаки, это истинное чудо, которое он объяснить не в силах даже себе самому.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50
Жоана Карда заявила, что должна увидеть все это своими глазами, Жозе Анайсо и Жоакин Сасса изъявили готовность сейчас же отправиться на берег, и только Мария Гуавайра молчала. Глядела на Педро Орсе, а он - на нее. Тогда смолкли и другие, смекнув, что за ней - последнее слово, если, конечно, вообще существует оно, последнее слово, и это сомнение вызывает к жизни тонкий и деликатный вопрос - а как живет-поживает все то, о чем сказано было последнее слово, после того, как было оно сказано? Сжав руку Жоакина Сасса, словно присягу принося, сказала Мария Гуавайра: Это - каменный корабль. Вот и я говорю - окаменелость, произошел процесс минерализации, но нельзя исключать и возможность того, что это - чисто случайное явление, возникшее под воздействием ветра и других атмосферных факторов, дождя, например, а равно и морской воды, вероятно, сколько-то столетий назад уровень моря был выше нынешнего. Это - каменный корабль, он не окаменел, а всегда был каменным, он приплыл из дальней дали и остался на берегу, когда покинули его люди. Люди? - переспросил Жозе Анайсо. Может быть, и один человек, это я точно не знаю. А остальное, значит, известно вам точно, какая же тут может быть точность, откуда ей взяться? - воскликнул Педро Орсе. Старики говорили, а им - другие старики, а тем - ещё более древние, что когда-то приплыли из-за морей на каменных кораблях и высадились на наш берег святые, одни были живы, другие уже умерли, как Сантьяго, например, и корабли остались с тех пор на берегу, а вы видели только один из них. Вы сами-то верите в то, что говорите? - спросил Педро Орсе. Дело не в том, верю или нет, все, что мы говорим, прибавляется к тому, что есть, что уже существует, сначала сказала "гранит", теперь говорю "корабль", а когда договорю, хоть и не верю в то, что говорю, придется и самой поверить сказанному, были мука, вода и закваска, а вышел хлеб.
Вот какая попалась Жоакину Сассе высокоэрудированная поселянка, этакая Минерва с галисийских гор, да это и неудивительно - люди обычно знают больше, чем нам кажется, большинство людей и не подозревает, какой мудростью обладает, плохо лишь, что им хочется стать тем, кем быть они не могут, брали бы пример с нашей Марии Гуавайры, которая скромно признается, что за всю жизнь прочла лишь несколько книг, да и то сомнительно, чтобы был от них хоть какой-нибудь прок, и, как вы сами понимаете, она не столь самонадеянна, чтобы сделать это заявление - нет, это автор, известный любитель истины, в очередной раз не сумел удержаться от комментария. Только собралась Жоан Карда спросить, когда же они пойдут смотреть на каменный корабль, как Мария Гуавайра для того, вероятно, чтобы прекратить спор о камнях и окаменелостях, включила радио послушать новости, которые исправно передавал ей мир каждое утро, и новости эти, хоть и прозвучали не с самого начала, без труда, впрочем, угадываемого, оказались самого пугающего свойства. Сообщили, что вчера ночью скорость, с которой перемещается полуостров в океане, возросла неизвестно почему без малого втрое по сравнению с началом дрейфа и составила по самым последним замерам две тысячи метров в час, то есть чуть не полсотни километров в сутки.
Надо полагать, на всем Пиренейском полуострове воцарилась в эту минуту мертвая тишина: люди слушали радио у себя на кухне и репродукторы на площадях, хотя иные узнали об этих сообщениях с опозданием - вот, к примеру, те двое, что работают на землях Марии Гуавайры - и можно предположить, что младший выбросит из головы планы обольщения и покорения хозяйки и задумается лишь о собственной жизни и безопасности. Однако самое скверное ещё впереди: диктор прочел сообщение из Лиссабона, рано или поздно оно должно было стать достоянием гласности, и так уж сколько держали дело в секрете. В правительственных и научных кругах Португалии высказывается обеспокоенность по поводу вероятного столкновения с Азорским архипелагом, находящимся в точности в той точке, через которую должен будет пройти полуостров, и среди жителей прибрежной полосы наблюдается если не паника, то сильная тревога, для которой не должно быть оснований, поскольку в ближайшие часы будет осуществляться планомерная эвакуация городов и населенных пунктов, расположенных на побережье, а потому находящихся в непосредственной опасности, что же касается нас, испанцев, то мы можем пока считать себя в безопасности: Азоры расположены между тридцать седьмой и сороковой параллелями, а север нашей отчизны - Галисия - находится северней сорок второй параллели, из чего легко сделать вывод, что если полуостров не изменит траектории, то жертвой столкновения станут лишь наша злосчастная пиренейская сестра, и, разумеется, не менее злосчастные острова, которые в силу небольшой площади, занимаемой ими, могут быть просто раздавлены и потоплены массой камня, движущейся, как мы уже сказали, со впечатляющей скоростью пятьдесят километров в час, хотя не исключено развитие событий по иному, более благоприятному варианту, и Азорский архипелаг по воле провидения станет естественным препятствием на пути полуострова, до сих пор двигавшегося безостановочно, впрочем, все мы в руке Божьей, ибо превыше сил человеческих предотвратить грозящую нам катастрофу, но, повторяем, мы, испанцы, хоть и находимся в относительной безопасности, не вправе предаваться беспочвенному оптимизму, и, поскольку весьма вероятны косвенные последствия столкновения, в прибрежной галисийской полосе должны оставаться лишь те, кто исполняет свои профессиональные обязанности, а всем прочим следует перебраться во внутренние районы страны. Тут диктор замолк, заиграла музыка, сочиненная явно и совсем по другому случаю, а Жозе Анайсо, припомнив давний разговор, сказал Жоакину Сассе: Ты был прав тогда насчет Азоров, и, лишний раз доказуя, какой безмерной силой обладает тщеславие человеческое даже на грани жизни и смерти, обрадовался Жоакин Сасса, что в присутствии Марии Гуавайры, во всеуслышание признали его правоту, в которой, впрочем, его заслуги не было, ибо он не сам додумался до этого предположения, а подслушал его в лабораториях, куда попал вместе с Педро Орсе.
И вот, словно в повторяющемся кошмаре, просит Жозе Анайсо листок бумаги и карандаш, снова производит вычисления, только на этот раз подсчитывает не то, сколько дней осталось до встречи с Гибралтаром, который проплывет мимо Сьерра-Гадор - что вы! куда там! - а когда именно треснется мыс Рока об остров Терсейру - мороз по коже, волосы дыбом, чуть только представишь себе этот ужас - а потом об остров Сан-Мигель, на который, словно на вертел, нанижется мякоть Алентежо, истинно, истинно вам говорю, вы такой беды ещё не знавали. Мы проплыли уже километров триста, говорит Жозе Анайсо, а от Лиссабона до Азорских островов - примерно тысяча двести, стало быть, остается ещё девятьсот, а в сутки проделываем полсотни, я округляю, и это значит, что через восемнадцать дней, то есть двадцатого сентября, а, может быть, и пораньше, произойдет наша встреча с Азорами. В подоплеке бесстрастия, с которым сделан был этот вывод, лежала лишь вымученная и горькая ирония, а потому никто даже не улыбнулся. Но ведь мы находимся в Галисии, вспомнила Мария Гуавайра, нас не заденет. На это надежды мало, отвечал Педро Орсе, стоит полуострову чуть-чуть сменить курс, взять южнее - и нас со всей силы долбанет об Азоры, так что единственное спасение - бежать, бежать вглубь страны, по радио правильно сказали, но и это, пожалуй, не спасет. Бросить дом и землю? Если все пойдет так, как ожидается, не понадобится вам больше, милая сеньора, ни дом, ни земля. Все они сидят вокруг стола, пока ещё можно, целых восемнадцать дней ещё можно сидеть. Горит огонь в очаге, на столе - хлеб и прочее - молоко там, сыр, кофе - но все взгляды притягивает к себе именно хлеб, половина большой краюхи, с поджаристой корочкой и плотным, однородным мякишем, и все до сих пор ощущают во рту его вкус, язык и нёбо помнят шероховатые крошки, остававшиеся после жевания, а когда придет конец света, в этом же скорбном безмолвии будем мы взирать на последнего муравья, сознавая, что расстаемся с ним навсегда.
Сказал Жоакин Сасса: Сегодня кончается мой отпуск, по всем законам и правилам завтра мне надлежит быть в Порто, выйти на работу, но эти правильные слова были всего лишь преамбулой следующего заявления: Не знаю, останемся ли мы вместе, нам как раз это предстоит сейчас обсудить и решить, но я лично желаю быть там, где будет Мария, если, конечно, она согласна. Ну, поскольку свое время - не только всякому овощу, но и всякому высказыванию, и каждая часть конструкции прилаживается в должном порядке и последовательности, то все присутствующие дали возможность Марии Гуавайре ответить первой, что она и сделала без околичностей и разглагольствований: Согласна. Сказал Жозе Анайсо: Если столкнемся с Азорами, учебный год начнется позже или вообще никогда не начнется, а я останусь с Жоаной и с вами, если она решит остаться. Настал черед говорить Жоане Карде, и она, уподобившись Марии Гуавайре, ответила, проявив редкостный для женщин лаконизм: Решусь, и присутствующие поняли все, что под этим подразумевалось. И наконец последним, потому что надо кому-то и последним быть, сказал Педро Орсе: Где вы, туда и мне, и эту фразу, нарушающую законы логики в той же мере, что и правила грамматики, мы исправлять не собираемся в надежде, что отыщется в ней со временем некий особый смысл, который извинит её погрешности, ибо всякий, кто имеет дело со словами, знает - от них можно ожидать всего, чего угодно. Собаки, как известно, говорить не умеют, а потому и наш пес даже звонким лаем не высказал своего одобрения.
В тот же самый день они отправились на берег взглянуть на каменный корабль. Мария Гуавайра надела что-то такое яркое и разноцветное, не дав себе труда пройтись по нему утюгом - ветер и солнечный свет и так разгладили морщины и складки, образовавшиеся от долгого лежания в бездонном ларе. Вел их славный проводник Педро Орсе, впрочем, больше доверявший инстинкту и чутью пса, чем собственным глазам, которым при свете дня все предстает, по правде говоря, будто впервые. На Марию Гуавайру надежда плоха: она этой дорогой не ходит, да и нет ей дела до того, куда они идут ей бы лишь, под любым предлогом, взять за руку Жоакина Сассу, прильнуть к нему всем телом и дать себя увлечь в сторонку, на минутку, длящуюся столько же, сколько поцелуй, а поскольку, как все мы знаем, это ненадежный способ измерения времени, то парочка постоянно отстает от главных сил экспедиции. Жозе Анайсо и Жоан Карда ведут себя не в пример скромнее - оно и понятно: они близки уже целую неделю, заморили, так сказать, червячка, утолили первоначальный пыл, и теперь не ответствуют на зов плоти, а сами её зовут, но аппетит, как известно, приходит во время еды, и исходящее от дома сияние, прошлой ночью издали наблюдаемое Педро Орсе, объяснялось не только любовными играми Марии Гуавайры и Жоакина Сассы - по крайней мере, ещё десять пар одновременно предавались там любви.
С моря идут облака - не идут, а летят, сбиваясь в плотные стаи и тотчас вновь рассеиваясь так стремительно, будто каждая минута длится лишь долю секунды; все движения - и быстрые, и медленные - этих мужчин и этих женщин укладываются - то ли и впрямь, то ли так кажется - в одно это мгновение, и можно было бы сказать: мир спятил, если бы в наших силах было постичь всю глубину этого незамысловатого выражения. Они стоят уже на вершине, откуда видно штормящее море. Педро Орсе не узнает местности - все эти гигантские нагромождения скал, валунов и утесов, еле заметную тропинку, спускающуюся подобием лестницы, Боже, как прошел он тут вчера ночью, пусть даже и с помощью собаки, это истинное чудо, которое он объяснить не в силах даже себе самому.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50