Что искала она внутри церквей? На этот вопрос Наташе трудно было бы ответить. Её угнетал и даже страшил полумрак, суровые лики святых на иконах, запах растопленного воска и ладана – и одновременно манило пламя свечей и пение хора. Скорее всего, её привлекла трепетная нить настоящей веры, дрожавшая под церковными сводами. Или девушка пыталась отыскать что-то своё, безвозвратно ушедшее и затерявшееся в глубинах памяти?

* * *
Пыхтящий пароходик с высокой тонкой трубой, походившей на поставленную стоймя папиросу, входил в устье Невы. Если по заливу пароходик полз без особых затруднений, то для преодоления течения могучей реки ему пришлось напрягать все свои невеликие силы. В Петербурге наступало время белых ночей, и раннее-раннее утро походило на обычный для Питера бессолнечный день.
Публики на борту следовавшего из Кронштадта в Петербург парохода было немного – несколько рабочих, чиновник морского ведомства в мундире с блестящими пуговицами, донельзя довольный своей особой, двое направлявшихся в отпуск боцманматов из Учебного отряда и молодой офицер в звании мичмана.
Андрею Сомову не было никакого дела до своих случайных попутчиков. Молодой человек целиком пребывал в состоянии приподнятости и одновременно погруженности в собственные мысли. Для обоих этих состояний основания имелись достаточно веские – мичман получил трёхдневный отпуск «для улаживания береговых дел» перед тем, как отправиться к новому месту службы, а именно на достраивающийся броненосец «Орёл», четвёртый корабль серии «Бородино» – новейших и самых мощных кораблей российского военно-морского флота.
Что же касается «береговых дел», то их у молодого мичмана по сути-то и не было. Родственников в Петербурге Андрей не имел, но это его только радовало – всё свободное время, свалившееся на него нежданно-негаданно, он мог посвятить той, по которой успел уже порядком соскучиться. Кронштадт от Петербурга хоть и близок, но всё же дальше, чем того хотелось бы, а служба есть служба, и от неё никуда не денешься.
Зато теперь он имел полное право предвкушать, как поднимется по парадной лестнице на третий этаж знакомого дома на Староневском, повернёт ручку звонка под бронзовой табличкой с выведенной на ней вязью надписью «Инженер И.П.Егоров» и будет с замиранием сердца прислушиваться, какие шаги послышатся за массивной дверью – тяжеловатые горничной Лизаветы или лёгкие и быстрые её . Да, не забыть бы купить цветы…
Но кроме дел сердечных мичмана в немалой степени занимало его ближайшее будущее. «Орлу» вместе с тремя другими новейшими броненосцами предстояло составить основное боевое ядро снаряжающейся для похода на Дальний Восток 2-й Тихоокеанской эскадры под командованием вице-адмирала Рожественского, загодя произведённого прессой в ранг национального героя. Дела на восточной окраине великой империи шли, мягко говоря, неважно, но Сомова это ни в коей степени не смущало. Непоколебимо уверенный в силе овеянного славой многочисленных побед русского оружия, мичман считал все неудачи временными, возникшими лишь из-за неблагоприятного стечения обстоятельств.
Вот подойдёт к Порт-Артуру 2-я эскадра, соединится с 1-й и погонит японцев поганой метлой до самого Токио! И ему, молодому флотскому офицеру двадцати трёх лет от роду суждено принять участие в этом славном деле! И кроме того, сам переход – сколько новых стран и новых впечатлений! А когда он вернётся из похода (быть может, украшенный шрамом от осколка японского снаряда на мужественном лице), тогда можно будет просить руки Наташи у её очень серьёзных родителей. Правда, морским офицерам до получения лейтенантского чина запрещалось жениться (ибо считалось, что на мичманское жалованье содержать семью подобающим образом никак не можно, да и вообще для такого серьёзного шага как женитьба молодой человек, не дослужившийся до лейтенантского звания, в принципе не может обладать должной солидностью), но уж о помолвке-то речь заводить не грех. Тем более что получить вожделенные лейтенантские погоны для героя победоносной войны вряд ли будет так уж сложно.
Основное преимущество молодости – это непоколебимая уверенность в том, что всё достижимо и доступно, что весь мир предназначен только тебе, и что всё непременно обязано устроиться самым наилучшим образом. Это уже потом, вместе с набитыми на жизненном пути синяками и шишками приходит опыт (зачастую горький), а в двадцать с небольшим всё (как правило) смотрится исключительно в розовом цвете…

* * *
Эскадра была потрясена почти мгновенной гибелью флагманского корабля вместе с адмиралом и почти всей командой. Бережно взращиваемые надежды рассыпались прахом, рушилось всё, с таким трудом налаженное Макаровым.
В первые минуты после взрыва команды русских кораблей охватила самая настоящая паника, усугублявшаяся тем, что никто не понимал истинной причины катастрофы. Мины? Или, может, подводные лодки? Об их возможном наличии у японцев слухи расползались давно. А тут ещё грохнул взрыв под броненосцем «Победа» (правда, этот корабль отделался незначительными повреждениями и вскоре вернулся в строй – его артиллерийские погреба не сдетонировали, они взорвались только на «Петропавловске»). И эскадра выплеснула свой страх и свою беспомощность с яростным огнём из всех калибров, паля в воду и во все стороны.
Снаряды рикошетировали от воды и свистели над палубами, грозя поразить своих же. Часть снарядов рвалась в орущем человеческом месиве, оставшемся на месте гибели «Петропавловска», убивая и калеча чудом спасшихся.
Японский флот, маневрируя вне досягаемости береговых орудий, бесстрастно взирал на происходящее.
…31 марта 1904 года надежды на чудо утонули в водах Жёлтого моря вместе с человеком, на которого эти надежды возлагались. Русская эскадра вновь укрылась в гавани, растеряв ту немногую уверенность в своих силах, которую она успела обрести при Макарове. Не изменил создавшегося положения даже «чёрный день японского флота» 2 мая, когда на русских минах под Порт-Артуром одновременно подорвались два первоклассных броненосца «Хатсусе» и «Ясима» (первый погиб на месте, а второй затонул по дороге в базу), а броненосный крейсер «Кассуга» молодецки протаранил и потопил свой же лёгкий крейсер «Йосино». Адмирал Того был строго наказан за самоуверенность и возникшее у него пренебрежение к противнику, но русским это не особенно помогло.
Случилось непонятное главное – адмирал Макаров, опытный минёр, превосходно осведомленный на основе личного опыта о разрушительной мощи минного оружия и своевременно проинформированный о странных маневрах японских кораблей на внешнем рейде Порт-Артура, не предпринял никаких мер. Более того, он слепо и обречённо повёл эскадру прямо на минное поле (притом, что нужды в экстренном её выходе в море не было никакой).
Чёрные эски даже не пытались сгладить неизбежное проявление Закона Равновесия, вызванное нестандартной катастрофой – зачем настораживать наблюдателей? Гибель двух новейших японских линейных кораблей с лихвой компенсировала потерю одного русского броненосца (кстати, далеко не лучшего). Сам факт потери «Петропавловска» отнюдь не был роковым: истинно непоправимым событием стала смерть одного-единственного человека среди сотен людей на борту флагмана.
Естественность хода событий соблюдалась: обычная война внутри Юной Расы Носителей Разума, с обычными ошибками и потерями с обеих сторон, с обычными случайностями – ну какое тут вмешательство? «Сценаристы» тщательно отслеживали даже незначительные мелочи, которые могли бы оказать хоть малейшее негативное влияние на реализацию Плана Проникновения.
Адмирал Витгефт, возглавивший эскадру после гибели Макарова, не вёл никаких активных действий на море, ссылаясь на очевидное неравенство сил. Воспользовавшись этим, японцы ещё в конце апреля беспрепятственно высадились у Бицзыво, в середине мая прорвали оборонительную позицию русских на Цжиньчжоуском перешейке и в июле начали осаду Порт-Артура.
2-я Тихоокеанская эскадра ещё даже не вышла на Дальний Восток, а над 1-й эскадрой уже нависла угроза неминуемой и бесславной гибели прямо в гавани Порт-Артура. Единственным выходом оставался прорыв во Владивосток, но Витгефт, вышедший с эскадрой 10 июня, повернул назад при одном появлении на горизонте японского флота (несмотря на то, что повреждённые «Цесаревич», «Ретвизан», «Победа» и «Паллада» уже вернулись в строй). И только 28 июля, когда первые снаряды японских полевых батарей уже рвались на рейдах, Витгефт, подчиняясь категорическому приказу наместника Алексеева, снова вышел в море – без малейшей надежды на успех прорыва.

* * *
– Похоже, мы имеем дело с той самой случайностью, о которой ты говорил, Мегадер. Прорыва флота Выбранной страны из обложенной войсками Островной империи крепости в безопасное место нельзя допустить – в этом случае планируемый нами исход войны, то есть победа островитян, окажется под вопросом.
– Полностью с вами согласен. Однако нет причин волноваться – соответствующее воздействие будет предпринято.

* * *
Гуляние по Петербургу во время белых ночей – это чудо чудное и диво дивное, особенно если рядом с тобой находится человек, мысли о котором занимают в твоей голове очень много места.
Конечно, девушке из приличной семьи не пристало бродить по ночам даже в обществе потенциального жениха, но оценить завораживающую магию северной столицы можно и в те часы, когда вечерний полусумрак только сменяется собственно белой ночью. И Летний сад одно из самых лучших для этого мест.
Наташа и Андрей вошли в Летний сад с набережной Невы, куда они попали, пройдя не спеша по Литейному от Невского. Шуршала листва деревьев, по дорожкам фланировали пары из числа «чистой публики», и мраморные лики древних богов и героев равнодушно следили за вечной игрой человеческих страстей, подогретой таинственным полусумраком и ощущением нереальности окружающего.
Между молодыми людьми ничего ещё не было сказано из тех вечных слов, каковые крутились на языке у обоих, и они оба по большей части молчали – им этого было вполне достаточно. Ощущение близости друг к другу, дрожь, пробегавшая по всему телу при случайном соприкосновении рук, непередаваемое ощущение того, что ты любишь и любим (любима) – слова в таком случае излишни. За проведённые вместе три дня (это был последний вечер, завтра ранним утром мичману надлежало отбыть в Кронштадт к новому месту службы) они вдоволь наговорились обо всём – о том, что ждало Андрея, о том, к чему стремилась Наташа и о том, как всё будет здорово после того, как закончится эта нелепая война и снова наступят прежние времена. Ни Андрей, ни Наташа и мысли не допускали, что мичман Сомов может погибнуть – плохое может случиться с кем угодно, но только не с ним. И в этом тоже состоит преимущество молодости, свято верующей только в хорошее.
Они были вместе с утра до позднего вечера, а потом Андрей, проводив Наташу до дома, спешил на Лиговский, где обитал его приятель из молодых корабельных инженеров Сергей Завалишин – им обоим предстояло отправиться на «Орле» на Дальний Восток.
Замена привычного марсофлотам паруса на пар и внедрение на боевых кораблях массы всяческих других мудрёных штуковин вроде электричества потребовали появления судовых технических специалистов, и хотя морские строевые офицеры из дворян ещё посматривали искоса на выходцев из разночинцев, между мичманом Сомовым и инженером Завалишиным сложились дружеские отношения. Более того, Сергей сделался кем-то вроде поверенного в сердечных делах своего приятеля, хотя сам он относился к любви и связанными с этим чувством переживаниями несколько иронично. Завалишин жил в мире цифр и чертежей, свободно оперировал тактико-техническими данными кораблей русского, японского и прочих флотов, водоизмещением и скоростью хода боевых судов, толщинами бортовой и палубной брони, калибрами орудий и углами обстрела башен главного и вспомогательного калибра и считал это своё увлечение главным делом жизни.
Инженер искренне считал, что в условиях непрерывно ускорявшегося технического прогресса и внедрения всё новых и новых изобретений ума человеческого в повседневную жизнь именно техника является тем новоявленным божеством, которому стоит возносить молитвы. А что до амурных дел, так это для курсисток и любительниц женских романов. Впрочем, причина такой прохладности Сергея к прекрасному полу объяснялась до смешного просто – не пришло ещё его время, и не появилась та, ради одной улыбки которой стоило позабыть все на свете уравнения остойчивости и постулаты теории кораблестроения.
Наташа и Андрей добрели до выхода из Летнего сада в сторону Инженерного замка, и оба одновременно внутренне вздохнули. Неумолимое время убегало и убегало, пора было возвращаться привычной дорогой по Садовой на Невский и дальше по центральному проспекту северной столицы к Староневскому.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38