В таком случае счастливого пути. И пускай этот день будет к вам по-прежнему добрым.
– Благодарю вас, Пресветлый. – Тиелиг снова поклонился. – Но это не все.
– Что же еще?
– Вас хотел видеть Харлин. И он просил меня, чтобы я поинтересовался у вас, когда вы сможете его принять.
– Дело, разумеется, не терпит отлагательств? – предположил принц. – Ну, с Харлином я, положим, сам все решу, а вот что вы, любезный, здесь делаете? Неужели работаете у дворцового казначея посыльным? Непохоже на вас. Или, может быть, пожертвования в храм стали поступать в значительно меньших количествах? Неужели горожане поумнели?
– Нет, хвала небесам, – покачал головой Тиелиг. В его голосе не было ни капли раздражения или неодобрения. – Нет, пожертвования поступают все с той же регулярностью. Горожане не поглупели. Просто, господин…
И Тиелиг внезапно замолчал.
Принц с удивлением отметил, что впервые за долгие годы знакомства со жрецом наблюдает его растерянным.
– Так что же, Тиелиг? Жрец помотал головой:
– Ничего, Пресветлый. Простите, что потревожил ваш покой.
– Вы уверены, что ничего?
– Нет, Пресветлый, не уверен. – Тиелиг медленно, словно в тяжелом раздумье, снова покачал головой. – Совсем не уверен…
– Тогда говорите, – велел принц.
– Не буду, господин, – ответил жрец Ув-Дайгрэйса. – Именно потому, что не уверен. Талигхилл пожал плечами:
– Ну, как знаете…
И пошел к себе, заинтригованный необычным поведением Тиелига.
А жрец еще некоторое время стоял, продолжая недоверчиво качать головой.
Принц вошел в свои покои, рухнул на просторную кровать и пообещал самому себе до завтрашнего дня не заниматься никакими делами – даже делами государственной важности. В конце концов как-то же с ними Харлин справлялся, пока Талигхилл не приехал. А один день погоды не сделает.
В дверь постучали. Уважительно, но в то же время настойчиво: мол, знаю, что ты здесь, и нечего притворяться, будто не слышишь, – открывай.
Талигхилл проигнорировал стук и продолжал лежать, уставившись в алый шелк балдахина. Нужно было сказать Джергилу, чтобы никого не пускали. Неизвестный выждал некоторое время и снова постучал.
– Входите, не заперто! – крикнул принц, понимая, что не отвяжутся.
В комнату вошел Харлин. Отыскал взглядом Пресветлого, поклонился и сразу, с порога, начал говорить о «неотложных делах». Талигхилл прервал его взмахом руки и приподнялся на локте:
– Подожди, не торопись. Что-то на самом деле важное есть? Нет – знаю, что нет. Поэтому давай договоримся так: сегодня ты меня оставляешь в покое, а с завтрашнего дня – так уж и быть – тирань меня, сколько позволю. И не спорь. Все, ступай.
Харлин поклонился:
– Всего один вопрос, Пресветлый. Один вопрос – и я уйду.
– Ладно, – великодушно согласился Талигхилл. – Один вопрос. Слушаю.
– Кто такой Раф-аль-Мон, господин? Не далее как вчера он явился ко мне с распиской на получение… некоторой суммы денег. Расписка была выдана вами.
– Верно, – подтвердил принц. – Мной. А что тебя смущает? «Некоторая сумма»? Пустяки. А кто такой этот Раф-аль-Мон, я не знаю. Не имею ни малейшего понятия. Торговец, который продал нечто, что мне понравилось.
– Благодарю, Пресветлый. Значит, завтра…
– Завтра, завтра, – лениво проговорил Талигхилл. – И никак не раньше.
– Как будет угодно Пресветлому. – Казначей поклонился и вышел.
На пороге он столкнулся с Джергилом – телохранитель пропустил Харлина и вошел в комнату:
– Ваши вещи распаковали, Пресветлый.
– И махтас?
– Да, как вы и приказывали – в Желтой комнате.
– Отлично. Больше никого ко мне не впускайте. Харлина тоже не следовало бы, ну да я не давал вам по этому поводу никаких распоряжений, так что вашей вины в том нет. Ступай.
Телохранитель покинул комнату принца, а тот снова откинулся на подушки и стал размышлять об услышанном от Домаба. Думать о таких вещах Талигхилл не привык. Некоторое время он лежал, пытаясь разобраться в собственных чувствах и решить, как же относиться ко всему, сказанному управителем. Потом поднялся и подумал, что не помешает немного развеяться. Как быть с тем, что рассказал Домаб, он решит завтра. А сейчас…
Не прогуляться ли до Желтой комнаты?..
Талигхилл поднялся и решительно направился к двери. Джергил вопросительно взглянул на Пресветлого, но тот лишь отмахнулся:
– Можешь остаться здесь. И ты, Храррип, тоже.
Все-таки один из телохранителей должен был следовать за принцем – они переглянулись, и Храррип последовал, а Джергил остался. Талигхиллу, впрочем, было все равно.
Желтая комната находилась недалеко от его покоев, Пресветлый распахнул дверь и вошел, жестом повелев Храррипу остаться снаружи.
– Вы все еще здесь, Тиелиг? Я думал, мы обсудили все, что вы хотели – и смогли – обсудить.
Жрец оторвал взгляд от игральной доски и поклонился:
– Вы правы, Пресветлый. Но я услышал от слуг об этом чуде, – Тиелиг указал на махтас, – и решил зайти сюда, чтобы взглянуть на него.
– Где я вас и застал, – завершил за него принц. – Удивительно, как много вы стали себе позволять, Тиелиг. Просто удивительно. Ходите там, где ходить вам не положено, заглядываете в покои Пресветлых – просто поражаюсь тому, как вы… осмелели. Что, культ Ув-Дайгрэйса приобрел популярность в народе?
– Не большую, чем раньше, – ответил жрец. – Я, видимо, должен просить у вас прощения за свои действия.
– Должны, – согласился Талигхилл. – Но ведь не просите. Да и что мне в ваших извинениях?.. Скажите-ка лучше, Тиелиг, вы любите играть в азартные игры?
– Мне не полагается: сан, – с поклоном ответил жрец. – Но позволю себе заметить (если вы имели в виду махтас), что это – не азартная игра. По крайней мере, в нее мне играть не запрещается.
– Да, я имел в виду махтас, – согласился Пресветлый. – Так что же, сыграем?
– Как пожелаете.
– Пожелаю сыграть, – сказал Талигхилл, усаживаясь в кресло. – Итак, начнем со знакомства с правилами игры…
– Простите, Пресветлый, но мне они уже знакомы, – сообщил Тиелиг, устраиваясь в кресле напротив.
– Да? – удивился принц. – Откуда же?
– За мою долгую и неспокойную жизнь приходилось встречаться с разными вещами, – уклончиво ответил жрец. – В том числе и с махтасом.
– Выходит, Тиелиг, вы опытный игрок?
– Все относительно, Пресветлый. Есть игроки, по сравнению с которыми я – младенец.
– Отлично. Если вы знакомы с правилами, тогда начнем.
– Начнем, – согласился жрец.
Две армии зашевелились, выстраиваясь в боевые порядки и нацеливаясь на крепость, что находилась в центре поля. Еще некоторое время ей предстояло быть ничейной территорией, а потом… Потом – как получится.
ДЕНЬ ЧЕТВЕРТЫЙ
После сеанса Мугид попрощался с нами, пожелал спокойной ночи и удалился – только тогда мы начали выходить из комнатки, все так же в молчании. И взглядами старались друг с другом не встречаться. Наверное, каждый думал о толстухе. Кроме, разумеется, меня. То есть я тоже думал о ней, но совершенно иначе, чем все. Я был ей благодарен.
Потом я заметил Карну – она медленно поднималась по лестнице и выглядела очень печальной. Наверное, ей было не по себе оттого, что вчерашняя собеседница сегодня сошла с ума.
Я догнал ее, взял за локоть и тихо сказал:
– Мне очень жаль.
Снова банальности, старина.
Мельчаешь.
– Да, – согласилась она, – жаль ее. Но, может, это и к лучшему. Как знать, вдруг ей и впрямь удастся благодаря своему сну спасти сына?
– Вы верите в то, что ей снился вещий сон? – Удивление в моем голосе не пришлось имитировать – я на самом деле был обескуражен такой суеверностью, – глупо верить в то, чего не может быть. А еще историк…
Девушка внимательно посмотрела на меня:
– А вы что же, после всех этих повествований считаете подобное невозможным?
– Почему же, считаю возможным. Было возможным. Но только не в наше время. Кривишь душой.
– Почему?
– Потому что Боги ушли, древний Ашэдгун слился с Хуминдаром, а Пресветлых больше нет. Вот почему. Время Богов миновало, Карна. И теперь не стоит надеяться на сверхъестественные силы. Мы сами становимся Богами, изобретая самолеты, пароходы, телевизоры и многое другое, мы летаем в небесах и спускаемся под землю. Мы, если вам будет угодно, заняли ту экологическую нишу, которая до сих пор была прерогативой Богов. А сами Боги вымерли. Поэтому их чудеса стали невозможными, хотя раньше были объективной реальностью; теперь же наши самолеты-телевизоры превратились в такую реальность – а тогда они были невозможными. Вот такие пироги.
– Да, – согласилась она. Ну, по крайней мере, кивнула так, будто согласилась. – Но сон-то ей приснился.
– Мне сны тоже снятся, – признался я. – Некоторые даже сбываются. Конечно, не полностью, но все же… Понимаете, если я очень хочу приобрести, скажем, дачу на одном из «живописных берегов Ханха», как принято писать в рекламных проспектах, – так вот, если я очень этого хочу, думаю об этом все время, то и присниться мне эта дача может запросто, даже не раз и не два. Ну, а удивительно ли будет то, что в конце концов я накоплю денег – или, скажем, ограблю банк – и приобрету-таки эту свою двухэтажную мечту? По-моему, вполне закономерное явление.
– Но Сэлла не мечтала о том, чтобы ее сын погиб, – заметила девушка.
– Да. Не мечтала. Но она могла, предположим, беспокоиться о нем, бояться, что такая катастрофа произойдет. Вот и приснилось.
Карна остановилась и внимательно посмотрела мне прямо в глаза:
– Нулкэр, вы же не верите ни единому своему слову. Тогда зачем говорите? Чтобы утешить меня, да?
Не знаю насчет историка, но психолог она великолепный. А утешитель из меня…
– Верю, – сказал я. – Верю, Карна. Потому что если не верить в мои слова, тогда – что же остается?..
– Наверное, раскрыть глаза и посмотреть на правду. Сделать то, чего так боялся Талигхилл.
Карна ушла, а я некоторое время так и стоял с некрасиво отвисшей челюстью. Поговорили, значит. По душам. Только твои слова ее ни в чем не убедили, даже не утешили, а ее – шарахнули тебя по темечку. Только… я же не Талигхилл! Я же знаю: происходит что-то непонятное. Я даже сам догадался про то, что это очень похоже на Божественный дар Пресветлых. Тогда почему?..
– Судорога челюстных мышц? – участливо осведомился Данкэн.
Я отстранение посмотрел на него, но смолчал. Рот, правда, закрыл.
– Вы сейчас куда? – поинтересовался журналист.
– К себе, – неприязненно ответил я. – Расслабьтесь, Данкэн. Пока все нормально. Помолчал, а потом добавил:
– Да и изменить сейчас мы ничего не в силах.
Он молча кивнул и ушагал. Наверное, вспомнил про свою работу и пошел разглядывать выставку древнеашэдгунского фарфора – или что здесь еще имеется, в «Башне»?
Я тоже вспомнил про работу и решил, что до ужина было бы неплохо ею заняться. Ну и занялся в меру сил, исписал несколько листов, наговорил целых две кассеты. Потом пошел ублажать чрево.
За столом было тихо, словно там поминки справляли. Я пристроился рядом с Карной и злорадно отметил, что Данкэн еще экскурсоводит самого себя по выставкам «Башни».
Девушка улыбнулась мне – мягко и искренне:
– Простите, что сегодня сорвалась. Нагрубила, вы, наверное, обиделись. Вы ж хотели как лучше, а я… – Она сокрушенно махнула рукой.
Я – тоже:
– Оставьте, мне досталось поделом. Просто день сегодня такой… Тяжелый день.
– Это точно. Знаете, хочется, чтобы пошел дождь. А то в воздухе так… сухо, что ли. Словно в склепе.
Я согласился с этим ее высказыванием, но сам подумал о том, что в комнатах холодно и так. Если еще и дождь пойдет, я точно замерзну или простыну. Или – и то и другое.
Не успел я как следует поесть, как в зал ввалился Данкэн, весь сияющий, как лампа-факел с первого этажа нашей распрекрасной «Башни». Взглядом отыскал меня и чуть ли не обниматься полез – б-болван! Я, конечно, сверкнул на него глазами, но журналисту – как с гуся вода. Бухнулся рядом, начал накладывать себе в тарелку все, что только видел, да еще при этом какой-то мотивчик мурлыкал под нос.
– Что с вами, Данкэн? – спросила Карна. – Чему вы так необычайно радуетесь?
Он вскинул голову, несколько секунд растерянно изучал лицо девушки, словно видел ее впервые в жизни, а потом сообщил:
– Представьте, здесь есть библиотека! А там… Там такие книги! Уф!
Завершив свою речь этим многозначительным высказыванием, он уткнулся в тарелку. Я заметил, как удивленно вытянулось лицо господина Чрагэна, а сам он наклонился к уху своего соседа, жилистого седовласого мужчины – этакого генерала в отставке. До меня донеслось сказанное «академиком»: «Молодежь просто удивительная – представьте, интересуются книгами!» Генерал в отставке скептически хмыкнул и расчленил тушку куропатки, хищно орудуя ножом и трехзубой вилкой. Я вздрогнул и поежился.
Карна уже прощалась с нами. Я кивнул и слабо улыбнулся, что должно было означать поддержку…
А сам подумал: опять придется выслушивать бред Данкэна. Что, интересно, он откопал на сей раз?
Но журналист так ничего вразумительного и не сказал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73
– Благодарю вас, Пресветлый. – Тиелиг снова поклонился. – Но это не все.
– Что же еще?
– Вас хотел видеть Харлин. И он просил меня, чтобы я поинтересовался у вас, когда вы сможете его принять.
– Дело, разумеется, не терпит отлагательств? – предположил принц. – Ну, с Харлином я, положим, сам все решу, а вот что вы, любезный, здесь делаете? Неужели работаете у дворцового казначея посыльным? Непохоже на вас. Или, может быть, пожертвования в храм стали поступать в значительно меньших количествах? Неужели горожане поумнели?
– Нет, хвала небесам, – покачал головой Тиелиг. В его голосе не было ни капли раздражения или неодобрения. – Нет, пожертвования поступают все с той же регулярностью. Горожане не поглупели. Просто, господин…
И Тиелиг внезапно замолчал.
Принц с удивлением отметил, что впервые за долгие годы знакомства со жрецом наблюдает его растерянным.
– Так что же, Тиелиг? Жрец помотал головой:
– Ничего, Пресветлый. Простите, что потревожил ваш покой.
– Вы уверены, что ничего?
– Нет, Пресветлый, не уверен. – Тиелиг медленно, словно в тяжелом раздумье, снова покачал головой. – Совсем не уверен…
– Тогда говорите, – велел принц.
– Не буду, господин, – ответил жрец Ув-Дайгрэйса. – Именно потому, что не уверен. Талигхилл пожал плечами:
– Ну, как знаете…
И пошел к себе, заинтригованный необычным поведением Тиелига.
А жрец еще некоторое время стоял, продолжая недоверчиво качать головой.
Принц вошел в свои покои, рухнул на просторную кровать и пообещал самому себе до завтрашнего дня не заниматься никакими делами – даже делами государственной важности. В конце концов как-то же с ними Харлин справлялся, пока Талигхилл не приехал. А один день погоды не сделает.
В дверь постучали. Уважительно, но в то же время настойчиво: мол, знаю, что ты здесь, и нечего притворяться, будто не слышишь, – открывай.
Талигхилл проигнорировал стук и продолжал лежать, уставившись в алый шелк балдахина. Нужно было сказать Джергилу, чтобы никого не пускали. Неизвестный выждал некоторое время и снова постучал.
– Входите, не заперто! – крикнул принц, понимая, что не отвяжутся.
В комнату вошел Харлин. Отыскал взглядом Пресветлого, поклонился и сразу, с порога, начал говорить о «неотложных делах». Талигхилл прервал его взмахом руки и приподнялся на локте:
– Подожди, не торопись. Что-то на самом деле важное есть? Нет – знаю, что нет. Поэтому давай договоримся так: сегодня ты меня оставляешь в покое, а с завтрашнего дня – так уж и быть – тирань меня, сколько позволю. И не спорь. Все, ступай.
Харлин поклонился:
– Всего один вопрос, Пресветлый. Один вопрос – и я уйду.
– Ладно, – великодушно согласился Талигхилл. – Один вопрос. Слушаю.
– Кто такой Раф-аль-Мон, господин? Не далее как вчера он явился ко мне с распиской на получение… некоторой суммы денег. Расписка была выдана вами.
– Верно, – подтвердил принц. – Мной. А что тебя смущает? «Некоторая сумма»? Пустяки. А кто такой этот Раф-аль-Мон, я не знаю. Не имею ни малейшего понятия. Торговец, который продал нечто, что мне понравилось.
– Благодарю, Пресветлый. Значит, завтра…
– Завтра, завтра, – лениво проговорил Талигхилл. – И никак не раньше.
– Как будет угодно Пресветлому. – Казначей поклонился и вышел.
На пороге он столкнулся с Джергилом – телохранитель пропустил Харлина и вошел в комнату:
– Ваши вещи распаковали, Пресветлый.
– И махтас?
– Да, как вы и приказывали – в Желтой комнате.
– Отлично. Больше никого ко мне не впускайте. Харлина тоже не следовало бы, ну да я не давал вам по этому поводу никаких распоряжений, так что вашей вины в том нет. Ступай.
Телохранитель покинул комнату принца, а тот снова откинулся на подушки и стал размышлять об услышанном от Домаба. Думать о таких вещах Талигхилл не привык. Некоторое время он лежал, пытаясь разобраться в собственных чувствах и решить, как же относиться ко всему, сказанному управителем. Потом поднялся и подумал, что не помешает немного развеяться. Как быть с тем, что рассказал Домаб, он решит завтра. А сейчас…
Не прогуляться ли до Желтой комнаты?..
Талигхилл поднялся и решительно направился к двери. Джергил вопросительно взглянул на Пресветлого, но тот лишь отмахнулся:
– Можешь остаться здесь. И ты, Храррип, тоже.
Все-таки один из телохранителей должен был следовать за принцем – они переглянулись, и Храррип последовал, а Джергил остался. Талигхиллу, впрочем, было все равно.
Желтая комната находилась недалеко от его покоев, Пресветлый распахнул дверь и вошел, жестом повелев Храррипу остаться снаружи.
– Вы все еще здесь, Тиелиг? Я думал, мы обсудили все, что вы хотели – и смогли – обсудить.
Жрец оторвал взгляд от игральной доски и поклонился:
– Вы правы, Пресветлый. Но я услышал от слуг об этом чуде, – Тиелиг указал на махтас, – и решил зайти сюда, чтобы взглянуть на него.
– Где я вас и застал, – завершил за него принц. – Удивительно, как много вы стали себе позволять, Тиелиг. Просто удивительно. Ходите там, где ходить вам не положено, заглядываете в покои Пресветлых – просто поражаюсь тому, как вы… осмелели. Что, культ Ув-Дайгрэйса приобрел популярность в народе?
– Не большую, чем раньше, – ответил жрец. – Я, видимо, должен просить у вас прощения за свои действия.
– Должны, – согласился Талигхилл. – Но ведь не просите. Да и что мне в ваших извинениях?.. Скажите-ка лучше, Тиелиг, вы любите играть в азартные игры?
– Мне не полагается: сан, – с поклоном ответил жрец. – Но позволю себе заметить (если вы имели в виду махтас), что это – не азартная игра. По крайней мере, в нее мне играть не запрещается.
– Да, я имел в виду махтас, – согласился Пресветлый. – Так что же, сыграем?
– Как пожелаете.
– Пожелаю сыграть, – сказал Талигхилл, усаживаясь в кресло. – Итак, начнем со знакомства с правилами игры…
– Простите, Пресветлый, но мне они уже знакомы, – сообщил Тиелиг, устраиваясь в кресле напротив.
– Да? – удивился принц. – Откуда же?
– За мою долгую и неспокойную жизнь приходилось встречаться с разными вещами, – уклончиво ответил жрец. – В том числе и с махтасом.
– Выходит, Тиелиг, вы опытный игрок?
– Все относительно, Пресветлый. Есть игроки, по сравнению с которыми я – младенец.
– Отлично. Если вы знакомы с правилами, тогда начнем.
– Начнем, – согласился жрец.
Две армии зашевелились, выстраиваясь в боевые порядки и нацеливаясь на крепость, что находилась в центре поля. Еще некоторое время ей предстояло быть ничейной территорией, а потом… Потом – как получится.
ДЕНЬ ЧЕТВЕРТЫЙ
После сеанса Мугид попрощался с нами, пожелал спокойной ночи и удалился – только тогда мы начали выходить из комнатки, все так же в молчании. И взглядами старались друг с другом не встречаться. Наверное, каждый думал о толстухе. Кроме, разумеется, меня. То есть я тоже думал о ней, но совершенно иначе, чем все. Я был ей благодарен.
Потом я заметил Карну – она медленно поднималась по лестнице и выглядела очень печальной. Наверное, ей было не по себе оттого, что вчерашняя собеседница сегодня сошла с ума.
Я догнал ее, взял за локоть и тихо сказал:
– Мне очень жаль.
Снова банальности, старина.
Мельчаешь.
– Да, – согласилась она, – жаль ее. Но, может, это и к лучшему. Как знать, вдруг ей и впрямь удастся благодаря своему сну спасти сына?
– Вы верите в то, что ей снился вещий сон? – Удивление в моем голосе не пришлось имитировать – я на самом деле был обескуражен такой суеверностью, – глупо верить в то, чего не может быть. А еще историк…
Девушка внимательно посмотрела на меня:
– А вы что же, после всех этих повествований считаете подобное невозможным?
– Почему же, считаю возможным. Было возможным. Но только не в наше время. Кривишь душой.
– Почему?
– Потому что Боги ушли, древний Ашэдгун слился с Хуминдаром, а Пресветлых больше нет. Вот почему. Время Богов миновало, Карна. И теперь не стоит надеяться на сверхъестественные силы. Мы сами становимся Богами, изобретая самолеты, пароходы, телевизоры и многое другое, мы летаем в небесах и спускаемся под землю. Мы, если вам будет угодно, заняли ту экологическую нишу, которая до сих пор была прерогативой Богов. А сами Боги вымерли. Поэтому их чудеса стали невозможными, хотя раньше были объективной реальностью; теперь же наши самолеты-телевизоры превратились в такую реальность – а тогда они были невозможными. Вот такие пироги.
– Да, – согласилась она. Ну, по крайней мере, кивнула так, будто согласилась. – Но сон-то ей приснился.
– Мне сны тоже снятся, – признался я. – Некоторые даже сбываются. Конечно, не полностью, но все же… Понимаете, если я очень хочу приобрести, скажем, дачу на одном из «живописных берегов Ханха», как принято писать в рекламных проспектах, – так вот, если я очень этого хочу, думаю об этом все время, то и присниться мне эта дача может запросто, даже не раз и не два. Ну, а удивительно ли будет то, что в конце концов я накоплю денег – или, скажем, ограблю банк – и приобрету-таки эту свою двухэтажную мечту? По-моему, вполне закономерное явление.
– Но Сэлла не мечтала о том, чтобы ее сын погиб, – заметила девушка.
– Да. Не мечтала. Но она могла, предположим, беспокоиться о нем, бояться, что такая катастрофа произойдет. Вот и приснилось.
Карна остановилась и внимательно посмотрела мне прямо в глаза:
– Нулкэр, вы же не верите ни единому своему слову. Тогда зачем говорите? Чтобы утешить меня, да?
Не знаю насчет историка, но психолог она великолепный. А утешитель из меня…
– Верю, – сказал я. – Верю, Карна. Потому что если не верить в мои слова, тогда – что же остается?..
– Наверное, раскрыть глаза и посмотреть на правду. Сделать то, чего так боялся Талигхилл.
Карна ушла, а я некоторое время так и стоял с некрасиво отвисшей челюстью. Поговорили, значит. По душам. Только твои слова ее ни в чем не убедили, даже не утешили, а ее – шарахнули тебя по темечку. Только… я же не Талигхилл! Я же знаю: происходит что-то непонятное. Я даже сам догадался про то, что это очень похоже на Божественный дар Пресветлых. Тогда почему?..
– Судорога челюстных мышц? – участливо осведомился Данкэн.
Я отстранение посмотрел на него, но смолчал. Рот, правда, закрыл.
– Вы сейчас куда? – поинтересовался журналист.
– К себе, – неприязненно ответил я. – Расслабьтесь, Данкэн. Пока все нормально. Помолчал, а потом добавил:
– Да и изменить сейчас мы ничего не в силах.
Он молча кивнул и ушагал. Наверное, вспомнил про свою работу и пошел разглядывать выставку древнеашэдгунского фарфора – или что здесь еще имеется, в «Башне»?
Я тоже вспомнил про работу и решил, что до ужина было бы неплохо ею заняться. Ну и занялся в меру сил, исписал несколько листов, наговорил целых две кассеты. Потом пошел ублажать чрево.
За столом было тихо, словно там поминки справляли. Я пристроился рядом с Карной и злорадно отметил, что Данкэн еще экскурсоводит самого себя по выставкам «Башни».
Девушка улыбнулась мне – мягко и искренне:
– Простите, что сегодня сорвалась. Нагрубила, вы, наверное, обиделись. Вы ж хотели как лучше, а я… – Она сокрушенно махнула рукой.
Я – тоже:
– Оставьте, мне досталось поделом. Просто день сегодня такой… Тяжелый день.
– Это точно. Знаете, хочется, чтобы пошел дождь. А то в воздухе так… сухо, что ли. Словно в склепе.
Я согласился с этим ее высказыванием, но сам подумал о том, что в комнатах холодно и так. Если еще и дождь пойдет, я точно замерзну или простыну. Или – и то и другое.
Не успел я как следует поесть, как в зал ввалился Данкэн, весь сияющий, как лампа-факел с первого этажа нашей распрекрасной «Башни». Взглядом отыскал меня и чуть ли не обниматься полез – б-болван! Я, конечно, сверкнул на него глазами, но журналисту – как с гуся вода. Бухнулся рядом, начал накладывать себе в тарелку все, что только видел, да еще при этом какой-то мотивчик мурлыкал под нос.
– Что с вами, Данкэн? – спросила Карна. – Чему вы так необычайно радуетесь?
Он вскинул голову, несколько секунд растерянно изучал лицо девушки, словно видел ее впервые в жизни, а потом сообщил:
– Представьте, здесь есть библиотека! А там… Там такие книги! Уф!
Завершив свою речь этим многозначительным высказыванием, он уткнулся в тарелку. Я заметил, как удивленно вытянулось лицо господина Чрагэна, а сам он наклонился к уху своего соседа, жилистого седовласого мужчины – этакого генерала в отставке. До меня донеслось сказанное «академиком»: «Молодежь просто удивительная – представьте, интересуются книгами!» Генерал в отставке скептически хмыкнул и расчленил тушку куропатки, хищно орудуя ножом и трехзубой вилкой. Я вздрогнул и поежился.
Карна уже прощалась с нами. Я кивнул и слабо улыбнулся, что должно было означать поддержку…
А сам подумал: опять придется выслушивать бред Данкэна. Что, интересно, он откопал на сей раз?
Но журналист так ничего вразумительного и не сказал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73