Или буду вместо пьес писать романы. Я умею писать - достаточно хорошо.
- А я и не сомневаюсь, что умеешь, - сказала она. - Только…
- Что такое? - спросил я, видя, что она замолчала.
Она медленно сжала мои пальцы.
- Чем бы ты ни занимался, - сказала она, - и откуда бы ни пришел, теперь, когда ты здесь, - она с тревогой взглянула на меня, - пожалуйста, не покидай меня.
* * *
Воздух был почти неподвижным, когда мы шли по берегу. Я обнимал ее за талию.
- Вот я объясняю тебе, что мы должны быть реалистами, - сказала она. - А сама продолжаю цепляться за фантастичность всей этой истории. Наверное, я ужасно непостоянна, да, Ричард?
- Нет, - успокоил я. - Конечно нет. В наших отношениях есть нечто фантастическое. Я тоже это чувствую.
Она со вздохом прильнула ко мне.
- Надеюсь, я никогда не проснусь, - мечтательно произнесла она.
Я улыбнулся.
- Мы не проснемся.
- Я действительно мечтала о тебе, - призналась она. - Во сне и наяву. Я говорила себе, что это лишь исполнение какого-то внутреннего стремления, но не переставала грезить. Я говорила себе, что это реакция на пророчество той индианки, потом на предсказание Мэри. Даже за последние несколько дней, когда я сознательно тебя ждала, надеясь увидеть каждый раз во время прогулки по берегу, я говорила себе, что это всего лишь фантазии. Но не смогла заставить себя в это поверить.
- Я рад, что не смогла.
- О, Ричард! - воскликнула она во внезапном порыве. - Что за тайна свела нас вместе? Я хочу это знать и все же не хочу. Правда, сама удивляюсь своей прихоти узнать эту тайну. Зачем мне знать? Что может быть важнее, чем быть с тобой? Разве может что-то иметь значение, помимо моей любви к тебе, твоей любви ко мне?
Ее слова окончательно избавили меня от сомнений.
- Ничего помимо этого действительно не имеет значения, Элиза. Все остальное может подождать.
- Да, - пылко произнесла она. - Да, пусть подождет.
Остановившись, мы повернулись друг к другу, обнялись и поцеловались, и ничто во всем мире не имело значения.
Но вот наш поцелуй прервался.
- Нет, - сказала она вдруг с притворной строгостью. - Если мне предстоит стать миссис Ричард Кольер, я настаиваю на том, чтобы ты знал, на какой ужасной особе собираешься жениться.
- Рассказывай. - Я старался говорить так же строго, как она. - О, говори еще, прекрасный ангел.
Я нахмурился, но, когда она ущипнула меня за руку, рассмеялся.
- Вам лучше сохранять серьезность, молодой человек, - поддразнивая меня, сказала Элиза, и в то же время я почувствовал, что говорит она искренне. - Держу пари, ты думаешь, что будешь прекрасно проводить время.
- А разве нет?
- Нет. - Она зловеще указала на меня. - Ты станешь мужем ненормальной перфекционистки, которая доведет тебя до ручки. - Она старалась подавить шаловливую улыбку, грозившую испортить все дело. - Представляешь ли ты, дорогой мой, что, если будет свадьба, я составлю ее подробный проект? Проект! Как архитектор проектирует здание, так я в уме разработаю каждую деталь этой церемонии. - Шаловливая улыбка исчезла. - Здание, которое, я уверена, немедленно даст осадку, если вообще будет построено.
- Продолжай, - сказал я.
- Отлично.
Она вздернула подбородок и строго на меня посмотрела. «Леди Барбара? - подумал я. - Или леди Макбет?»
- Меня также очень беспокоит роль женщины в нашем обществе, - сообщила она.
- Расскажи об этом.
Она ущипнула меня за руку.
- Так слушай, - сварливо сказала она.
- Да, мэм.
- Продолжаю: я не считаю, что роль женщины в обществе должна быть столь ограниченной, как сейчас.
- И я тоже.
Она пристально взглянула на меня.
- Ты меня разыгрываешь? - спросила она с неподдельным смущением.
- Нет.
- Но ты улыбаешься.
- Потому что обожаю тебя, а не потому, что с тобой не согласен.
- Ты…
Она умолкла и вновь посмотрела на меня.
- Что такое?
- Ты действительно считаешь, что женщинам следует…
- Потребовать освобождения? Да. И не просто требовать - я знаю, что в конце концов они его обретут.
Наконец-то хоть какое-то достижение из той, другой эпохи имеет действительную ценность!
- Подумать только! - изумилась она.
Я молчал. Она прищурила глаза, и на ее лице появилось такое очаровательное лукавое выражение, что мне пришлось взять себя в руки, чтобы не рассмеяться.
- Но единственная задача женщины - найти мужа и подчиняться ему, - сказала она. Это не было утверждением, просто она проверяла меня. - Единственная роль женщины состоит в продолжении рода. - Она выдержала паузу. - Разве это не правильно?
- Нет.
Она смотрела на меня с молчаливой настороженностью. Потом обреченно вздохнула.
- Ты действительно отличаешься от других, Ричард.
- Соглашусь с этим, только если это заставит тебя любить меня еще больше, - откликнулся я.
Выражение ее лица не изменилось.
- Я и так люблю тебя, - в замешательстве сказала она. - Так откровенно я могу разговаривать только с человеком, которого люблю. Это правда.
- Конечно. - Я кивнул.
- Ни один человек еще не узнал меня по-настоящему, - продолжала она. - Даже моя мать. А ты уже успел так глубоко заглянуть в мою душу… - Она покачала головой. - Просто не верится.
- Я тебя понимаю, Элиза, - сказал я.
- Думаю, понимаешь.
Голос ее прозвучал немного недоверчиво.
Мы шли некоторое время в молчании, потом остановились и стали смотреть на море в направлении мыса Лома, где периодически вспыхивал и гас маяк. Немного погодя я перевел взгляд на серебряный круг луны и алмазную россыпь звезд на небе. «Ничего не может быть прекраснее этого», - подумал я. Даже в раю не могло бы быть лучше.
Казалось, она прочла мои мысли, ибо вдруг повернулась и, обвив меня руками, прильнула ко мне.
- Я почти боюсь такого счастья, - тихо произнесла она.
Обхватив ладонями голову Элизы, я наклонил ее назад. Она подняла на меня глаза, и я увидел там слезы.
- Ты не должна больше бояться, - сказал я. Наклонившись, я поцеловал ее глаза и почувствовал на губах ее теплые слезы. - Я всегда буду тебя любить.
Судорожно вздохнув, она прильнула ко мне.
- Забудь то, что я говорила о женщинах, - пролепетала она. - Нет, не в смысле совсем забыть. Просто помни - это лишь часть того, что я чувствую и в чем нуждаюсь. Другая часть - это то, что я ощущаю сейчас: так долго не осуществляемые желания. Я притворялась, что не понимаю этого, но всегда понимала. - Я почувствовал, что она сильнее обнимает меня. - Это было мое неутоленное женское естество. Оно жаждало утоления, Ричард.
- Не надо больше слов, - сказал я.
Развернувшись, мы пошли назад к гостинице. Казалось, мы оба знаем, зачем возвращаемся. Мы больше ничего не говорили, а шли молча, держась за руки. Билось ли ее сердце так же часто, как мое? Я не знал. Все, что я знал - как знала и она: что теперь не имеет значения, какая именно тайна нас соединила. Не имеет значения, был ли я для нее какой-то потаенной, ожившей наконец фантазией, или она была тем же самым для меня. Как она выразилась, довольно и того, что мы вместе переживаем эти моменты. Ибо, невзирая на голос разума, всегда должен наступить такой момент, когда сердце говорит громче. А тогда заговорило сердце каждого из нас, и нельзя было ослушаться его приказа.
Впереди на фоне темного неба силуэтом вырисовывалась громада гостиницы. Невероятно, но над ней повисли два белых облака. Я сказал «невероятно», потому что эти облака по форме напоминали две огромные головы в профиль.
- Та, что слева, - твоя, - сказал я, совершенно уверенный в том, что она тоже увидела головы и поймет, о чем я говорю.
- Да, это я, - согласилась она. - У меня в волосах звезды. - Пока мы шли, она склонила ко мне голову. - А та, что справа, ясное дело, твоя.
Всю остальную часть пути мы молча смотрели на эти гигантские призрачные лица над крышей гостиницы.
Когда мы подошли к двери ее комнаты, она без слов вынула из сумочки ключ и подала мне, умиротворенно улыбаясь. Я отпер дверь, и мы вошли. Закрыв дверь, я запер ее и опять повернулся к Элизе. Не обращая внимания на соскользнувшую на пол шаль, Элиза прижалась ко мне. Мы стояли не шевелясь, обнимая друг друга.
- Странно, - прошептала она.
- Что, любовь моя?
- Передавая тебе ключ, я совсем не боялась, что ты меня осудишь. Даже не думала об этом.
- Тут не о чем думать, - сказал я. - Ты ведь знаешь, я не оставил бы тебя одну на ночь.
- Да, - пролепетала она. - Знаю. Я не смогла бы пережить эту ночь в одиночестве.
Отведя руки, она скользнула ими вверх по моей груди и обняла меня за шею. Я привлек ее к себе, и наш поцелуй был поцелуем мужчины и женщины, полностью принимающих друг друга - душой и телом.
Прильнув ко мне, она шептала слова, казалось, льющиеся из ее уст горячим потоком.
- Когда ты вчера подошел ко мне на берегу, я думала, что умру - на самом деле умру. Я не могла говорить, не могла думать. Сердце билось так сильно, что я едва дышала. С того момента, как увидела из окна тот пляж и начала думать о твоем возможном появлении, я непрерывно терзалась. Я была капризной, нервной, раздражительной, то начинала плакать, то успокаивалась. За эту неделю я пролила больше слез, чем за всю жизнь. Я подгоняла труппу и перегружала работой себя. Уверена, они думали, что я схожу с ума. Прежде я всегда была такой выдержанной, такой надежной, спокойной. Но только не на этой неделе. О, Ричард, я превратилась в помешанную.
Ее губы горели под моими губами. Я чувствовал, как она обнимает меня за голову, запуская пальцы мне в волосы.
Тяжело дыша, она отстранилась от меня. Лицо ее выражало страх.
- Долго я подавляла все это в себе, - призналась, она. - И я боюсь это выпустить.
- Не бойся, - сказал я.
- Мне страшно. - Она порывисто прильнула ко мне. - Милый, любовь моя. Я боюсь. Боюсь, что это тебя уничтожит. Это так низменно, так…
- Не низменно, - сказал я. - Это естественно; прекрасно и естественно. Не надо сдерживаться. Доверься голосу сердца. - Я поцеловал ее в шею. - И своему телу.
Ее дыхание обжигало мне щеку.
- О боже, - прошептала она.
Она была страшно напугана. Бурный темперамент, столь долго сдерживаемый, теперь прорывался, и она боялась выпустить его, считая разрушительным.
- Мне не хочется тебя пугать, Ричард. Что, если это тебя поглотит? Оно такое сильное, такое сильное. Никто никогда об этом не догадывался. Это как ужасный голод, в котором я не признавалась себе всю жизнь. - Трясущимися руками она гладила мои щеки. - Я не хочу подавлять тебя, не хочу оттолкнуть или…
Поцелуем я заставил ее замолчать. Она цеплялась за меня, как утопающий. Казалось, ей никак не перевести дух. Ее сотрясала неудержимая дрожь.
- Выпусти это, - говорил я ей. - Не пугайся этого чувства. Я ведь не боюсь. Его не следует бояться. Оно прекрасно, Элиза. И ты прекрасна. Ты - женщина. Пусть эта женщина обретет свободу. Дай выход ее эмоциям. Освободи ее - и дай ей насладиться. Утоли свой голод, Элиза. В этом нет ничего шокирующего. Ничего отталкивающего. Это удивительно, и это чудо. Не сдерживайся больше ни секунды. Люби, Элиза. Люби.
Она расплакалась. Я был только рад - это принесет облегчение. Тесно прижавшись ко мне, она вздрагивала от рыданий. Я чувствовал, как наступает ее освобождение, кончаются годы сурового заточения. Она наконец отпирала дверь той подземной темницы, в которой томилось ее естество. Меня настолько глубоко тронуло ее освобождение, что я готов был рыдать вместе с ней. По ее щекам неудержимым потоком текли слезы, губы дрожали, а ее прильнувшее ко мне тело непрестанно сотрясалось.
Потом наши губы слились, и ее губы, отвечая на мой поцелуй, постепенно становились требовательными, с искренней настойчивостью забирая то, что им причиталось. Ее руки беспокойно шарили по моей спине и шее, гладили мои волосы, ласкали меня, массировали; кончики пальцев впивались в мою кожу. Мне нравилась эта сладостная боль. Мне хотелось, чтобы это никогда не кончалось.
- Я люблю тебя, - шептала она. - Люблю тебя. Люблю тебя. Люблю тебя.
Она все время повторяла эти слова. Эти пылкие слова, срывающиеся с ее губ, были тем ключом, которым она открывала потаенные уголки своего желания. Когда я поднял ее и понес в спальню, она не издала ни звука, только прерывисто дышала. Она была такой легкой, такой легкой. Положив ее на кровать, я сел рядом с ней и принялся вынимать гребни из ее волос. Я вынул их один за другим, и ее золотисто-каштановые волосы рассыпались по спине и плечам. Она молча смотрела на меня, пока я не вынул последний гребень. Потом я стал осыпать поцелуями ее щеки, и губы, и глаза, и нос, и уши, и шею, в то же время распуская завязки на платье. Вот обнажились ее теплые белые плечи. Я без конца целовал их, целовал ее руки, целовал шею сзади. Она все так же молчала, лишь тяжело дыша и еле слышно постанывая.
Когда я расшнуровал ей корсет, вид ее кожи настолько потряс меня, что я громко застонал. Она тревожно взглянула на меня, а я ошеломленно разглядывал красные отметины на ее теле.
- О господи, не носи этого! - воскликнул я. - Не мучай свою прекрасную кожу.
Она наградила меня лучистой улыбкой, полной любви, и раскрыла мне объятия.
Потом мы лежали вместе на постели, крепко обнимая друг друга и слив губы в поцелуе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40
- А я и не сомневаюсь, что умеешь, - сказала она. - Только…
- Что такое? - спросил я, видя, что она замолчала.
Она медленно сжала мои пальцы.
- Чем бы ты ни занимался, - сказала она, - и откуда бы ни пришел, теперь, когда ты здесь, - она с тревогой взглянула на меня, - пожалуйста, не покидай меня.
* * *
Воздух был почти неподвижным, когда мы шли по берегу. Я обнимал ее за талию.
- Вот я объясняю тебе, что мы должны быть реалистами, - сказала она. - А сама продолжаю цепляться за фантастичность всей этой истории. Наверное, я ужасно непостоянна, да, Ричард?
- Нет, - успокоил я. - Конечно нет. В наших отношениях есть нечто фантастическое. Я тоже это чувствую.
Она со вздохом прильнула ко мне.
- Надеюсь, я никогда не проснусь, - мечтательно произнесла она.
Я улыбнулся.
- Мы не проснемся.
- Я действительно мечтала о тебе, - призналась она. - Во сне и наяву. Я говорила себе, что это лишь исполнение какого-то внутреннего стремления, но не переставала грезить. Я говорила себе, что это реакция на пророчество той индианки, потом на предсказание Мэри. Даже за последние несколько дней, когда я сознательно тебя ждала, надеясь увидеть каждый раз во время прогулки по берегу, я говорила себе, что это всего лишь фантазии. Но не смогла заставить себя в это поверить.
- Я рад, что не смогла.
- О, Ричард! - воскликнула она во внезапном порыве. - Что за тайна свела нас вместе? Я хочу это знать и все же не хочу. Правда, сама удивляюсь своей прихоти узнать эту тайну. Зачем мне знать? Что может быть важнее, чем быть с тобой? Разве может что-то иметь значение, помимо моей любви к тебе, твоей любви ко мне?
Ее слова окончательно избавили меня от сомнений.
- Ничего помимо этого действительно не имеет значения, Элиза. Все остальное может подождать.
- Да, - пылко произнесла она. - Да, пусть подождет.
Остановившись, мы повернулись друг к другу, обнялись и поцеловались, и ничто во всем мире не имело значения.
Но вот наш поцелуй прервался.
- Нет, - сказала она вдруг с притворной строгостью. - Если мне предстоит стать миссис Ричард Кольер, я настаиваю на том, чтобы ты знал, на какой ужасной особе собираешься жениться.
- Рассказывай. - Я старался говорить так же строго, как она. - О, говори еще, прекрасный ангел.
Я нахмурился, но, когда она ущипнула меня за руку, рассмеялся.
- Вам лучше сохранять серьезность, молодой человек, - поддразнивая меня, сказала Элиза, и в то же время я почувствовал, что говорит она искренне. - Держу пари, ты думаешь, что будешь прекрасно проводить время.
- А разве нет?
- Нет. - Она зловеще указала на меня. - Ты станешь мужем ненормальной перфекционистки, которая доведет тебя до ручки. - Она старалась подавить шаловливую улыбку, грозившую испортить все дело. - Представляешь ли ты, дорогой мой, что, если будет свадьба, я составлю ее подробный проект? Проект! Как архитектор проектирует здание, так я в уме разработаю каждую деталь этой церемонии. - Шаловливая улыбка исчезла. - Здание, которое, я уверена, немедленно даст осадку, если вообще будет построено.
- Продолжай, - сказал я.
- Отлично.
Она вздернула подбородок и строго на меня посмотрела. «Леди Барбара? - подумал я. - Или леди Макбет?»
- Меня также очень беспокоит роль женщины в нашем обществе, - сообщила она.
- Расскажи об этом.
Она ущипнула меня за руку.
- Так слушай, - сварливо сказала она.
- Да, мэм.
- Продолжаю: я не считаю, что роль женщины в обществе должна быть столь ограниченной, как сейчас.
- И я тоже.
Она пристально взглянула на меня.
- Ты меня разыгрываешь? - спросила она с неподдельным смущением.
- Нет.
- Но ты улыбаешься.
- Потому что обожаю тебя, а не потому, что с тобой не согласен.
- Ты…
Она умолкла и вновь посмотрела на меня.
- Что такое?
- Ты действительно считаешь, что женщинам следует…
- Потребовать освобождения? Да. И не просто требовать - я знаю, что в конце концов они его обретут.
Наконец-то хоть какое-то достижение из той, другой эпохи имеет действительную ценность!
- Подумать только! - изумилась она.
Я молчал. Она прищурила глаза, и на ее лице появилось такое очаровательное лукавое выражение, что мне пришлось взять себя в руки, чтобы не рассмеяться.
- Но единственная задача женщины - найти мужа и подчиняться ему, - сказала она. Это не было утверждением, просто она проверяла меня. - Единственная роль женщины состоит в продолжении рода. - Она выдержала паузу. - Разве это не правильно?
- Нет.
Она смотрела на меня с молчаливой настороженностью. Потом обреченно вздохнула.
- Ты действительно отличаешься от других, Ричард.
- Соглашусь с этим, только если это заставит тебя любить меня еще больше, - откликнулся я.
Выражение ее лица не изменилось.
- Я и так люблю тебя, - в замешательстве сказала она. - Так откровенно я могу разговаривать только с человеком, которого люблю. Это правда.
- Конечно. - Я кивнул.
- Ни один человек еще не узнал меня по-настоящему, - продолжала она. - Даже моя мать. А ты уже успел так глубоко заглянуть в мою душу… - Она покачала головой. - Просто не верится.
- Я тебя понимаю, Элиза, - сказал я.
- Думаю, понимаешь.
Голос ее прозвучал немного недоверчиво.
Мы шли некоторое время в молчании, потом остановились и стали смотреть на море в направлении мыса Лома, где периодически вспыхивал и гас маяк. Немного погодя я перевел взгляд на серебряный круг луны и алмазную россыпь звезд на небе. «Ничего не может быть прекраснее этого», - подумал я. Даже в раю не могло бы быть лучше.
Казалось, она прочла мои мысли, ибо вдруг повернулась и, обвив меня руками, прильнула ко мне.
- Я почти боюсь такого счастья, - тихо произнесла она.
Обхватив ладонями голову Элизы, я наклонил ее назад. Она подняла на меня глаза, и я увидел там слезы.
- Ты не должна больше бояться, - сказал я. Наклонившись, я поцеловал ее глаза и почувствовал на губах ее теплые слезы. - Я всегда буду тебя любить.
Судорожно вздохнув, она прильнула ко мне.
- Забудь то, что я говорила о женщинах, - пролепетала она. - Нет, не в смысле совсем забыть. Просто помни - это лишь часть того, что я чувствую и в чем нуждаюсь. Другая часть - это то, что я ощущаю сейчас: так долго не осуществляемые желания. Я притворялась, что не понимаю этого, но всегда понимала. - Я почувствовал, что она сильнее обнимает меня. - Это было мое неутоленное женское естество. Оно жаждало утоления, Ричард.
- Не надо больше слов, - сказал я.
Развернувшись, мы пошли назад к гостинице. Казалось, мы оба знаем, зачем возвращаемся. Мы больше ничего не говорили, а шли молча, держась за руки. Билось ли ее сердце так же часто, как мое? Я не знал. Все, что я знал - как знала и она: что теперь не имеет значения, какая именно тайна нас соединила. Не имеет значения, был ли я для нее какой-то потаенной, ожившей наконец фантазией, или она была тем же самым для меня. Как она выразилась, довольно и того, что мы вместе переживаем эти моменты. Ибо, невзирая на голос разума, всегда должен наступить такой момент, когда сердце говорит громче. А тогда заговорило сердце каждого из нас, и нельзя было ослушаться его приказа.
Впереди на фоне темного неба силуэтом вырисовывалась громада гостиницы. Невероятно, но над ней повисли два белых облака. Я сказал «невероятно», потому что эти облака по форме напоминали две огромные головы в профиль.
- Та, что слева, - твоя, - сказал я, совершенно уверенный в том, что она тоже увидела головы и поймет, о чем я говорю.
- Да, это я, - согласилась она. - У меня в волосах звезды. - Пока мы шли, она склонила ко мне голову. - А та, что справа, ясное дело, твоя.
Всю остальную часть пути мы молча смотрели на эти гигантские призрачные лица над крышей гостиницы.
Когда мы подошли к двери ее комнаты, она без слов вынула из сумочки ключ и подала мне, умиротворенно улыбаясь. Я отпер дверь, и мы вошли. Закрыв дверь, я запер ее и опять повернулся к Элизе. Не обращая внимания на соскользнувшую на пол шаль, Элиза прижалась ко мне. Мы стояли не шевелясь, обнимая друг друга.
- Странно, - прошептала она.
- Что, любовь моя?
- Передавая тебе ключ, я совсем не боялась, что ты меня осудишь. Даже не думала об этом.
- Тут не о чем думать, - сказал я. - Ты ведь знаешь, я не оставил бы тебя одну на ночь.
- Да, - пролепетала она. - Знаю. Я не смогла бы пережить эту ночь в одиночестве.
Отведя руки, она скользнула ими вверх по моей груди и обняла меня за шею. Я привлек ее к себе, и наш поцелуй был поцелуем мужчины и женщины, полностью принимающих друг друга - душой и телом.
Прильнув ко мне, она шептала слова, казалось, льющиеся из ее уст горячим потоком.
- Когда ты вчера подошел ко мне на берегу, я думала, что умру - на самом деле умру. Я не могла говорить, не могла думать. Сердце билось так сильно, что я едва дышала. С того момента, как увидела из окна тот пляж и начала думать о твоем возможном появлении, я непрерывно терзалась. Я была капризной, нервной, раздражительной, то начинала плакать, то успокаивалась. За эту неделю я пролила больше слез, чем за всю жизнь. Я подгоняла труппу и перегружала работой себя. Уверена, они думали, что я схожу с ума. Прежде я всегда была такой выдержанной, такой надежной, спокойной. Но только не на этой неделе. О, Ричард, я превратилась в помешанную.
Ее губы горели под моими губами. Я чувствовал, как она обнимает меня за голову, запуская пальцы мне в волосы.
Тяжело дыша, она отстранилась от меня. Лицо ее выражало страх.
- Долго я подавляла все это в себе, - призналась, она. - И я боюсь это выпустить.
- Не бойся, - сказал я.
- Мне страшно. - Она порывисто прильнула ко мне. - Милый, любовь моя. Я боюсь. Боюсь, что это тебя уничтожит. Это так низменно, так…
- Не низменно, - сказал я. - Это естественно; прекрасно и естественно. Не надо сдерживаться. Доверься голосу сердца. - Я поцеловал ее в шею. - И своему телу.
Ее дыхание обжигало мне щеку.
- О боже, - прошептала она.
Она была страшно напугана. Бурный темперамент, столь долго сдерживаемый, теперь прорывался, и она боялась выпустить его, считая разрушительным.
- Мне не хочется тебя пугать, Ричард. Что, если это тебя поглотит? Оно такое сильное, такое сильное. Никто никогда об этом не догадывался. Это как ужасный голод, в котором я не признавалась себе всю жизнь. - Трясущимися руками она гладила мои щеки. - Я не хочу подавлять тебя, не хочу оттолкнуть или…
Поцелуем я заставил ее замолчать. Она цеплялась за меня, как утопающий. Казалось, ей никак не перевести дух. Ее сотрясала неудержимая дрожь.
- Выпусти это, - говорил я ей. - Не пугайся этого чувства. Я ведь не боюсь. Его не следует бояться. Оно прекрасно, Элиза. И ты прекрасна. Ты - женщина. Пусть эта женщина обретет свободу. Дай выход ее эмоциям. Освободи ее - и дай ей насладиться. Утоли свой голод, Элиза. В этом нет ничего шокирующего. Ничего отталкивающего. Это удивительно, и это чудо. Не сдерживайся больше ни секунды. Люби, Элиза. Люби.
Она расплакалась. Я был только рад - это принесет облегчение. Тесно прижавшись ко мне, она вздрагивала от рыданий. Я чувствовал, как наступает ее освобождение, кончаются годы сурового заточения. Она наконец отпирала дверь той подземной темницы, в которой томилось ее естество. Меня настолько глубоко тронуло ее освобождение, что я готов был рыдать вместе с ней. По ее щекам неудержимым потоком текли слезы, губы дрожали, а ее прильнувшее ко мне тело непрестанно сотрясалось.
Потом наши губы слились, и ее губы, отвечая на мой поцелуй, постепенно становились требовательными, с искренней настойчивостью забирая то, что им причиталось. Ее руки беспокойно шарили по моей спине и шее, гладили мои волосы, ласкали меня, массировали; кончики пальцев впивались в мою кожу. Мне нравилась эта сладостная боль. Мне хотелось, чтобы это никогда не кончалось.
- Я люблю тебя, - шептала она. - Люблю тебя. Люблю тебя. Люблю тебя.
Она все время повторяла эти слова. Эти пылкие слова, срывающиеся с ее губ, были тем ключом, которым она открывала потаенные уголки своего желания. Когда я поднял ее и понес в спальню, она не издала ни звука, только прерывисто дышала. Она была такой легкой, такой легкой. Положив ее на кровать, я сел рядом с ней и принялся вынимать гребни из ее волос. Я вынул их один за другим, и ее золотисто-каштановые волосы рассыпались по спине и плечам. Она молча смотрела на меня, пока я не вынул последний гребень. Потом я стал осыпать поцелуями ее щеки, и губы, и глаза, и нос, и уши, и шею, в то же время распуская завязки на платье. Вот обнажились ее теплые белые плечи. Я без конца целовал их, целовал ее руки, целовал шею сзади. Она все так же молчала, лишь тяжело дыша и еле слышно постанывая.
Когда я расшнуровал ей корсет, вид ее кожи настолько потряс меня, что я громко застонал. Она тревожно взглянула на меня, а я ошеломленно разглядывал красные отметины на ее теле.
- О господи, не носи этого! - воскликнул я. - Не мучай свою прекрасную кожу.
Она наградила меня лучистой улыбкой, полной любви, и раскрыла мне объятия.
Потом мы лежали вместе на постели, крепко обнимая друг друга и слив губы в поцелуе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40