Как у вас с упаковкой вещей?
– В основном, все готово.
– Визы?
– В порядке.
– Тогда, значит, нет только у меня… Но так или иначе, я получу ее тоже…
– Вы имеете в виду – уже там?
– Естественно. Мне лучше появляться в городе как можно реже. Потому что у меня есть один знакомый…
Маленький элегантный человек, в черной шляпе. И мне до чертиков не хочется с ним встречаться.
Сквозь ставни моей комнаты пробились первые рассветные лучи и прогнали сон. Я тихо оделся, крадучись спустился по лестнице, подхватил со стола два забытых кекса и, работая на ходу челюстями, вышел во двор. Мне оставалось только надеяться, что кексы не оставили специально для мышей, посыпав ядом. Я пробежал два раза вокруг озерца, потом сел на берегу. Я думал, что буду в одиночестве, но не учел лягушек. У края воды прямо напротив меня сидела огромная зеленая квакушка: по ней было видно, что вывели ее искусственным путем. Она надменно вылупилась на меня своими выпученными глазами, на шее у нее пульсировали мембраны, задние лапки время от времени нервно подергивались.
Несколько секунд мы в упор смотрели друг на друга, потом, похоже, ей это надоело, потому что она с шумным всплеском прыгнула в воду.
Позади меня затрещали срезанные недавно в беседке и брошенные на землю виноградные лозы, по которым шагал и я, ища на берегу уединения. Я обернулся, сзади стоял Ренни.
– Доброе утро! – сказал он приветливо и плюхнулся на землю рядом со мной. – Вы всегда встаете так рано?
– Это связано с моим ремеслом. Иногда, бывает, всю ночь не смыкаю глаз.
– Представляю себе. Я много читал о частных сыщиках. Не сладко им живется.
– Верно, несладко. Ну, а вы?
– Почему я встаю рано? Даже не знаю. Я вообще сплю немного. А особенно в последнее время.
– Вы думаете о вашем путешествии?
– О нем и о многом другом. О себе, например. Кто я такой и почему делаю то, что я делаю.
– И что вы надумали?
– Кажется, ничего. Хотя я пытался узнать все.
– Об Иму?
– Да. О моем отце.
– Ну и?
– Ну… я узнал немного нового. Вы, конечно, знаете, что Иму – всего лишь голограмма. Объемный снимок. Так его воспроизводит аппарат.
– Судя по дневнику вашего отца… то есть мистера Силади, вы сказали однажды, что Иму отвечал на ваши вопросы.
Он печально покачал головой.
– Просто я так думал тогда. Вы же знаете, что я был еще ребенком. Конечно, я у него что-то спрашивал, и у меня возникало впечатление, что он отвечает на мои вопросы. Но мог ли он отвечать? Может ли отвечать кто-то из глубины трех с половиной тысяч лет?
– А после этого… Вы и после этого встречались с ним?
– Конечно. Почти каждый вечер. Я наизусть помню каждое его слово.
– Не сердитесь, Ренни… как вы заставляете работать скарабея?
– Просто. Держу над ним свою ладонь.
– Значит, для этого не нужна вольтова дуга?
– А зачем? Похоже, во мне есть что-то, включающее автоматику. Очевидно, так было задумано. Между прочим, это уже доставило мне немало неприятностей.
– Из-за чего?
– Ну, из-за того, что во мне есть что-то… Представьте себе, если я беру в руки непроявленную пленку, она становится абсолютно непригодной. От одного моего прикосновения. Становится такой, словно ее вынули из кассеты, засветили.
– Вероятно, какое-то излучение.
– Что-то такое. Только его нельзя измерить. Следы оставляет, но никак не поддается измерению. Удивительно, да?
– Ну… Честно говоря, я в этом не очень разбираюсь.
– Не бойтесь, это не опасно. Насколько я знаю, от. меня еще никто не заболел. Даже моя мама, или, во всяком случае, та, кого так называют.
Странная интонация, с которой он произнес эти слова, резнула мне слух.
– Как вы сказали? Ведь она и в самом деле ваша мама.
– Моя мама? Не знаю… Во всяком случае, она родила меня.
– Я думаю, это одно и то же.
Он посмотрел мне в глаза с иронической улыбкой.
– Вы так полагаете? В таком случае, для ребенка из пробирки пробирка является его мамой?
– У ребенка из пробирки нет мамы.
– Но будет. Обязательно будет. А потом можно будет поспорить, кто же его мама. Вы полагаете, что от малыша потом будут требовать, чтобы он почтительно здоровался с пробиркой, из которой вышел на свет божий?
Я – человек довольно бесцеремонный, но тон, в котором он говорил о своей матери, оскорбил мой слух.
– Не забывайте, Ренни, ваша мать – живой человек!
– Конечно… Но только не забывайте и вы, что она сама себе выбрала роль пробирки. И должна нести за это ответственность!
– Вы не любите вашу маму? Он, негодуя, пожал плечами.
– А почему бы мне ее любить? Я благодарен ей за то, что она меня родила. И я всегда могу постоять за себя. Вам это любопытно?
– А ваш отец?
– Вы имеете в виду Силади? О, он тоже не имеет ко всему этому никакого отношения, как… и к моей матери. Давайте так и будем это называть, хорошо? Матери у меня нет и не будет! Но отец есть!
– Иму?
– Да. Он.
– Но ведь…
– Я знаю, что вы хотите сказать. Что Иму умер. Но разве не он отец?
– Вы с ума сошли!
– А, может быть, не совсем? Что знаете вы, да и я тоже о тех? К чьему роду я принадлежу? Может быть, у них там и смерти нет?
– Не забывайте, что они тоже убивали друг друга!
– А если они умеют воскрешать мертвых?
– Я полагаю, вы хотите сказать, что очень хотели бы забрать с собой мумию Иму.
– Естественно. Хотя и знаю, что пока это невозможно.
– А потом… что вы будете делать потом? Он сдвинул брови и отвернулся.
– Естественно, установлю контакт между людьми и моими.
Он сказал это именно так: слово в слово. И все это начинало мне все меньше нравиться.
Он, очевидно, что-то заметил, потому что широко улыбнулся и похлопал меня оп плечу.
– Я жутко рад, Сэм, что вы с нами. Вы как-то придаете нам уверенность. Без вас мне, пожалуй, никогда не удастся попасть на планету Красного Солнца.
Потом он подмигнул мне, вскочил на ноги и трусцой побежал к деревьям в глубине парка.
Я же остался совсем наедине со своими мыслями, которые принялись так грызть мой мозг, словно я сунул голову в жилище рыжих муравьев. Но тут поблизости снова объявилась лягушка.
Она покосилась на меня и квакнула. Кто его знает, почему, но и это меня не успокоило.
Вечерело, и я снова вместе с Сети сидел в беседке. Огромная тарелка луны только что взошла над Сан-Антонио, так что этот вечер сам господь бог создал для любви.
Конечно, если вам есть в кого влюбиться.
Сети поставила ноги на скамейку и натянула на колени платье. Налетевший порыв вечернего ветерка шевелил ее кудри, и в лунном свете четко вырисовывалась необычная форма ее головы.
– Могу я вас спросить? – разрушил я чары лунного света.
Она взглянула на меня и безмолвно кивнула головой.
– Вы тоже встречаетесь с… вашим отцом?
– С Петером?
– Нет. С Иму.
– Да… Иногда встречаюсь.
– Когда?
– Ну… когда позволяет Ренни.
– Что? От Ренни зависит, чтобы…
– От него. Как это ни удивительно – от него. Так уж повелось с детства.
– Странно.
– Возможно. Пожалуй, и мне это тогда казалось странным, но потом я привыкла. Сейчас мы как бы сводные брат и сестра, у которых одна мать, но разные отцы. Для меня отец – Петер, а для Ренни – Иму.
– А… вы… никогда не включали аппарат?
– Скарабея? А как же. Когда была совсем еще маленькой. Ренни иногда позволял и мне подержать над ним руку. И тут же появлялись Иму или мир Красного Солнца, или же древний Египет. И во мне все-таки есть эти гены!
– И вы их чувствуете?
Она печально покачала головой.
– Не думаю. Я никогда не замечала. С тех пор, как помню себя, я всегда чувствовала себя человеком. А об этом другом мире я как бы прочитала в сказке или увидела в кино. Я – прямая противоположность Ренни.
– И… вы думаете, что Ренни… выполнит свою миссию?
Увы, мне не удалось сформулировать этот вопрос более тонко, чтобы узнать то, что меня интересовало больше всего.
Сети пригладила волосы и сокрушенно уронила руки.
– Нам остается только одно: доверять ему… К сожалению, я не могу ответить на ваш вопрос. В последнее время… мы заметно отдалились друг от друга.
Я решил быть искренним, до жестокости искренним.
– Видите ли, мисс Силади, – начал я, – я не знаю, отдают ли они себе отчет в том, что все мы играем с огнем. И если все верно, то не только с огнем, но и ядерной энергией, лазерной техникой и всякими прочими безобидными лучами светлячков. Когда я обнаружил дневник мистера Силади и прочел его, то, честно скажу, у меня по спине от восторга мороз прошел. Нет, я думал не о Джиральдини, и не о том другом типе. Они совсем другого поля ягоды… Я тоже был очарован огромными возможностями. Установить контакте внеземными разумными существами, которые к тому же еще походят на нас. Изучить их культуру, перенять их технику, цивилизацию! Это было бы колоссально… если это будет. Только с тех пор оптимизма у меня заметно поубавилось.
– Из-за Ренни?
– Вы угадали. Ведь из дневника неясно было, кто такой, собственно, Ренни. Когда я читал, у меня перед глазами стоял маленький смуглый мальчуган с квадратной головой, этакий Иисус Христос атомной эры, который призван совершить для человечества нечто великое. Но с тех пор, к сожалению, ситуация сильно изменилась.
– Я так и думала.
– Странно, что я говорю все это именно вам, тому… кто… ну, в конце-концов, сделан из того же теста, что и Ренни. И все-таки я должен сказать. Я просто не верю этому парню… И теперь даже не знаю, хочу ли я в самом деле, чтобы он улетел туда и рассказал им о нас.
Кстати… Вы можете как-то объяснить, почему Ренни стал таким, что… Почему он стал ненавидеть или, если это не то слово, во всяком случае, презирать человечество?
Она уныло покачала головой.
– Откуда мне знать? Может быть, потому, что Ренни лучше всех нас знает историю. Историю человечества. Удивительно ли, что он раз и навсегда разочаровался в нас?
Она так и сказала: «в нас».
Я тоже был вынужден покачать головой.
– Конечно, это не удивительно. Только это ведь еще не причина, чтобы парень натравил на нас тот, другой мир.
– Вы думаете, что… он может это сделать?
– Такое может случиться. Может получиться так, что ваш брат сделает совсем не то, на что рассчитывают те существа. Может быть, он сделает нечто противоположное. И тогда я, Сэмюэль Нельсон, стану палачом человеческого рода… Во всяком случае, в переносном смысле. Потому что теперь все зависит от меня… Если я через пять минут исчезну отсюда навсегда, это будет означать конец великого эксперимента. Своими силами вам никогда с этим не справиться!
– Тогда почему же вы не уходите? – спросила она тихо, отвернувшись от меня.
То, что я ответил, прозвучало странно и непривычно для меня самого.
– Что-то удерживает меня, – сказал я.
– Что же?
– Пара карих глаз и квадратная голова… Она с признательностью взглянула на меня.
– А вы, оказывается, умеете ухаживать!
Огромная луна висела над Сан-Антонио, как надутый воздушный шар, и словно подбадривала меня, мол, действуй же, Сэм, действуй!
И вышло так, что я взял ее за руку, а она не отняла ее, я обнял ее, а она не отстранилась, я поцеловал ее, а она ответила на мой поцелуй.
А потом она склонила голову мне на плечо и сквозь слезы прошептала:
– О, Сэм… Наконец, наконец, я тебя нашла!
Луна довольно усмехнулась над Сан-Антонио, а мне было чудовищно стыдно. Я ни вот на столько не был влюблен в Сети, а она все же лежала в моих объятиях. Может быть, она излучала неземную силу, которой я не мог противостоять, а может быть, только ее непорочность пленила меня.
И сегодня еще я не знаю ответа.
VI. СОЛНЕЧНАЯ ЛАДЬЯ
Неприятности начались с того, что у меня не было визы в заграничном паспорте.
Представитель власти оторопело посмотрел на меня, не в силах даже опустить руку, в которой замерла печать, благословляющая на въезд.
– У вас нет визы, – пробормотал он тихо, словно не веря своим глазам и опасаясь высказать вслух свои подозрения. – Послушайте, у вас нет визы!
– Нет, – согласился я с удовлетворением, потому что краем глаза увидел, что остальные члены экспедиции, пройдя контроль заграничных паспортов и таможенный досмотр, благополучно растворились в суматохе аэропорта.
Мой собеседник беспомощно посмотрел на свою соседку, которая, однако, не желала ничего замечать. Высокая дама в очках склонилась над дорожными документами и углубилась в изучение длинного списка, отпечатанного на машинке.
Я наклонился к чиновнику и попытался заглянуть ему в глаза.
– Послушайте, начальник, – сказал я ему. – Дома у меня не было времени сбегать за визой. Мне очень хотелось бы попасть в эту страну… что же касается…
Он бросил на меня испуганный взгляд и приложил к губам палец.
Я вынул стодолларовую бумажку, небрежно скатал ее между двумя пальцами и бросил тоненький бумажный рулончик служащему под нос. Тот со скучающим видом поднял голову, и наши взгляды как бы случайно встретились.
Я протянул руку, щелкнул пальцами по кончику бумажного рулончика, который, совершив изящное сальто, упал под стул моего собеседника.
Инспектор по заграничным паспортам сдвинул брови и возвысил голос.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60
– В основном, все готово.
– Визы?
– В порядке.
– Тогда, значит, нет только у меня… Но так или иначе, я получу ее тоже…
– Вы имеете в виду – уже там?
– Естественно. Мне лучше появляться в городе как можно реже. Потому что у меня есть один знакомый…
Маленький элегантный человек, в черной шляпе. И мне до чертиков не хочется с ним встречаться.
Сквозь ставни моей комнаты пробились первые рассветные лучи и прогнали сон. Я тихо оделся, крадучись спустился по лестнице, подхватил со стола два забытых кекса и, работая на ходу челюстями, вышел во двор. Мне оставалось только надеяться, что кексы не оставили специально для мышей, посыпав ядом. Я пробежал два раза вокруг озерца, потом сел на берегу. Я думал, что буду в одиночестве, но не учел лягушек. У края воды прямо напротив меня сидела огромная зеленая квакушка: по ней было видно, что вывели ее искусственным путем. Она надменно вылупилась на меня своими выпученными глазами, на шее у нее пульсировали мембраны, задние лапки время от времени нервно подергивались.
Несколько секунд мы в упор смотрели друг на друга, потом, похоже, ей это надоело, потому что она с шумным всплеском прыгнула в воду.
Позади меня затрещали срезанные недавно в беседке и брошенные на землю виноградные лозы, по которым шагал и я, ища на берегу уединения. Я обернулся, сзади стоял Ренни.
– Доброе утро! – сказал он приветливо и плюхнулся на землю рядом со мной. – Вы всегда встаете так рано?
– Это связано с моим ремеслом. Иногда, бывает, всю ночь не смыкаю глаз.
– Представляю себе. Я много читал о частных сыщиках. Не сладко им живется.
– Верно, несладко. Ну, а вы?
– Почему я встаю рано? Даже не знаю. Я вообще сплю немного. А особенно в последнее время.
– Вы думаете о вашем путешествии?
– О нем и о многом другом. О себе, например. Кто я такой и почему делаю то, что я делаю.
– И что вы надумали?
– Кажется, ничего. Хотя я пытался узнать все.
– Об Иму?
– Да. О моем отце.
– Ну и?
– Ну… я узнал немного нового. Вы, конечно, знаете, что Иму – всего лишь голограмма. Объемный снимок. Так его воспроизводит аппарат.
– Судя по дневнику вашего отца… то есть мистера Силади, вы сказали однажды, что Иму отвечал на ваши вопросы.
Он печально покачал головой.
– Просто я так думал тогда. Вы же знаете, что я был еще ребенком. Конечно, я у него что-то спрашивал, и у меня возникало впечатление, что он отвечает на мои вопросы. Но мог ли он отвечать? Может ли отвечать кто-то из глубины трех с половиной тысяч лет?
– А после этого… Вы и после этого встречались с ним?
– Конечно. Почти каждый вечер. Я наизусть помню каждое его слово.
– Не сердитесь, Ренни… как вы заставляете работать скарабея?
– Просто. Держу над ним свою ладонь.
– Значит, для этого не нужна вольтова дуга?
– А зачем? Похоже, во мне есть что-то, включающее автоматику. Очевидно, так было задумано. Между прочим, это уже доставило мне немало неприятностей.
– Из-за чего?
– Ну, из-за того, что во мне есть что-то… Представьте себе, если я беру в руки непроявленную пленку, она становится абсолютно непригодной. От одного моего прикосновения. Становится такой, словно ее вынули из кассеты, засветили.
– Вероятно, какое-то излучение.
– Что-то такое. Только его нельзя измерить. Следы оставляет, но никак не поддается измерению. Удивительно, да?
– Ну… Честно говоря, я в этом не очень разбираюсь.
– Не бойтесь, это не опасно. Насколько я знаю, от. меня еще никто не заболел. Даже моя мама, или, во всяком случае, та, кого так называют.
Странная интонация, с которой он произнес эти слова, резнула мне слух.
– Как вы сказали? Ведь она и в самом деле ваша мама.
– Моя мама? Не знаю… Во всяком случае, она родила меня.
– Я думаю, это одно и то же.
Он посмотрел мне в глаза с иронической улыбкой.
– Вы так полагаете? В таком случае, для ребенка из пробирки пробирка является его мамой?
– У ребенка из пробирки нет мамы.
– Но будет. Обязательно будет. А потом можно будет поспорить, кто же его мама. Вы полагаете, что от малыша потом будут требовать, чтобы он почтительно здоровался с пробиркой, из которой вышел на свет божий?
Я – человек довольно бесцеремонный, но тон, в котором он говорил о своей матери, оскорбил мой слух.
– Не забывайте, Ренни, ваша мать – живой человек!
– Конечно… Но только не забывайте и вы, что она сама себе выбрала роль пробирки. И должна нести за это ответственность!
– Вы не любите вашу маму? Он, негодуя, пожал плечами.
– А почему бы мне ее любить? Я благодарен ей за то, что она меня родила. И я всегда могу постоять за себя. Вам это любопытно?
– А ваш отец?
– Вы имеете в виду Силади? О, он тоже не имеет ко всему этому никакого отношения, как… и к моей матери. Давайте так и будем это называть, хорошо? Матери у меня нет и не будет! Но отец есть!
– Иму?
– Да. Он.
– Но ведь…
– Я знаю, что вы хотите сказать. Что Иму умер. Но разве не он отец?
– Вы с ума сошли!
– А, может быть, не совсем? Что знаете вы, да и я тоже о тех? К чьему роду я принадлежу? Может быть, у них там и смерти нет?
– Не забывайте, что они тоже убивали друг друга!
– А если они умеют воскрешать мертвых?
– Я полагаю, вы хотите сказать, что очень хотели бы забрать с собой мумию Иму.
– Естественно. Хотя и знаю, что пока это невозможно.
– А потом… что вы будете делать потом? Он сдвинул брови и отвернулся.
– Естественно, установлю контакт между людьми и моими.
Он сказал это именно так: слово в слово. И все это начинало мне все меньше нравиться.
Он, очевидно, что-то заметил, потому что широко улыбнулся и похлопал меня оп плечу.
– Я жутко рад, Сэм, что вы с нами. Вы как-то придаете нам уверенность. Без вас мне, пожалуй, никогда не удастся попасть на планету Красного Солнца.
Потом он подмигнул мне, вскочил на ноги и трусцой побежал к деревьям в глубине парка.
Я же остался совсем наедине со своими мыслями, которые принялись так грызть мой мозг, словно я сунул голову в жилище рыжих муравьев. Но тут поблизости снова объявилась лягушка.
Она покосилась на меня и квакнула. Кто его знает, почему, но и это меня не успокоило.
Вечерело, и я снова вместе с Сети сидел в беседке. Огромная тарелка луны только что взошла над Сан-Антонио, так что этот вечер сам господь бог создал для любви.
Конечно, если вам есть в кого влюбиться.
Сети поставила ноги на скамейку и натянула на колени платье. Налетевший порыв вечернего ветерка шевелил ее кудри, и в лунном свете четко вырисовывалась необычная форма ее головы.
– Могу я вас спросить? – разрушил я чары лунного света.
Она взглянула на меня и безмолвно кивнула головой.
– Вы тоже встречаетесь с… вашим отцом?
– С Петером?
– Нет. С Иму.
– Да… Иногда встречаюсь.
– Когда?
– Ну… когда позволяет Ренни.
– Что? От Ренни зависит, чтобы…
– От него. Как это ни удивительно – от него. Так уж повелось с детства.
– Странно.
– Возможно. Пожалуй, и мне это тогда казалось странным, но потом я привыкла. Сейчас мы как бы сводные брат и сестра, у которых одна мать, но разные отцы. Для меня отец – Петер, а для Ренни – Иму.
– А… вы… никогда не включали аппарат?
– Скарабея? А как же. Когда была совсем еще маленькой. Ренни иногда позволял и мне подержать над ним руку. И тут же появлялись Иму или мир Красного Солнца, или же древний Египет. И во мне все-таки есть эти гены!
– И вы их чувствуете?
Она печально покачала головой.
– Не думаю. Я никогда не замечала. С тех пор, как помню себя, я всегда чувствовала себя человеком. А об этом другом мире я как бы прочитала в сказке или увидела в кино. Я – прямая противоположность Ренни.
– И… вы думаете, что Ренни… выполнит свою миссию?
Увы, мне не удалось сформулировать этот вопрос более тонко, чтобы узнать то, что меня интересовало больше всего.
Сети пригладила волосы и сокрушенно уронила руки.
– Нам остается только одно: доверять ему… К сожалению, я не могу ответить на ваш вопрос. В последнее время… мы заметно отдалились друг от друга.
Я решил быть искренним, до жестокости искренним.
– Видите ли, мисс Силади, – начал я, – я не знаю, отдают ли они себе отчет в том, что все мы играем с огнем. И если все верно, то не только с огнем, но и ядерной энергией, лазерной техникой и всякими прочими безобидными лучами светлячков. Когда я обнаружил дневник мистера Силади и прочел его, то, честно скажу, у меня по спине от восторга мороз прошел. Нет, я думал не о Джиральдини, и не о том другом типе. Они совсем другого поля ягоды… Я тоже был очарован огромными возможностями. Установить контакте внеземными разумными существами, которые к тому же еще походят на нас. Изучить их культуру, перенять их технику, цивилизацию! Это было бы колоссально… если это будет. Только с тех пор оптимизма у меня заметно поубавилось.
– Из-за Ренни?
– Вы угадали. Ведь из дневника неясно было, кто такой, собственно, Ренни. Когда я читал, у меня перед глазами стоял маленький смуглый мальчуган с квадратной головой, этакий Иисус Христос атомной эры, который призван совершить для человечества нечто великое. Но с тех пор, к сожалению, ситуация сильно изменилась.
– Я так и думала.
– Странно, что я говорю все это именно вам, тому… кто… ну, в конце-концов, сделан из того же теста, что и Ренни. И все-таки я должен сказать. Я просто не верю этому парню… И теперь даже не знаю, хочу ли я в самом деле, чтобы он улетел туда и рассказал им о нас.
Кстати… Вы можете как-то объяснить, почему Ренни стал таким, что… Почему он стал ненавидеть или, если это не то слово, во всяком случае, презирать человечество?
Она уныло покачала головой.
– Откуда мне знать? Может быть, потому, что Ренни лучше всех нас знает историю. Историю человечества. Удивительно ли, что он раз и навсегда разочаровался в нас?
Она так и сказала: «в нас».
Я тоже был вынужден покачать головой.
– Конечно, это не удивительно. Только это ведь еще не причина, чтобы парень натравил на нас тот, другой мир.
– Вы думаете, что… он может это сделать?
– Такое может случиться. Может получиться так, что ваш брат сделает совсем не то, на что рассчитывают те существа. Может быть, он сделает нечто противоположное. И тогда я, Сэмюэль Нельсон, стану палачом человеческого рода… Во всяком случае, в переносном смысле. Потому что теперь все зависит от меня… Если я через пять минут исчезну отсюда навсегда, это будет означать конец великого эксперимента. Своими силами вам никогда с этим не справиться!
– Тогда почему же вы не уходите? – спросила она тихо, отвернувшись от меня.
То, что я ответил, прозвучало странно и непривычно для меня самого.
– Что-то удерживает меня, – сказал я.
– Что же?
– Пара карих глаз и квадратная голова… Она с признательностью взглянула на меня.
– А вы, оказывается, умеете ухаживать!
Огромная луна висела над Сан-Антонио, как надутый воздушный шар, и словно подбадривала меня, мол, действуй же, Сэм, действуй!
И вышло так, что я взял ее за руку, а она не отняла ее, я обнял ее, а она не отстранилась, я поцеловал ее, а она ответила на мой поцелуй.
А потом она склонила голову мне на плечо и сквозь слезы прошептала:
– О, Сэм… Наконец, наконец, я тебя нашла!
Луна довольно усмехнулась над Сан-Антонио, а мне было чудовищно стыдно. Я ни вот на столько не был влюблен в Сети, а она все же лежала в моих объятиях. Может быть, она излучала неземную силу, которой я не мог противостоять, а может быть, только ее непорочность пленила меня.
И сегодня еще я не знаю ответа.
VI. СОЛНЕЧНАЯ ЛАДЬЯ
Неприятности начались с того, что у меня не было визы в заграничном паспорте.
Представитель власти оторопело посмотрел на меня, не в силах даже опустить руку, в которой замерла печать, благословляющая на въезд.
– У вас нет визы, – пробормотал он тихо, словно не веря своим глазам и опасаясь высказать вслух свои подозрения. – Послушайте, у вас нет визы!
– Нет, – согласился я с удовлетворением, потому что краем глаза увидел, что остальные члены экспедиции, пройдя контроль заграничных паспортов и таможенный досмотр, благополучно растворились в суматохе аэропорта.
Мой собеседник беспомощно посмотрел на свою соседку, которая, однако, не желала ничего замечать. Высокая дама в очках склонилась над дорожными документами и углубилась в изучение длинного списка, отпечатанного на машинке.
Я наклонился к чиновнику и попытался заглянуть ему в глаза.
– Послушайте, начальник, – сказал я ему. – Дома у меня не было времени сбегать за визой. Мне очень хотелось бы попасть в эту страну… что же касается…
Он бросил на меня испуганный взгляд и приложил к губам палец.
Я вынул стодолларовую бумажку, небрежно скатал ее между двумя пальцами и бросил тоненький бумажный рулончик служащему под нос. Тот со скучающим видом поднял голову, и наши взгляды как бы случайно встретились.
Я протянул руку, щелкнул пальцами по кончику бумажного рулончика, который, совершив изящное сальто, упал под стул моего собеседника.
Инспектор по заграничным паспортам сдвинул брови и возвысил голос.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60