Нравится мне или нет, но тролль, которого я убил — и который хотел убить меня, тут я не ошибался — имел свою собственную раненую память и сражался с людьми по той же причине, по которой я сражался с троллями.
Никто из нас не был прав, но я остался в живых, а он нет. Все остальное не имело значения. Я пережил резню в Дэше, я выжил в бою один на один против тролля. Судьба явно имела планы на меня. Я верил в это не менее сильно, как верил в то, что солнце всходит каждое утро, но я даже помыслить не мог о том, что ждало меня впереди.
Тролли были солнцепоклонниками. Каждый дом, который я исследовал над Дэшем, имел открывавшуюся на восток дверь с лучистым диском на ней и надписью, вырезанной на камне над ней. Я открыл, что еще до того, как Сжигатель-Троллей появился в Кригиллах, тролли устанавливали черепа своих предков на крышах своих домов, чтобы солнце могло сразу осветить и наполнить светом их пустые глаза.
Мой тролль упал на землю неправильно. Ногами к восходу, так что его глаза были все еще в тени. Это было не осквернение — не сравнить с тем, что тролли делали в Дэше и в других местах — просто случай, что он упал и умер именно в таком положении. Но я должен был доказать себе, что я лучше троллей, оправдать то, что сделал. Я обвязал мой ремень вокруг его ног, и с некоторым трудом перетащил его так, чтобы лучи восходящего солнца падали на его все еще открытые глаза. Золой я написал на его груди благословление, которое видел на их могильных камнях.
Потом, когда солнце поднялось достаточно высоко, я взял мой нож и отрезал ему голову.
К тому времени, когда я вернулся в лагерь со своим трофеем, Балт и все остальные только начали приходить в себя после вчерашней пьянки. Голова тролля видела у меня на поясе, капли крови с нее капали на колено. Оглядываясь назад, я вижу еще один жест руки судьбы, приведший в конце концом меня в такое положение, которое я не должен был пережить. Я был молод — это объясняет большинство глупостей, совершаемых мужчинами всех рас; я думаю, что это объясняет и мою глупость тем утром.
Бросив голову тролля к ногам Балта, я громко, чтобы все слышали, сказал, — Я спас ваши ничего не стоящие жизни прошлой ночью, — и, по необъяснимой наивности юности, стал ожидать, что он поблагодарит меня. Больше того, я думал, что он признает, что я самый лучший солдат среди них, и признается в этом перед всем отрядом.
Глупость. Абсолютная глупость, идиотизм…и судьба.
У Балта был меч, кстати единственный меч в нашем отряде. Это был составной меч: кусок обломанного куска обсидиана был вставлен в пропитанный водой кусок деревянной бочки, потом высушен в гончарной печи для обжига кувшинов и укреплен медной проволокой. Против троллей он был совершенно бесполезен, но Балт решил, что со мной он расправится очень быстро, когда вынул его из объемистых ножен.
— Знал с начала, что с тобой будут заморочки, — прорычал он, отбрасывая ногой в сторону мой трофей и надвигаясь на меня. — Надо было покончить с тобой тогда — со всеми этими красивыми фермерскими словечками и идеями .
Я отступил на шаг и проверил, палец за пальцем, свою хватку на обернутой в кожу рукоятке моей дубины. С мертвым троллем в памяти, я был осторожен, но совершенно не боялся ни моего противника, ни его оружия. Просто моей дубине надо было побольше места, чем мечу Балта; я сорвал ее с плеча и отступил еще на шаг, вскинул руку и приготовился к первому замаху. Балт усмехнулся и кивнул.
Я думал, что наша стычка вот вот начнется, и совершенно не обрашал внимания на то, что происходило у меня за спиной. И напрасно. Руки, о которых я и не подозревал, схватили меня за локоть и запястье. Они вырвали оружие из моей руки, сильно пихнули меня в бок и бросили на пол, навстречу судьбе.
Я тяжело приземлился на четвереньки, прямо перед обутыми в кожу ногами Балта. Он с силой ударил меня ногой в подбородок, и я покатился по грязи, к большому удовольствию моих товарищей, которые с намного большим воодушевлением смотрели на смерть одного из своих, чем на смерть своего настоящего врага.
— Ты думаешь, что умнее меня Ману, — сказал мне Балт, подняв ногу для второго удара. Я отполз назад, уткнувшись в недружелюбную стену из ног, на этом мое отступление закончилось. — Ты ошибся, ошибся во всем. Ты небось думаешь, что если твои проклятые родители научили тебя красиво балакать, так ты можешь захапать лучший кусман. Теперь твои предки мясо для проклятых троллей, Ману, и ты, гавноед, тоже будешь, когда они найдут тебя.
Балт собирался подрезать мне поджилки и бросить меня троллям — это было ясно по блеску в его глазах и по тому, как он держал меч, когда взмахнул им. Он мог сделать со мной все, что угодно; от страха у меня все ослабело, меня тошнило, я проиграл. Кислая кровь наполнила рот. У меня не было даже сил убрать ногу, если бы он ударил меня тогда туда, куда собирался. Но Балт промахнулся, и вместо этого ударил меня ногой в живот.
Сегодня я Лев Урика, неуязвимый и непобедимый. В этом облике, который дал мне Раджаат, самая лучшая сталь ничего не может сделать со мной. По своему желания я могу скрыть свою настоящую фигуру под любой иллюзией. Стоит мне только захотеть, и я могу предстать в облике любого животного или разумного существа. Но когда я был обыкновенным смертным, во мне не было ничего, чтобы могло заставить Балта уважать меня. Я был сложен также, как и народ моей матери: легкие кости, худой, длинный. С детских лет я выучил все трюки, которые помогали сохранять равновесие в любой ситуации, так как у меня никогда не было такой физической силы, как у моего отца и братьев. Я мог нести Джиккану, потому что знал, где поднять, я смог свалить тролля, потому что знал, как сохранять равновение, где самая уязвимая точка, как скрутить и перегруппировать все мышцы своего тела так, чтобы ударить как змея.
Знание — вот мое оружие, сказал я себе, пока лежал в грязи, а кровь и желчь текли с моего лица. Я был умнее, чем Балт; я был лучше, но в начале я должен вдохнуть и защититься от ударов ног, сыплющихся со всех сторон. Не обращая внимания на боль, почти ничего не видя, полагаясь только на инстинкт — и знание — я ухитрился схватить ногу, когда она ударила меня под ребра. Я повернул ее, потом скрутил. Наконец послышался стон, не из моего горла, и через пару ударов сердца мне удалось встать на четвереньки.
Я задохнулся, когда попытался вдохнуть, и выплюнул на пол один или два зуба. Мои волосы были в грязи и крови, но наконец мои легкие заработали и голова прояснилась. Я услышал шаги Балта, он собирался ударить мне в бок. Подняв голову, я встретил его взгляд.
— Трус, — сказал я ему грубым, свистящим шепотом. — Не можешь сражаться с троллями без Сжигателя-Троллей, не можешь сражаться даже с хилым человеком, если он не лежит на земле в луже крови.
Я старался уколоть его побольнее, унизить перед всеми, и мне это удалось. Все глаза глядели его, он смешался на момент, отступил назад, его рот какое-то мгновение работал беззвучно, потом он сказал, — Вставай, фермерский пацан. Вставай на ноги, если осмелишься, или ползи отсюда туда, где твое место.
Мы слышали, что тролли умеют выслеживать по запаху, и что их носы ничуть не хуже, чем их ночное зрение. Видя, как я плююсь кровью и хватаюсь за бока, Балт решил, что я и так буду тролльим мясом, подрежет он мне поджилки или нет. И скорее всего он был прав: я был уже мерт, но я был сыт по горло беготней от троллей, и не собирался убегать или уползать от моего собственного племени. Так что я встал потверже на ноги и продолжал стоять. Некоторые из моих товарищей даже проглотили свои зубы от изумления или восхищения. Не знаю от чего. Мне было на них наплевать. Моя кровь перестала идти.
— Трусы, — повторил я, на этот раз обращаясь к ним всем. Балт сделал шаг ко мне. Я выплюнул еще один зуб, который кровавой отметиной прилип к его щеке, и он остался стоять там, где был. — Маленькие дети, которые слегка опасаются троллей и по настоящему боятся только Сжигателя-Троллей. Огненные глаза! — Я вспомнил моего двоюродного брата, убитого пять лет назад и зарытого где-то в руинах Дэша. — Я видел магию Сжигателя-Троллей, его огненные глаза, как и вы все. Я видел их на смотре — и больше ничего. Я видел, как Мирон из Йорама сжег сердце связанного человека, когда мы были на смотре, но я больше никогда не видел его ужасной магии.
Я верил в то, что сказал и ненавидел Мирона из Йорама больше, чем ненавидел Балта или любого тролля, который когда-либо жил на Атхасе. Это дало мне силы сделать шаг в направлении Балта.
— Позови его, Балт. Позови Сжигателя-Троллей. Скажи ему, что я сделал. Скажи ему, чтобы он пришел и сжег меня огнем из глаз. Я умру для этого, ведь мы все здесь для того, чтобы подхнуть от его огня, разве не так? Позови его!
Раз в месяц, когда золотое лицо Гутея поднималось над восточным горизонтом, мы все собирались вместе около костра, брались за руки и выкрикивали имя Сжигателя-Троллей окружающей нас ночи. Когда у нас в горле уже першило, Балт опускался на колени, его вены надувались, на лбу пульсировала жилка, и он рассказывал Сжигателю-Троллей сколько троллей мы видели с прошлого раза, что они делали, что мы делали. Впрочем, эта часть его рассказа не изменялась никогда: они грабили, мы убегали.
— Да, Балт, — сказал кто-то позади меня. — Позови Сжигателя-Троллей. Дай ему решать.
— Ману прав. Может быть Сжигатель-Троллей слушает нас. Может быть нет. Мы видим только его вертухаев-офицеров, они только и талдычат, что он поджарил столько-то троллей там, столько-то еще где-то, но никогда около нас, — сказал еще один голос из толпы.
— Никогда около нас, — добавила женщина, сладкий мед для моих звенящих ушей. — Никогда не видела никого во время этих проклятых смотров, кто бы сказал иначе, все говорят одно и тоже: весь год они видят троллей и никогда не видят Сжигателя.
Я почувствовал, как вокруг меня крепнет убеждение моих товарищей. — Позови его, Балт, — выкрикнул я еще раз, потом потянулся, схватил две ближайшие ко мне руки и начал выкрикивать имя нашего героя.
Вслед за мной все начали повторять его имя, как если бы Гутей был на небе. Балт опустился на колени, крепко ударившись о землю, закрыл глаза. И ничего не произошло — как обычно, когда обыкновенный смертный призывал Мирона из Йорама.
Когда пришло время и темная магия стала моей, я дал своим темпларам медальоны — по большей части просто куски обожженной глины — которых я коснулся и оставил на них свой отпечаток, свой выдох, так что они никогда не сомневаются, что я могу видеть и слышать их. Балт был моим учителем, не меньше чем Джиккана; он научил меня, что поле боя, страх, мораль и дисциплина — это разные слова для одной и той же вещи.
А кое-чему я научился сам, в это самое время. Если бы Мирон из Йорама был хотя бы половиной того человека, которым он должен был быть, он услышал бы Балта в то утро. Он смог бы пройти через нижний мир — я точно знаю, что сила у него была, зато не хватало ума и воли — и он ударил бы меня своими огненными глазами.
Я никогда не делаю таких ошибок. Когда мои темплары призывают меня, моя воля становится их; а когда они восстают против меня или устраивают заговоры, я превращаю их в пепел и прах, как если бы они не рождались.
Но не так действовал Мирон из Йорама.
Я убил Диккану, убил моего одинокого тролля, и с того времени убил еще десять тысяч других, но Балта убил Мирон из Йорама.
— Это просто возмутительно, — сказал я, пока Балт сражался, пытаясь привлечь внимание нашего полководца. — Мы стоим здесь, мужчины и женщины, люди, пока тролли грабят и убивают наш народ. Если мы не бегаем, мы воем на луну, как звери, бесполезно надеясь, год за годом, что кто-нибудь услышит нас, что этот кто-нибудь наконец-то заинтересуется тем, что происходит, и убьет наших врагов за нас. Какому человеку мы служим? Что это за человек, Мирон из Йорама, Мирон Сжигатель-Троллей? Прошли столетия с того дня, как он привел нашу армию в Кригиллы и одержал там свою первую и единственную победу. А теперь он копит троллей, как скряга копит металл. Он не хочет победить, он не хочет уничтожить троллей — он хочет медленно сжигать их своими огненными глазами: год, век… вечность!
Они слушали меня; мои товарищи слушали меня. Потом они отпустили руки друг друга, их головы качнулись, они начали шептаться между собой. Я не мог слышать их слова, но — клянусь Волей Льва — если я только мог слышать сам себя! Все куски головоломки были у меня в руках, но они ускользнули из моей ладони. Вместо того, чтобы собрать их всех вместе — людей, троллей, эльфов и все остальные расы — и повести их против Доблестных Воинов Раджаата, я взял дубинку, которую мне вернули, и ударил ею по рыжей голове Балта.
Шестая Глава
— Прошли столетия с того момента, когда у Гутея были две короны в течении семи суток, а потом еще три ночи одна корона. Вместе десять, Ваше Всеведение! Такого не бывало с года Мести Рала в 177-ом столетии Королей, — сказал Энвер, читая со свеженаписанного свитка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50
Никто из нас не был прав, но я остался в живых, а он нет. Все остальное не имело значения. Я пережил резню в Дэше, я выжил в бою один на один против тролля. Судьба явно имела планы на меня. Я верил в это не менее сильно, как верил в то, что солнце всходит каждое утро, но я даже помыслить не мог о том, что ждало меня впереди.
Тролли были солнцепоклонниками. Каждый дом, который я исследовал над Дэшем, имел открывавшуюся на восток дверь с лучистым диском на ней и надписью, вырезанной на камне над ней. Я открыл, что еще до того, как Сжигатель-Троллей появился в Кригиллах, тролли устанавливали черепа своих предков на крышах своих домов, чтобы солнце могло сразу осветить и наполнить светом их пустые глаза.
Мой тролль упал на землю неправильно. Ногами к восходу, так что его глаза были все еще в тени. Это было не осквернение — не сравнить с тем, что тролли делали в Дэше и в других местах — просто случай, что он упал и умер именно в таком положении. Но я должен был доказать себе, что я лучше троллей, оправдать то, что сделал. Я обвязал мой ремень вокруг его ног, и с некоторым трудом перетащил его так, чтобы лучи восходящего солнца падали на его все еще открытые глаза. Золой я написал на его груди благословление, которое видел на их могильных камнях.
Потом, когда солнце поднялось достаточно высоко, я взял мой нож и отрезал ему голову.
К тому времени, когда я вернулся в лагерь со своим трофеем, Балт и все остальные только начали приходить в себя после вчерашней пьянки. Голова тролля видела у меня на поясе, капли крови с нее капали на колено. Оглядываясь назад, я вижу еще один жест руки судьбы, приведший в конце концом меня в такое положение, которое я не должен был пережить. Я был молод — это объясняет большинство глупостей, совершаемых мужчинами всех рас; я думаю, что это объясняет и мою глупость тем утром.
Бросив голову тролля к ногам Балта, я громко, чтобы все слышали, сказал, — Я спас ваши ничего не стоящие жизни прошлой ночью, — и, по необъяснимой наивности юности, стал ожидать, что он поблагодарит меня. Больше того, я думал, что он признает, что я самый лучший солдат среди них, и признается в этом перед всем отрядом.
Глупость. Абсолютная глупость, идиотизм…и судьба.
У Балта был меч, кстати единственный меч в нашем отряде. Это был составной меч: кусок обломанного куска обсидиана был вставлен в пропитанный водой кусок деревянной бочки, потом высушен в гончарной печи для обжига кувшинов и укреплен медной проволокой. Против троллей он был совершенно бесполезен, но Балт решил, что со мной он расправится очень быстро, когда вынул его из объемистых ножен.
— Знал с начала, что с тобой будут заморочки, — прорычал он, отбрасывая ногой в сторону мой трофей и надвигаясь на меня. — Надо было покончить с тобой тогда — со всеми этими красивыми фермерскими словечками и идеями .
Я отступил на шаг и проверил, палец за пальцем, свою хватку на обернутой в кожу рукоятке моей дубины. С мертвым троллем в памяти, я был осторожен, но совершенно не боялся ни моего противника, ни его оружия. Просто моей дубине надо было побольше места, чем мечу Балта; я сорвал ее с плеча и отступил еще на шаг, вскинул руку и приготовился к первому замаху. Балт усмехнулся и кивнул.
Я думал, что наша стычка вот вот начнется, и совершенно не обрашал внимания на то, что происходило у меня за спиной. И напрасно. Руки, о которых я и не подозревал, схватили меня за локоть и запястье. Они вырвали оружие из моей руки, сильно пихнули меня в бок и бросили на пол, навстречу судьбе.
Я тяжело приземлился на четвереньки, прямо перед обутыми в кожу ногами Балта. Он с силой ударил меня ногой в подбородок, и я покатился по грязи, к большому удовольствию моих товарищей, которые с намного большим воодушевлением смотрели на смерть одного из своих, чем на смерть своего настоящего врага.
— Ты думаешь, что умнее меня Ману, — сказал мне Балт, подняв ногу для второго удара. Я отполз назад, уткнувшись в недружелюбную стену из ног, на этом мое отступление закончилось. — Ты ошибся, ошибся во всем. Ты небось думаешь, что если твои проклятые родители научили тебя красиво балакать, так ты можешь захапать лучший кусман. Теперь твои предки мясо для проклятых троллей, Ману, и ты, гавноед, тоже будешь, когда они найдут тебя.
Балт собирался подрезать мне поджилки и бросить меня троллям — это было ясно по блеску в его глазах и по тому, как он держал меч, когда взмахнул им. Он мог сделать со мной все, что угодно; от страха у меня все ослабело, меня тошнило, я проиграл. Кислая кровь наполнила рот. У меня не было даже сил убрать ногу, если бы он ударил меня тогда туда, куда собирался. Но Балт промахнулся, и вместо этого ударил меня ногой в живот.
Сегодня я Лев Урика, неуязвимый и непобедимый. В этом облике, который дал мне Раджаат, самая лучшая сталь ничего не может сделать со мной. По своему желания я могу скрыть свою настоящую фигуру под любой иллюзией. Стоит мне только захотеть, и я могу предстать в облике любого животного или разумного существа. Но когда я был обыкновенным смертным, во мне не было ничего, чтобы могло заставить Балта уважать меня. Я был сложен также, как и народ моей матери: легкие кости, худой, длинный. С детских лет я выучил все трюки, которые помогали сохранять равновесие в любой ситуации, так как у меня никогда не было такой физической силы, как у моего отца и братьев. Я мог нести Джиккану, потому что знал, где поднять, я смог свалить тролля, потому что знал, как сохранять равновение, где самая уязвимая точка, как скрутить и перегруппировать все мышцы своего тела так, чтобы ударить как змея.
Знание — вот мое оружие, сказал я себе, пока лежал в грязи, а кровь и желчь текли с моего лица. Я был умнее, чем Балт; я был лучше, но в начале я должен вдохнуть и защититься от ударов ног, сыплющихся со всех сторон. Не обращая внимания на боль, почти ничего не видя, полагаясь только на инстинкт — и знание — я ухитрился схватить ногу, когда она ударила меня под ребра. Я повернул ее, потом скрутил. Наконец послышался стон, не из моего горла, и через пару ударов сердца мне удалось встать на четвереньки.
Я задохнулся, когда попытался вдохнуть, и выплюнул на пол один или два зуба. Мои волосы были в грязи и крови, но наконец мои легкие заработали и голова прояснилась. Я услышал шаги Балта, он собирался ударить мне в бок. Подняв голову, я встретил его взгляд.
— Трус, — сказал я ему грубым, свистящим шепотом. — Не можешь сражаться с троллями без Сжигателя-Троллей, не можешь сражаться даже с хилым человеком, если он не лежит на земле в луже крови.
Я старался уколоть его побольнее, унизить перед всеми, и мне это удалось. Все глаза глядели его, он смешался на момент, отступил назад, его рот какое-то мгновение работал беззвучно, потом он сказал, — Вставай, фермерский пацан. Вставай на ноги, если осмелишься, или ползи отсюда туда, где твое место.
Мы слышали, что тролли умеют выслеживать по запаху, и что их носы ничуть не хуже, чем их ночное зрение. Видя, как я плююсь кровью и хватаюсь за бока, Балт решил, что я и так буду тролльим мясом, подрежет он мне поджилки или нет. И скорее всего он был прав: я был уже мерт, но я был сыт по горло беготней от троллей, и не собирался убегать или уползать от моего собственного племени. Так что я встал потверже на ноги и продолжал стоять. Некоторые из моих товарищей даже проглотили свои зубы от изумления или восхищения. Не знаю от чего. Мне было на них наплевать. Моя кровь перестала идти.
— Трусы, — повторил я, на этот раз обращаясь к ним всем. Балт сделал шаг ко мне. Я выплюнул еще один зуб, который кровавой отметиной прилип к его щеке, и он остался стоять там, где был. — Маленькие дети, которые слегка опасаются троллей и по настоящему боятся только Сжигателя-Троллей. Огненные глаза! — Я вспомнил моего двоюродного брата, убитого пять лет назад и зарытого где-то в руинах Дэша. — Я видел магию Сжигателя-Троллей, его огненные глаза, как и вы все. Я видел их на смотре — и больше ничего. Я видел, как Мирон из Йорама сжег сердце связанного человека, когда мы были на смотре, но я больше никогда не видел его ужасной магии.
Я верил в то, что сказал и ненавидел Мирона из Йорама больше, чем ненавидел Балта или любого тролля, который когда-либо жил на Атхасе. Это дало мне силы сделать шаг в направлении Балта.
— Позови его, Балт. Позови Сжигателя-Троллей. Скажи ему, что я сделал. Скажи ему, чтобы он пришел и сжег меня огнем из глаз. Я умру для этого, ведь мы все здесь для того, чтобы подхнуть от его огня, разве не так? Позови его!
Раз в месяц, когда золотое лицо Гутея поднималось над восточным горизонтом, мы все собирались вместе около костра, брались за руки и выкрикивали имя Сжигателя-Троллей окружающей нас ночи. Когда у нас в горле уже першило, Балт опускался на колени, его вены надувались, на лбу пульсировала жилка, и он рассказывал Сжигателю-Троллей сколько троллей мы видели с прошлого раза, что они делали, что мы делали. Впрочем, эта часть его рассказа не изменялась никогда: они грабили, мы убегали.
— Да, Балт, — сказал кто-то позади меня. — Позови Сжигателя-Троллей. Дай ему решать.
— Ману прав. Может быть Сжигатель-Троллей слушает нас. Может быть нет. Мы видим только его вертухаев-офицеров, они только и талдычат, что он поджарил столько-то троллей там, столько-то еще где-то, но никогда около нас, — сказал еще один голос из толпы.
— Никогда около нас, — добавила женщина, сладкий мед для моих звенящих ушей. — Никогда не видела никого во время этих проклятых смотров, кто бы сказал иначе, все говорят одно и тоже: весь год они видят троллей и никогда не видят Сжигателя.
Я почувствовал, как вокруг меня крепнет убеждение моих товарищей. — Позови его, Балт, — выкрикнул я еще раз, потом потянулся, схватил две ближайшие ко мне руки и начал выкрикивать имя нашего героя.
Вслед за мной все начали повторять его имя, как если бы Гутей был на небе. Балт опустился на колени, крепко ударившись о землю, закрыл глаза. И ничего не произошло — как обычно, когда обыкновенный смертный призывал Мирона из Йорама.
Когда пришло время и темная магия стала моей, я дал своим темпларам медальоны — по большей части просто куски обожженной глины — которых я коснулся и оставил на них свой отпечаток, свой выдох, так что они никогда не сомневаются, что я могу видеть и слышать их. Балт был моим учителем, не меньше чем Джиккана; он научил меня, что поле боя, страх, мораль и дисциплина — это разные слова для одной и той же вещи.
А кое-чему я научился сам, в это самое время. Если бы Мирон из Йорама был хотя бы половиной того человека, которым он должен был быть, он услышал бы Балта в то утро. Он смог бы пройти через нижний мир — я точно знаю, что сила у него была, зато не хватало ума и воли — и он ударил бы меня своими огненными глазами.
Я никогда не делаю таких ошибок. Когда мои темплары призывают меня, моя воля становится их; а когда они восстают против меня или устраивают заговоры, я превращаю их в пепел и прах, как если бы они не рождались.
Но не так действовал Мирон из Йорама.
Я убил Диккану, убил моего одинокого тролля, и с того времени убил еще десять тысяч других, но Балта убил Мирон из Йорама.
— Это просто возмутительно, — сказал я, пока Балт сражался, пытаясь привлечь внимание нашего полководца. — Мы стоим здесь, мужчины и женщины, люди, пока тролли грабят и убивают наш народ. Если мы не бегаем, мы воем на луну, как звери, бесполезно надеясь, год за годом, что кто-нибудь услышит нас, что этот кто-нибудь наконец-то заинтересуется тем, что происходит, и убьет наших врагов за нас. Какому человеку мы служим? Что это за человек, Мирон из Йорама, Мирон Сжигатель-Троллей? Прошли столетия с того дня, как он привел нашу армию в Кригиллы и одержал там свою первую и единственную победу. А теперь он копит троллей, как скряга копит металл. Он не хочет победить, он не хочет уничтожить троллей — он хочет медленно сжигать их своими огненными глазами: год, век… вечность!
Они слушали меня; мои товарищи слушали меня. Потом они отпустили руки друг друга, их головы качнулись, они начали шептаться между собой. Я не мог слышать их слова, но — клянусь Волей Льва — если я только мог слышать сам себя! Все куски головоломки были у меня в руках, но они ускользнули из моей ладони. Вместо того, чтобы собрать их всех вместе — людей, троллей, эльфов и все остальные расы — и повести их против Доблестных Воинов Раджаата, я взял дубинку, которую мне вернули, и ударил ею по рыжей голове Балта.
Шестая Глава
— Прошли столетия с того момента, когда у Гутея были две короны в течении семи суток, а потом еще три ночи одна корона. Вместе десять, Ваше Всеведение! Такого не бывало с года Мести Рала в 177-ом столетии Королей, — сказал Энвер, читая со свеженаписанного свитка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50