Матра видела все это, потому что туннель, в котором она сидела, светился своим собственным светом: бесконечное число ярко-вспыхивающих пятен. Пятна двигались, собирались вместе в маленьких червячков, переползали с одной стороны тоннеля на другую, ползали по полу и потолку, пересекались с другими, сгибались и исчезали. В основном пятна были белые, но попадлись червяки любого цвета и даже многоцветные. А некоторые изменяли цвет прямо у нее на глазах.
В ее пещере с резервуаром тоже были червяки, и некоторые из них даже слабо светились в темноте, но никто из них даже близко не походил на эти быстро ползающие и быстро меняющиеся создания, которые, казалось, были сделаны из одного света. Глядя на них, Матра забыла о тюрьме, в которой находилась, забыла о Звайне и о халфлингах с их палками — не осталось ничего, надо было только потрогать червяка…
— Ак! — на своем языке крикнул халфлинг, и ударил своей палкой Матру по костяшкам пальцев.
Она отдернула руку и приложила ее к своему твердогубому рту.
— Держи свои грязные руки подальше! Всякая испорченная полукровка вроде тебя не имеет права даже касаться знания халфлингов, — прорычал Какзим. — Твоя защита не работает в темноте, не так ли, Матра?
С все еще болящей рукой, прижатой ко рту, Матра утвердительно кивнула, широко открыв глаза, и это была ложь — она очень редко врала, но эту, подумала она, Отец наверняка простил бы ей. Павек точно простил бы, и Руари, и Звайн. Она почти слышала, как все трое хором говорят ей не дать Какзиму узнать, что она почувствовала искорку в себе, когда этот противный халфлинг ударил ее палкой по руке.
Или Какзим сам сказал ей кое-что, что она не знала раньше: темнота должна погасить ее защиту, но нужно совсем немного света, и она заработает опять. Ежедневной прогулки между кварталом темпларов и эльфийским рынком было вполне достаточно, и она никогда даже не подозревала, что свет так же важен, как и киноварь, но маленькие черви, которых она не должна была трогать, оказались настолько яркими, что их света хватило, и теперь она готова.
Халфлинги запечатывали свою тюрьму, оставляя внутри одного Орекэла, и это привело Звайна в бешенство. Он пытался драться, кричал, что его и дварфа нельзя разделить, и его опять как следует избили. Было всего два человека, которых Матра хорошо знала, Звайн и Павек, и каждый из этих двоих был готов рискнуть собой ради других, независимо от последствий. Это было очень смело, решила она, но и очень глупо. Чтобы они не собирались с ними сделать — а сейчас халфлинги опять заставили их идти вперед — но дварфу было лучше там, где он был.
Что касается Руари — Матра надеялась, пока халфлинги гнали ее через еще один тесный проход — что Руари вместе с Отцом и Павеком был в таком месте, в которое люди идут после того, как они умирают.
Но Руари был еще жив.
Их пригнали в еще одну тюрьму, очень похожую на ту, в которой они были сами, но без потолка, открытую небу и послеполуденному свету, и первое, что они увидели там, было длинное худое тело Руари, висящее на веревке, которая связывала его запястья. Вторым было слабое шевеление его ребер.
Тем не менее, жить — не обязательно лучше. Руари висел на веревке, привязанной к покрытому корой шесту — отломанный от дерева сук — лежащему поверх ямы и установленному так, чтобы сделать пытку как можно более жестокой. Ноги Руари едва касались пня под ним. Он мог шевелиться и удерживаться на пне, но не мог ослабить напряжение на спину и руки.
Матра позвала его по имени, но голова, упавшая на грудь, даже не пошевелилась. Звайн не стал звать его, он храбро отбросил от себя охранников и бросился под ноги Руари. Он либо не помнил, либо не придал значения тому, что его собственные руки связаны, и малейшее шевеление нарушило хрупкое равновесие Руари на пне и сбило его оттуда.
Он повис без опоры. Полуэльф издал звук, который должен был бы быть криком, но оказался хриплым вдохом. Мышцы его торса напряглись, скрутились в узлы, Матра почувствовала его боль в своей собственной спине и плечах.
— Быстрее. Перережь его узлы, — сказал Какзим другому халфлингу, который пытался развязать узлы на конце веревки Руари.
Матра увидела в руках халфлинга нож, который она в последний раз видела на поясе у Руари, и который раньше принадлежал Павеку.
Теперь он принадлежал Какзиму, который заявил тогда, сразу после того, как их схватили, что Руари весит достаточно, чтобы с удовольствием повисеть на веревке. За половину удара сердца Матра напомнила себе, что ничего хорошего она сделать пока не может, хотя сила и вернулась к ней. Тем временем Руари был уже на дне ямы: скрюченное, стонущее собрание длинных рук и ног, и никакой надежды, что оно сможет встать на ноги.
Второй халфлинг разрезал веревку на руках у Звайна.
— Эй вы, оба, взяли его, — пролаял Какзим Матре и Звайну.
Казалось невероятно жестоким, хватать Руари за запястья и лодыжки, и волочь его через узкий и тесный проход на поляну, из которой они вошли в яму, но у Матры и Звайна не было выбора. Халфлинги были бы только рады пустить в ход свои острые палки, и не имело значения, что бы они сделали с ними, но для находившегося почти без сознания Руари точно было бы намного хуже, если бы ему пришлось идти самому. Как и для Орекэлу, сейчас для полуэльфа в этом мире су щ ествовала боль, и только боль. Он не узнал их ни по виду, ни по голосу, хотя голос Какзима он узнал, так как съежился, услышав его.
Матра гадала, какая роль суждена Руари в «сопряжении» и куда еще его надо будет нести, когда проход, через который они тащили Руари, начал подниматься вверх, к поверхности земли. Мысль, что его повесят на черном дереве и он будет висеть пока не умрет и не сгниет, заставила ее содрогнуться, а другой мысли в голове не было.Она видела, как люди убивают других людей — ужасы ночного кошмара, которые передал ей разбитый череп Отца, умирая, никогда не уйдут из ее памяти — но она не знала, как убивать самой, и не хотела этому учиться, даже для того, чтобы положить конец страданиям Руари.
Она была достаточно сильна, а он настолько исхудал, что она могла нести его в руках, так что она подхватила его не спрашивая разрешения и не дожидаясь ничьих слов. Киноварь внутри нее придала ей больше сил, когда лучи садящегося сонца коснулись ее лица. Она могла сделать бум, так Звайн называл ее защиту. Она и мальчик могли бежать довольно быстро и очень далеко, и убежать от халфлингов, но только не в том случае, если она будет нести Руари. Им придется оставить полуэльфа здесь, как и дварфа — но тогда есть возможность, что Звайн не пойдет вместе с ней.
Матра не нуждалась ни в ком — и в Звайне в том числе — с тех пор, как умер Отец. Она могла бы убежать и сама — и убежит, решила она, прежде, чем халфлинги опять заведут ее под землю или решат повесить ее на дереве. Тем не менее именно сейчас этого всего вроде не будет, и всякое может случиться прежде, чем они что-нибудь сделают, так что она решила подождать, прежде чем убежать.
Толпа халфлингов стояла под ветвями черного дерева. Они пели песни и, не понимая, как это случилось, Матра подошла к ним с Руари на руках, и начала повторять их, пока шла вслед за Какзимом к длинному плоскому камню, стоявшему на земле как стол или кровать.
— Положи его здесь, — сказал ей Какзим, и она подчинилась, а потом отошла обратно, подчиняясь его кивку.
Какзим крикнул что-то на языке халфлингов, и пение прекратилось. Вдруг стало очень тихо, пока последние кровавые лучи садящего кровавого солнца пробивались через ветви черного дерева. Какзим взял металлический нож Павека и сделал два неглубокох разреза на щеках Руари, а потом и на голенях, прямо над щиколотками. На этом плоском камне был желоб, который был незаметен в слабом свете заката до тех пор, пока не наполнился кровью Руари. Кровь стекала по нему на покрытую мохом землю. Когда первые капли упали на мох, пение возобновилось и где-то неподалеку барабан начал отбивать монотонный ритм.
Вначале барабан бил медленно, пока халфлинги перевязывали веревками грудь полуэльфа ниже подмышек. Потом он забил быстрее, когда один из халфлингов взобрался на дерево со свободным концом веревки, обвязанном вокруг его пояса. Аккуратно поднявшись по главному стволу, халфлинг ловко перебрался на одну из самых толстых веток, пропустил через нее конец веревки и по нему спустился на землю.
— Хватайте и тащите, — приказал Какзим, его голос был почти не слышен из-за хора остальных халфлингов и гудения барабана. — Вы оба! Немедленно!
— Нет! — крикнул в ответ Звайн. — Вы можете убить меня, но не можете заставить сделать это.
Оказавшись на поверхности земли стражники-халфлинги поменяли свои заостренные палки на копья с каменными наконечниками, и его руки быстро покрылись кровью, как только они начали тыкать в него копьями, пока он пытался не сдвинуться с места. Хотя большинство из них метилось в его бока и бедра, пытаясь заставить его идти, но один ударил повыше, в лицо, попав прямо над левым глазом мальчика.
Звайн вскрикнул, кровь быстро потекла и залила его лицо, было невозможно оценить размер раны, но по-видимому это было совсем не то, чего хотел Какзим. Бывший раб Элабона Экриссара страшно закричал на своих сторонников — и один из них, возможно именно тот, который ударил копьем слишком высоко, отбросил копье и упал на колено, прижимая руки к глазам и ушам. Пока он раскачивался из стороны в сторону, безразличный к окружающему миру, из его ноздрей начала капать кровь. И все это время Какзим стоял, сжав кулаки и закрыв глаза, а шрамы на его лице бились в одном ритме с одиноким барабаном.
— Матра, — взмолился Звайн, глядя на нее своим здоровым глазом, пока он обеими руками зажимал другой. Из под его рук капала кровь.
Зато кровь больше не капала из ноздрей халфлинга; она текла сильным ровным потоком. Он упал на бок, дернулся и застыл.
— Да, Матра, — промурлыкал Какзим. Он отвернулся от мертвого халфлинга. — Возьми веревку и тащи.
Матра была зла и испугана, кровью и смертью. Знакомый жар пробежал по всему ее телу, руки начали деревянеть. Полупрозрачные мембраны в уголках ее глаз задрожали, как если бы это был нужный момент, чтобы высвободить свою защиту.
— Сделай хоть что-нибудь! — одновременно крикнули оба, Звайн и Какзим.
Барабан забил быстрее, и быстрее забилось сердце Матры, но мысли в ее голове закружились еще быстрее. У нее было все время мира, чтобы посмотреть на Звайна, потом на Руари и наконец на Какзима. Она ничего не могла сделать ни для полуэльфа, ни для человека, но она не могла уйти отсюда, пока этот халфлинг со шрамами на шеках еще жив. Ее защита обычно не убивала: она должна убить его своими руками.
Ее руки были достаточно сильны, чтобы поднять Руари. Им определенно хватит силы, чтобы сломать шею халфлинга. Матра представила себе, как мясо, сухожилия и кости рвутся под ее руками, и сделал первый шаг к Какзиму.
Ты умрешь, подумала она, ее глаза уставились на него. Я убъю тебя.
На своем втором шагу Матра ударилась в крепкую стену, Невидимую стену воли, которая была сильнее и лучше направлена, чем ее. Не было слов, только образы — образы женщины с белой кожей берущей веревку и тянущей за нее сначала одной рукой, потом другой, потом еще и еще, пока Руари не оказывался висящим высоко на черном дереве. Этим образам было невозможно сопротивляться. Матра отвернулась от Какзима. Она взяла веревку и сильно дернула. Плечи Руари поднялись над куском камня. Его голова со стоном упала на грудь. Его длинные медные волосы горели огнем в последних лучах заходящего солнца.
Они умрут все. Их всех принесут в жертву черному дереву: Священному Черному Дереву, крепости знания халфлингов. Их кровь дотечет до самых глубоких корней, смоет клеймо поражения и позора. ПаддокЕе руки дрогнули. Веревка выскользнула из них. Она могла видеть знакомое лицо с неровным шрамом от глаза до верхней губы. Его имя было не Паддок; его имя Павек. Павек. И он не одобрил бы то, что она делаетКулак Невидимого ветра ударил в мысли Матры, разбросал их как сухие листья, и ее опустошенное сознание наполнилось новыми мыслями, пришедшими ниоткуда:
Совершенно недопустимо, что Черное Дерево отказалось слушать мольбы Какзима, отказалось признать его власть. Он не совершил никаких преступлений, не сделал никаких ошибок. Просто все его планы были уничтожены бандой недоделок и негодяев, которых он поклялся уничтожить, и уже это одно является доказательством его чести и оправдывает все его намерения.
Паддок, нет, Павек, был бы совершенной жертвой, но Павек сбежал. Какзим предлагает три другие жертвы, вместо одной — сначала Руари, потом Звайн, и наконец сама Матра — и все три будут принесены, когда обе луны будут светить вместе. Их кровь напитает корни Черного Дерева, а все мелкие ошибки Какзима будут прощены и забыты. И Черное Дерево примет его как законного наследника знания халфлингов.
Она привязала веревку рядом с другими, уже привязанными к основанию огромного ствола Черного Дерева, потом взглянула на Звайна.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49
В ее пещере с резервуаром тоже были червяки, и некоторые из них даже слабо светились в темноте, но никто из них даже близко не походил на эти быстро ползающие и быстро меняющиеся создания, которые, казалось, были сделаны из одного света. Глядя на них, Матра забыла о тюрьме, в которой находилась, забыла о Звайне и о халфлингах с их палками — не осталось ничего, надо было только потрогать червяка…
— Ак! — на своем языке крикнул халфлинг, и ударил своей палкой Матру по костяшкам пальцев.
Она отдернула руку и приложила ее к своему твердогубому рту.
— Держи свои грязные руки подальше! Всякая испорченная полукровка вроде тебя не имеет права даже касаться знания халфлингов, — прорычал Какзим. — Твоя защита не работает в темноте, не так ли, Матра?
С все еще болящей рукой, прижатой ко рту, Матра утвердительно кивнула, широко открыв глаза, и это была ложь — она очень редко врала, но эту, подумала она, Отец наверняка простил бы ей. Павек точно простил бы, и Руари, и Звайн. Она почти слышала, как все трое хором говорят ей не дать Какзиму узнать, что она почувствовала искорку в себе, когда этот противный халфлинг ударил ее палкой по руке.
Или Какзим сам сказал ей кое-что, что она не знала раньше: темнота должна погасить ее защиту, но нужно совсем немного света, и она заработает опять. Ежедневной прогулки между кварталом темпларов и эльфийским рынком было вполне достаточно, и она никогда даже не подозревала, что свет так же важен, как и киноварь, но маленькие черви, которых она не должна была трогать, оказались настолько яркими, что их света хватило, и теперь она готова.
Халфлинги запечатывали свою тюрьму, оставляя внутри одного Орекэла, и это привело Звайна в бешенство. Он пытался драться, кричал, что его и дварфа нельзя разделить, и его опять как следует избили. Было всего два человека, которых Матра хорошо знала, Звайн и Павек, и каждый из этих двоих был готов рискнуть собой ради других, независимо от последствий. Это было очень смело, решила она, но и очень глупо. Чтобы они не собирались с ними сделать — а сейчас халфлинги опять заставили их идти вперед — но дварфу было лучше там, где он был.
Что касается Руари — Матра надеялась, пока халфлинги гнали ее через еще один тесный проход — что Руари вместе с Отцом и Павеком был в таком месте, в которое люди идут после того, как они умирают.
Но Руари был еще жив.
Их пригнали в еще одну тюрьму, очень похожую на ту, в которой они были сами, но без потолка, открытую небу и послеполуденному свету, и первое, что они увидели там, было длинное худое тело Руари, висящее на веревке, которая связывала его запястья. Вторым было слабое шевеление его ребер.
Тем не менее, жить — не обязательно лучше. Руари висел на веревке, привязанной к покрытому корой шесту — отломанный от дерева сук — лежащему поверх ямы и установленному так, чтобы сделать пытку как можно более жестокой. Ноги Руари едва касались пня под ним. Он мог шевелиться и удерживаться на пне, но не мог ослабить напряжение на спину и руки.
Матра позвала его по имени, но голова, упавшая на грудь, даже не пошевелилась. Звайн не стал звать его, он храбро отбросил от себя охранников и бросился под ноги Руари. Он либо не помнил, либо не придал значения тому, что его собственные руки связаны, и малейшее шевеление нарушило хрупкое равновесие Руари на пне и сбило его оттуда.
Он повис без опоры. Полуэльф издал звук, который должен был бы быть криком, но оказался хриплым вдохом. Мышцы его торса напряглись, скрутились в узлы, Матра почувствовала его боль в своей собственной спине и плечах.
— Быстрее. Перережь его узлы, — сказал Какзим другому халфлингу, который пытался развязать узлы на конце веревки Руари.
Матра увидела в руках халфлинга нож, который она в последний раз видела на поясе у Руари, и который раньше принадлежал Павеку.
Теперь он принадлежал Какзиму, который заявил тогда, сразу после того, как их схватили, что Руари весит достаточно, чтобы с удовольствием повисеть на веревке. За половину удара сердца Матра напомнила себе, что ничего хорошего она сделать пока не может, хотя сила и вернулась к ней. Тем временем Руари был уже на дне ямы: скрюченное, стонущее собрание длинных рук и ног, и никакой надежды, что оно сможет встать на ноги.
Второй халфлинг разрезал веревку на руках у Звайна.
— Эй вы, оба, взяли его, — пролаял Какзим Матре и Звайну.
Казалось невероятно жестоким, хватать Руари за запястья и лодыжки, и волочь его через узкий и тесный проход на поляну, из которой они вошли в яму, но у Матры и Звайна не было выбора. Халфлинги были бы только рады пустить в ход свои острые палки, и не имело значения, что бы они сделали с ними, но для находившегося почти без сознания Руари точно было бы намного хуже, если бы ему пришлось идти самому. Как и для Орекэлу, сейчас для полуэльфа в этом мире су щ ествовала боль, и только боль. Он не узнал их ни по виду, ни по голосу, хотя голос Какзима он узнал, так как съежился, услышав его.
Матра гадала, какая роль суждена Руари в «сопряжении» и куда еще его надо будет нести, когда проход, через который они тащили Руари, начал подниматься вверх, к поверхности земли. Мысль, что его повесят на черном дереве и он будет висеть пока не умрет и не сгниет, заставила ее содрогнуться, а другой мысли в голове не было.Она видела, как люди убивают других людей — ужасы ночного кошмара, которые передал ей разбитый череп Отца, умирая, никогда не уйдут из ее памяти — но она не знала, как убивать самой, и не хотела этому учиться, даже для того, чтобы положить конец страданиям Руари.
Она была достаточно сильна, а он настолько исхудал, что она могла нести его в руках, так что она подхватила его не спрашивая разрешения и не дожидаясь ничьих слов. Киноварь внутри нее придала ей больше сил, когда лучи садящегося сонца коснулись ее лица. Она могла сделать бум, так Звайн называл ее защиту. Она и мальчик могли бежать довольно быстро и очень далеко, и убежать от халфлингов, но только не в том случае, если она будет нести Руари. Им придется оставить полуэльфа здесь, как и дварфа — но тогда есть возможность, что Звайн не пойдет вместе с ней.
Матра не нуждалась ни в ком — и в Звайне в том числе — с тех пор, как умер Отец. Она могла бы убежать и сама — и убежит, решила она, прежде, чем халфлинги опять заведут ее под землю или решат повесить ее на дереве. Тем не менее именно сейчас этого всего вроде не будет, и всякое может случиться прежде, чем они что-нибудь сделают, так что она решила подождать, прежде чем убежать.
Толпа халфлингов стояла под ветвями черного дерева. Они пели песни и, не понимая, как это случилось, Матра подошла к ним с Руари на руках, и начала повторять их, пока шла вслед за Какзимом к длинному плоскому камню, стоявшему на земле как стол или кровать.
— Положи его здесь, — сказал ей Какзим, и она подчинилась, а потом отошла обратно, подчиняясь его кивку.
Какзим крикнул что-то на языке халфлингов, и пение прекратилось. Вдруг стало очень тихо, пока последние кровавые лучи садящего кровавого солнца пробивались через ветви черного дерева. Какзим взял металлический нож Павека и сделал два неглубокох разреза на щеках Руари, а потом и на голенях, прямо над щиколотками. На этом плоском камне был желоб, который был незаметен в слабом свете заката до тех пор, пока не наполнился кровью Руари. Кровь стекала по нему на покрытую мохом землю. Когда первые капли упали на мох, пение возобновилось и где-то неподалеку барабан начал отбивать монотонный ритм.
Вначале барабан бил медленно, пока халфлинги перевязывали веревками грудь полуэльфа ниже подмышек. Потом он забил быстрее, когда один из халфлингов взобрался на дерево со свободным концом веревки, обвязанном вокруг его пояса. Аккуратно поднявшись по главному стволу, халфлинг ловко перебрался на одну из самых толстых веток, пропустил через нее конец веревки и по нему спустился на землю.
— Хватайте и тащите, — приказал Какзим, его голос был почти не слышен из-за хора остальных халфлингов и гудения барабана. — Вы оба! Немедленно!
— Нет! — крикнул в ответ Звайн. — Вы можете убить меня, но не можете заставить сделать это.
Оказавшись на поверхности земли стражники-халфлинги поменяли свои заостренные палки на копья с каменными наконечниками, и его руки быстро покрылись кровью, как только они начали тыкать в него копьями, пока он пытался не сдвинуться с места. Хотя большинство из них метилось в его бока и бедра, пытаясь заставить его идти, но один ударил повыше, в лицо, попав прямо над левым глазом мальчика.
Звайн вскрикнул, кровь быстро потекла и залила его лицо, было невозможно оценить размер раны, но по-видимому это было совсем не то, чего хотел Какзим. Бывший раб Элабона Экриссара страшно закричал на своих сторонников — и один из них, возможно именно тот, который ударил копьем слишком высоко, отбросил копье и упал на колено, прижимая руки к глазам и ушам. Пока он раскачивался из стороны в сторону, безразличный к окружающему миру, из его ноздрей начала капать кровь. И все это время Какзим стоял, сжав кулаки и закрыв глаза, а шрамы на его лице бились в одном ритме с одиноким барабаном.
— Матра, — взмолился Звайн, глядя на нее своим здоровым глазом, пока он обеими руками зажимал другой. Из под его рук капала кровь.
Зато кровь больше не капала из ноздрей халфлинга; она текла сильным ровным потоком. Он упал на бок, дернулся и застыл.
— Да, Матра, — промурлыкал Какзим. Он отвернулся от мертвого халфлинга. — Возьми веревку и тащи.
Матра была зла и испугана, кровью и смертью. Знакомый жар пробежал по всему ее телу, руки начали деревянеть. Полупрозрачные мембраны в уголках ее глаз задрожали, как если бы это был нужный момент, чтобы высвободить свою защиту.
— Сделай хоть что-нибудь! — одновременно крикнули оба, Звайн и Какзим.
Барабан забил быстрее, и быстрее забилось сердце Матры, но мысли в ее голове закружились еще быстрее. У нее было все время мира, чтобы посмотреть на Звайна, потом на Руари и наконец на Какзима. Она ничего не могла сделать ни для полуэльфа, ни для человека, но она не могла уйти отсюда, пока этот халфлинг со шрамами на шеках еще жив. Ее защита обычно не убивала: она должна убить его своими руками.
Ее руки были достаточно сильны, чтобы поднять Руари. Им определенно хватит силы, чтобы сломать шею халфлинга. Матра представила себе, как мясо, сухожилия и кости рвутся под ее руками, и сделал первый шаг к Какзиму.
Ты умрешь, подумала она, ее глаза уставились на него. Я убъю тебя.
На своем втором шагу Матра ударилась в крепкую стену, Невидимую стену воли, которая была сильнее и лучше направлена, чем ее. Не было слов, только образы — образы женщины с белой кожей берущей веревку и тянущей за нее сначала одной рукой, потом другой, потом еще и еще, пока Руари не оказывался висящим высоко на черном дереве. Этим образам было невозможно сопротивляться. Матра отвернулась от Какзима. Она взяла веревку и сильно дернула. Плечи Руари поднялись над куском камня. Его голова со стоном упала на грудь. Его длинные медные волосы горели огнем в последних лучах заходящего солнца.
Они умрут все. Их всех принесут в жертву черному дереву: Священному Черному Дереву, крепости знания халфлингов. Их кровь дотечет до самых глубоких корней, смоет клеймо поражения и позора. ПаддокЕе руки дрогнули. Веревка выскользнула из них. Она могла видеть знакомое лицо с неровным шрамом от глаза до верхней губы. Его имя было не Паддок; его имя Павек. Павек. И он не одобрил бы то, что она делаетКулак Невидимого ветра ударил в мысли Матры, разбросал их как сухие листья, и ее опустошенное сознание наполнилось новыми мыслями, пришедшими ниоткуда:
Совершенно недопустимо, что Черное Дерево отказалось слушать мольбы Какзима, отказалось признать его власть. Он не совершил никаких преступлений, не сделал никаких ошибок. Просто все его планы были уничтожены бандой недоделок и негодяев, которых он поклялся уничтожить, и уже это одно является доказательством его чести и оправдывает все его намерения.
Паддок, нет, Павек, был бы совершенной жертвой, но Павек сбежал. Какзим предлагает три другие жертвы, вместо одной — сначала Руари, потом Звайн, и наконец сама Матра — и все три будут принесены, когда обе луны будут светить вместе. Их кровь напитает корни Черного Дерева, а все мелкие ошибки Какзима будут прощены и забыты. И Черное Дерево примет его как законного наследника знания халфлингов.
Она привязала веревку рядом с другими, уже привязанными к основанию огромного ствола Черного Дерева, потом взглянула на Звайна.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49