Делались и другие, более реальные предложения. Я взял одну палицу и подошел к границе поля, высунул наконечник наружу. Когда я втащил его обратно, он был оплавлен. Я показал его Чарли, и он покачался вперед-назад (так в боекостюме можно было изображать кивок головы) – это был уже не первый случай в истории войны. Тельциане охватывали купол сплошной стеной лазерного огня и ждали, пока один из нас не свихнется от страха и не выключит генератор. Сидят себе, наверное, в катерах и играют в тельцианские свои карты.
Я пытался думать. Трудно было сосредоточиться на одной мысли в таком угнетающем окружении, каждую секунду ожидая дротика в спину. Что-то такое ведь придумал Чарли. Что-то он говорил только вчера. Я никак не мог поймать мысль. Помнил только, что идея его не подошла нам. И тут я вспомнил.
Я собрал всех вместе и написал на снегу: «Снять нова-бомбу с корабля, оттащить к границе поля, переместить купол».
Шидховска знала, где на шлюпке лежат нужные нам инструменты. К счастью, перед включением поля мы оставили открытыми все люки – они управлялись компьютером, и теперь мы бы не проникли в шлюпку. Шидховска знала, как снять защитный кожух с бомбового гнезда в кокпите, и я последовал за ней по метровой ширины трубе.
Обычно здесь, думаю, было всегда темно, как под землей. Но теперь стазис-поле наполняло камеру все тем же мутным серым свечением. Там вдвоем повернуться было трудно, и я остался в проходе.
Шидховска открыла люк бомбовой камеры – это был простой ручной штурвал, – но вытащить саму бомбу оказалось тяжеловато. Наконец, она вернулась в двигательный отсек и отыскала там лом. Я поддел бомбу, она выкатила ее из держателей. Таким же манером мы освободили и вторую бомбу.
Когда мы спустились на грунт, сержант Ангелов уже возился со взрывными механизмами. Это было несложно – требовалось только отвинтить крышечку на носу бомбы, привести в действие часовой механизм.
Мы быстро оттащили бомбы к границе купола – каждую несли шесть человек, – и положили рядом. Потом мы помахали людям у генератора. Они взялись за рукоятки и перенесли генератор шагов на десять в противоположном направлении. Бомбы исчезли за стеной купола.
Они взорвались, в этом сомнений не было. На несколько секунд пространство снаружи превратилось в недра звезды, даже стазис-поле не смогло полностью игнорировать факт – часть купола засветилась бледно-розовым на мгновенье, и опять погасло. Мы почувствовали некоторое ускорение, словно в опускающемся лифте, значит, купол сползал на дно кратера. Не погрузимся ли мы в расплавленный камень, словно мухи в янтарь? Не стоило даже гадать. Если это случится, то не беда – пробьемся наружу с помощью гигаваттного лазера на шлюпке. Двенадцать выживших пробьются наружу.
– Сколько? – нацарапал Чарли на снегу у моих ног. Чертовски удачный вопрос. Я знал примерно только общее количество энергии, высвободившееся при взрыве двух бомб. Я не знал размеров кратера, ни теплопроводности местных скал, ни точки плавления местного камня. – Неделя? Надо подумать.
Компьютер на шлюпке мог бы сказать мне срок с точностью до тысячной доли секунды, но пока был нем. Я начал набрасывать уравнения на снегу, пытаясь определить минимальное и максимальное время охлаждения близлежащей местности до 500 градусов. Ангелов, имевший более современную подготовку по физике, тоже делал вычисления по другую сторону шлюпки.
У меня получилось что-то от шести часов до шести дней (шесть часов – это если местная скала обладает теплопроводностью меди), у Ангелова – от пяти часов до четырех с половиной дней. Я проголосовал за шесть Дней, никто не стал возражать.
Почти все время мы спали. Чарли с Дианой играли в шахматы, рисуя фигурки на снегу. Я несколько раз проверял вычисления, и все время получалось шесть дней.
Я проверил вычисления Ангелова, ошибки в них не нашел, но остался при своем мнении. Ничего страшного, если мы лишний день просидим в боекостюмах. Мы с ним добродушно спорили, царапая реплики на снегу.
Шесть дней спустя я опустил руку на выключатель генератора. Что нас ждет снаружи? Бомбы уничтожили всех тельциан поблизости, но они могли оставить где-нибудь резерв. Теперь они терпеливо ждут у гребня кратера. Правда, мы уже зондировали обстановку с помощью палицы, она возвращалась обратно целой и невредимой.
Я велел людям рассыпаться по всей площади купола, чтобы они не накрыли нас одним выстрелом. Потом, готовый снова включить поле в случае опасности, я повернул выключатель.
Глава 8
Коммуникатор у меня был включен по-прежнему на общую частоту, и после недели тишины меня оглушило счастливое тарахтенье в телефонах.
Мы стояли в центре кратера почти километровой ширины и глубины. Стены его покрывала сверкающая белая корка, местами ее пересекали красные трещины. Было горячо, но в пределах безопасности. Полушарие грунта, входившее в сферу поля, погрузилось в дно кратера метров на сорок. Теперь мы стояли на своего рода пьедестале.
Нигде не было следа тельциан.
Мы бросились в шлюпку, задраили люки, наполнили кораблик прохладным воздухом и расстегнули боекостюмы. Я не стал требовать первой очереди на посещение единственного душа. Просто сидел на противоперегрузочной койке и дышал чистым воздухом, который не отдавал регенерированным выдохом Манделлы.
Корабль был рассчитан максимум на двенадцать человек, поэтому мы по очереди выходили наружу, чтобы не перегружать систему жизнеобеспечения. Я посылал сообщения второму штурмовику, который был все еще в шести неделях пути. Сообщалось, что мы находимся в хорошей форме и ждем, чтобы нас подобрали. Я знал, что у него найдется семь свободных мест, обычно боевой экипаж составляет три человека. Хорошо было снова ходить и разговаривать. Я приказал оставить всю армейскую рутину до прибытия на Старгейт. Несколько человек из выживших были раньше в команде Брилл, но они не выказывали никакой враждебности по моему адресу.
Мы придумали грустную игру, называемую ностальгия, – сравнивали родные эпохи и пытались представить, какой будет Земля через 700 лет после нашего отбытия, когда мы наконец туда доберемся. Никто не упомянул факта, что нам дадут, в лучшем случае несколько месяцев передышки, а потом – новый оборот колеса. Мы будем назначены в новые ударные группы.
Колесо. Чарли в один из дней спросил, из какой я страны, моя фамилия казалась ему очень странной. Я сказал, что происходит она от отсутствия словаря под рукой, и если бы ее написали правильно, она показалась бы ему еще более странной.
Я убил добрые полчаса, объясняя ему все детали. Родители мои, стало быть, принадлежали к числу хиппи (нечто вроде субкультуры, существовавшей в Америке второй половины двадцатого века, не признававшей материализма и основанной на множестве экзотических учений) и жили с другими хиппи в сельской коммуне. Когда мать забеременела, они, естественно, и не подумали пожениться – это повлекло бы изменение фамилии женщины на фамилию мужа, подразумевая, что она становится якобы его собственностью. Они решили оба изменить фамилию на одну. Они поехали в ближайший город и всю дорогу спорили, какое имя лучшим образом будет символизировать связывавшую их любовь, – я едва не получил куда более краткую фамилию, – и остановились на Манделле. Манделла – это такой знак вроде колеса, его хиппи заимствовали у одной заграничной религии, означал он вселенную, вселенский разум, бога или все, что им было угодно. Ни мать, ни отец не знали, как это слово правильно пишется. Чиновник магистрата написал его так, как ему послышалось.
Назвали меня Уильямом в честь богатого дядюшки, который, к несчастью, не оставил после смерти ни цента.
Шесть недель миновали в приятном времяпрепровождении – чтение, отдых, разговоры. Потом рядом опустился второй корабль. У него было девять свободных мест. Мы разделили людей таким образом, чтобы на каждом корабле имелся специалист на случай, если подведет заложенная в компьютер программа возвращения на Старгейт. Я перевелся на второй корабль, надеясь, что там найдутся новые книги. А их там не оказалось.
Мы залезли в резервуары и одновременно покинули планету.
Чтобы не надоедать друг другу в переполненных шлюпках, мы много времени проводили в резервуарах. Добавочное время ускорения помогло нам добраться до Старгейта за десять месяцев бортового времени. Для стороннего наблюдателя это составляло 340 лет (минус семь месяцев).
На орбите вокруг Старгейта кружились сотни крейсеров. Плохо дело: могут не дать нам отпуска вообще.
Я опасался, что скорее всего попаду под трибунал. Я потерял 88 процентов людей, многих потому, что они мало мне доверяли и не подчинились прямому приказу во время землетрясения. И на Сад-138 мы успеха не добились – там по-прежнему не было ни тельциан, ни базы.
Мы получили разрешение на посадку и пошли непосредственно вниз, без пересадки. Еще один сюрприз – на посадочном поле стояло несколько десятков наших крейсеров (раньше этого никогда не делали, опасаясь нападения на Старгейт) и два пленных тельцианских крейсера. Нам никогда не удавалось до сих пор взять один целиком.
Семь столетий могли принести нам решающее преимущество. Возможно, мы побеждали.
Над воздушным шлюзом имелась надпись «Для вновь прибывшего состава». Когда давление воздуха достигло нормы и мы раскрыли костюмы, очень красивая женщина вкатила тележку с одеждой, предложила нам на идеальном английском одеваться и следовать в лекционный зал по коридору и налево.
Одежда была странная, почти невесомая, но теплая. Я почти год не носил ничего, кроме боекостюма.
Зал для лекций был метров на сто, слишком большой для нашей группки в 22 человека. Та же самая женщина попросила нас садиться поближе. Что-то не клеилось. Я готов был поклясться, что она пошла по коридору в другую сторону – я это точно знал, потому никак не мог оторваться от этого зрелища.
Черт, наверное, у них появились передатчики материи. И она решила сэкономить несколько секунд.
Через минуту вошел мужчина, на нем была такая же простая, без украшений, куртка, как и на всех, включая женщину. Он поднялся на сцену, в каждой руке у него была пачка толстых тетрадей. За ним шла женщина, она тоже несла тетради.
Потом я обернулся, и женщина по-прежнему стояла в проходе. К тому же мужчина явно был их брат-близнец.
Мужчина полистал одну из тетрадей и кашлянул, прочищая горло.
– Эти книжки – для вашего удобства, – сказал он, тоже с идеальным акцентом. – Если не хотите, то можете их не читать. Вы теперь можете делать то, что хотите… Потому что вы теперь свободные люди. Война кончилась.
Все молчали – никто не верил.
– Как вы узнаете из этих книг, война кончилась 221 год тому назад. Соответственно сейчас 220 год. По старому стилю – 3138 от рождества Христова.
– Вы последняя группа возвращающихся солдат. Когда вы покинете базу, я ее тоже покину. Сейчас это только место встречи возвращающихся солдат, а также памятник человеческой глупости. И позора. Обо всем сказано в книгах.
Он замолчал, и без паузы начала говорить женщина:
– Мне очень больно за вас всех, я понимаю, сквозь что вы прошли, и мне хотелось бы сказать вам, что жертвы были не напрасны, но, как вы прочтете, это не так.
Даже накопившаяся за века ваша оплата не имеет теперь цены, так как я больше не пользуюсь деньгами или чеками. Не существует даже такая система экономики… где используют эти вещи.
– Как вы уже, наверное, догадались, – снова заговорил мужчина, – я, мы, – клоны одной индивидуальности, одного отдельного человека – примерно двести пятьдесят лет назад меня звали Кан. Теперь меня зовут Человек.
В вашей группе находился мой прямой предок, капрал Ларри Кан. Мне очень грустно, что он не вернулся.
Другие люди больше не производятся, потому что я – идеальный генетический образец.
– Меня составляют более миллиарда отдельных индивидов, но я одно сознание, – сказала она. – Позже я постараюсь объяснить подробней, пока это затруднительно.
Но на некоторых планетах люди по-прежнему рождаются старым естественным путем. Если мое общество покажется вам слишком непривычным и чужим, вы можете отправиться на одну из таких планет. Многие ветераны просили меня изменить их сексуальную полярность, чтобы они могли войти в общество на этих планетах. Это можно сделать очень легко.
Ладно, Человек, об этом не волнуйся, выдай только мне билет.
– Я приглашаю вас быть моими гостями здесь, на Старгейте, десять дней, после чего вас доставят в любое место по вашему выбору, – сказал он. – Пожалуйста, познакомьтесь с этой книгой. Можете задавать любые вопросы и просить о любых услугах. – Они встали и покинули сцену.
Рядом со мной сидел Чарли.
– Я не верю, – сказал он. – Они разрешают… поощряют… мужчин и женщин делать это? Друг с другом?!
Человек-женщина, стоявшая в проходе позади нас, ответила прежде, чем я придумал в разумной степени уклончивый ответ:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32