Зависят от них и полагаются на них во всем. Приготовление пищи, уборка, обучение – все делается с помощью машин. Без своих любимцев они просто пропали бы. Помню, в детстве я испытывала ревность к машинам и даже сломала несколько. Как же мне за это доставалось! Целыми неделями сидела взаперти в комнате снов.
Жаль, что ты не можешь выглянуть со мной из окна. На той стороне площади за автостоянкой – парк аттракционов. Оттуда доносится причудливая смесь из обрывков веселых мелодий, но видно только верхнюю половинку чертова колеса – интересно, почему вы так его называете? Иногда кто-нибудь пронзительно взвизгивает, обычно юные девицы, но не от страха, а скорее от удовольствия. Ведь они знают, что рано или поздно колесо остановится и можно будет сойти…
Наверное, мне надо признаться и насчет моих шоколадок, раз уж они тебя так волнуют. Лекарство – это как раз они, а вовсе не валиум. Мой организм, хоть и похож на ваш, все-таки кое-чем отличается. Сахар, и особенно конфеты, действуют на меня успокаивающе, так же как на вас валиум, который в моем случае вызвал бы полное оцепенение. Для меня это способ вернуться. Речь идет не о суициде, будь у меня такое намерение, я давно бы уже убила себя. Я хочу жить, хочу остаться, хочу быть с тобой.
Остальное несущественно, заполнить пробелы я могу при встрече – если, конечно, ты захочешь меня видеть. Ты должен. Потому что ты – моя единственная надежда.
С любовью,
Лора.
P. S. Ты ведь никому ничего не рассказывал, правда?
P. P. S. Сожги это письмо.
В тот вечер на моем автоответчике в рабочем кабинете появилось таинственное сообщение, впрочем, вполне понятное: «Это я, нам обязательно нужно встретиться. Ты в опасности. Я буду в…» Ну что ж, по крайней мере в людном месте.
Мне хватило ума попросить своего друга-полицейского подвезти меня и ждать в машине у выхода. Он настоял на том, чтобы взять оружие, что только усилило мою тревогу. Лора назначила встречу в большом книжном магазине в Саутфилде, очень популярном в Детройте. Там полно уютных уголков, где можно без помех посидеть и что-нибудь полистать. В рабочий день после обеда посетителей было мало, так что свою бывшую пациентку я разглядел издалека. Лора сидела на одном из двух деревянных стульев возле горшка с пальмой, насколько я помню, рядом с полкой Герберта Уэллса. На ней был ярко-синий спортивный костюм, в руках – книга в бумажной обложке. Посмотрев в окно и убедившись, что Грег на месте, я не торопясь подошел.
Лора отложила книжку и встретила меня теплой улыбкой.
– Привет, Джон. Как поживаешь?
– Нормально. – Я сел рядом. – Давно ждешь?
– Не очень. Как твоя челюсть?
– Заживает понемногу.
– Я хотела извиниться в письме, но подумала, что лучше сделаю это лично.
– Ты очень внимательна.
– Так ты хочешь услышать окончание моей истории? – Она вела себя так, будто ничего не случилось и нас только что прервали.
– Нет, – отрезал я.
– Нет? – растерялась Лора.
Мне вдруг страшно захотелось курить.
– Сначала надо кое о чем договориться.
– Я не собираюсь тебя бить, если ты это имеешь в виду.
– А с какой стати я должен тебе верить?
– Ну вот… – Она печально отвернулась и долго молчала.
– Послушай, – начал я, – мне не хотелось бы снова попасть в опасную ситуацию…
– Опасную?
– Если ты хоть раз еще меня ударишь, наши отношения прекратятся навсегда.
– Я понимаю. Договорились.
– Во-вторых, я хочу знать все, что ты до сих пор недоговаривала. Мне нужен твой адрес – настоящий, а не тот фальшивый. Еще я должен знать, через кого можно с тобой связаться. Третье лицо, так сказать. И еще… – Я на секунду задумался. Мне вспомнилась сцена из фильма, где инопланетянин решает перед учеными на доске какое-то особенное уравнение, доказывая превосходство своего разума. – Мне нужна химическая формула тех прозрачных кристаллов, ваше определение числа «пи», образец твоей крови, твоя фотография… И ты должна рассказать полиции все, что знаешь про Стюарта.
Лора смотрела на меня без всякого выражения.
– Полиции?
– Тебе придется доказать свое алиби.
– Ты мое алиби, – улыбнулась она. – Когда его убили, я была с тобой.
– Ты можешь это доказать?
– Полиция может. Я уже была у них.
Она достала из книги закладку и записала адрес. Про состав кристаллов ей ничего не известно. Величина «пи» везде одинакова. Группа крови – первая, резус положительный, можно проверить у Форда в ее больничной карте. Фотография… Она вдруг захихикала.
– Ты думаешь, я вампир и на снимке не получусь?
– Очень смешно, – фыркнул я.
– Ну ладно. Я дам фотографию, но с одним условием: ее никто больше не увидит. Посмотришь и уничтожишь.
Я согласился. До сих пор приятно вспоминать об этой маленькой победе. Уничтожать я ничего не собирался, снимок до сих пор у меня.
– А третье лицо? – напомнил я.
Лора стала писать номер телефона – в своей странной манере, с прямоугольными нулями.
– Сол – мой друг, но он может и не захотеть говорить с тобой – смотря в каком будет настроении. Он хороший человек, не раз меня выручал.
– Это он дает тебе деньги? – задал я вопрос, который давно меня мучил.
– Да.
– Он может поручиться за тебя?
– Думаю, что да. – Она зябко поежилась.
– Послушай, Лора, я не понимаю… Почему ты сначала все скрывала?
– Никто не должен знать, – сказала она тихо, почти шепотом. – Это очень опасно.
– Что опасно, почему?
– У меня только один шанс. Они не хотят, чтобы все стало известно, – боятся.
– Чего?
– Вас. Всех вас. Что вы узнаете.
– Но что плохого мы можем им сделать?
Лора долго молчала. Казалось, она проверяет, не подслушивает ли кто. За окном залаяла собака.
– Вы можете забрать ваши сны, – прошептала она.
– Но… каким образом?
– Этого я не могу сказать.
Еще одна тайна. Когда же это все кончится? Собака залаяла снова, Лора настороженно обернулась к окну.
– Ты сказала, что мне угрожает опасность, – напомнил я.
– Да, если захочешь кому-нибудь рассказать.
– А как они узнают?
– Ленты памяти. В них есть все.
Собака лаяла все громче, и Лору это явно беспокоило. Она нахмурилась и спросила:
– У тебя животные?
– Что?
– Ну… кошка или собака… не важно кто.
– Золотые рыбки есть, а что?
– Это ничего, – с облегчением вздохнула она. – Рыбки не в счет. Главное – люди. Нельзя, чтобы кто-нибудь, кроме тебя, думал обо мне и моих делах.
– Я никому не говорил.
– А Стюарту?
– Мы с ним говорили о тебе, но я… Что случилось? – Лора вдруг смертельно побледнела. Казалось, она близка к обмороку.
– Ты не должен был! У него появились опасные воспоминания.
– Что?
Она судорожно сглотнула и огляделась.
– Вот почему его убили! Я же тебя предупреждала. Нельзя никому говорить про меня, даже самое невинное замечание может быть опасным… – Зябко передернув плечами, она снова горячо заговорила, не сводя глаз с моего лица: – Это не игрушки! Не думай, что я ненормальная. Они узнают, обязательно узнают, от них ничего не скроешь!
Мысль о том, что я невольно способствовал гибели доктора, привела меня в ужас.
– Но ведь я ничего не говорил ему о твоем прошлом! Совсем ничего!
– Не важно. Они сказали четко: один человек в здравом уме. Только один, больше никто. Один должен поверить – тогда я остаюсь. – Лора опустила глаза. – Мне кажется, что они и отпустили меня только потому, что не верили в это.
Я долго молчал, обдумывая ее слова. Она снова заговорила.
– Джон, я клянусь, что ничего не соврала про себя! Если они решат, что тебе нельзя верить, то убьют не задумываясь! Ты никому больше не говорил?
– Нет, – покачал я головой, стараясь выглядеть как можно честнее. Приятель-полицейский, следователь… кто еще?
– Если хочешь с кем-то поговорить, то лучше с Солом, – сказала она, вставая. – Его они не посмеют тронуть. – Потом вдруг улыбнулась какой-то странной улыбкой, от которой мне стало не по себе. – Пусть это будет нашим секретом. Ты ведь умеешь хранить секреты? Сол говорит, что в этом вся разница между большими мальчиками и сосунками. Большие мальчики умеют хранить секреты, а сосунки обязательно все разболтают.
Глядя, как она уходит, я вдруг вспомнил, что мать как-то раз сказала мне почти то же самое. Мы готовились к Рождеству, и она хотела убедиться, что я не расскажу отцу про его подарок. Уже не помню, что ему тогда подарили. Надо будет сказать Лоре. Очень кстати, что у меня память такая дырявая, потому что раскрывать чужие секреты мне приходится каждый день. За это, собственно, мне и платят деньги.
Выходя на улицу, я снова заметил его. Толстяк с армейской стрижкой в синем костюме – он как раз садился в машину.
– Эй! – крикнул я, подбегая. Неприметный серый «плимут» уже выезжал со стоянки. – Эй, ты!
Черт побери! Этот тип явно следит за мной! Садясь в машину, я все еще дрожал от возбуждения.
– Я видел, как она выходила. Такая дылда в красном платье, верно? – заметил Грег, несказанно меня обрадовав.
– Да, это Луиза, – кивнул я. – Не волнуйся, мы с ней больше не увидимся.
Все надежды на то, что Лорино «третье лицо» поможет хоть сколько-нибудь прояснить ситуацию, испарились в тот момент, когда он взял трубку. Со знакомства с ним начинается самый причудливый виток в моем извилистом повествовании. Сол оказался лишь очередной шкуркой бесконечно очищаемой луковицы. Что можно сказать об этом человеке? С ним не соскучишься. Его голос вызывал в памяти персонажей старых комедий: глуховатый, манерный, с хитрецой, как у Эдварда Робинсона. Он даже свое «не-а» выговаривал так же, как тот.
Не-а, ему совсем не хочется разговаривать со мной. Ни о каких девушках. Девушками он уже давным-давно не интересуется. Я верующий? Католик? Когда последний раз исповедовался? Как отношусь к регулированию рождаемости? В ходе той первой беседы, как и многих последующих, если только можно назвать беседой нескончаемый поток старческого маразма с периодическими вспышками сверхъестественной проницательности, я не раз отнимал бормочущую трубку от уха и с недоумением смотрел на нее, словно на таинственный предмет, смысл и назначение которого находится за пределами моего понимания.
– Да что это за фамилия такая – Доннелли?
– Обыкновенная, ирландская.
– И вы мне будете говорить, что вы не католик?
– Нет, не католик. Послушайте, Сол, мне нужно всего пару минут…
– Ну да, ну да… Время! Время – самое главное. Время – деньги. Время не ждет. Для расы, не имеющей понятия о том, что такое время, вы удивительно много болтаете о нем.
Так. Еще один критик земной цивилизации на мою голову.
– Сколько вы берете в час? – спросил он.
– Не ваше дело, – рассвирепел я.
– Хе-хе, встречу за ленчем я обычно оценивал в пару сотен. И платили как миленькие, поверьте. Они понимали, чего стоит старина Сол Лоуи.
– Если бы вы смогли просто… – попытался вставить я, но куда там.
– Время или деньги – теперь уже не вопрос. Я покончил с этими играми. Спросите Ванду, Руди, Ленни. Или саму принцессу. Да хотя бы…
Поморщившись, я отнял от уха трубку, так что несколько последних имен не отпечатались в моей памяти. Когда я снова прислушался, он уже говорил с кем-то другим.
– Аймиш! Аймиш! Оставь в покое крокодила!
– Сол?
– Вот сукин сын! До чего они жадные, эти кардиналы!
– Сол?
– Послушайте, я только хочу выяснить, насколько вам близка сама идея…
Я не сразу понял, что теперь он обращается ко мне.
– Какая идея?
– Господь всемогущий! Что еще может иметь значение?
– Не понимаю.
– Вы что, тупой? Я говорю о Боге.
– Ах вот оно что! – сообразил я.
– Тут важна специфика, имейте в виду. Каждая культура видит что-то свое. Кроме, конечно, этих проклятых баптистов с их бубнами. Как вы думаете, Богу могут понравиться бубны?
Я не нашелся, что ответить. Он продолжал:
– Хотя, может, это только мое мнение… Не знаю. Так или иначе, вы должны прибегнуть к его милости. Хотите защиты? Так привлеките Бога на свою сторону!
– Э-э…
– Что «э-э…»? – передразнил он. – Я даю вам идеальный пуленепробиваемый жилет, а вы мне говорите «э-э…»?!
– Да какого черта? – не выдержал я. – Что за чушь! О чем это вы, Сол?
Мой собеседник так резко сменил тон, что я перепугался. Он вдруг заговорил совершенно спокойно и здраво:
– О холоках, конечно, о чем же еще?
– Так вы знаете про них? – изумился я.
Из трубки раздалось хриплое хихиканье, перешедшее в приступ кашля.
– Пожалуй, можно и так выразиться. Выходит, принцесса ничего вам не сказала…
Он имеет в виду Лору, сообразил я.
– Нет, ничего.
– Ну ладно. Тогда, наверное, стоит поговорить. Если вы лишены божественной милости… – Эти слова с детства заставляли меня вздрагивать. – Так вы говорите, что больше не молитесь?
– Нет, с двадцати двух лет. – Сол присвистнул.
– Крепкий орешек! Ничего, еще успеете. Дело в том, что холоки не станут с вами связываться, если вы молитесь.
Самый оригинальный довод в пользу веры, который я когда-либо слышал.
– Давайте встретимся и все обсудим.
– Вот и славненько. И принесите мне апельсинового сока.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41