– Итак, – его глаза жизнерадостно поблёскивали. – Мой любимый студент. Ты выглядишь замечательно!
– У меня все в порядке.
– И ты говоришь, что кого-то ищешь?
– Моего брата.
– Чем я могу помочь? – он сложил ладони вместе.
– Я надеялся, что вы сможете сказать мне, где он.
Клиндер приподнял брови.
– Я? Черт подери, Майк, да я его никогда не видел.
Майк совершенно отчётливо понимал, что он лжёт. Он не мог бы сказать, почему он так решил. Он просто чувствовал это.
– Доктор, прошу вас, давайте покончим с этим дерьмом. Я хочу знать, где находится Денни.
Доктор достал «зиппо», закурил сигарету, глубоко затянулся и выдохнул дым в направлений Майка. Это что, вызов?
– Дэниел? Его так зовут?
Майк показал ему револьвер, и жестикуляция доктора изменилась.
– Боже милосердный! Что ты хочешь этим сказать? Ты, никак, собрался угрожать мне пистолетом? – он оставлял Майку возможность сделать вид, что это просто неудачная шутка.
Майк направил пистолет на докторский компьютер. И сделал один выстрел. Клиндер дёрнулся на своём стуле; пуля вдребезги разнесла монитор, разбрызгивая осколки стекла по его великолепному столу. Маленькое облачко дыма лениво поднялось вверх, и беспорядочные отблески затанцевали по тёмному кабинету.
– Господи Иисусе! – у доктора был такой вид, точно у него на глазах только что умер его лучший друг. – Ты что, с ума сошёл?
– Да. Можно сказать и так. Скажем, я – отчаявшийся человек, у которого поехала крыша, – он направил ствол на объёмистый живот доктора.
Клиндер протянул к нему обе руки.
– Не надо!
Теперь Майк полностью завладел его вниманием.
– Где мой брат?
Доктор одной рукой вытер рот.
– Поверишь ли ты, если я скажу, что не знаю?
– Может быть.
– Я клянусь тебе – я не знаю.
– О'кей, – сказал Майк и выпустил ещё одну пулю в его замечательные стеклянные настольные часы. Они разлетелись на куски, осколки запрыгали по полу.
– Кто-нибудь может услышать!
– Наплевать, – Майк опять направил пистолет доктору в живот. – Скажи мне все, что знаешь.
– Я скажу, я скажу, – заторопился доктор. – Только, пожалуйста… Опусти пистолет.
– Нет. Где мой брат?
– Пожалуйста! Я правда не знаю!
– Это не то, что я хочу услышать, – сказал Майк, наставляя мушку между глаз доктора.
Клиндер поднял толстый палец, зажмурился и произнёс:
– Он недалеко.
Все изменилось. Это было как удачный снимок: счастливое сочетание хорошей подготовки и природных условий – и вот ты смотришь в объектив и не можешь, черт побери, поверить, до того это прекрасно.
Попался, Денни, подумал он. Теперь тебе ничто не грозит. Никто никого не убивает. Мы возвращаемся домой.
– Пожалуйста. – Доктор рискнул открыть один глаз. – Он недавно был здесь. Я расскажу тебе все, что знаю. Но – предупреждаю тебя – ты, может быть, мне не поверишь.
Майк ничего не ответил. Он наслаждался.
Доктор вздохнул и обмяк на своём скрипучем вращающемся стуле. Он выглядел как приговорённый к смерти, которому нечего терять. Потом он мрачно рассмеялся и ткнул в воздух сигаретой.
– Это долгий рассказ, но он вряд ли тебе чем-нибудь поможет.
Это заявление слегка вывело Майка из себя, и он уже подумывал, не пришпилить ли ещё и диплом Клиндера, висевший на стене. Но тут доктор, загнанный в угол, стал рассказывать ему историю, нелепее которой он не слышал никогда в жизни, и Майк опустил револьвер.
– Первый закон термодинамики гласит, что материя и энергия не могут быть созданы или уничтожены, их можно только изменять. Второй закон – закон энтропии: все рано или поздно истощается. Ты понимаешь? Они противоречат друг другу. Первый провозглашает бессмертие; второй – смерть. Который же из них верен? Потому что оба одновременно не могут быть верны.
– Это все очень интересно, док…
– Подожди. Позволь, я договорю до конца. Жизнь, если рассматривать её по частям, состоит из шаблонов. Повторяющиеся подсистемы. Сердцебиение. Пищеварение. Мышление. Память. Секс. Изощрённые шаблоны, ещё более усложнившиеся в процессе эволюции.
– Мой брат!
Доктор Клиндер поднял мясистый палец.
– Поверь мне. Без вводной это не имеет никакого смысла.
Помолчав несколько секунд, Майк выдохнул через нос и кивнул ему, чтобы тот продолжал.
– Шаблоны. Представь себе, что некто нашёл способ дублировать эти человеческие шаблоны и хранить их на другом носителе.
– Что-то вроде… клонирования?
– Клонирование копирует только тело. Я же говорю про все целиком. Тело, ум, душа, дух.
– Если ты собираешься пудрить мне мозги какой-нибудь мистической дребеденью, я разозлюсь.
– «Мистической» – не то слово. Правильнее будет сказать – «магической». А самое подходящее определение – «чудо». Это почти реальность. Только представь… если бы ты смог копировать реальность. Что-то вроде копии аналоговой записи – скажем, песни – на жёстком диске. В одном случае мы имеем набор намагниченных частиц металла на пластиковой ленте. В другом – двоичный код: нули и единицы. Одни и те же данные. Одна и та же запись. Но разные носители. Теперь подумаем о памяти. Конкретнее – о памяти, которую занимает песня. Носители абсолютно различны, не так ли?
Майк кивнул. Лучше бы ему наконец добраться до чего-нибудь более конкретного.
– Но каким образом звук – ритмические колебания воздуха – может передаваться в мозг? Это уже тройное отдаление от реальности, можно сказать. Песня, которую спели. Аналоговая копия песни. Двоичное воссоздание песни. И память о песне, запечатлённая в нейронах головного мозга, – Клиндер помолчал и затем продолжал: – Так вот что произошло. Пришельцы…
– Погоди-ка, – сказал Майк, поднимая пистолет.
Доктор прервался на полуслове с открытым ртом, глаза сфокусированы на дуле.
– Пришельцы, – сказал Майк. Он побарабанил пальцами по подлокотнику кресла. Он думал: секретные агенты. Похищение. Чёрные вертолёты.
Прекрасно, теперь пришельцы.
Но какая-то часть его была разочарована. Ну почему это должно было оказаться так… тупо? Это было один в один похоже на большинство долбаных сценариев, которые он читал. Написанных каким-нибудь двадцатипятилетним жаждущим славы отморозком, в жизни не державшим в руках книги. Выросшим перед телевизором и отрыгивающим теперь сюжеты старых научно-фантастических комедий, которые были сделаны гораздо лучше сорок лет назад. Он вздохнул. Доктор наблюдал за ним. Он не был уверен, что хочет слушать дальше. Клиндер вполне мог оказаться одним из тех придурков, которые провозглашают преимущество внеземного сверхсознания. Если бы моя жизнь была кинофильмом, подумал Майк, то на этом месте я бы вышел из зала.
– Пришельцы? – спросил он.
Доктор покорно пожал плечами.
– Я знаю это. Поверь мне, я знаю.
– Космические корабли? Вторжение?
– Ну, это было не настолько экзотично. Миссия «Аполлона».
Майк, помедлив, сказал:
– Ты имеешь в виду…
– Мы вторглись на Луну на космическом корабле в 1969-м. Мы были инопланетянами по отношению ко всему, что там было.
Майк нахмурился, склонил голову набок и посмотрел на доктора исподлобья, моргнул два раза, потом посмотрел в пол. Он никогда не думал об этом таким образом.
– Итак? – Клиндер хотел удостовериться, позволено ли ему продолжать. Майк устало кивнул. – Пришельцы нашли способ копировать реальность. Все целиком. Все, что человеческий опыт называет «быть живым». Они сделали копии. И нашли способ хранить их. И создали коллекцию шаблонов, снабжённую саморазвертывающейся программой и эволюционирующую благодаря встроенной способности реагирования. Короче говоря, они создали другую реальность, сконструированную внутри нервной системы.
Помолчав, Майк спросил:
– И что же послужило носителем?
– Колибри.
– Ох, мать твою! – сказал Майк с отвращением. Тут в Клиндере проснулся энтузиазм истинного любителя птиц.
– Птицы – наиболее приспособленные наземные позвоночные. Их на земле триста биллионов – девять тысяч видов; млекопитающих же – четыре тысячи сто видов. Почему-то никто никогда не говорит об этом. Птицы владеют этой планетой. Это мы в меньшинстве. Что заставляет нас считать, что пришельцы придут в первую очередь к нам?
Из всего сонма нелепиц, которые Клиндер наговорил до сих пор, эта мысль была самой нелепой. И как ни странно, она показалась Майку наиболее здравой. Если действительно было вторжение, почему они должны прийти в первую очередь к человеку?
– Колибри, как олимпийские чемпионы, могут все: зависать на месте, летать на спине и задом наперёд. Их мозговой аппарат поражает. Это наиболее совершённый носитель для виртуальной реальности.
Майк чуть не рассмеялся. Он и раньше слышал о поразительных возможностях птичьего мозга, но… Черт!
– Так вот мы где?
– Да.
– В нервной системе? – он оглядел кабинет. – И это все…
– Да.
– И я – всего лишь копия?
Доктор улыбнулся.
– Ну, по правде говоря, ты уже умер.
Майк рассмеялся коротким смешком.
– Я умер?
Клиндер пару раз моргнул, когда Майк произнёс это слово.
– Да… да. Прошу прощения за плохие новости, – но Клиндер совсем не выглядел расстроенным. Он скорее был похож на фокусника, готовящегося вытащить заветную карту.
Майк решил подыграть ему.
– Ну хорошо. Где моё тело?
– Вероятно, там, где ты умер. Если оно ещё не похоронено.
– Но, док, – запротестовал Майк. – Все это совсем не выглядит виртуальным. Я сам не чувствую себя виртуальным. Разве копия не должна чувствовать, что она существует в виртуальной реальности?
Доктор покачал головой.
– Знает ли спящий о том, что спит? Существуют случайные несоответствия – иногда система реагирования порождает диссонансы, сбои. Трава, например, может внезапно стать синей. Не замечал в последнее время ничего странного?
– Я видел медведя, – нехотя признал Майк. – Однажды ночью. Он шёл вдоль по улице.
– Ну вот, – сказал Клиндер. – Им необходимо некоторое время, чтобы довести программу до нужной скорости. Но, к счастью, наш мозг обладает рефлексом непрерывности: несколько эонов эволюции научили нас игнорировать слепые пятна, создавать необходимые иллюзии, угадывать то, чего мы не можем узнать, соединять вместе обрывки и создавать последовательность. Мозг живёт оправданиями. У тебя не было в последнее время провалов в памяти?
Откуда Клиндер мог знать об этом? Он припомнил обратный полет из джунглей. Свои попытки сфокусироваться на этом последнем дне. И чувство, что забыл что-то очень важное.
– Да, – сказал он, начиная чувствовать себя несколько неуютно. – Сразу после того, как я вернулся из джунглей.
– Ты помнишь туман?
В вертолёте, где он был с вождём и переводчицей. Они летели над джунглями сквозь слой тумана. «Слишком большой! Грустный!» – кричала она.
– Да. Там действительно был туман.
– Это они. На этом месте они тебя сохранили. И скорее всего, именно здесь ты и влип.
– Но, док, я не помню, чтобы я умер.
– Ну, может быть, это и к лучшему. В первый раз это обычно даётся тяжело. Мне понадобилось несколько недель, чтобы вспомнить мою первую смерть.
Его первую смерть, подумал Майк.
– Амнезия встречается не так уж редко среди жертв несчастных случаев. А между тем колибри изо всех сил пытаются помочь тебе адаптироваться к новому миру. Жизнь продолжается, но иногда случаются… провалы. Необъяснимые провалы. Переходный период имеет несколько ступеней. Таких, как горе, отрицание, самообман…
– Ну, не все же настолько доверчивы, – настаивал Майк. – Кто-то должен быть способен уловить разницу между «здесь» и «там».
– Есть лишь одно действительно большое различие, Майк. Смерть. Пришельцы не верят в энтропию. Они овладели ею. Можно сказать, для них это просто непристойность.
Золотой свет лился сквозь окна, и Клиндер выглядел почти как тогда, на той экскурсии тридцать пять лет назад. Он потерял свою роскошную гриву чёрных волос. Он сильно растолстел и отрастил щеки. Он носил дурацкую бумажную пижаму. Но сейчас на расстоянии ширины комнаты от него сидел тот же самый человек. Тот же жизнерадостный, слегка сумасшедший человек, который показывал им стеклянный стенд с чучелами маленьких птичек. Их лапки были обвязаны проволокой, и под каждым была аккуратно напечатанная табличка: Синица. Королёк. Воробей. Ласточка. Он принёс большого красного попугая с белым пятном на хохолке, который, взгромоздясь на деревянный крест, повторял все, что говорил Клиндер: идеальный ученик.
Клиндер. Человек, которого он любил больше, чем кого-либо ещё, хотя встречал его всего лишь дважды.
Человек, который загипнотизировал весь их четвёртый класс, так что они поверили, будто стали невидимыми. Заставил их считать хором в научном крыле музея Сагино.
«Пять! Четыре! Три! Два! Один!»
И внезапно – замечательное ощущение безопасности. Настоящей безопасности. Никто не наблюдает. Никто не видит. Их учительница миссис Браун и те, кто сопровождал их на экскурсии, выстроились у двери матового стекла – их глаза закрыты, на губах благожелательные улыбки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45