в годах?) волшебнице, успевшей в самый последний момент раствориться во вспышке света. Галина со мной, и мы даже уже обжились, что выражалось в том, что я снова выселен на диван, а сестры по сложившейся традиции заняли спальню. Но даже это обстоятельство не вызывало у меня негативных мыслей, наоборот, мне захотелось еще чем-то угодить девчонкам, потому что, после того как уляжется эта заваруха с оборотнем, я буду скучать по моим малолетним оккупанткам. Ведь когда близняшки вернулись домой после внезапно закончившейся практики, я нисколько не обрадовался, несмотря на все то беспокойство, что они мне доставляли. Мало того, я даже впал в сентиментальность и пару дней спал в гостиной, не помышляя о переселении в предназначенную для здорового сна комнату, в которой продолжала громоздиться огромная нелепая вешалка, сооруженная девочками для своих нарядов. Я будто надеялся, что в один прекрасный вечер войду после работы домой, чтобы услышать перебранку сестер, обсуждающих меню ужина.
Закрыв воду, я понял, что чем-чем, а уж перебранками могу наслаждаться уже с этой самой минуты. Судя по шуму, на кухне явно затевались боевые действия, а так как человек – создание неблагодарное, мне это сразу разонравилось. Я покинул место своей недавней релаксации и решительно направился на кухню, где сестры, будто бы не заметив моего присутствия, продолжали оживленно спорить по поводу порядка расположения тарелок в сушилке. Почувствовав себя хозяйками, каждая была уверена в своей правоте и, громыхая посудой, с упорством, достойным некоего среднеазиатского домашнего непарнокопытного, переставляла ее с места на место, отстаивая свое мнение. В момент, когда я вошел, девочки в последний раз провели бессмысленную из-за наличия оппонентки операцию и стали напротив друг друга, угрожающе уперев руки в боки. И пока они враждебно смотрели друг на друга, хлебцы, подрумянивавшиеся в неотрегулированном тостере, пытались избежать незаслуженного кремирования и взывали к милосердию поваров, распространяя запах гари.
Скривившись от аромата, я прошел, раздвинув бузотерок, к тостеру и сбросил таймер. Прекратив мучения несчастных изделий, я перевел вытяжку в максимальный режим и повернулся к спорщицам.
– Что происходит?
– Она первая начала, – услышал я уже набивший оскомину ответ.
– Ладно, начнем иначе. Где Галина?
Сестры, разом перестав ругаться, шепотом сообщили:
– Тише, она поспать попросилась. Сказала, что всю ночь глаз не сомкнула, Грегора боялась. Мы решили сами приготовить.
Нет, ну почему при упоминании моего имени девочки не начинают мило улыбаться, позабыв свой склочный характер? Почему, ссорясь, при моем появлении каждая начинает наперебой чернить другую, будто именно противница и является моей любимицей? Так они скоро друг на друга ябедничать начнут, начиная с фразы: «Посмотри (те), что твоя (ваша) любимая Дашка (Варька) сделала». Ну что мне с ними делать, кто подскажет?
– Ну и чем вы хотите побаловать усталую девушку? – Сам удивляюсь, с чего это я решил воспользоваться теплыми чувствами сестер к Галине, чтобы вызнать, чем в конце концов меня накормят.
Девочки растерялись. Определенно в борьбе за главенство на моей кухне они как-то позабыли, для каких целей служит спорное помещение. Я оглянулся в поисках пищи, однако, кроме обгорелых хлебцев, укоризненно высовывающихся из тостера, никаких блюд не увидел. На плите стояла какая-то кастрюля, но газ под ней не горел, духовка, судя по показаниям термометра, была холодной, зато в микроволновке, включенной на минимальную мощность, что-то крутилось. Надеясь, что я ошибся в сознательности девочек, я заглянул внутрь и увидел на тарелке пару высохших бутербродов с копченой колбасой под тонкими полосками сыра. Когда поддон сделал полный круг, я понял, что загадочная форма изогнутых кружков колбасы говорит, что представленное блюдо было изготовлено не руками сестер, а Галей. А так как вчера мы выдернули ее прямо из постели, то бутербродам не менее двух суток.
Я в негодовании посмотрел на близняшек, на что Варя пробубнила:
– Все равно Галя спит.
– Понятно. Раз Галя спит, то нет никакого резона и меня кормить. – Я постепенно увеличивал громкость голоса и наконец заорал: – И вы прикажете мне это есть?!
Раздавшийся треск заставил меня подскочить на такую высоту, что, если бы я стоял посередине кухни, непременно разбил бы головой люстру. В полете я перевернулся и увидел, что микроволновка, будто бы согласившись со мной по поводу отвратительности своего содержимого, брызнула искрами и очень эффектно взорвалась, добросив до противоположной стены оторвавшуюся дверцу. Я проследил за ее полетом и уставился на обломки пластика и стекла, гадая, каким образом так получилась, что никто не пострадал. И не успел я порадоваться тому факту, что обошлось без жертв, как послышался какой-то сдавленный стон, заставивший меня похолодеть. Я мгновенно развернулся, ожидая увидеть, как кто-то из моих девчонок без сил опускается на пол, прижимая руку с сочащейся сквозь пальцы кровью к огромной рваной ране.
К счастью, мои кошмарные фантазии не имели ничего общего с реальностью, и абсолютно живые сестры, игнорируя мои волнения по поводу их здоровья, смотрели на обугленные внутренности микроволновки, которые вдруг начали шевелиться. Увидев эту картину, я почувствовал, что мои волосы последовали их примеру. Но тут чернота печки дернулась, блеснула глазами и выдавила: «Есть!»
Ну конечно. Как же можно было подумать, что Тимошка позволит нам наслаждаться готовящимся обедом вне ее общества. Вот и теперь, даже находясь за тридевять земель, она каким-то образом услышала слово, составляющее смысл ее чертяжкиной жизни, и, по обыкновению, рванула к нам кратчайшим путем. Да вот только в отличие от взорванного ею когда-то телевизора печка оказалась металлической, и ее корпус хоть и покорежился, но выдержал грубую передислокацию мохнатой надежды человечества, которая теперь прочно застряла в недостаточном для ее телосложения объеме камеры. Придя в себя после потрясения, я бросился на помощь, ухватил путешественницу за плечи и сильно дернул на себя. В результате этого поспешного действия я вместе с не закрепленной на столе печкой отлетел назад, наткнувшись на девчонок. Шнур, выдернувшись из розетки, описал круг и вилкой стукнул меня по макушке, отчего я едва не уронил ношу. Тимошка, почувствовав, что вместе с упаковкой вот-вот рухнет на пол, заорала, напугав меня до смерти.
«С возвращением тебя, Александр Игнатьевич, в мир безумия», – поздравил я сам себя.
– Здрасьте, приехали, – сказала Варя, обращаясь к новой постоялице. – Напугала до смерти. Сиди теперь жди, когда похудеешь.
– А-а-а-а, – захныкала Тимошка, которую ужаснула мысль о диете. – Не хочу удеть. Есть хочу.
– Все, подружка. Теперь только стакан воды и два сухаря. В неделю, – продолжая измываться на чертяжкой, появление которой действительно нас напугало, добавила Варя.
Тимошка недоверчиво на нее посмотрела, затем на ее сестру, где тоже не нашла участия, и перевела взгляд на меня. Ее подбородок вдруг мелко задергался, а черные, украшенные длиннющими ресницами глаза вдруг наполнились слезами.
– Негодницы! – искренне испугавшись при виде плачущей чертяжки, заорал я. – Вы до чего ребенка довели? А ну быстро за дело!
Но Варя и сама поняла, что переборщила с шуткой, и первым делом бросилась к мохнатой подружке, чтобы всунуть ей в рот раздобытую где-то маленькую плитку шоколада. Несмотря на близость лакомства, чертяжка недовольно дергалась, пока разворачивалась обертка. И только когда угощение скрылось под пятачком, успокоилась, поверив, что никто не собирается, воспользовавшись ее положением, морить ее голодом.
Затем мы в течение довольно длительного времени вызволяли из плена чертяжку, выбравшую для перемещения неподходящий прибор. Пока я держал печку, девочки дергали свою подружку, пытались сквозь дыру в задней стенке вытолкнуть ее наружу и даже, словно в сказке, позвали на помощь Галю, которая уже должна была проснуться от производимого нами шума, да только вытащить «репку» не удавалось. Утомившись от бесполезных попыток, я поставил печку на стол и в задумчивости уставился на пятачок с капельками пота, которые, выпятив нижнюю губу, пленница пыталась сдуть. Теперь, убедившись, что голодная смерть ей не грозит, она, даже упакованная в железную коробку, не очень страдала. Высушив орган обоняния, она сразу завертела им, принюхиваясь к окружающим запахам, коих, к слову сказать, не наблюдал и я.
Пока она удивленно смотрела на девочек, разочарованная их поведением, мне пришла в голову великолепная изобретательская идея «сделай наоборот». Правда, после наведения Галей порядка с этим могли возникнуть некоторые проблемы.
– Галочка, а где моя сумка с инструментами, что в прихожей лежала? – спросил я.
Но девушка поддержала мнение героя анекдота про решившего полакомиться бананом инженера, живущего по принципу «что думать, тут прыгать надо», и отделалась одним словом:
– Убрала. – И добавила: – И не называй меня Галочкой.
– Куда? – осторожно поинтересовался я, понимая, что от ее слов зависит продолжительность Тимошкиного заточения.
Но Галя этого не понимала и дала именно тот ответ, которого я и боялся:
– Не помню. Там где-то положила. А зачем?
Все правильно: зачем вообще нужен инструмент? Она входила в совершеннолетие в те времена, когда к покупаемому телевизору уже не прилагалась принципиальная схема. И даже не догадывалась, что страна воспитывала в своих сыновьях пытливый ум, позволяющий каждому, вооружившись схемой, паяльником и уверенностью в собственных силах, попробовать самостоятельно починить любой вышедший из строя бытовой прибор, даже не выключая его из розетки. Чего опасаться, если, выжив после удара током, несложившийся мастер с тем же успехом мог отвезти доломанную неумелым вмешательством вещь в мастерскую. Но повторяю, Галочка этого не знала, поэтому мой вопрос об инструменте показался ей крайне несвоевременным.
– Если гора не идет к Магомету, значит, Магомет идет к ней, – процитировал я древнюю пословицу и замолчал, ожидая реакции.
– Ну и к чему ты это сказал? – спросила Галя после затянувшегося молчания, вызванного глубиной моей мысли. – Хочешь в МЧС позвонить? Так, боюсь, после того как они увидят, кого спасать, придется еще и «скорую» вызывать. Тяни лучше давай.
С ее стороны поддержки ждать не приходилось. Я посмотрел на сестер, но и они, вцепившись в корпус микроволновки, не желали раскинуть мозгами, вместо этого недоумевая, почему мы не продолжаем вызволять чертяжку из плена.
– Я имею в виду, если не удается выковырнуть Тимошку из панциря, то следует попытаться снять этот самый панцирь с нее.
Так как энтузиазма по поводу моего предложения я так и не дождался, пришлось объяснять более подробно:
– Раскручиваем микроволновку, и наша пленница сама без проблем выбирается на свет божий. Что стоите? Бегом искать ключ!
Технически подкованная Варвара сообразила первой и, толкнув сестру, бросилась искать инструмент. Я же перевернул микроволновку днищем вверх, прикидывая, сколько болтов мне придется открутить, чтобы снять кожух.Определившись с объемом предстоящих работ, я направился к остальным, удивляясь обилию производимого шума.
В прихожей я от неожиданности остановился. Почему человеку свойственно впадать из крайности в крайность? Два часа назад квартира представляла собой жилище до неврастении помешанного на чистоте человека, теперь картина радикально переменилась. Пока Галя, не в силах поверить в реальность происходящего, стояла от недостатка сил прислонившись к стене, девочки, справедливо полагая, что место инструменту в кладовой, выкидывали в прихожую находящиеся там веши. На свет божий были извлечены зимняя одежда, старые походные свитера, пустые банки, сложенные картонные упаковки от бытовой техники, лыжи, бухта антенного кабеля, отрезок пластиковой трубы, коробка заезженных видеокассет и даже легкие светлые туфли, которые я тщетно искал в начале лета.
Добравшись до огромного пакета, девочки попинали его, но оставили на месте, а затем вылезли из кладовки, аккуратно подыскивая место для каждого нового шага. Перебравшись через завал, они в раздумье остановились, выбирая следующий объект для поисков, и, следуя тому, что спальню им было жалко, они решительно двинулись в гостиную. Меня посетила малодушная мысль о том, так ли необходимо выковыривать Тимошку, если в процессе эволюции возникли виды животного мира, самостоятельно заключившие себя в крепкую броню. И пока я представлял, какая чудненькая черепашка могла бы получиться из закованной в эмалированный панцирь чертяжки, Галина оторвалась от стены и преградила следопытам путь, своим телом защищая наведенный ею накануне порядок. Девочки отступать не спешили.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43
Закрыв воду, я понял, что чем-чем, а уж перебранками могу наслаждаться уже с этой самой минуты. Судя по шуму, на кухне явно затевались боевые действия, а так как человек – создание неблагодарное, мне это сразу разонравилось. Я покинул место своей недавней релаксации и решительно направился на кухню, где сестры, будто бы не заметив моего присутствия, продолжали оживленно спорить по поводу порядка расположения тарелок в сушилке. Почувствовав себя хозяйками, каждая была уверена в своей правоте и, громыхая посудой, с упорством, достойным некоего среднеазиатского домашнего непарнокопытного, переставляла ее с места на место, отстаивая свое мнение. В момент, когда я вошел, девочки в последний раз провели бессмысленную из-за наличия оппонентки операцию и стали напротив друг друга, угрожающе уперев руки в боки. И пока они враждебно смотрели друг на друга, хлебцы, подрумянивавшиеся в неотрегулированном тостере, пытались избежать незаслуженного кремирования и взывали к милосердию поваров, распространяя запах гари.
Скривившись от аромата, я прошел, раздвинув бузотерок, к тостеру и сбросил таймер. Прекратив мучения несчастных изделий, я перевел вытяжку в максимальный режим и повернулся к спорщицам.
– Что происходит?
– Она первая начала, – услышал я уже набивший оскомину ответ.
– Ладно, начнем иначе. Где Галина?
Сестры, разом перестав ругаться, шепотом сообщили:
– Тише, она поспать попросилась. Сказала, что всю ночь глаз не сомкнула, Грегора боялась. Мы решили сами приготовить.
Нет, ну почему при упоминании моего имени девочки не начинают мило улыбаться, позабыв свой склочный характер? Почему, ссорясь, при моем появлении каждая начинает наперебой чернить другую, будто именно противница и является моей любимицей? Так они скоро друг на друга ябедничать начнут, начиная с фразы: «Посмотри (те), что твоя (ваша) любимая Дашка (Варька) сделала». Ну что мне с ними делать, кто подскажет?
– Ну и чем вы хотите побаловать усталую девушку? – Сам удивляюсь, с чего это я решил воспользоваться теплыми чувствами сестер к Галине, чтобы вызнать, чем в конце концов меня накормят.
Девочки растерялись. Определенно в борьбе за главенство на моей кухне они как-то позабыли, для каких целей служит спорное помещение. Я оглянулся в поисках пищи, однако, кроме обгорелых хлебцев, укоризненно высовывающихся из тостера, никаких блюд не увидел. На плите стояла какая-то кастрюля, но газ под ней не горел, духовка, судя по показаниям термометра, была холодной, зато в микроволновке, включенной на минимальную мощность, что-то крутилось. Надеясь, что я ошибся в сознательности девочек, я заглянул внутрь и увидел на тарелке пару высохших бутербродов с копченой колбасой под тонкими полосками сыра. Когда поддон сделал полный круг, я понял, что загадочная форма изогнутых кружков колбасы говорит, что представленное блюдо было изготовлено не руками сестер, а Галей. А так как вчера мы выдернули ее прямо из постели, то бутербродам не менее двух суток.
Я в негодовании посмотрел на близняшек, на что Варя пробубнила:
– Все равно Галя спит.
– Понятно. Раз Галя спит, то нет никакого резона и меня кормить. – Я постепенно увеличивал громкость голоса и наконец заорал: – И вы прикажете мне это есть?!
Раздавшийся треск заставил меня подскочить на такую высоту, что, если бы я стоял посередине кухни, непременно разбил бы головой люстру. В полете я перевернулся и увидел, что микроволновка, будто бы согласившись со мной по поводу отвратительности своего содержимого, брызнула искрами и очень эффектно взорвалась, добросив до противоположной стены оторвавшуюся дверцу. Я проследил за ее полетом и уставился на обломки пластика и стекла, гадая, каким образом так получилась, что никто не пострадал. И не успел я порадоваться тому факту, что обошлось без жертв, как послышался какой-то сдавленный стон, заставивший меня похолодеть. Я мгновенно развернулся, ожидая увидеть, как кто-то из моих девчонок без сил опускается на пол, прижимая руку с сочащейся сквозь пальцы кровью к огромной рваной ране.
К счастью, мои кошмарные фантазии не имели ничего общего с реальностью, и абсолютно живые сестры, игнорируя мои волнения по поводу их здоровья, смотрели на обугленные внутренности микроволновки, которые вдруг начали шевелиться. Увидев эту картину, я почувствовал, что мои волосы последовали их примеру. Но тут чернота печки дернулась, блеснула глазами и выдавила: «Есть!»
Ну конечно. Как же можно было подумать, что Тимошка позволит нам наслаждаться готовящимся обедом вне ее общества. Вот и теперь, даже находясь за тридевять земель, она каким-то образом услышала слово, составляющее смысл ее чертяжкиной жизни, и, по обыкновению, рванула к нам кратчайшим путем. Да вот только в отличие от взорванного ею когда-то телевизора печка оказалась металлической, и ее корпус хоть и покорежился, но выдержал грубую передислокацию мохнатой надежды человечества, которая теперь прочно застряла в недостаточном для ее телосложения объеме камеры. Придя в себя после потрясения, я бросился на помощь, ухватил путешественницу за плечи и сильно дернул на себя. В результате этого поспешного действия я вместе с не закрепленной на столе печкой отлетел назад, наткнувшись на девчонок. Шнур, выдернувшись из розетки, описал круг и вилкой стукнул меня по макушке, отчего я едва не уронил ношу. Тимошка, почувствовав, что вместе с упаковкой вот-вот рухнет на пол, заорала, напугав меня до смерти.
«С возвращением тебя, Александр Игнатьевич, в мир безумия», – поздравил я сам себя.
– Здрасьте, приехали, – сказала Варя, обращаясь к новой постоялице. – Напугала до смерти. Сиди теперь жди, когда похудеешь.
– А-а-а-а, – захныкала Тимошка, которую ужаснула мысль о диете. – Не хочу удеть. Есть хочу.
– Все, подружка. Теперь только стакан воды и два сухаря. В неделю, – продолжая измываться на чертяжкой, появление которой действительно нас напугало, добавила Варя.
Тимошка недоверчиво на нее посмотрела, затем на ее сестру, где тоже не нашла участия, и перевела взгляд на меня. Ее подбородок вдруг мелко задергался, а черные, украшенные длиннющими ресницами глаза вдруг наполнились слезами.
– Негодницы! – искренне испугавшись при виде плачущей чертяжки, заорал я. – Вы до чего ребенка довели? А ну быстро за дело!
Но Варя и сама поняла, что переборщила с шуткой, и первым делом бросилась к мохнатой подружке, чтобы всунуть ей в рот раздобытую где-то маленькую плитку шоколада. Несмотря на близость лакомства, чертяжка недовольно дергалась, пока разворачивалась обертка. И только когда угощение скрылось под пятачком, успокоилась, поверив, что никто не собирается, воспользовавшись ее положением, морить ее голодом.
Затем мы в течение довольно длительного времени вызволяли из плена чертяжку, выбравшую для перемещения неподходящий прибор. Пока я держал печку, девочки дергали свою подружку, пытались сквозь дыру в задней стенке вытолкнуть ее наружу и даже, словно в сказке, позвали на помощь Галю, которая уже должна была проснуться от производимого нами шума, да только вытащить «репку» не удавалось. Утомившись от бесполезных попыток, я поставил печку на стол и в задумчивости уставился на пятачок с капельками пота, которые, выпятив нижнюю губу, пленница пыталась сдуть. Теперь, убедившись, что голодная смерть ей не грозит, она, даже упакованная в железную коробку, не очень страдала. Высушив орган обоняния, она сразу завертела им, принюхиваясь к окружающим запахам, коих, к слову сказать, не наблюдал и я.
Пока она удивленно смотрела на девочек, разочарованная их поведением, мне пришла в голову великолепная изобретательская идея «сделай наоборот». Правда, после наведения Галей порядка с этим могли возникнуть некоторые проблемы.
– Галочка, а где моя сумка с инструментами, что в прихожей лежала? – спросил я.
Но девушка поддержала мнение героя анекдота про решившего полакомиться бананом инженера, живущего по принципу «что думать, тут прыгать надо», и отделалась одним словом:
– Убрала. – И добавила: – И не называй меня Галочкой.
– Куда? – осторожно поинтересовался я, понимая, что от ее слов зависит продолжительность Тимошкиного заточения.
Но Галя этого не понимала и дала именно тот ответ, которого я и боялся:
– Не помню. Там где-то положила. А зачем?
Все правильно: зачем вообще нужен инструмент? Она входила в совершеннолетие в те времена, когда к покупаемому телевизору уже не прилагалась принципиальная схема. И даже не догадывалась, что страна воспитывала в своих сыновьях пытливый ум, позволяющий каждому, вооружившись схемой, паяльником и уверенностью в собственных силах, попробовать самостоятельно починить любой вышедший из строя бытовой прибор, даже не выключая его из розетки. Чего опасаться, если, выжив после удара током, несложившийся мастер с тем же успехом мог отвезти доломанную неумелым вмешательством вещь в мастерскую. Но повторяю, Галочка этого не знала, поэтому мой вопрос об инструменте показался ей крайне несвоевременным.
– Если гора не идет к Магомету, значит, Магомет идет к ней, – процитировал я древнюю пословицу и замолчал, ожидая реакции.
– Ну и к чему ты это сказал? – спросила Галя после затянувшегося молчания, вызванного глубиной моей мысли. – Хочешь в МЧС позвонить? Так, боюсь, после того как они увидят, кого спасать, придется еще и «скорую» вызывать. Тяни лучше давай.
С ее стороны поддержки ждать не приходилось. Я посмотрел на сестер, но и они, вцепившись в корпус микроволновки, не желали раскинуть мозгами, вместо этого недоумевая, почему мы не продолжаем вызволять чертяжку из плена.
– Я имею в виду, если не удается выковырнуть Тимошку из панциря, то следует попытаться снять этот самый панцирь с нее.
Так как энтузиазма по поводу моего предложения я так и не дождался, пришлось объяснять более подробно:
– Раскручиваем микроволновку, и наша пленница сама без проблем выбирается на свет божий. Что стоите? Бегом искать ключ!
Технически подкованная Варвара сообразила первой и, толкнув сестру, бросилась искать инструмент. Я же перевернул микроволновку днищем вверх, прикидывая, сколько болтов мне придется открутить, чтобы снять кожух.Определившись с объемом предстоящих работ, я направился к остальным, удивляясь обилию производимого шума.
В прихожей я от неожиданности остановился. Почему человеку свойственно впадать из крайности в крайность? Два часа назад квартира представляла собой жилище до неврастении помешанного на чистоте человека, теперь картина радикально переменилась. Пока Галя, не в силах поверить в реальность происходящего, стояла от недостатка сил прислонившись к стене, девочки, справедливо полагая, что место инструменту в кладовой, выкидывали в прихожую находящиеся там веши. На свет божий были извлечены зимняя одежда, старые походные свитера, пустые банки, сложенные картонные упаковки от бытовой техники, лыжи, бухта антенного кабеля, отрезок пластиковой трубы, коробка заезженных видеокассет и даже легкие светлые туфли, которые я тщетно искал в начале лета.
Добравшись до огромного пакета, девочки попинали его, но оставили на месте, а затем вылезли из кладовки, аккуратно подыскивая место для каждого нового шага. Перебравшись через завал, они в раздумье остановились, выбирая следующий объект для поисков, и, следуя тому, что спальню им было жалко, они решительно двинулись в гостиную. Меня посетила малодушная мысль о том, так ли необходимо выковыривать Тимошку, если в процессе эволюции возникли виды животного мира, самостоятельно заключившие себя в крепкую броню. И пока я представлял, какая чудненькая черепашка могла бы получиться из закованной в эмалированный панцирь чертяжки, Галина оторвалась от стены и преградила следопытам путь, своим телом защищая наведенный ею накануне порядок. Девочки отступать не спешили.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43