Улыбаться тут же расхотелось. Меня всегда раздражали такие разговоры светил медицины, которые будто специально выставляли пациента чуть ли не своим творением, оставляя ему участь молиться на их опыт и на них лично. Но я был не из таких, а они тем более, поэтому я дал волю своей потенциальной звериной натуре и рявкнул:
– Что?!
Девочки кивнули друг другу, утвердившись в мысли о необходимом медицинском вмешательстве, но, не желая раньше времени меня нервировать, решили отложить процедуры часа на два, чтобы заняться процессом, когда я буду в более благодушном настроении, вызванном утренним приемом пищи. Зловеще зыркнув на сестер, я прихватил за талию Галину, которая почему-то немного напряглась от моего жеста, и отправился подкрепляться.
После завтрака, убедившись, что я достаточно насытился, Галя схватила меня за руку и потащила уединиться в гостиную. Приятно удивившись внезапному порыву страсти, вспыхнувшему у моей девушки, я, ухмыльнувшись, извинился перед майором и покорно дал себя увести. Закрывая за собой двери, я порадовался, что так и не убрал постель с дивана, и, состроив рожу, подобающую ситуации, повернулся, ожидая увидеть Галю расположившейся на диване в самой соблазнительной позе. Поэтому я даже вздрогнул, увидев ее горящие гневом глаза буквально в нескольких сантиметрах от себя.
– Что это было? – прошипела Галя таким тоном, что сразу стало ясно: целью увести меня с кухни не являлось ее желание оказаться в моих объятиях, температуру которых я бы постарался довести до точки кипения.
– Где? – уточнил я, оттягивая время, которое позволило бы найти способ уложить Галочку в постель.
Следуя заветам Сергея Есенина о том, что «о любви в словах не говорят», я потянулся, чтобы «сорвать черную чадру», но Галочка уперлась руками в мою грудь и потребовала объяснений:
– Ты нормальный?
– Что значит – нормальный? – Я опустил руки, искренне удивившись вопросу.
– Ориентирован, – уточнила она.
До меня наконец стало доходить, что она имеет в виду. Эта мысль заставила меня похотливо улыбнуться и вновь потянуться к Галочкиным прелестям. Но она не захотела удовлетворяться таким объяснением и так далеко отскочила от меня, что я даже обиделся. А моя девушка напустила на себя серьезный вид, села в кресло, пресекла мою попытку пристроиться рядом и, сложив руки на коленях, решила расставить все точки над i:
– Я не шучу. Расскажи мне, с какой целью ты рассматривал свою… – Она некоторое время помолчала, подыскивая культурное слово, и наконец произнесла: – Свой тыл?
Я от души рассмеялся. Никогда бы не подумал, что мужчина, рассматривающий свое отражение в зеркале, может вызывать такую сомнительную реакцию, к тому же Галя как никто другой должна быть уверена в моих сексуальных предпочтениях. Пока она обличающим взглядом смотрела мне в глаза, я даже почувствовал некую обиду за мужской род, которому если и разрешено смотреться в зеркало, то только для того, чтобы проверить, достаточно ли хорошо побрился, чтобы идти на свидание к представительнице прекрасного пола. Не поймите меня неправильно, я никогда не хотел ходить держась за руку с каким-нибудь мужиком и, входя в офис, говорить: «Здравствуйте, мальчики», но было «за державу обидно»: почему им все можно, а нам нет?
Вот и сейчас: стоило мне с чисто медицинской целью обследовать свою кожу на предмет наличия тайного знака, так сразу у представительниц прекрасного пола возникли совершенно дурацкие ассоциации.
Продолжая веселиться, я прошелся перед креслом вихляющей походкой и, обернувшись через плечо, постарался состроить сладенькую гримаску и произнес:
– Ну вот такой я проти-и-ивный. – И добавил: – Ты знаешь, я давно уже размышляю о своем настоящем месте в отношениях между полами.
– Я так и знала, – ответила, вставая, Галя, чем сразу заставила меня прекратить паясничать.
– Что значит – знала? – спросил я, сбитый с толку ее признанием.
Так как Галочка не удостоила меня ответом, я, осознав, что в данном случае промедление смерти подобно, схватил ее в охапку и усадил на диван. Не смея перечить грубой мужской силе, определение которой Галочка теперь ставила под сомнение, она села, снова скрестив руки и требуя от меня объяснений. Вспомнив причину своего неадекватного поведения в прихожей, я заметно погрустнел. В фильмах зараженные подобной чертовщиной герои обязательно просят близких оборвать их жизнь в тот момент, когда они начнут перевоплощаться, но мне в отличие от них почему-то хотелось жить в любом случае.
Перспектива оказаться оборотнем и, как следствие, быть вечно молодым не вселяла огорчения, но, с другой стороны, рыскать по городу в обличье волка в поисках свежей человеческой плоти до того момента, как ополчившиеся земляки не наполнят мое тело серебром, как-то не очень хотелось. При наличии в магазинах достаточного количества дешевых серебряных украшений обязательно отыщется умелец, который сможет переплавить упомянутые изделия в аккуратные закругленные с одной стороны цилиндрики. А при таком раскладе о вечной жизни можно и не мечтать: начиненный аргентумом, я даже не дотяну до пенсионного возраста, достичь которого, судя по средней продолжительности жизни мужского населения нашей страны, и так проблематично.
После таких рассуждений я обнял Галочку, которая истолковала мой жест как попытку утопающего ухватиться за соломинку. Выскользнув из моих объятий, она устроилась в кресле и, словно доктор в своем личном кабинете, еще раз спросила:
– В чем дело?
– У меня есть подозрение, что я заразился ликантропией.
– Чем-чем? – переспросила Галя, за ночь успев позабыть название болезни, при которой больной, выглядящий при этом донельзя здоровым, может превратиться в зверя.
– Оборотнизмом, – несколько раздраженно уточнил я, придумав с ходу более удобоваримое название.
– Врешь, – не очень уверенно сказала Галя.
Конечно, обвинять меня в нетрадиционности моей ориентации, в общем-то не опасной ни для кого, кроме, возможно, майора, гораздо легче, чем вот так сразу поверить в то, что я могу быть инфицирован ужасной заразой.
Я рассказал о моих внезапных кровожадных желаниях, подозрениях в наличии тайного знака и о своем беспокойстве по этому поводу. Галина внимательно посмотрела мне в глаза, поверила наконец-то в серьезность происходящего и тут же разложила на диване мое тело, словно кальмара на разделочном столе восточного ресторана. Галочка не ограничилась изучением бедер, и последующие десять минут я крутился вокруг своей оси, демонстрируя озадаченной девушке каждый квадратный сантиметр моего обнаженного тела. Ежесекундно опасаясь услышать возглас: «Так вот же он!» – я терпеливо следовал всем командам. Затянувшийся осмотр давал надежду, что в плане инфицирования ликантропией я здоров, но вдруг Галочка задала вопрос, который снова заставил меня занервничать:
– А ты уверен, что знак проявляется и днем?
Я в этом уверен не был, но так как изучение моего тела закончилось, встал с дивана и, затягивая пояс халата поймал себя на мысли, что только Грегор может мне дать ответ (если не соврет) о моей дальнейшей судьбе.
Пока я размышлял о своем будущем, усевшись в кресло, в дверь постучали. Светящийся какой-то идеей майор сообщил нам, что покидает нашу милую компанию и вернется домой часа через два. Когда за ним закрылась дверь, я подумал, что Серегину хорошо – у него есть дом. А вот интересно: что есть у меня? Звериная натура, каким-то образом поселившаяся в моем организме, утверждала, что сорок метров жилой площади, оккупированной волшебницами, милиционером и нечистью (Галочку, разумеется, я из списка исключил), называть своим домом я никак не могу.
После милиционера нас удостоили визитом девочки. Сестры, постучав, распахнули двери, убедились, что мое поведение пришло в норму, небрежно скомкали постель и развалились на диване.
– А когда мы в магазин пойдем? – поинтересовались они после всех вышеперечисленных операций.
– В магазин? – переспросил я, гадая, с чего это близняшки ринулись выполнять свои обязанности по обеспечению нашей команды продовольствием.
– Да, прибарахлиться пора бы, – уточнила Варя, решив перейти на сленг, чтобы до меня скорее дошло.
Я оглядел их и убедился, что одежда сестер выглядят так, будто ее пять минут назад сшили и погладили.
– А что, эта уже износилась?
– Ничего не понимает в женской психологии, – вздохнув, изрекла тоном умудренной опытом дамы Варя. – И как только с тобой Галя живет?
Живущая со мной Галина засмеялась.
«Ну что за женский батальон», – подумал я и даже немного пожалел, что рядом нет Серегина.
Чтобы оградить себя от новых нападок, я сделал предложение:
– Мне некогда, а вот Грегор с удовольствием составит вам компанию. Он, наверное, вас уже ждет с распростертыми объятиями.
Девочки насупились, и в переговоры вступила Даша:
– Александр Игнатьевич, а где наша старая одежда, та, которую мы в универмаге покупали?
– Старая! – хмыкнул я.
Женская, так ее, психология. Хорошо, если они успели хотя бы пару вещей надеть из целого вороха купленных нарядов. Помнится, они чуть ли не весь отдел одежды для девочек вынесли.
– В кладовке, в огромном полиэтиленовом мешке лежит, – сообщил я, сожалея, что у сестер в свое время не было возможности захватить свои туалеты с собой на территорию Школы.
– В мешке? – переспросила Варя с вытаращенными от ужаса глазами. – Как в секонд-хенде?
– Ну вы же сами сказали, что она старая, – парировал я.
Девочки осуждающе на меня посмотрели и отправились на поиски своих нарядов. Интересно, они что, действительно думали, что я весь остаток жизни посвящу переглаживанию бессчетного количества платьиц, блузочек и юбочек, развешиванию их на плечиках, уступив получившемуся девчачьему гардеробу спальню?
А тем временем, наведя накануне порядок «быстрым методом», близняшки активно уничтожали результат своей работы и выкидывали из кладовой все, что мешало им добраться до вожделенных залежей. Через какое-то время шум возобновился. Очевидно, получив свои сокровища, девчонки начали закидывать вещи назад. Хлопнула дверь кладовой, и, судя по звуку, девочки волоком потащили куль к себе в комнату. Когда Даша прошла мимо открытых дверей в сторону ванной, я заорал: «Швабру не трогайте!» – но она даже не отреагировала на крик и продефилировала в обратную сторону, вооружившись этим полезным в быту предметом. Сдвинулся комод, застучал молоток, и я был уверен, что в спальне снова материализовался монстр из поставленного на комод стула, стремянки, швабры с развешанной на ней батареей нарядов. В общем, та конструкция, которую уже собирали с помощью изоленты и гвоздей девочки, находясь в моем доме на летней практике. Посмотрев на мое лицо, Галочка сочувственно погладила меня по голове. Но не успел я расслабиться под ее ласковыми ладонями, как оставшаяся на кухне Тимошка что-то разбила, и Галя, враз позабыв про меня, пошла узнавать, в чем дело.
Наплевав на все события, происходящие у меня дома, я переоделся и, не говоря никому ни слова, вышел в город, стараясь, чтобы мой уход остался хотя бы на первых порах незамеченным. Почему-то возникло желание повстречаться с Грегором, угостить его пивом и где-нибудь в парке, сидя с ногами на лавочке, пожаловаться ему на судьбу. Казалось, что оборотень со своими чисто мужскими желаниями воздать по заслугам обидчику сможет меня понять. Да и бунтарский дух у него налицо. Я вспомнил предыдущий визит девочек и путем несложных арифметических размышлений с удивлением обнаружил закономерность. Как и в прошлый раз, максимальный период времени, который я мог провести в компании девочек, составил четверо суток. И по его окончании меня снова охватила жуткая апатия, когда я, устав бороться за право первенства в своей же собственной квартире, вышел из дому, чтобы бесцельно погулять по городу. И хотя меня после той прогулки встретили с распростертыми объятиями, этот факт в данный момент успокоения все рано не принес.
Охватившее меня настроение заставило двинуться в парк, в тот самый, где мы отбили Галочку у хулиганов. Но сейчас он уже не выглядел наполненным жизнью. Понятно, я ведь выбрал для прогулки достаточно раннее утро, а россияне, несмотря на призывы к здоровому образу жизни, в это время либо спешат на работу, либо продолжают нежиться в постелях, вместо того чтобы бегать по асфальтовым дорожкам, изредка прикладываясь к притороченной к поясу пластиковой бутылке с минеральной водой. Да и время года не располагало к таким прогулкам. Возможно, Александру Сергеевичу и нравилась «осенняя пора, очей очарованье», но для меня лично любая осень (ранняя, средняя или поздняя) ассоциировалась со старостью, за которой остается лишь одна дорога – вечное забвение.
Конечно, природа умеет воскресать, выпуская из мокрой подмерзшей земли тоненькие стебельки подснежников и окружая черные от весенних дождей ветви деревьев легкой зеленой пыльцой раскрывшихся почек.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43