— Нехорошо, адвокат, — проговорил тот медленно, с характерной уголовной растяжкой, — нехорошо.
Поскольку эта фраза была явно риторической и не подразумевала ответа, я промолчал.
— Вот парень стоит, — авторитет кивнул на Вовку, — бабки той законный наследник, а ты его будто и не замечаешь. Нехорошо.
Теперь ответ уже требовался, причем нечего было пытаться делать вид, что я не понимаю, о какой бабке говорит авторитет.
Для начала я попробовал потянуть время.
— Этот парень сам свою тетку на тот свет сопроводил, — сказал я, — из-за него она померла, а по закону убийца не может наследовать убитому…
— Врет он, Замок, врет! — истерично выкрикнул парень. — Не убивал я свою тетку! Она сама загнулась! Доктор ясно написал, что смерть естественная!
— А ты в разговор не встревай! — угрожающе прикрикнул на него авторитет. — Молод еще! Говорить будешь, когда я тебе разрешу! И какого черта ты при постороннем кликуху мою назвал?
Затем он повернулся ко мне и продолжил совершенно спокойным голосом:
— Слышал, что пацан говорит? Естественная, в натуре, смерть! Так что придумай что-нибудь другое…
— Александра Никодимовна не оставила завещания, — сделал я еще одну попытку, — а он, — я кивнул на Вову, — ей не близкий родственник, так что не имеет на квартиру никаких прав…
Я сделал вид, будто думаю, что этих людей интересует квартира покойной, тем самым заставив бандитов раскрыть карты и сказать мне, что они действительно знают.
И авторитет тут же раскрылся:
— Да нужна мне ее … квартира! — выкрикнул он, вставив непечатное слово. — Я из-за такой дряни с унитаза не встану! Ты что же, за дурака меня держишь? Мне захоронка ее нужна, клад!
Я деланно рассмеялся:
— Вроде серьезный вы человек, авторитет, а в такую ерунду поверили! Клад! Да в наше время про такие вещи и говорить-то смешно! Сейчас единственная реальная вещь, которую можно откопать, — это труп какого-нибудь несчастного, такими, как вы, закопанный!
От этих слов авторитет разъярился. Он угрожающе надвинулся на меня и прошипел:
— Вот это запросто могу тебе устроить! Закопают тебя мои ребята на пустыре, и никто не найдет! Ты меня лучше не серди!
Он покосился на Вову и добавил:
— С тобой мы еще поговорим, отдельно! Я тебе, молокососу, поверил, может быть, и зря, но если ты мое доверие не оправдаешь, лучше бы тебе вообще на свет не родиться! А за этого адвокатишку лично отвечаешь, головой!
Он снова повернулся ко мне и закончил разговор:
— Даю тебе неделю срока! Если не отдашь мне то, что от старухи получил, — буду тебя и твою сестру кромсать на мелкие кусочки!
Авторитет развернулся и ушел, а меня схватили двое бойцов и втолкнули в машину, где уже дожидался Вова.
* * *
Они довезли меня почти до дома, и тут, не доезжая примерно квартал, Вовка распахнул дверь и вытолкнул меня из машины. Я кое-как поднялся на ноги, доковылял до своего подъезда. Дежурный охранник едва меня узнал. Я поднялся в свою квартиру, и первое, что увидел, — Люсю, спящую на диване в гостиной. Сестра была в вечернем платье, она свернулась калачиком, как в детстве, и уютно посапывала во сне. Я вспомнил, каким чудесным ребенком Люся была совсем недавно, и внезапно почувствовал к ней острую жалость. Если меня убьют, она тоже пропадет. Она ведь совершенно не приспособлена к жизни. Да этот страшный уголовник и ее не оставит в покое!
Я поправил сбившийся плед и пошел в свой кабинет. Мне нужно было, конечно, принять ванну, привести себя в порядок, обработать ушибы, но в первую очередь я хотел посмотреть на злополучную записку, из-за которой попал в такие неприятности.
Открыл свой письменный стол. Мне показалось, что замки немного повреждены, и в сердце закралось смутное беспокойство. Я торопливо выдвинул ящик, в котором лежала папка.
Ящик был пуст.
На всякий случай выдвинул все остальные ящики — может быть, я перепутал, оставил папку не там… но и в остальных ящиках ее не было, больше того, пропал альбом с дорогими марками, в том числе с недавно приобретенной «серой Аргентиной».
Картина происшествия начала вырисовываться передо мной во всей своей неприглядности.
В моем кабинете наверняка побывал вор, который взял и марки, и старухину папку… Допустим, марки он взял вполне обдуманно, скорее всего по наводке, но папка-то зачем ему понадобилась? Ее ценность практически никому не известна… если бы вор действовал по приказу уголовного авторитета, то тогда Замок не стал бы приплетать меня к этому делу, ни в коем случае не стал бы сообщать мне лишнюю информацию!
И потом — как вор проник в мою квартиру? Дом охраняется, в подъезде постоянно сидит вооруженный человек…
И тут я вспомнил спящую в гостиной Люсю.
Неужели это она привела вора в наш дом?
Я выбежал в гостиную и попытался разбудить сестру, чтобы узнать от нее правду, но из этого ничего не вышло. Я тряс ее за плечо, пытался поднять, но она тут же падала обратно на диван. Сквозь сон она бормотала что-то нечленораздельное и вытягивала губы трубочкой, словно пыталась кого-то поцеловать. Даже когда я вылил на нее стакан холодной воды, сестра только жалобно, по-детски захныкала, но все равно не открыла глаз.
В конце концов я пожалел ее и оставил в покое — все равно от нее, в таком состоянии, ничего не удалось бы добиться.
Но и на следующий день от нее было мало толку — она только рыдала и жаловалась на головную боль и на свою несчастную судьбу. С огромным трудом мне удалось понять, что накануне она действительно привела в дом мужчину, которого впервые в жизни увидела всего за несколько часов до того, а после он, вместо того чтобы оправдать ее романтические ожидания, подсыпал какую-то дрянь в бокал с вином…
Вадим остановился, откинулся на спинку стула и закончил:
— Дальнейшее вы знаете. Я попытался навести об этом мерзавце кое-какие справки, но оба детектива… — он замолчал.
— И тогда вы обратились ко мне, — грустно проговорил Маркиз.
* * *
Иван Павлович оделся и снял со стены поводок. Белый Клык, радостно поскуливая, подошел к хозяину боком и терпеливо подождал, пока тот пристегнет поводок к ошейнику. Большой, сильной собаке хотелось на волю, на воздух. Ему надоела тесная и пыльная городская квартира. Конечно, пустырь, на который выводил его хозяин, даже отдаленно не напоминал вольные просторы канадской тундры — исторической родины маламута, как принято сейчас говорить, I но там все-таки можно было побегать, обнюхаться со знакомыми собаками, если повезет — немножко подраться… короче, там была жизнь.
Когда они спускались по лестнице, навстречу попалась бойкая и любопытная старушка из шестой квартиры Варвара Самсоновна. Иван Павлович схватил Клыка за ошейник и оттащил его в глубину площадки, чтобы соседка могла безбоязненно пройти. Встреча напоминала столкновение двух африканских племен, враждебных, но не приступивших к военным действиям: Белый Клык рычал и скалил зубы, а Варвара Самсоновна тихонько бормотала что-то неодобрительное по поводу людей, которые заводят в городских квартирах диких зверей, от одного вида которых у пожилого человека могут начаться судороги.
Наконец они выбрались на улицу, и Клык неспешной трусцой побежал к хорошо знакомому пустырю. Хозяин еле поспевал за ним, призывая вольнолюбивого маламута к порядку.
На пустыре было столько упоительных запахов, что Белый Клык от восторга тихонько взвизгнул, как будто он был не огромным могучим псом, а маленьким пушистым щенком, вперевалку выбирающимся из-под дивана, волоча в зубах растрепанный хозяйский тапок.
Белый Клык был все-таки дрессированным, воспитанным псом, поэтому он только выразительно взглянул на хозяина. Иван Павлович отстегнул поводок, предоставив своему телохранителю временную свободу. Пес понесся по пустырю огромными кругами, то и дело посматривая на своего повелителя: долг превыше всего. Он обнюхивал все попадавшиеся на пути камни и коряги, читая своим чутким носом послания, оставленные до него другими собаками, и каждый раз приписывал к ним несколько слов от себя. Вскоре на пустыре появился знакомый бассет. Тот, конечно, безоговорочно признавал превосходство огромного маламута и не пытался с ним драться, но немножко поиграть со смешной коротконогой собакой было очень весело.
Наконец Иван Павлович посмотрел на часы и крикнул:
— Домой!
Эту команду Белый Клык очень не любил, но он, как уже говорилось, был воспитанным псом и любые команды выполнял безоговорочно. И сейчас он уже направился к хозяину — правда, не слишком быстро, чтобы еще немного насладиться свободой…
Но в это время на пустыре появилось неземное создание.
Конечно, это была собачка, но такая очаровательная собачка, что у несчастного маламута захватило дух, и он снова тихонько взвизгнул.
Надо сказать, что маламуты, хотя их и называют лайками, на самом деле почти никогда не лают. Это большие, сильные и молчаливые собаки, настоящее призвание которых — неутомимо бежать по бескрайним просторам Севера, таща за собой тяжело груженные нарты. Лай в этих безмолвных просторах совершенно неуместен.
Поэтому Белый Клык только в редкие моменты сильных эмоциональных потрясений позволял себе негромко взвизгнуть, что он и сделал при виде прекрасной незнакомки.
Незнакомка не была породистой, но это нисколько ее не портило. У нее были хорошенькие стоячие ушки, выразительные яркие глаза, острый любопытный нос и закрученный жизнерадостным бубликом хвостик. Она была рыженькая с очень привлекательными подпалинами на боках.
И самое главное, она находилась в том самом интересном положении, которое совершенно сводит с ума четвероногих донжуанов.
Короче, это была любовь с первого взгляда.
Собачка посмотрела на Белого Клыка очень благосклонно и отбежала в сторону. Ее можно было понять: Белый Клык был чрезвычайно хорош собой — широкая грудь, мощная шея, густая светлая шерсть… одним словом, завидный кавалер. Поэтому собачка, хотя и отбежала в сторону, сделала это не очень быстро и дала Клыку понять, что не будет возражать, если он ее догонит.
В душе у Белого Клыка произошел извечный конфликт чувства долга и могучего голоса природы — и голос природы, как всегда, победил.
Маламут сделал вид, что не расслышал команду хозяина и припустил вслед за очаровательной незнакомкой.
Иван Павлович попытался воззвать к совести своего четвероногого телохранителя, но его призыв не был услышан.
Хвостатая кокетка тем временем явно завлекала Белого Клыка в свои сети. Она подпускала его поближе и снова стремглав убегала, и влюбленный маламут догонял ее, раз за разом оказываясь все дальше и дальше от хозяина.
Иван Павлович понял, что дело серьезное, и устремился вслед за своим псом, который почти скрылся из глаз и наконец свернул за некое полуразрушенное строение, украшавшее пустырь последние двадцать лет. Пустырь был разрыт и перекопан, идти по нему было чрезвычайно неудобно, и несчастный коллекционер уже проклял все на свете, когда добрался наконец до злополучной руины.
Завернув за нее, он не увидел своего непослушного маламута, зато увидел черную машину с затененными стеклами. Машина стояла на пригорке за развалинами, как будто кого-то поджидая, и тут же стало ясно, кого именно.
Стоило только появиться Ивану Павловичу, как мотор взревел, и черный автомобиль устремился на него с явным и недвусмысленным намерением сбить, раздавить и уничтожить. Иван Павлович в ужасе закричал, неловко взмахнул руками и мысленно простился уже с жизнью… но тут его левая нога подвернулась, он утратил опору и покатился по скользкому откосу, свалившись в конце концов в глубокую зловонную яму, на дне которой в результате долгих осенних дождей образовалось небольшое озерцо.
Вода в этой луже была очень холодная и на редкость грязная, но не очень глубокая, так что Иван Павлович не утонул, да и не слишком сильно ушибся. Страдания его были скорее нравственными, нежели физическими: он остался жив, кажется, даже ничего не сломал, но здорово вывалялся в грязи и промок. Здесь же, на дне ямы, некультурные окрестные жители устроили внеплановую помойку, так что Иван Павлович лежал среди пустых пластиковых бутылок от иностранных лимонадов, упаковок от памперсов и женских прокладок, овощных очисток и жестяных банок из-под краски. Правда, были в его положении и плюсы. Таинственная черная машина куда-то подевалась, не предпринимая больше попыток окончательно с ним разделаться. Немного выждав, несчастный коллекционер попытался встать на ноги и выбраться из ямы… однако это никак ему не удавалось: ноги разъезжались и соскальзывали по мокрой глине. Он снова плюхнулся в лужу и заплакал от унижения злыми солеными слезами.
Так прошло не меньше часа, и Иван Павлович постепенно смирялся с мыслью, что так и найдет в этой яме свою безвременную смерть и его хладный труп обнаружат здесь только весной. Он затих и больше не предпринимал попыток выбраться на поверхность.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31