Заметь, Мастерс, я не сказал «выстрел»: я говорю – взрыв. Я сказал так, чтобы привлечь твое внимание к четырем весьма очевидным фактам.
1. Когда Боб Поллард ворвался в комнату, он обнаружил, что Китинг лежит во весь рост на левом боку, спиной к окну.
2. Револьвер 45-го калибра валялся на полу рядом с Китингом с левой стороны.
3. Рана в спину, согласно медицинскому свидетельству, была немного странной. Вместо того чтобы войти прямо, пуля прошла между третьим и четвертым поясничными позвонками, ушла вниз и прошла через тело по наклонной.
4. Слева рядом с телом оказалось это подозрительное пороховое пятно на ковре, о котором мы говорили некоторое время тому назад.
Откуда было взяться пороховому пятну? Я задавал себе этот вопрос. Итак, если кто-то бросил пистолет на ковер рядом с Китингом, с дулом, направленным в сторону тела, и если в этом положении пистолет выстрелил – ну хорошо, вы получите рану, положение пушки, пороховой след на ковре, все совершенно точно соответствует. Но ковер слишком мягкий, чтобы спустился курок. Такой взрыв мог произойти, только если вы понимаете, револьвер был… эй?
– Брошен , – подсказал Соар. Он сделал шаг вперед, и на его лице появилось циничное выражение. – Да, теперь я понимаю, – согласился Соар. – Убийца не старался попасть в Китинга вторым выстрелом. Он хотел сделать две вещи, сэр Генри. Первое: подбросить оружие в комнату, чтобы его нашли здесь и чтобы оно показало, что Китинга и в самом деле застрелили в этой комнате. Во-вторых, тело Китинга распростерлось на полу спиной к окну. Убийца знал, что, если он подбросит в окно взведенный револьвер, тот приземлится где-то поблизости от Китинга. В случае удачи может всадить в его тело еще одну пулю. Но в любом случае револьвер взорвется, совершит еще один выстрел, любого рода выстрел, что покажет, что обе пули были выпущены в этой комнате.
– Погодите, я говорю! – запротестовал Мастерс. – Как такое может быть? Разве мы с Холлисом не увидели бы пушку, когда ее бросали?
– Нет, мой мальчик, не увидели бы, – заявил Г. М. с отвратительным удовольствием. – Вы, конечно, увидели бы, если бы кто-то вылезал из окна мансарды. Но вы не увидели в сумерках пушку из темного металла, брошенную в сорока футах у вас над головами первоклассным игроком в крикет. Вы бы этого не увидели, потому что не потрудились вымыть окно.
– Сделать что?
Г. М. глянул на Полларда:
– Послушай, сынок. Когда ты приехал на Бервик-Террас в среду после полудня, тебя приветствовал сержант Холлис, который следил за домом номер 4 из дома напротив. Так? Верно. Ну хорошо, когда Холлис говорил с тобой оттуда, откуда он следил за домом, мог ты его видеть? Нет? А почему? Потому что окно было покрыто толстым слоем пыли. Мастерс, какие шансы были у тебя увидеть темный предмет, который летит в сорока футах у тебя над головой, когда парень, стоявший за окном, не мог разглядеть парня внутри? Мне очень жаль. Это до боли, до разбитого сердца просто, когда ты понял, в чем секрет. Ты даже можешь увидеть, что пушка достаточно легкая, чтобы бросить ее без труда. И все это был аккуратный маленький план, разработанный убийцей…
Наступила странная тишина, потом Соар задумчиво сказал:
– Убийца – Рональд Гарднер.
– Это не слишком удивительно, не так ли? – спросил Г. М. тем же тоном, так тихо, что Соар окинул его быстрым взглядом.
– Вы – колдун в отношении чужих секретов, – сухо заявил Соар. – Нет, это меня не удивляет. Я так понимаю, что ваше сидение и думание касалось очень чувствительных вещей. Что же до меня, мне жаль так говорить, но это снимает мои сомнения насчет Дервента. Некоторое время я полагал, что Гарднер был любовником миссис Дервент. Между ними было что-то вроде… вроде близости. Или это просто мое кельтское воображение? Но я видел, как они обменивались взглядами. Оба любили все эксцентричное и эффектное. Вы же знаете миссис Дервент, и вы могли прочитать экзотическую книгу путешествий Гарднера. Я пытаюсь дать вам кое-какие намеки на это.
– О-хо-хо? Это ведь не причина, разве не так, для вашего резкого столкновения в отношении Франсис Гейл? Я думаю, твоя вспышка была немного странной, сынок.
– Нет, однако это было непреднамеренно. – Соар все еще говорил задумчиво. – Моей настоящей целью было хорошенько его разозлить. Нет, я имею в виду намеки, которые я пытаюсь донести до вас о его опасной близости к ней. В частности, я находил полезным водить вас за нос насчет Десяти чайных чашек. Вы могли воскресить то тщательно придуманное тайное общество, которое я вызвал из небытия; и то, что я рассказал о практике чаепития, когда чай смешивали с опиумом и пили из старомодных чашек, и делали это втайне. Кстати, все это упоминается Гарднером в его книге. Вот так – упоминается как факт. Но я, у которого были весьма веские причины полагать, что все это дело – вонючее жульничество, знал, что Гарднер лжет.
Мастерс присвистнул:
– Послушайте, сэр! Вы же не хотите сказать, что он намеренно написал ложь в книге, которая, как предполагается, была правдивой, чтобы потом, когда это станет казаться правдой и в Лондоне, у него было бы подтверждение?
– Почему бы и нет? Южная Америка – единственный оставшийся неизвестным континент. Если, как говорит Гарднер, он обнаружил в верхней Бразилии маленькую группу португальцев, приверженную жутким ритуалам и практикующую их, кто может его опровергнуть? И это еще не все. Вы понимаете, сэр Генри?
Г. М. кивнул с безутешным видом:
– О да. Это подхлестнуло бы интерес Китинга. И когда Гарднер, со своим авторитетом, шепотом спросил его, не хочет ли он стать членом общества «Десять чайных чашек», в котором уже состоит миссис Дервент… это было жестоко, ловко и элегантно, джентльмены.
– Это показывает, что он очень давно замыслил убийство, – подхватил Мастерс. – Вы полагаете, что они одинаково глубоко замешаны в этом убийстве, Гарднер и миссис Дервент? Я полагаю, что она знала обо всем, даже если Гарднер единолично привел механизм в действие.
– Я совершенно уверен в этом, сынок, – подтвердил Г. М., жуя сигару, – и если ты перестанешь меня перебивать, я объясню тебе почему. Зачем, для начала, ты думаешь, она обзавелась этим круговым сильным алиби из всех этих тетушек и наемного лимузина? Она за две недели к этому готовилась, как сказал нам Дервент. За то, что это было предумышленно, ставлю пять фунтов. Потом, было совершенно ясно, что никакую ложь, касающуюся чайных чашек, невозможно было бы подсунуть Китингу так, чтобы она об этом не знала. Подумай минутку! Если бы действительно существовало общество этих чашек и миссис Дервент в самом деле была бы его членом, было бы возможно, чтобы Китинг попал в расставленную ловушку так, чтобы она об этом не знала? Но поскольку общество было мифом, она должна была знать, почему Китинг был так уверен, что они встретятся с ним в доме номер 4 на Бервик-Террас? Почему он был так уверен, что она – член общества? Предположим, все это было сделано так, что она об этом не знала и Китинг намекнул бы ей словечком? Неужели Китинг не обнаружил бы подделку – разве что она поддерживала его убежденность. Я склоняюсь думать так. И наконец, миссис Дервент стащила пистолет с каминной доски в своем собственном доме, когда, как предполагалось, она лежала в постели с головной болью.
Хочешь знать, с чего это у нее разболелась голова? Этому намеренно или ненамеренно способствовал ты, Соар. Ты подошел к ней в темноте, как раз после того, как ей прислали золотую скатерть, и прошептал: «У вас есть друг, который сегодня днем прислал вам прекрасный подарок. Как давно вы принимаете от него подарки?» Я почти вижу, какой опасности ты себя подвергал в ту минуту, сынок. Миссис Дервент думала, что ты говоришь о ее отношениях с Гарднером. А поскольку ни ее муж, ни Китинг об этом не догадывались, она боялась, что ты в одно мгновение разрушишь всю игру.
– О, золотая скатерть, – хмурясь, протянул Мастерс. – Значит, это Гарднер позвонил и попросил прислать ее? И что за проблема с этой скатертью?
– Я могу объяснить это самым превосходным образом, – сообщил Г. М., – показав вам, как эта гениальная парочка принялась работать над своим планом. И тут мы возвращаемся к вечной проблеме, к вечной упорной проблеме, как измерить вину на весах, подкладывая чуть-чуть на эту чашу, потом чуть-чуть на другую, и попытаться определить, кто из двоих более виновен. Вы сталкиваетесь с той же головоломкой, когда мужчина и женщина убивают другого мужчину ради общих интересов или общих аппетитов. С одной стороны, у вас есть Дженет Дервент: холодная, порочная, жаждущая внимания, роскоши и мягких подушек. С другой стороны – Рональд Гарднер: умный, импульсивный, даже щедрый – и все это без всякого корсета морали. Дженет Дервент хладнокровно убивает ради денег, Гарднеру дела нет до денег, он убивает со всем пылом ради Дженет Дервент. И тем не менее в этом случае именно Гарднер в дюжину раз более беспощаден, нежели его осторожная любовница. Я приведу вам два примера, которые покажут вам это на деле.
Теперь заметьте, как в каждом конкретном случае эти двое поддерживали свидетельства друг друга. Женщине было позволено обзавестись железным алиби на время убийства Китинга; но в то же время было ясно показано, что мужчина не мог и не имел возможности унести этот револьвер из дома Дервента во вторник вечером. Что так же хорошо, как и алиби. Но в одном пункте благоразумие, кажется, их подвело. Я имею в виду, тупоголовые мои, это очевидное мероприятие с посылкой золотой скатерти миссис Дервент. Гарднер хотел обставить сцену, словно в театре, для того, чтобы произвести впечатление на Китинга. Он наскреб по мелочам сотню фунтов, чтобы обставить собрание Чайных чашек кое-какой мебелью. (Между прочим, вы должны были заметить, что все это – легкая мебель, которую один мужчина может перенести, и, похоже, это свидетельствует о том, что всю сцену обставил один человек.) Но он хотел чего-то законченного. Все это очень хорошо. Вы мне возразите: «Даже если он хотел роскошный предмет в качестве скатерти на стол, для чего было посылать его к миссис Дервент?» Чтобы сильнее втянуть ее в заговор, джентльмены. Чтобы показать, что она влезла в это дело так же глубоко, как и он: осторожный, довольно отвратительный намек на это. Чтобы она не пыталась сыграть в какую бы то ни было игру: потому что Гарднер был в достаточной степени реалистом, чтобы предположить, что она это может сделать.
И последнее – это убийство Бартлетта, спокойное, хладнокровное и беспощадное проявление жестокости, как и все в этом деле.
Соар зябко поежился.
– Поскольку у меня есть основательные причины знать, – заметил он, – то это – именно то, о чем я хотел вас просить. Я вижу, поскольку вы проследили путь, как убийца провернул здесь трюк с невозможным убийством, что это указывает прямо на Гарднера и больше ни на кого другого. Но разве он не втянул в заговор и Бартлетта? В конце концов, Бартлетт солгал и своим свидетельством выгородил Гарднера…
– Да. И он был убит прежде, чем сумел взять свое свидетельство назад, – пояснил Г. М. – Это был целый план, вот почему он и был убит. Натурально, первое, что может подумать старик, – что Бартлетт и Гарднер были заодно. Но в этом-то и была беда; это была та часть, которая не имела смысла. Бартлетт солгал о выстреле холостым, да. Он солгал о шляпе, которую лично купил по приказу Вэнса Китинга. Но, если говорить о самом скверном, он не лгал об одном важном пункте, в котором мог бы сказать самую отъявленную ложь. Я имею в виду, что они с Гарднером не создали друг другу алиби.
– Э? – потребовал Мастерс.
– Они не подтвердили алиби друг друга, ты знаешь. Бартлетт сказал, что Гарднер покинул Линкольн-Мэншнз в среду после полудня, в день убийства, в двадцать минут пятого: достаточно времени, если повезет, чтобы Гарднер вовремя попал на Бервик-Террас. Это не алиби. И у Бартлетта алиби не было. Если бы они задумали это вместе, то могли бы оставить тебя в убеждении, что они весь день провели в обществе друг друга. Почему бы и нет? Гарднер мог ускользнуть вниз на грузовом лифте или по задней лестнице; и кто бы мог знать, что он не сидит в квартире с Бартлеттом? В то же самое время Бартлетт сам мог бы позаботиться о том, чтобы получить какое-нибудь алиби, в случае если бы они захотели втянуть его потом в это дело, если бы он только поболтал с горничной или лифтером. Но он этого не сделал, он оставался в квартире один.
Нет, сынок, Бартлетт лгал потому, что он уже соврал согласно приказу Китинга, когда Китинг еще был жив, об этой обожженной голове. В первую очередь он придерживался той истории, которую уже рассказывал всем и повсюду и которая могла бы прозвучать очень подозрительно для будущих нанимателей (ничего не сказать о полиции), если бы теперь он изменил свои показания. Во-вторых, он не видел причины, по которой он не должен был рассказывать эту историю, потому что не связывал ее с убийством.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34
1. Когда Боб Поллард ворвался в комнату, он обнаружил, что Китинг лежит во весь рост на левом боку, спиной к окну.
2. Револьвер 45-го калибра валялся на полу рядом с Китингом с левой стороны.
3. Рана в спину, согласно медицинскому свидетельству, была немного странной. Вместо того чтобы войти прямо, пуля прошла между третьим и четвертым поясничными позвонками, ушла вниз и прошла через тело по наклонной.
4. Слева рядом с телом оказалось это подозрительное пороховое пятно на ковре, о котором мы говорили некоторое время тому назад.
Откуда было взяться пороховому пятну? Я задавал себе этот вопрос. Итак, если кто-то бросил пистолет на ковер рядом с Китингом, с дулом, направленным в сторону тела, и если в этом положении пистолет выстрелил – ну хорошо, вы получите рану, положение пушки, пороховой след на ковре, все совершенно точно соответствует. Но ковер слишком мягкий, чтобы спустился курок. Такой взрыв мог произойти, только если вы понимаете, револьвер был… эй?
– Брошен , – подсказал Соар. Он сделал шаг вперед, и на его лице появилось циничное выражение. – Да, теперь я понимаю, – согласился Соар. – Убийца не старался попасть в Китинга вторым выстрелом. Он хотел сделать две вещи, сэр Генри. Первое: подбросить оружие в комнату, чтобы его нашли здесь и чтобы оно показало, что Китинга и в самом деле застрелили в этой комнате. Во-вторых, тело Китинга распростерлось на полу спиной к окну. Убийца знал, что, если он подбросит в окно взведенный револьвер, тот приземлится где-то поблизости от Китинга. В случае удачи может всадить в его тело еще одну пулю. Но в любом случае револьвер взорвется, совершит еще один выстрел, любого рода выстрел, что покажет, что обе пули были выпущены в этой комнате.
– Погодите, я говорю! – запротестовал Мастерс. – Как такое может быть? Разве мы с Холлисом не увидели бы пушку, когда ее бросали?
– Нет, мой мальчик, не увидели бы, – заявил Г. М. с отвратительным удовольствием. – Вы, конечно, увидели бы, если бы кто-то вылезал из окна мансарды. Но вы не увидели в сумерках пушку из темного металла, брошенную в сорока футах у вас над головами первоклассным игроком в крикет. Вы бы этого не увидели, потому что не потрудились вымыть окно.
– Сделать что?
Г. М. глянул на Полларда:
– Послушай, сынок. Когда ты приехал на Бервик-Террас в среду после полудня, тебя приветствовал сержант Холлис, который следил за домом номер 4 из дома напротив. Так? Верно. Ну хорошо, когда Холлис говорил с тобой оттуда, откуда он следил за домом, мог ты его видеть? Нет? А почему? Потому что окно было покрыто толстым слоем пыли. Мастерс, какие шансы были у тебя увидеть темный предмет, который летит в сорока футах у тебя над головой, когда парень, стоявший за окном, не мог разглядеть парня внутри? Мне очень жаль. Это до боли, до разбитого сердца просто, когда ты понял, в чем секрет. Ты даже можешь увидеть, что пушка достаточно легкая, чтобы бросить ее без труда. И все это был аккуратный маленький план, разработанный убийцей…
Наступила странная тишина, потом Соар задумчиво сказал:
– Убийца – Рональд Гарднер.
– Это не слишком удивительно, не так ли? – спросил Г. М. тем же тоном, так тихо, что Соар окинул его быстрым взглядом.
– Вы – колдун в отношении чужих секретов, – сухо заявил Соар. – Нет, это меня не удивляет. Я так понимаю, что ваше сидение и думание касалось очень чувствительных вещей. Что же до меня, мне жаль так говорить, но это снимает мои сомнения насчет Дервента. Некоторое время я полагал, что Гарднер был любовником миссис Дервент. Между ними было что-то вроде… вроде близости. Или это просто мое кельтское воображение? Но я видел, как они обменивались взглядами. Оба любили все эксцентричное и эффектное. Вы же знаете миссис Дервент, и вы могли прочитать экзотическую книгу путешествий Гарднера. Я пытаюсь дать вам кое-какие намеки на это.
– О-хо-хо? Это ведь не причина, разве не так, для вашего резкого столкновения в отношении Франсис Гейл? Я думаю, твоя вспышка была немного странной, сынок.
– Нет, однако это было непреднамеренно. – Соар все еще говорил задумчиво. – Моей настоящей целью было хорошенько его разозлить. Нет, я имею в виду намеки, которые я пытаюсь донести до вас о его опасной близости к ней. В частности, я находил полезным водить вас за нос насчет Десяти чайных чашек. Вы могли воскресить то тщательно придуманное тайное общество, которое я вызвал из небытия; и то, что я рассказал о практике чаепития, когда чай смешивали с опиумом и пили из старомодных чашек, и делали это втайне. Кстати, все это упоминается Гарднером в его книге. Вот так – упоминается как факт. Но я, у которого были весьма веские причины полагать, что все это дело – вонючее жульничество, знал, что Гарднер лжет.
Мастерс присвистнул:
– Послушайте, сэр! Вы же не хотите сказать, что он намеренно написал ложь в книге, которая, как предполагается, была правдивой, чтобы потом, когда это станет казаться правдой и в Лондоне, у него было бы подтверждение?
– Почему бы и нет? Южная Америка – единственный оставшийся неизвестным континент. Если, как говорит Гарднер, он обнаружил в верхней Бразилии маленькую группу португальцев, приверженную жутким ритуалам и практикующую их, кто может его опровергнуть? И это еще не все. Вы понимаете, сэр Генри?
Г. М. кивнул с безутешным видом:
– О да. Это подхлестнуло бы интерес Китинга. И когда Гарднер, со своим авторитетом, шепотом спросил его, не хочет ли он стать членом общества «Десять чайных чашек», в котором уже состоит миссис Дервент… это было жестоко, ловко и элегантно, джентльмены.
– Это показывает, что он очень давно замыслил убийство, – подхватил Мастерс. – Вы полагаете, что они одинаково глубоко замешаны в этом убийстве, Гарднер и миссис Дервент? Я полагаю, что она знала обо всем, даже если Гарднер единолично привел механизм в действие.
– Я совершенно уверен в этом, сынок, – подтвердил Г. М., жуя сигару, – и если ты перестанешь меня перебивать, я объясню тебе почему. Зачем, для начала, ты думаешь, она обзавелась этим круговым сильным алиби из всех этих тетушек и наемного лимузина? Она за две недели к этому готовилась, как сказал нам Дервент. За то, что это было предумышленно, ставлю пять фунтов. Потом, было совершенно ясно, что никакую ложь, касающуюся чайных чашек, невозможно было бы подсунуть Китингу так, чтобы она об этом не знала. Подумай минутку! Если бы действительно существовало общество этих чашек и миссис Дервент в самом деле была бы его членом, было бы возможно, чтобы Китинг попал в расставленную ловушку так, чтобы она об этом не знала? Но поскольку общество было мифом, она должна была знать, почему Китинг был так уверен, что они встретятся с ним в доме номер 4 на Бервик-Террас? Почему он был так уверен, что она – член общества? Предположим, все это было сделано так, что она об этом не знала и Китинг намекнул бы ей словечком? Неужели Китинг не обнаружил бы подделку – разве что она поддерживала его убежденность. Я склоняюсь думать так. И наконец, миссис Дервент стащила пистолет с каминной доски в своем собственном доме, когда, как предполагалось, она лежала в постели с головной болью.
Хочешь знать, с чего это у нее разболелась голова? Этому намеренно или ненамеренно способствовал ты, Соар. Ты подошел к ней в темноте, как раз после того, как ей прислали золотую скатерть, и прошептал: «У вас есть друг, который сегодня днем прислал вам прекрасный подарок. Как давно вы принимаете от него подарки?» Я почти вижу, какой опасности ты себя подвергал в ту минуту, сынок. Миссис Дервент думала, что ты говоришь о ее отношениях с Гарднером. А поскольку ни ее муж, ни Китинг об этом не догадывались, она боялась, что ты в одно мгновение разрушишь всю игру.
– О, золотая скатерть, – хмурясь, протянул Мастерс. – Значит, это Гарднер позвонил и попросил прислать ее? И что за проблема с этой скатертью?
– Я могу объяснить это самым превосходным образом, – сообщил Г. М., – показав вам, как эта гениальная парочка принялась работать над своим планом. И тут мы возвращаемся к вечной проблеме, к вечной упорной проблеме, как измерить вину на весах, подкладывая чуть-чуть на эту чашу, потом чуть-чуть на другую, и попытаться определить, кто из двоих более виновен. Вы сталкиваетесь с той же головоломкой, когда мужчина и женщина убивают другого мужчину ради общих интересов или общих аппетитов. С одной стороны, у вас есть Дженет Дервент: холодная, порочная, жаждущая внимания, роскоши и мягких подушек. С другой стороны – Рональд Гарднер: умный, импульсивный, даже щедрый – и все это без всякого корсета морали. Дженет Дервент хладнокровно убивает ради денег, Гарднеру дела нет до денег, он убивает со всем пылом ради Дженет Дервент. И тем не менее в этом случае именно Гарднер в дюжину раз более беспощаден, нежели его осторожная любовница. Я приведу вам два примера, которые покажут вам это на деле.
Теперь заметьте, как в каждом конкретном случае эти двое поддерживали свидетельства друг друга. Женщине было позволено обзавестись железным алиби на время убийства Китинга; но в то же время было ясно показано, что мужчина не мог и не имел возможности унести этот револьвер из дома Дервента во вторник вечером. Что так же хорошо, как и алиби. Но в одном пункте благоразумие, кажется, их подвело. Я имею в виду, тупоголовые мои, это очевидное мероприятие с посылкой золотой скатерти миссис Дервент. Гарднер хотел обставить сцену, словно в театре, для того, чтобы произвести впечатление на Китинга. Он наскреб по мелочам сотню фунтов, чтобы обставить собрание Чайных чашек кое-какой мебелью. (Между прочим, вы должны были заметить, что все это – легкая мебель, которую один мужчина может перенести, и, похоже, это свидетельствует о том, что всю сцену обставил один человек.) Но он хотел чего-то законченного. Все это очень хорошо. Вы мне возразите: «Даже если он хотел роскошный предмет в качестве скатерти на стол, для чего было посылать его к миссис Дервент?» Чтобы сильнее втянуть ее в заговор, джентльмены. Чтобы показать, что она влезла в это дело так же глубоко, как и он: осторожный, довольно отвратительный намек на это. Чтобы она не пыталась сыграть в какую бы то ни было игру: потому что Гарднер был в достаточной степени реалистом, чтобы предположить, что она это может сделать.
И последнее – это убийство Бартлетта, спокойное, хладнокровное и беспощадное проявление жестокости, как и все в этом деле.
Соар зябко поежился.
– Поскольку у меня есть основательные причины знать, – заметил он, – то это – именно то, о чем я хотел вас просить. Я вижу, поскольку вы проследили путь, как убийца провернул здесь трюк с невозможным убийством, что это указывает прямо на Гарднера и больше ни на кого другого. Но разве он не втянул в заговор и Бартлетта? В конце концов, Бартлетт солгал и своим свидетельством выгородил Гарднера…
– Да. И он был убит прежде, чем сумел взять свое свидетельство назад, – пояснил Г. М. – Это был целый план, вот почему он и был убит. Натурально, первое, что может подумать старик, – что Бартлетт и Гарднер были заодно. Но в этом-то и была беда; это была та часть, которая не имела смысла. Бартлетт солгал о выстреле холостым, да. Он солгал о шляпе, которую лично купил по приказу Вэнса Китинга. Но, если говорить о самом скверном, он не лгал об одном важном пункте, в котором мог бы сказать самую отъявленную ложь. Я имею в виду, что они с Гарднером не создали друг другу алиби.
– Э? – потребовал Мастерс.
– Они не подтвердили алиби друг друга, ты знаешь. Бартлетт сказал, что Гарднер покинул Линкольн-Мэншнз в среду после полудня, в день убийства, в двадцать минут пятого: достаточно времени, если повезет, чтобы Гарднер вовремя попал на Бервик-Террас. Это не алиби. И у Бартлетта алиби не было. Если бы они задумали это вместе, то могли бы оставить тебя в убеждении, что они весь день провели в обществе друг друга. Почему бы и нет? Гарднер мог ускользнуть вниз на грузовом лифте или по задней лестнице; и кто бы мог знать, что он не сидит в квартире с Бартлеттом? В то же самое время Бартлетт сам мог бы позаботиться о том, чтобы получить какое-нибудь алиби, в случае если бы они захотели втянуть его потом в это дело, если бы он только поболтал с горничной или лифтером. Но он этого не сделал, он оставался в квартире один.
Нет, сынок, Бартлетт лгал потому, что он уже соврал согласно приказу Китинга, когда Китинг еще был жив, об этой обожженной голове. В первую очередь он придерживался той истории, которую уже рассказывал всем и повсюду и которая могла бы прозвучать очень подозрительно для будущих нанимателей (ничего не сказать о полиции), если бы теперь он изменил свои показания. Во-вторых, он не видел причины, по которой он не должен был рассказывать эту историю, потому что не связывал ее с убийством.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34