С женщиной говорить легче. Она не может отпустить грехи, но зато очень хорошо все понимает. А сестра Марта раньше была психологом. Да и сейчас этим занимается.
— Понимаете, в чем дело? Если бы то, что он говорит обо мне… и мне самой, и наверное, везде тоже, друзьям своим - если бы это было хоть насколько-то правдой, меня бы это не расстроило. Я бы покаялась и приняла бы это… пусть бы ко мне плохо относились, но если я действительно виновата, то виновата. Но я не вижу, что это правда…
— Ильгет, тебе просто тяжело поверить, что люди могут лгать. Что есть клевета. Ведь пойми, твоему бывшему сожителю нужно чувствовать свою правоту. Надо бы посмотреть его психоматрицу. Есть люди, которым невыносимо сознавать, что они в чем-то несовершенны и неправы. Они даже готовы создать иллюзии у себя и других, лгать себе, лишь бы убедить себя, что они правы во всем.
— Но сестра Марта, а если это не так? Если он в чем-то прав? Ведь это серьезный вопрос, я не могу вот так пускать его на самотек. Конечно, если это клевета, то мне надо, наверное, чувствовать себя… ну не знаю… пострадавшей за правду. Но если это будет моя иллюзия, понимаете? Если получится, что я создаю свой ложный образ этакой страдалицы за истину, а на самом деле и правда испортила жизнь человеку?
— А ты испортила?
— Не знаю, - беспомощно сказала Ильгет.
Арли в ярко-красном комбинезончике добралась до скамьи и деловито выкладывала на нее желтые мокрые листья, поднимая их с дорожки.
— Я не знаю! Я потому и пытаюсь у него выяснить, что же конкретно было не так. Ну интим, да… Но мы просто несовместимы, и это не только моя вина. А так…
Ильгет замолчала. Ей вдруг вспомнились слова сагона. Как давно это было, но кажется - только вчера. Впечатано в память не хуже, чем в кожу - черные точки. Уже ничем не вытравишь.
"Отдала ли ты все возможное ради него…"
Нет, конечно.
Но сагон неправ. Ведь никто, никогда не может отдать ВСЕ. Можно отдать жизнь за любимого человека. Но даже жизнь, земное существование - это далеко не ВСЕ.
Нельзя отдать любовь к Богу. Призвание тоже нельзя отдать, разве что в том случае, если исполнение призвание грозит близкому человеку гибелью. Во всем есть какая-то соизмеримость. В конце концов, даже самой самоотверженной матери или сиделке надо иногда ходить в туалет, умываться и спать. Фразы вроде "отдать ВСЕ" - это не более, чем манипуляция.
И все же чувство вины остается. Да, не все - но может быть, можно было отдать что-то еще? Откуда ей знать?
— Тебя мучает эта неизвестность? Непонимание того, как следует относиться к происходящему?
— Да. Именно так, - подтвердила Ильгет.
Сестра Марта коснулась ее руки. Доброе круглое лицо монахини под белым покровом лучилось покоем.
— Попробуй смириться с этим. Просто не думать, и все. Мы несовершенны, это очевидно. Очевидно, где-то и ты была несовершенной. Но во всем этом много и клеветы, и нежелания простить. Но ведь нам нужно сосредоточиться на наших собственных грехах. Живи сегодняшним днем. Не думай о прошлом. Ведь сейчас, в настоящем браке, у тебя все хорошо?
Одна только мысль об Арнисе заставила Ильгет чуть расслабиться.
— Плохо только одно, то, что муж вот опять в космосе… но я терплю.
— Вот и не думай. Если ты там в чем-то была неправа, Бог милосерден. Главное, не считать себя совершенной. А этого у тебя и нет.
— Сестра Марта… здесь еще вот в чем дело. Я ведь пишу. И чтобы писать, я должна понимать. Мир, себя, людей. Это ведь ответственность! А я не понимаю. Просто не понимаю происходящего.
— Может быть, тебе стоит писать, чтобы понять, - задумчиво ответила монахиня.
Ильгет стало легче после этого визита, но не намного.
Сестра Марта была права. Она, как и отец Маркус, и вообще церковные люди - очень чистая, умная, праведная. Но она посвятила этому жизнь. Она ни о чем другом не думает и не решает никаких задач, кроме этой - как быть праведной, чистой, как стать святой.
У Ильгет - ребенок, и у нее истории, которые нужно писать, а чтобы писать - надо понимать себя, людей и мир. И еще страшный груз скопился внутри, и все это тоже надо осмыслить и понять. Как один человек способен пытать другого? Как жить и выживать, когда бои длятся неделями, и все это время ты даже шлема не можешь снять? Как пережить то, что люди, которых ты освобождаешь, ненавидят тебя и готовы убить, и ты убиваешь их, потому что нет другого выхода…
Правы ли они действительно во всем этом? Вот Пита, может быть, он живет правильно. Спасает каких-то заблудших. Посещает церковь. Живет в любви и гармонии с миром. В конечном итоге, нужна ли вся эта война? В войне всегда участвуют две стороны. Как и в семейных ссорах, в войне не бывает однозначно правых и виноватых. Может быть, если бы мы все жили в любви и лишь увеличивали бы любовь и гармонию вокруг себя, ни один сагон к нам не приблизился бы.
Вот ведь на Квирине такая атмосфера, что ни один сагон и не приближается. Квирин неуязвим. Абсолютно.
И не благодаря оборонным поясам, Кольцам. Отнюдь. Что развоплощенному сагону в форме ЭИС все это оружие?
Нет, это духовная оборона. Совсем другая.
И самое главное - что знают обо всех этих вопросах служители Церкви? Ничего. Ноль. Правда, отец Маркус был эстаргом, спасателем. Да и Марта, кстати, в молодости летала, занималась ксенопсихологией. Но воевать - этого им не приходилось. И детей у них нет. И не пишут они. Чем они могут помочь Ильгет?
Да, наверное, и не должны помогать. У них другая задача в жизни. Кто-то должен связывать нас с Богом, охраняя от ложных и бесовских наваждений, выводя к Истине. А уже частные проявления этой Истины - это мы должны сами понять.
Напиток был мутновато-белый, похожий на артийксийскую "Жемчужницу", но по словам Айледы, не алкогольный. Вкус - не резкий, смесь кислоты и сладости, и казалось, жидкость испаряется во рту, исчезает.
Выпили за Квирин и за тех, кто наверху. В пути.
— Я скоро тоже исчезну, - сказала Айледа, - буду курьером.
— Ой… надолго? - огорчилась Ильгет.
— Сто пятьдесят дней, но возможно, потом будут другие поручения, так что точно не знаю.
— Куда летишь?
— Точный маршрут пока неизвестен. Видимо, на Калликрон, а там еще что-то будет.
— Калликрон… - Ильгет и не слышала о такой планете.
— Это далеко. Восемь переходов. Идти около двух месяцев. Планета малоразвитая и малоизвестная.
— Понятно.
Ильгет подумала - как жаль, что Арнис не подружился с Айледой. Они встречались еще в начале лета, все втроем. Гуляли, разговаривали, Айледа была у них в гостях. Все, вроде бы, нормально. И все же интуитивно она тогда почувствовала - Арнису не нравится ее подруга. Может, это ревность - Арнис чувствовал, что Айледа занимает кусочек ее сердца. Он ведь тоже не человек, и не совершенен. Хотя Ильгет это не огорчало.
Она потом спросила прямо, и Арнис прямо ответил.
— Не бери в голову. Похоже, просто несовместимость…
— Странно. Мы с Айледой очень похожи.
Он покачал головой.
— Тебе это кажется. У вас общие интересы, да. А характеры разные. Она, понимаешь… для меня какая-то уж слишком безалаберная. Но ты не обращай внимания.
И потом как-то он не слишком хорошо отозвался об увлечениях Айледы.
— Мне не нравится все это, какой-то оккультизм. Это до добра не доводит. В Эдоли это было запрещено.
— Ну-ну, - возразила Ильгет, - сами занятия оккультизмом не были запрещены, только магическая практика…
— Откуда ты знаешь, что она ничем таким не занимается? Впрочем, - Арнис опустил глаза и, словно извиняясь, положил руку ей на плечо, - прости. Наверное, это все не так существенно.
Он, похоже, испугался обидеть Ильгет, подумал, что спор этот не нужен совершенно. Но Ильгет и не подумала обижаться, что тут такого? Он вправе относиться к Айледе так, как хочет. К сожалению, и хорошие люди не всегда совместимы, и не всегда любят друг друга. Даже в отряде ко всем относишься по-разному.
Однако с тех пор она перестала сама звонить Айледе. Не желая, в свою очередь, доставлять Арнису внутренний дискомфорт. Но и подруга не очень-то проявляла активность.
Они редко общались. Даже реже, чем с Магдой. Но если Магда была просто знакомой, приятельницей, то Айледу ей хотелось назвать именно подругой. С ней было - хорошо.
Ильгет рассказала ей о своих проблемах с бывшим сожителем.
— Вы слишком разные люди, - ответила Айледа, - у вас разные пути.
Ильгет предпочла бы услышать что-нибудь другое, хотя бы попытку разобраться в происшедшем, но Айледа не стала об этом говорить.
— Споем? - предложила она. Взяла гитару, настроила приставку. Айледа играла намного лучше Ильгет. И песни знала удивительные. Легкий перезвон колокольцев поплыл по дому, дополнился глубокими тонами органа и наконец струнной мелодией. Голос у Айледы был тоже звонкий и очень высокий.
Возьми серебряную нить,
И воедино слей
Биенье сердца, пульс руки,
Дыхание полей.
И звездный свет, и шум травы,
Молчание камней.
Ильгет стиснула пальцы, переживая внутри песню. Ей показалось, что кто-то невидимой рукой проник вовнутрь, и коснулся ее сердца, осыпая его серебряной пылью.
Весь мир, как сердце, охвати,
И серебром своим
Почувствуй, как прекрасен мир,
И как неразделим.
Как вместе с сердцем он молчит.
И бьется вместе с ним.
Серые глаза Айледы сияли. Огромные, чистые. Господи, как же она прекрасна, думала Ильгет. Не кукольной обычной красотой. Вот так, наверное, прекрасны ангелы…
Теперь ладонями сомкни
Небесный свет с земным.
За гранью света тени тьмы
Растают, словно дым.
Ты - человек. Ты - Бога сын.
И ты непобедим.
Ильгет долго молчала, не в силах прийти в себя. Айледа ждала с удовольстием - ей было приятно это спонтанное выражение чувств, ведь именно так на Квирине и принято выражать восторг артисту. Никаких там аплодисментов, воплей. Углубленное, потрясенное молчание.
— Господи, Айли, - наконец сказала Ильгет, - это твоя песня? Это же просто чудо?
— Чудо? - усмехнулась Айледа, - чудо - это твой рассказ про серебряное пламя.
— Да брось ты, - удивилась Ильгет, - я его засунула на "Полянку", и он там занял всего лишь сорок третье место в сотне. Что уж в нем такого чудесного?
Она и в самом деле написала недавно рассказик, где герои действовали мечами из серебряного огня. Образ уж очень красивый. Просился наружу. Серебристое пламя послушного воле клинка. Но рассказ получился далеко не таким хорошим, как хотелось бы.
— Хороший рассказ, но дело не в этом, - Айледа покачала головой, - дело совсем в другом, Иль.
Она встала. Подошла ближе и села совсем рядом. Глядя Ильгет в глаза.
— Тебе многое довелось пережить. Я никогда еще не встречалась с живым сагоном.
— И слава Богу, - невольно ответила Ильгет. Айледа кивнула.
— Я понимаю, почему ты так говоришь… ты все еще помнишь это. Это очень больно?
— Не то слово. Но… видишь, Айли, дело даже не в боли. Больно многое, - Ильгет отвела взгляд, и говорила с усилием, - мало ли что больно… когда тебя просто бьют, это тоже… когда тебе пальцы ломают, думаешь лучше… то есть, наверное, все-таки лучше, но понимаешь, есть какой-то предел боли, когда уже эти понятия теряют смысл. Лучше- хуже. Все плохо. Люди не хуже сагонов умеют издеваться над себе подобными.
— Господи, Иль, не надо. Перестань, - Айледа взяла ее руку и с каким-то ужасом посмотрела на пальцы, вполне целые и здоровые.
— Дело не в боли. Понимаешь, он тебе еще и мозги так запудрит… Он еще и душу твою возьмет. Как в Евангелии сказано - бойтесь тех, кто и тело, и душу погубит в геенне. Не бойтесь убивающих тело, души же не могущих погубить. А они - они погубят. И даже если не сломает тебя, хотя ты ведь ничего даже сделать не можешь против этого… если даже не сломает, если повезет - все равно след остается. Ты уже никогда, никогда не будешь здоровым, нормальным человеком. Нет, лучше не встречаться с ними.
— Или научиться противостоять, - сказала Айледа. Ильгет покачала головой.
— Бесполезно.
О психотренинге рассказывать - это значит, рассказать и о ДС, а это запрещено.
— Можно противостоять даже дэггерам. Есть методики… нас в Милитарии учили. Но сагону… с сагоном ты ничего не сделаешь.
Айледа легко поднялась на ноги. Молча вышла - в соседнюю комнату. Ильгет растерялась и тоже встала. Подумала, что надо бы уже забрать детей. Белла с удовольствием возится с Арли, но ведь еще и крестники сегодня у нее. Впрочем, это не страшно… Айледа вошла в комнату.
Вытянутую правую руку она держала перед собой.
На ладони ее трепетал ослепительно яркий огонек. Серебристое пламя.
Ильгет вздрогнула. Такого с ней, пожалуй, еще не было. Да, угадывать случалось. Не раз. Но ТАК…
— Возьми, - сказала Айледа чуть дрогнувшим голосом. Ильгет протянула руку. Огонек легко перелился в ее ладонь.
Он был на ощупь чуть теплым. И - живым. Будто птенец на ладони. Будто сердечко бьется внутри.
Ильгет вспомнила свою фантазию. Представила оружие.
Огонек стал быстро изменять форму. Подчиняясь ее воле. Секунда - и она сжимает в руке короткий меч. Больше на кинжал похожий. Впрочем, форму можно изменить.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65