Едрена вошь!!!"
В дверь стукнули тихо. Я затаил дыхание. Снова постучали, уже погромче.
– Миленький, открывай. Все спокойно, – зашептала она в щель.
– Я сплю, Мария Петровна. Мне вставать завтра рано.
– Я тебе покажу "сплю"!.. Открывай, миленький. Плохо тебе будет. Я ведь защелку сломаю к чертовой матери!
Она яростно затрясла дверь и застучала в нее кулаками, уже не стараясь соблюсти тишину. Я задрожал от страха. Защелка действительно держалась на соплях.
– Идите спать, Мария Петровна. Мне завтра вставать рано.
– Я тебе дам "вставать"! Открывай!! Ну открой, миленький… Задвижку сорву к чертовой матери!!!
Дверь страшно затряслась. Я в ужасе вскочил и заметался, ища возможности предотвратить прорыв Марии Петровны в комнату. Дверь тряслась как сумасшедшая. И тут в голову мне пришла гениальная мысль. Я поднатужился и задвинул дверь огромной кроватью. Ее дубовая спинка пришлась в самый раз. Это мне очень понравилось. Я выключил свет и сел на кровать.
– Ты что, кровать придвинул?! – плачущим голосом воскликнула из-за двери Мария Петровна. – Говори. Придвинул?!
Она снова изо всей силы грохнула по двери кулаком.
– Придвинул, придвинул. Спокойной ночи. Идите спать. Завтра поговорим.
– У-у-у-у!.. – мучительно взвыло за дверью. – Догадливый, гаденыш. Все равно дверь сломаю! Открывай!!!
"Как это дети от таких воплей не просыпаются? – подумал я, глядя в темноту. – Наверное, уже все соседи переполошились".
Я встал, впотьмах подошел к окну, отодвинул занавеску… и в ужасе отпрянул. Сквозь стекло на меня кто-то смотрел. Я отступил в комнату, не отводя глаз от темного силуэта за окном. Но в этот момент Мария Петровна взвыла особенно громко и ахнула кулаком по двери. Я бросил взгляд на дверь, а когда обернулся, силуэта за окном не увидел. Помедлив некоторое время, я набрался смелости и подошел к окну. Во дворе ни огонька. Не мудрено, что в такой тьме могло что угодно примерещиться. Да и третий этаж все-таки.
Видение за окном на некоторое время отвлекло меня от беснующейся Марии Петровны.
– У-y-y-y-y!.. – страшно выло за трясущейся дверью. – Открывай!!!
– Идите спать, – посоветовал я.
– Ну хорошо, – вдруг совершенно спокойным голосом сказала Мария Петровна. – Ладно, я спать ухожу. Но только ты мне бражку отдай, и я пойду спать. Больше ты меня не услышишь. Договорились?
– Я уже сплю, Мария Петровна, – ответил я, распознав ее хитрость. – Завтра выпьете, завтра отдам.
– Ну отдай, миленький. Не могу я без бражки глаз сомкнуть… У-у-у! Открывай сейчас же!! – и снова ее кулачище заходил по двери. – Открывай!! У-у-у-у!..
Больше я с ней не разговаривал и ни на ее запросы, ни на вопли никак не реагировал. Вконец отупев от перенесенных за сегодняшнюю ночь стрессовых ситуаций, я смотрел прямо перед собой во тьму ночи, уже ничем не интересуясь. Мария Петровна выла, ломилась в закрытую дверь, угрожая и умоляя весь остаток ночи до первых дворников. И когда внизу, во дворе, кто-то стал шаркать метлой по асфальту, Мария Петровна начала слабеть: колотила уже не так крепко, и голос подсел. В конце концов, она вовсе умолкла. Потом, кряхтя (судя по звуку) поднялась с паркета, сидя на котором набиралась сил для штурма, и, охая, куда-то ушла. Тогда я тоже встал с кровати, сложил в сумку вещи из шкафа, рукопись… С трудом мне удалось отодвинуть сильно помятую кровать от двери. Перед уходом я осмотрел комнату, не забыл ли чего. В прихожей никого не было, стояла тишина. Я открыл замок, спустился по лестнице и вышел во двор.
Ритмично шаркая метлой, через двор продвигалась дворничиха в ватнике с наглухо завязанной платком головой. Я прошел мимо нее к подворотне, не глядя по сторонам.
– Комнату снять желаете?
Я поднял глаза. Передо мной стоял человек в шляпе с бамбуковой тростью в руке.
Глава 5
У него был большой угристый нос, тяжелые мешки под глазами и оттопыренные уши. Он стоял передо мной, поигрывая бамбуковой палкой и на меня не глядя, – он смотрел в небо.
– Вы что-то сказали? – не будучи уверенным, что это мне не послышалось, спросил я.
– Погода говорю, сегодня, по небу судя, хорошая будет. А вы как думаете?
– Я по этому поводу не думаю, – сказал я угрюмо.
Обогнув мужчину с тростью и оставив его со своими мыслями о предстоящей погоде, я направился к подворотне. Но не успел сделать и двух шагов, как моей спины что-то коснулось. Я обернулся. Это была трость гражданина, он еще раз слегка коснулся ею моего плеча:
– Так как насчет комнаты? Снять желаете?
Дворничиха монотонно шаркала метлой, не пропуская ни сантиметра поверхности двора; вокруг нее буцал откуда-то взявшийся идиот.
– Комнату?! Вы сказали, комнату снять?!
– Ну, конечно, комнату. А что же, голову по-вашему?
– Так вы сдаете?! – все еще не веря в свое счастье, воскликнул я.
– Если хотите, сдаю. Здесь, в этом дворе. Пойдемте, взглянете – может не понравится. Конечно, не хоромы: комнатка так себе и кровать не такая широченная, зато окно на улицу… – говорил он, войдя в парадную и поднимаясь по лестнице.
Я поднимался за ним вслед.
– Квартира тоже на третьем этаже, правда, не отдельная – еще жильцы есть, но все спокойные, будьте нате, приставать никто не будет… Тихо! Замри!
Провожатый вдруг остановился на лестничной площадке, прислушиваясь. Я по инерции сделал еще шаг.
– Замри! – прошипел комнатосдатчик, повернувшись ко мне вполоборота и положив конец трости мне на плечо.
Он глядел на меня с такой ненавистью, что мне сделалось нехорошо и захотелось уйти поскорее, навсегда. Откуда-то издалека до моих ушей донесся то ли стон, то ли вой… Но я не был уверен, что это мне не послышалось под жутким взглядом моего нового знакомого.
– Кстати, мы еще и не знакомы, – сказал он, неожиданно переменившись лицом в лучшую сторону, снял трость с моего плеча и протянул руку. – Казимир Платоныч Эсс-тер-лис.
Свою странную фамилию он произнес по слогам с тем, чтобы я усвоил и запомнил ее получше.
– Очень приятно, а меня Николай, – сказал я, пожимая руку.
– Очень хорошо, Николай. Вот и наша дверь, – Казимир Платоныч зашарил по карманам, доставая всякую карманную мелочь. – Ну так и есть, выскочил и ключи забыл… Звонить придется, – сказал он как-то неуверенно.
Он долго вдавливал кнопку звонка. Наконец за дверью послышался лязг замка, и дверь слегка приоткрылась.
– Это я – Казимир Платоныч! Не бейте, Марфа Семеновна! Я с новым жильцом! – прокричал Казимир Платоныч в щель и только после этого осторожно потянул за ручку. Дверь открылась, но на пороге никого не было. – Не бейте, это я с новым жильцом! – опять в темноту прихожей крикнул Казимир Платоныч. – Заходите, не бойтесь, – кивнул он мне и улыбнулся.
Я вошел в пустую темную прихожую и остановился, не зная, куда идти дальше. Немного задержавшись на лестнице, вошел и Казимир Платоныч.
– Вот и Марфа Семеновна, познакомьтесь, – сказал он, включая свет и закрывая дверь на лестницу.
У стены возле двери оказалась притаившаяся старушка с железным ломом наперевес, в красной мотоциклетной каске на голове, за поясом у нее был ржавый зазубренный серп. Она стояла, глядя на меня не мигая.
– Вот, запомните этого молодого человека. Он у нас жить тоже теперь будет. А это Марфа Семеновна, по возрасту ровесница революции – женщина героическая, гроза воров-домушников.
Старушка все так же, ни разу не моргнув, смотрела прямо на меня. Казимир Платоныч сделал к ней шаг, помахал перед глазами рукой, потом отогнул нижнее веко сначала у одного, затем у другого глаза и постучал костяшками пальцев по каске. Старушка встрепенулась и молча, ни на кого не поглядев, прошла мимо нас в другой конец прихожей и исчезла за дверью.
– Если в звонок звонишь – будь осторожен, входи с оглядкой, а то получишь по лбу ломом. Она так одного вора поймала, а он во всесоюзном розыске… Беднягу еле откачали в больнице. Вот и комната, смотри сам.
Достав из-за плинтуса ключ, Казимир Платоныч открыл замок и, отворив дверь, пропустил меня вперед.
Комната была очень мала и редкой формы: с расширением от двери к окну. По левой стороне стояли кровать, тумбочка и кресло, по правой – письменный стол и черное пианино. Между всем этим оставался узенький проход. Словом, не разгуляться.
– Пианино не играет. Так, для мебели стоит, – сказал Казимир Платоныч. – Зато все остальное исправно.
– По-моему, хорошая комната. Мне подходит, – сказал я, обрадовавшись письменному столу с настольной лампой, за которым мне суждено было продолжить работу над романом.
Мы обговорили цену, я заплатил за месяц вперед и, наконец, оставшись один, достал из сумки полотенце, мыло и пошел искать ванную.
В прихожей уже никого не было, на стене рядом с моей дверью висело что-то, тщательно прикрытое материей. Подумав, что это картина, я из любопытства отогнул край тряпки и увидел худое лицо с ввалившимися глазами, непричесанной головой… Я не сразу признал унылую физиономию, глядящую на меня с интересом.
– Господи! Это ж зеркало, – я отпрянул, прикрыв отражение. – Чего это они зеркало-то завесили?..
После умывания я снова отогнул материю на зеркале и снова полюбовался своей внешностью. Огорчившись, вошел в комнату, разделся и лег спать. Ведь за сегодняшнюю ночь, проведенную у сверхсексуальной дамы, выспаться мне не удалось.
Снилось мне что-то нехорошее. Во сне я метался и, кажется, даже кричал, но сна не запомнил.
Проснулся я около трех часов дня, одолеваемый мухами, резвившимися на моем лице и руках. Утром я не заметил, что в комнате их проживало такое количество. Одичав без человеческого тепла, они ползали по мне взад-вперед, спаривались и вели себя неприлично. Я нашел в углу мухобойку и около получаса казнил их на стенах и мебели. Умаявшись от смертоубийства, я оделся и, собираясь обследовать квартиру, приоткрыл дверь. Откуда-то, должно быть, из кухни, до меня донесся женский голос. Я повременил выходить, оставшись у щели.
– Я не могу больше! Заманало!.. – кричала женщина со скандальными интонациями в голосе.
– Бу-бу-бу-бу… – ей в ответ низкий мужской голос. Слов я никак не мог разобрать, хотя и вслушивался изо всех сил; вероятно, он и старался говорить тихо, так, чтобы кроме женщины его никто не слышал.
– Ни разу больше не спляшу! Ни единого! За вашу поганую комнату!..
– Бу-бу-бу…
– Плевала я на ваших покойников! Сами перед ними пляшите!
– Бу-бу-бу-бу-бу…
– Что?!! Это я-то?!! Ты сам козел старый!! Это я?!!
Зазвенело стекло.
– Бу-бу-бу… Бу-бу-бу…
Открылась дверь и из кухни вышел с виду сильно рассерженный Казимир Платоныч. Я отпрянул в глубь комнаты.
– Никогда больше перед твоими погаными мертвяками плясать под твою дудочку не стану! Козел старый!!
Петли снова скрипнули, и женский голос уже в прихожей произнес несколько нецензурных выражений, потом где-то демонстративно закрылась дверь.
Когда все стихло, я вышел из комнаты.
Из просторной прихожей с четырьмя дверями небольшой коридор вел к туалету и ванной. В кухне никого не было. Я зашел и огляделся: по стенам стояли пять кухонных столов, с лампочки без плафона свисала мухоловная лента, вся заклеенная мухами, так что на ней живого места не осталось. Я выглянул в окно. Окно выходило во двор. По двору, не пропуская ни одного сантиметра отделенного ей ЖЭКом пространства планеты, продвигалась дворничиха с лохматой метлой и мела, и мела… а идиот вокруг нее и топал, и топал…
– Привет.
Я повернулся к двери. В кухню вошла девица лет двадцати пяти. Я сразу узнал ее голос, это она минуту назад скандалила с Казимиром Платонычем.
– Ты чего, наш новый сосед?
Лицо у нее было сильно накрашено, футболка, под которой бюстгалтера не имелось, обтягивала стоячую грудь третьего номера. Но самым замечательным в ней были ноги: длинные, полные и, если кривоватые, то только самую привлекательную малость. Она знала своим ногам цену, и прятать их от чужих глаз не намеревалась. Кожаная юбка на ней являлась чисто символическим украшением.
"Ух ты, черт!" – подумал я, лихорадочно домысливая прикрытые одеждой части ее тела.
– Ты чего молчишь-то? Языка нет? – спросила она, подойдя к столу и выдвинув ящик.
– Я и не молчу, – сказал я, дыша с трудом. – А ты что, тоже в этой квартире живешь?
Она кивнула и, закурив сигарету, оперлась рукой о стол.
– Тогда мы, может, вечерком встретимся? – предложил я, присев на подоконник. – Бутылочку винца выпьем, поговорим… Меня Николаем зовут.
– Меня Леной. А ты чего, у Марии Петровны ночь переспал?
– У какой Марии Петровны?.. Ах да! Еле отбился, ей такой мужик нужен… Или лучше рота…
– А ты что, слабак? – ухмыльнулась Леночка, пальчиком стряхивая пепел в раковину.
– А вот заходи сегодня вечерком, сама посмотришь… – Я снова мысленно освободил ее от одежды… "Мать честная!!" – Придешь?
– Если ты Марию Петровну не удовлетворил, нам с тобой делать тогда не фиг.
– Такую даму удовлетворить… У нее, наверное, бешенство матки…
– Какое там бешенство, – махнула рукой Леночка. – Нужны ей мужики как рыбке зонтик.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41
В дверь стукнули тихо. Я затаил дыхание. Снова постучали, уже погромче.
– Миленький, открывай. Все спокойно, – зашептала она в щель.
– Я сплю, Мария Петровна. Мне вставать завтра рано.
– Я тебе покажу "сплю"!.. Открывай, миленький. Плохо тебе будет. Я ведь защелку сломаю к чертовой матери!
Она яростно затрясла дверь и застучала в нее кулаками, уже не стараясь соблюсти тишину. Я задрожал от страха. Защелка действительно держалась на соплях.
– Идите спать, Мария Петровна. Мне завтра вставать рано.
– Я тебе дам "вставать"! Открывай!! Ну открой, миленький… Задвижку сорву к чертовой матери!!!
Дверь страшно затряслась. Я в ужасе вскочил и заметался, ища возможности предотвратить прорыв Марии Петровны в комнату. Дверь тряслась как сумасшедшая. И тут в голову мне пришла гениальная мысль. Я поднатужился и задвинул дверь огромной кроватью. Ее дубовая спинка пришлась в самый раз. Это мне очень понравилось. Я выключил свет и сел на кровать.
– Ты что, кровать придвинул?! – плачущим голосом воскликнула из-за двери Мария Петровна. – Говори. Придвинул?!
Она снова изо всей силы грохнула по двери кулаком.
– Придвинул, придвинул. Спокойной ночи. Идите спать. Завтра поговорим.
– У-у-у-у!.. – мучительно взвыло за дверью. – Догадливый, гаденыш. Все равно дверь сломаю! Открывай!!!
"Как это дети от таких воплей не просыпаются? – подумал я, глядя в темноту. – Наверное, уже все соседи переполошились".
Я встал, впотьмах подошел к окну, отодвинул занавеску… и в ужасе отпрянул. Сквозь стекло на меня кто-то смотрел. Я отступил в комнату, не отводя глаз от темного силуэта за окном. Но в этот момент Мария Петровна взвыла особенно громко и ахнула кулаком по двери. Я бросил взгляд на дверь, а когда обернулся, силуэта за окном не увидел. Помедлив некоторое время, я набрался смелости и подошел к окну. Во дворе ни огонька. Не мудрено, что в такой тьме могло что угодно примерещиться. Да и третий этаж все-таки.
Видение за окном на некоторое время отвлекло меня от беснующейся Марии Петровны.
– У-y-y-y-y!.. – страшно выло за трясущейся дверью. – Открывай!!!
– Идите спать, – посоветовал я.
– Ну хорошо, – вдруг совершенно спокойным голосом сказала Мария Петровна. – Ладно, я спать ухожу. Но только ты мне бражку отдай, и я пойду спать. Больше ты меня не услышишь. Договорились?
– Я уже сплю, Мария Петровна, – ответил я, распознав ее хитрость. – Завтра выпьете, завтра отдам.
– Ну отдай, миленький. Не могу я без бражки глаз сомкнуть… У-у-у! Открывай сейчас же!! – и снова ее кулачище заходил по двери. – Открывай!! У-у-у-у!..
Больше я с ней не разговаривал и ни на ее запросы, ни на вопли никак не реагировал. Вконец отупев от перенесенных за сегодняшнюю ночь стрессовых ситуаций, я смотрел прямо перед собой во тьму ночи, уже ничем не интересуясь. Мария Петровна выла, ломилась в закрытую дверь, угрожая и умоляя весь остаток ночи до первых дворников. И когда внизу, во дворе, кто-то стал шаркать метлой по асфальту, Мария Петровна начала слабеть: колотила уже не так крепко, и голос подсел. В конце концов, она вовсе умолкла. Потом, кряхтя (судя по звуку) поднялась с паркета, сидя на котором набиралась сил для штурма, и, охая, куда-то ушла. Тогда я тоже встал с кровати, сложил в сумку вещи из шкафа, рукопись… С трудом мне удалось отодвинуть сильно помятую кровать от двери. Перед уходом я осмотрел комнату, не забыл ли чего. В прихожей никого не было, стояла тишина. Я открыл замок, спустился по лестнице и вышел во двор.
Ритмично шаркая метлой, через двор продвигалась дворничиха в ватнике с наглухо завязанной платком головой. Я прошел мимо нее к подворотне, не глядя по сторонам.
– Комнату снять желаете?
Я поднял глаза. Передо мной стоял человек в шляпе с бамбуковой тростью в руке.
Глава 5
У него был большой угристый нос, тяжелые мешки под глазами и оттопыренные уши. Он стоял передо мной, поигрывая бамбуковой палкой и на меня не глядя, – он смотрел в небо.
– Вы что-то сказали? – не будучи уверенным, что это мне не послышалось, спросил я.
– Погода говорю, сегодня, по небу судя, хорошая будет. А вы как думаете?
– Я по этому поводу не думаю, – сказал я угрюмо.
Обогнув мужчину с тростью и оставив его со своими мыслями о предстоящей погоде, я направился к подворотне. Но не успел сделать и двух шагов, как моей спины что-то коснулось. Я обернулся. Это была трость гражданина, он еще раз слегка коснулся ею моего плеча:
– Так как насчет комнаты? Снять желаете?
Дворничиха монотонно шаркала метлой, не пропуская ни сантиметра поверхности двора; вокруг нее буцал откуда-то взявшийся идиот.
– Комнату?! Вы сказали, комнату снять?!
– Ну, конечно, комнату. А что же, голову по-вашему?
– Так вы сдаете?! – все еще не веря в свое счастье, воскликнул я.
– Если хотите, сдаю. Здесь, в этом дворе. Пойдемте, взглянете – может не понравится. Конечно, не хоромы: комнатка так себе и кровать не такая широченная, зато окно на улицу… – говорил он, войдя в парадную и поднимаясь по лестнице.
Я поднимался за ним вслед.
– Квартира тоже на третьем этаже, правда, не отдельная – еще жильцы есть, но все спокойные, будьте нате, приставать никто не будет… Тихо! Замри!
Провожатый вдруг остановился на лестничной площадке, прислушиваясь. Я по инерции сделал еще шаг.
– Замри! – прошипел комнатосдатчик, повернувшись ко мне вполоборота и положив конец трости мне на плечо.
Он глядел на меня с такой ненавистью, что мне сделалось нехорошо и захотелось уйти поскорее, навсегда. Откуда-то издалека до моих ушей донесся то ли стон, то ли вой… Но я не был уверен, что это мне не послышалось под жутким взглядом моего нового знакомого.
– Кстати, мы еще и не знакомы, – сказал он, неожиданно переменившись лицом в лучшую сторону, снял трость с моего плеча и протянул руку. – Казимир Платоныч Эсс-тер-лис.
Свою странную фамилию он произнес по слогам с тем, чтобы я усвоил и запомнил ее получше.
– Очень приятно, а меня Николай, – сказал я, пожимая руку.
– Очень хорошо, Николай. Вот и наша дверь, – Казимир Платоныч зашарил по карманам, доставая всякую карманную мелочь. – Ну так и есть, выскочил и ключи забыл… Звонить придется, – сказал он как-то неуверенно.
Он долго вдавливал кнопку звонка. Наконец за дверью послышался лязг замка, и дверь слегка приоткрылась.
– Это я – Казимир Платоныч! Не бейте, Марфа Семеновна! Я с новым жильцом! – прокричал Казимир Платоныч в щель и только после этого осторожно потянул за ручку. Дверь открылась, но на пороге никого не было. – Не бейте, это я с новым жильцом! – опять в темноту прихожей крикнул Казимир Платоныч. – Заходите, не бойтесь, – кивнул он мне и улыбнулся.
Я вошел в пустую темную прихожую и остановился, не зная, куда идти дальше. Немного задержавшись на лестнице, вошел и Казимир Платоныч.
– Вот и Марфа Семеновна, познакомьтесь, – сказал он, включая свет и закрывая дверь на лестницу.
У стены возле двери оказалась притаившаяся старушка с железным ломом наперевес, в красной мотоциклетной каске на голове, за поясом у нее был ржавый зазубренный серп. Она стояла, глядя на меня не мигая.
– Вот, запомните этого молодого человека. Он у нас жить тоже теперь будет. А это Марфа Семеновна, по возрасту ровесница революции – женщина героическая, гроза воров-домушников.
Старушка все так же, ни разу не моргнув, смотрела прямо на меня. Казимир Платоныч сделал к ней шаг, помахал перед глазами рукой, потом отогнул нижнее веко сначала у одного, затем у другого глаза и постучал костяшками пальцев по каске. Старушка встрепенулась и молча, ни на кого не поглядев, прошла мимо нас в другой конец прихожей и исчезла за дверью.
– Если в звонок звонишь – будь осторожен, входи с оглядкой, а то получишь по лбу ломом. Она так одного вора поймала, а он во всесоюзном розыске… Беднягу еле откачали в больнице. Вот и комната, смотри сам.
Достав из-за плинтуса ключ, Казимир Платоныч открыл замок и, отворив дверь, пропустил меня вперед.
Комната была очень мала и редкой формы: с расширением от двери к окну. По левой стороне стояли кровать, тумбочка и кресло, по правой – письменный стол и черное пианино. Между всем этим оставался узенький проход. Словом, не разгуляться.
– Пианино не играет. Так, для мебели стоит, – сказал Казимир Платоныч. – Зато все остальное исправно.
– По-моему, хорошая комната. Мне подходит, – сказал я, обрадовавшись письменному столу с настольной лампой, за которым мне суждено было продолжить работу над романом.
Мы обговорили цену, я заплатил за месяц вперед и, наконец, оставшись один, достал из сумки полотенце, мыло и пошел искать ванную.
В прихожей уже никого не было, на стене рядом с моей дверью висело что-то, тщательно прикрытое материей. Подумав, что это картина, я из любопытства отогнул край тряпки и увидел худое лицо с ввалившимися глазами, непричесанной головой… Я не сразу признал унылую физиономию, глядящую на меня с интересом.
– Господи! Это ж зеркало, – я отпрянул, прикрыв отражение. – Чего это они зеркало-то завесили?..
После умывания я снова отогнул материю на зеркале и снова полюбовался своей внешностью. Огорчившись, вошел в комнату, разделся и лег спать. Ведь за сегодняшнюю ночь, проведенную у сверхсексуальной дамы, выспаться мне не удалось.
Снилось мне что-то нехорошее. Во сне я метался и, кажется, даже кричал, но сна не запомнил.
Проснулся я около трех часов дня, одолеваемый мухами, резвившимися на моем лице и руках. Утром я не заметил, что в комнате их проживало такое количество. Одичав без человеческого тепла, они ползали по мне взад-вперед, спаривались и вели себя неприлично. Я нашел в углу мухобойку и около получаса казнил их на стенах и мебели. Умаявшись от смертоубийства, я оделся и, собираясь обследовать квартиру, приоткрыл дверь. Откуда-то, должно быть, из кухни, до меня донесся женский голос. Я повременил выходить, оставшись у щели.
– Я не могу больше! Заманало!.. – кричала женщина со скандальными интонациями в голосе.
– Бу-бу-бу-бу… – ей в ответ низкий мужской голос. Слов я никак не мог разобрать, хотя и вслушивался изо всех сил; вероятно, он и старался говорить тихо, так, чтобы кроме женщины его никто не слышал.
– Ни разу больше не спляшу! Ни единого! За вашу поганую комнату!..
– Бу-бу-бу…
– Плевала я на ваших покойников! Сами перед ними пляшите!
– Бу-бу-бу-бу-бу…
– Что?!! Это я-то?!! Ты сам козел старый!! Это я?!!
Зазвенело стекло.
– Бу-бу-бу… Бу-бу-бу…
Открылась дверь и из кухни вышел с виду сильно рассерженный Казимир Платоныч. Я отпрянул в глубь комнаты.
– Никогда больше перед твоими погаными мертвяками плясать под твою дудочку не стану! Козел старый!!
Петли снова скрипнули, и женский голос уже в прихожей произнес несколько нецензурных выражений, потом где-то демонстративно закрылась дверь.
Когда все стихло, я вышел из комнаты.
Из просторной прихожей с четырьмя дверями небольшой коридор вел к туалету и ванной. В кухне никого не было. Я зашел и огляделся: по стенам стояли пять кухонных столов, с лампочки без плафона свисала мухоловная лента, вся заклеенная мухами, так что на ней живого места не осталось. Я выглянул в окно. Окно выходило во двор. По двору, не пропуская ни одного сантиметра отделенного ей ЖЭКом пространства планеты, продвигалась дворничиха с лохматой метлой и мела, и мела… а идиот вокруг нее и топал, и топал…
– Привет.
Я повернулся к двери. В кухню вошла девица лет двадцати пяти. Я сразу узнал ее голос, это она минуту назад скандалила с Казимиром Платонычем.
– Ты чего, наш новый сосед?
Лицо у нее было сильно накрашено, футболка, под которой бюстгалтера не имелось, обтягивала стоячую грудь третьего номера. Но самым замечательным в ней были ноги: длинные, полные и, если кривоватые, то только самую привлекательную малость. Она знала своим ногам цену, и прятать их от чужих глаз не намеревалась. Кожаная юбка на ней являлась чисто символическим украшением.
"Ух ты, черт!" – подумал я, лихорадочно домысливая прикрытые одеждой части ее тела.
– Ты чего молчишь-то? Языка нет? – спросила она, подойдя к столу и выдвинув ящик.
– Я и не молчу, – сказал я, дыша с трудом. – А ты что, тоже в этой квартире живешь?
Она кивнула и, закурив сигарету, оперлась рукой о стол.
– Тогда мы, может, вечерком встретимся? – предложил я, присев на подоконник. – Бутылочку винца выпьем, поговорим… Меня Николаем зовут.
– Меня Леной. А ты чего, у Марии Петровны ночь переспал?
– У какой Марии Петровны?.. Ах да! Еле отбился, ей такой мужик нужен… Или лучше рота…
– А ты что, слабак? – ухмыльнулась Леночка, пальчиком стряхивая пепел в раковину.
– А вот заходи сегодня вечерком, сама посмотришь… – Я снова мысленно освободил ее от одежды… "Мать честная!!" – Придешь?
– Если ты Марию Петровну не удовлетворил, нам с тобой делать тогда не фиг.
– Такую даму удовлетворить… У нее, наверное, бешенство матки…
– Какое там бешенство, – махнула рукой Леночка. – Нужны ей мужики как рыбке зонтик.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41