– Как раз об этом я и хотел с тобой поговорить.
– Да?
Положив булочку, которую как раз жевал, Билли приготовился к самому худшему. Увидев выражение его лица, Блейк поднял руку.
– Нет, мы не собираемся от тебя избавляться, – и, как будто вспомнив, что нельзя подавать ложных надежд, добавил: – Я тут думал, как насчет того, чтобы немного подождать. Посмотреть, как пойдет новая книга, а уже потом заказывать следующую.
– А как она может пойти? – вскинулся Билли. – Кто, кроме нас, знает о ее существовании?
– Дело не только в тебе. Хоррор не продается.
– Ничто не продается, если его нет в магазинах.
– Будет, будет...
– Это называется бизнес. Компания производит продукт и его рекламирует. У компании, которая пытается продать что-то, о чем никто, черт побери, не слышал, мало шансов на успех. Но, Блейк, твое издательство идет еще на шаг дальше. Вы пытаетесь продавать книги, даже не доставив их в магазины.
Голос Блейка стал на пол-октавы выше:
– Меня возмущают твои намеки, что я хотя бы в какой-то мере повинен в отсутствии интереса к твоим произведениям. Ты что, правда думаешь, что я хочу, чтобы книги проваливались?
– Нет. Но факты говорят за себя. Ни у одной моей книги не было презентации. Ни пенни не было потрачено на рекламу моих произведений. Ни в одной части света. И авансы за все четыре моих романа в сумме меньше того, что медсестра зарабатывает за год.
Отпив еще глоток вина, Блейк воинственно стукнул бокалом о стол.
– Если хочешь, чтобы я заплатил за ленч, советую тебе придержать язык.
– А тебе говорили, что твой нос по форме как задница? – спросил Билли.
Помимо Зверюги и Дюймовочки, к привилегированному внутреннему кругу «Пономарчиков» принадлежали лишь четыре человека. Заместителем Пономаря был меланхолик со сломанным носом по фамилии Ставри. Ставри носил костюмы от Армани, и в его лице сквозило смутное разочарование: вероятно, потому, что ему всегда хотелось быть сицилийцем, тогда как на самом деле он родился греком. Ставри был лаконичен и существования Билли почти не замечал. В юности он любил поджигать людей, и потому Пономарь и остальные звали его Шеф-повар или просто Шеф.
Баранку крутил, как правило, Лол Шепхерд, добродушный худышка лет пятидесяти. Этот явно не был крутым – с нервами у него было так плохо, что его постоянно трясло. Но стоило ему сесть за руль, как все будто рукой снимало, а еще он сделался незаменимым, поскольку не имел пороков, был быстрым, умелым водилой и всегда делал в точности то, что сказано.
Ньюи был кряжистым бывшим солдатом без сантиментов, который отслужил в Ирландии, имел крупный нос, маленькие злые глазки и нездорово красную физиономию – отчасти потому, что слишком много пил, отчасти потому, что его снедали горечь и бессильная ярость. У него был зуб на армию, на ирландцев, на правительство и на Билли. В тот единственный раз, когда Билли по неосторожности пожелал ему доброго утра, бывший солдат плюнул на ковер ему под ноги. Это не имело значения, ковер и без того был грязным, а Ньюи – не слишком популярным. «Пономарчики» даже не потрудились придумать ему кличку, так и звали Ньюи.
Еще был Альберт «Док» Дочерти, самый старый из «Пономарчиков», здоровенный бывший борец-профессионал со звонким голосом и расплющенной кулаками харей. До того, как снобизм и невежество изгнали борьбу с английских телеэкранов, Док принимал участие в договорных матчах с самыми лучшими борцами. «Джеки Пало? Этот был нюня. Мик Макмагус? Еще больший нюня. Большой Папочка? Большой жирный слюнтяй... »
Без сомнения, Док был одним из самых невежественных созданий, какие только встречались Билли Дайю. Совершенно серьезно Док утверждал, что принц Эдвард ушел из морской пехоты, потому что ему не нравился цвет беретов. Также он был уверен, что люди с синдромом Дауна умирают в двадцать один год. «Жалко, честно говоря. Бедолаги только жиреют и жиреют, – объяснил Док. – А достигнув двадцати одного года, взрываются».
По большей части Док вел себя как веселый добродушный дядюшка. Он носил вязаные кофты, как игроки в гольф, и был единственным членом команды Пономаря, проявившим хоть какой-то интерес к творчеству Билли. Как-то даже спросил, о чем Билли пишет.
– М-да, – задумчиво сказал он однажды, – чертовски, наверное, трудно записывать столько слов. Понимаешь, я, наверное, мог бы пару-тройку баек рассказать, но записать их – нет уж, увольте. Потому что вообще писать не умею.
Билли без подсказки подарил Доку первый свой шедевр «Монстры с проблемами» в бумажном переплете. На Дока это произвело большое впечатление.
– Обязательно позабочусь о книжке, но читать не буду, – уважительно объяснил он, – потому что вообще читать не умею.
У Пономаря был обожаемый сын, которого Билли никогда не встречал. Остальные гангстеры положительно отзывались об этом невидимом наследнике. Даже Док, большинство людей считавший слюнтяями и нюнями, вынужденно признавал, что Пономарь-младший «хороший парнишка». Младший управлял «Дивой», скверным ночным клубом в Сол-фонд-кис. Зеленые рекруты, известные в основном как «служки», попадали в организацию в основном по его рекомендации.
Все без исключения «служки» были жадным белым отребьем, оцепоченным и циничным, и с кличками из комиксов, по которым их было легко запомнить.
Например, Ошейник был неуклюжим здоровяком, играющим в регби, начисто лишенным волос, зубов и манер. Своей кличкой он был обязан почти мэрской золотой цепи, которую обычно носил на шее. Хорошо образованный мальчик со степенной окраины южного Манчестера, Ошейник специализировался на организации серьезной крыши для тех, кто ее не заслуживал. В качестве хобби он проламывал черепа и играл на деньги. Любимым его цветом был красный.
Ниже «служек» стояли «тряпки», жаждущие показать себя неудачники, игравшие роль посыльных и подвизавшиеся на побегушках у настоящих гангстеров, зачастую без малейшей надежды на повышение. Самым тряпичным из них был Брайан Эдвардс, двадцати с чем-то летний плохиш из Рушгольма, начавший свою преступную карьеру с поджигания мусорных баков, медленно поднявшийся до взлома и мелких краж и лишь затем заполучивший место доверенного пустышки. Он был худощавым и жилистым, с веснушками и мальчишескими светлыми вихрами. Бровей у него не было, потому что он нечаянно сжег их на пламени в ложке с крэком. Зарубцевавшиеся шрамы придавали ему неизменно озадаченный вид.
Брайан пробрался в банду на зарекомендовавший себя английский лад: работая даром. После нескольких месяцев таких добровольных трудов Малькольм Пономарь-младший взял его гардеробщиком в «Диву». С тех пор Брайан почти каждый день появлялся в доме Пономаря: приносил и забирал посылки или просто ошивался ради партии на бильярде и шанса побыть среди больших мальчиков.
Профессию Билли Брайан считал смехотворной.
– Гребаный писака! Ах ты бедный ублюдок! Пока мы тут пьем, ты, бедолага, корпишь дома за убогим столиком. Так и свихнуться недолго, Билли.
Билли Брайан нравился. Он был бесчестным без злобы. С подростковых лет Брайан водил знакомство с закаленными преступниками, но как будто сам не спешил становиться таким же. Он был дружелюбным на открытый глуповатый лад, который Билли казался трогательным. Однажды ни с того ни с сего Брайан предложил угостить Билли ужином на вынос из индийского ресторанчика в обмен на то, что его подбросят домой.
– У меня тачка сломалась, и мне не по карману тащить ее в гараж, Билл.
Припарковавшись у индийского ресторанчика на Лонгсайт, Билли стал ждать. Через четверть часа Брайан появился с картонками еды и бутылкой дешевого шампанского.
– Я думал, ты на мели, – сказал Билли.
– Верно, – признался Брайан. – Пришлось подзанять деньжат.
– У кого?
Брайан сверкнул хитрой улыбкой.
– У Толстяка. Он пока не знает.
– О чем ты?
– Видел семь бумажек, которые висят на гребаной доске в сортире? Мне надоело на них смотреть, Билл.
Билли ушам своим не поверил.
– Ты с ума сошел, Брайан. Он сразу поймет, что это ты.
– Почему?
– Кто еще окажется таким идиотом, чтобы их взять? Обещай мне, что завтра с утра пораньше вернешь их на место.
– Ладно, ладно. – Беспокойство Билли застало Брайана врасплох. – Не из-за чего так кипятиться.
Брайан показал, как проехать к мрачному муниципальному дому в Ардвике, где он жил со своей девятнадцатилетней подружкой и годовалым младенцем. Их жилье было на самом верху бетонной лестницы, на которую как будто поссал каждый пьянчуга Манчестера. На входной двери криво висел поблекший стакер с Бартом Симпсоном. Внутри квартирка была маленькой и заляпанной чем-то коричневым. И младенец тоже. Подружку Брайана звали Лини. Она была светловолосой и хорошенькой, с огромными обиженными глазами.
Младенец оказался девочкой, но выглядел как толстый лысый старичок. Брайан назвал ее Марлон в честь Марлона Брандо в «Апокалипсисе сегодня». Проходя с тарелками из кухни мимо коляски, он глянул на дочку и зловеще-горестно прошептал:
– Ужас, ужас...
От шампанского у Брайана развязался язык.
– Когда в следующий раз зайдешь в Интернет, набери «Империю порно». Крутой сайт, принадлежит Толстяку, а фотки в гребаном бесплатном доступе просто мрак: большие сиськи, маленькие сиськи, толстые телки, седые телки. Грязь на любой вкус. Но чтобы добраться до чего-то посерьезнее, нужно подписаться. Проблем как будто не возникает, подписка бесплатная, но сам догадайся. Правильно. Им нужен номер твоей кредитки. Нет, наличность им твоя не нужна. Нет, они просто хотят проверить, сколько тебе лет и все такое. Вообрази себе бедолагу, которому отчаянно надо подрочить. Что он делает? Он думает: «Я в Англии. Я англичанин, черт побери. Никто не посмеет меня обманывать. Права англичанина священны». Поэтому он вводит номер своей кредитки, а в ответ получает бесплатный код доступа, который тоже вводит. И о горе! Вспыхивает предупреждение: «Код недействителен. Пожалуйста, обратитесь к администратору». Ну разумеется, лох не собирается сообщать своему администратору, что подсел на порно, поэтому просто машет на все рукой. А после – зрите! – в следующем месяце узнает, что «Бульдог энтерпрайзис» сняло с его счета пятьдесят фунтов. Ну, поначалу он на стену со злости лезет, а потом думает: черт, я же все равно не потащу гадов в суд по мелким претензиям. Во всяком случае, не из-за полтинника. Моя жена узнает, что я извращенец, и судья тоже. А если пойду в полицию, копы меня засмеют. Значит, ничего не остается. Буду считать это уроком. Просто до конца моей гребаной жизни не стану никогда давать номер своей кредитки порнографам. Это самое чистое преступление, Билли. Оно совершается каждый день, по сотне раз за день. И всякий раз Пономарь зарабатывает еще полтинник. Так он поступает со всем: с наркотиками, сексом, пушками, с чем хочешь. Идет на заранее просчитанный риск. Он обманывает тех, кто думает, что совершает что-то дурное, потому что знает, что они не посмеют прибегнуть к закону. Вот почему у Малькольма Пономаря уйма деньжат.
Если верить Малькольму Пономарю, все, кого бы он ни встречал, включая полицейских, служащих тюрем и соперников в преступном мире, уважали его за смелость, прямоту и непревзойденные бойцовские качества.
– Хочешь знать, в чем мой секрет? «Брюхо и брюква». Врежь в брюхо, а когда противник согнется, вмажь в брюкву.
Пономарь уже окрестил свои мемуары.
– Говоришь «Малькольм Пономарь», и что первое приходит в голову? – возбужденно спросил он Билли. – Манчестер. Малькольм Пономарь и есть Манчестер. Поэтому, думаю, нашу – мою – книгу мы назовем «Мистер Манчестер».
К середине апреля Билли закончил черновой вариант первой главы «Мистера Манчестера». Читалась она скорее как «Мистер Дерьмо», поскольку подражала академической традиции, углубляясь в неважные и утомительные подробности о бабушках и дедушках Пономаря и цене на хлеб в Солфорде в 1924 году. Дядя Рой, младший брат матери Пономаря, во время Второй мировой войны был сознательным уклонистом от воинской повинности. Самое раннее воспоминание Пономаря – как его мать бросает горшок с мочой младенца Малькольма в своего трусливого брата на дворе их трущобы в Гульме.
Прочитав главу, Пономарь пригласил Билли на обед в «Марроканца». Сидя вдвоем, без элиты и шестерок, они попивали ледяные «манхэттены» за самым лучшим столиком.
– Если и дальше пойдет так же хорошо, – сказал Пономарь, – впросак мы не попадем.
– Но ничего не происходит.
– Что ты хочешь сказать, мать твою? На этих гребаных страницах рождается Малькольм Пономарь. Это эпохальное событие в истории Манчестера. Я важная шишка, приятель. На каждый пенни, что есть у тебя, у меня по двадцатифунтовой банкноте. Мое имя знают в Ньюкастле, Лидсе... да по всему сраному Земному шарику. А вот когда ты родился, вообще ничего не случилось.
– Аминь, – отозвался Билли и поднял стакан.
Несколько смягчившись, Пономарь бросил на Билли озабоченный взгляд.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29