Они кричали, плакали, рассказывали ветру пустыни о своих самых постыдных страхах, пачкая одежду мочой и испражнениями. Наркотик, принятый в определённых количествах, редко приносил смерть, как полагалось по ритуалу, но не один молодой воин предпочитал клинок в живот и мучительную смерть позору осознания, что трава сильнее его.
Жаль, размышляла девушка, что этот человек не принадлежит их племени, он мог бы стать хорошим мужем и породить много сильных сыновей и хитрых дочерей — многие браки имели своё начало в шатрах грезолиста. Правда, сначала она почувствовала себя оскорблённой, когда её попросили провести эти дни с чужаком. Старейшины с трудом убедили её, какой чести она удостоена — этот человек хорошо послужил их народу. А когда придёт время, самые достойные юноши будут состязаться за право назваться её мужем. Он попросил для себя ровно столько травы, сколько положено настоящему солдату — и теперь описывал телом круги, изгибаясь в талии, словно старался что-то взболтать у себя в голове…
Он поднимался вверх, подобно дыму и через отверстие покидал шатёр, и тот превращался в пятнышко на пересечении тонких, как нити, троп, горы проплывали мимо, но постепенно и они становились меньше, панорама сжималась, выгибаясь, так, что шар планеты внизу превратился в разноцветный валун, камешек, песчинку, а затем и вовсе пропал в самуме огромной вращающейся линзы, которая была родиной их всех и которая сама стала пятнышком на тонком пузыре, окружавшем пустоту. Всё исчезло, и воцарилась темнота.
Нужно всего-навсего, втолковывала ему Сма, думать в семи измерениях и представлять Вселенную на поверхности тора. Точка становится кругом — она родилась, затем расширилась, двигаясь по внутренней части тора, через верх, до внешней стороны, а затем снова возвращаясь в прежнее состояние.
Дальше… дальше он не помнил… какой-то провал в рассуждениях… Потом… Ну конечно! Снаружи и внутри этого тора существовали другие масштабы времени; некоторые Вселенные вечно расширялись, другие жили меньше мгновения.
Нет, это слишком. Все это слишком много значило, чтобы иметь хоть какое-нибудь значение. Ему требовалось сосредоточиться на том, что он знал, кем был и кем стал, по крайней мере, на данный момент. Он нашёл солнце, планету — за пределами всего этого существования — и упал на неё, зная, что именно здесь источник всех его снов и воспоминаний.
Но… он искал смысл, а находил только пепел смысла. Так где же так пронзительно белело, до боли в глазах? Как раз здесь — вот она, сгоревшая беседка. Стул? Какой ещё стул?
Иногда, как, например, сейчас, от банальности всего происходящего у него перехватывало дыхание. Приходилось делать паузу в своих рассуждениях и на всякий случай проверять — ведь существовали наркотики, угнетающие дыхательный центр. Нет, всё в порядке, он по-прежнему дышит. Вероятно, его новое тело создали так, чтобы все органы и системы функционировали нормально. Но Культура — дважды благослови её Хаос — встроила в него некую дополнительную программу, поэтому все происходящее было Обманом. Он видел перед собой девушку, точнее, наблюдал за ней из-под полуопущенных век. Но тут ничего не поделаешь, он кое-что для них сделал, и теперь они могли постараться для него. Трон, сказала ему как-то Сма, является основным символом власти для многих культур. Сидеть, восседать, когда все остальные приходят к тебе, кланяясь, иногда простираясь ниц. Сидеть, чтобы не сделаться зверем, в этой не вызывающей на бой позе. Существовали даже цивилизации, где спали сидя, в специальных креслах, поскольку считали, что лечь — значит умереть.
Закалве… Неужели это действительно его фамилия? Почему-то она показалась ему странной и чуждой его памяти…
Закалве, сказала ему Сма, я побывала в одном местечке, (Почему, кстати, возник этот разговор? Что заставило его упомянуть об этом стуле? Выпил лишнего? Утратил бдительность? Вероятно, пытался — как всегда безрезультатно — соблазнить Дизиэт?), где людей убивали, сажая на стул. Речь идёт не о пытках — кровати и стулья очень часто используют, чтобы сковать движения, сделать людей беспомощными. Нет, стул — как орудие убийства. Осуждённых либо травили газом, либо пропускали через них электрический ток. Представляешь — шарик падал в контейнер под сиденьем, распространяя смертельный газ. На редкость непристойный образ: ночной горшок, стульчак… Или дурацкая шапочка на голову, а чтобы изжарить мозги, руки опускают в какую-то токопроводящую жидкость. И вот в чём суть! Так-так, Сма… Выкладывай! В этом государстве действовал закон, запрещавший, цитирую: «… жестокие, а также необычные наказания». Представляешь?
Он летел над планетой, а потом устремился вниз, и нашёл там развалины особняка, похожие на выброшенный из забытой могилы череп, нашёл разрушенную беседку, похожую на расколотый череп, и каменный корабль, очертания которого тоже напоминали череп.
Чушь! Этот корабль никогда не плавал.
Его снова швырнуло в пространство над планетой, и с высоты он увидел стул. Некоторые вещи чересчур тяжелы, их просто невозможно вынести.
Чёрт бы побрал людей! Чёрт бы побрал других! Чёрт бы побрал необходимость быть другим!
Вернёмся к девушке — почему, собственно, должны быть какие-то другие люди?
Да, у неё ещё не было большого опыта проводницы, но именно ей поручили чужака — так как её считали лучшей. Однажды она возглавит свой народ. Она чувствовала это — и ещё многое другое, прежде всего боль, когда приходилось видеть страдания других людей. Она будет ощущать чужую боль как свою, и это поможет ей пройти через все тяжёлые испытания, уготованные её племени. Она добьётся своего — как добился этого мужчина, что сидел сейчас перед ней. У неё сил не меньше, чем у чужака, а уверенность растёт в ней, подобно ребёнку во чреве. Она поднимет свой народ против завоевателей, и живущие за пределами пустыни в своём благоухающем дворце на скале падут перед ними ниц. Сила и ум женщин её племени, а также сила и храбрость их мужчин — это пустынный терновник, и он задушит в своих колючих объятиях лепестковый народ скал. Всё будет принадлежать её народу! А ей посвятят храмы.
Ложь. Эта девушка ничего не знала о своей дальнейшей судьбе. Удел порабощённого народа вряд ли мог волновать её.
Он снова расслабился, погружаясь в спокойное неистовство наркотика, балансируя на грани памяти и времени. Вряд ли ему пока удастся покинуть его пределы.
Увидеть усадьбу не удалось — мешали клубы дыма после разрыва осветительного снаряда. Тогда его взгляд обратился к огромному линкору, заточенному в своём сухопутном доке, но ему не под силу было
осознать значение, которое он имел для него на самом деле.
Он всего-навсего провёл Избранного через пустыню к Дворцу. Именно это ему поручили. Чтобы увековечить растленный род. Чтобы продолжить царство глупости. Ну, у его хозяев свои причины. А ты — бери свои деньги и беги. Только денег-то никогда не было как таковых… Было другое. Иди с нами, действуй так, как тебе хотелось бы действовать, только в больших масштабах. Мы дадим тебе то, что ты не получишь нигде и никогда — настоящее доказательство правильности твоих поступков. Ты не только отлично развлекаешься, но и трудишься на общее благо. Вперёд! И ведь он совершал все свои многочисленные подвиги, правда, не считая их таковыми, и наслаждался результатом — чувство уверенности в том, что он прав, росло в нём и крепло. А может, он не всегда был прав?
Избранного — во Дворец…
Теперь он смотрел на свою жизнь со стороны и стыдился содеянного.
Ты всегда действовал так, как этого требовали обстоятельства. Ты. применял любое оружие, какое только было в твоём распоряжении. Ты шёл к цели, и никакие препятствия не могли тебя остановить.
Он ещё раз попробовал, надеясь захватить воспоминание врасплох — устремиться мыслью к тому сгоревшему особняку, сгоревшей беседке, затонувшему каменному судну — но память не вынесла такой тяжести — и он снова оказался брошенным в ничто, приговорённым к забвению своих мыслей.
Эй-эй! Это всего лишь сон. Он знал, что если откроет глаза, то увидит сидящую перед ним девушку, встретит её пристальный взгляд. В определённом смысле это было самым плохим свойством этого наркотика — он отправлял тебя туда, куда ты хотел,
и мгновенно возвращал в реальность, только лишь возникало подобное желание.
Жестоко! А может, и правильно — получается, что возможность употреблять любой наркотик или комбинацию из них не столь приятна, как ему казалось раньше.
А что касается девушки… Она сплотит вокруг себя людей своего племени, и путь их будет велик и страшен, но все окажется напрасным, потому что они обречены, их след на поверхности пустыни уже заносит песком. Он, конечно, поспособствовал этому, отведя Избранного во Дворец, и тем самым запустил механизм, привёл в движение ужасную цепь событий, её звенья отозвались в его мозгу погребальным звоном.
Скоро его заберут отсюда и высадят где-нибудь ещё, а эта авантюра рассыплется в прах вместе со всем прочим. Он с удовольствием убил бы Избранного, потому что ему редко попадались на жизненном пути более глупые люди, чем этот кретин. Безмозглый юнец оставался в живых — ничего катастрофичнее представить было невозможно!
Он устремился мыслями к планете, которую некогда покинул, но был отброшен. Нас учили, что нет никаких богов, поэтому каждый должен спасать себя сам.
Он раскачивался, описывая круг и не замечая этого.
Ложь. Он плакал и кричал, падая к ногам презиравшей его девушки.
Он продолжал чертить головой круг за кругом.
Он шарил у ног девушки… Что он искал?
Ложь.
Ложь. Он продолжал кружить, рисуя свой собственный символ в тёмном воздухе между макушкой и светлым отверстием в верху шатра.
Девушка протянула руку и вытерла ему лоб, и он потерял сознанию…
Много позже он совершенно случайно узнал, что Избранного нужно было привести во Дворец только потому, что придурок был последним в роду. Избранный к тому же оказался ещё и импотентом, так что не сумел породить сильных сыновей и хитрых дочерей. Десятилетие спустя во Дворец ворвались племена, возглавляемые женщиной, которая всех своих воинов подвергла испытанию грезолистом. Рассказывали, что в своё время, наблюдая за необычным воздействием этого наркотика на чужака, она поняла истинное предназначение своего народа.
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
ВОСПОМИНАНИЕ
Глава 10
Ему нравилась эта плазмовинтовка, и он работал ею как настоящий художник, которого судьба не обделила талантом: рисовал картины разрушения, сочинял симфонии уничтожения, писал элегии истребления. Он стоял, размышляя об этом, и ветер шевелил опавшие листья у его ног.
Итак, покинуть планету не удалось — во время недолгого полёта капсула была повреждена неизвестно каким оружием — или поблизости взорвалась боеголовка. Их спасло чудо, но любимая игрушка оказалась зажатой между скафандром и корпусом капсулы. После приземления он обнаружил, что пользоваться ею больше нельзя.
Возможно, слишком много времени ушло на убеждение Бейчея, надо было просто убить старика, оставив все разговоры и уговоры на потом. Счёт шёл на секунды, нет, чёрт побери, — на миллисекунды… наносекунды.
— Они убьют тебя! Ты им нужен только в качестве союзника. Или мёртвый. Скоро начнётся война, Цолдрин, и тебе придётся либо поддержать их, либо погибнуть в результате несчастного случая. Тебе не позволят сохранять нейтралитет.
— Ты рехнулся, рехнулся, рехнулся, — старик, продолжая держать в ладонях голову Юбрель Шиол, заплакал.
Он подошёл к нему, опустился на колено и протянул Бейчею пистолет.
— Цолдрин, а для чего, по-твоему, у неё была эта штука? — Он коснулся плеча приятеля. — Неужели ты не видел, как она пыталась ударить меня? Библиотекарши, ассистентки — разве эти девушки способны на такое?
Пошарив рукой под мышкой, он вытащил букет цветов и положил его под голову девушки.
— Она была одним из твоих тюремщиков и, вероятно, в конце концов стала бы твоим палачом… Цолдрин, нам пора… Пора убираться отсюда. Уверен, с ней будет всё в порядке.
Он осторожно взял старика под мышки и поставил на ноги. Бледные веки Юбрель Шиол неожиданно затрепетали, она открыла глаза. Рука девушки медленно потянулась к воротнику, и спустя мгновение дрожащие пальцы стиснули крошечный цилиндрик лазера. Бейчей смотрел не отрываясь в её тёмные глаза, его тело перестало ему подчиняться. Девушка тем временем упорно старалась добиться твёрдости руки. Она целилась в него, в него — не в Закалве. Она целилась в него!
— Юбрель… — начал было он. Рука девушки бессильно упала. Бейчей уставился на неподвижно лежащее на дороге тело. Он потянул старика за рукав.
— Идём, Цолдрин.
— Закалве, она… она…
— Знаю.
— Закалве! Она целилась в меня!
— Пошли скорее, вон капсула.
— В меня…
— Знаю, знаю. Забирайся.
Он неподвижно замер на вершине плоского холма, окружённого другими, почти такими же высокими.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40
Жаль, размышляла девушка, что этот человек не принадлежит их племени, он мог бы стать хорошим мужем и породить много сильных сыновей и хитрых дочерей — многие браки имели своё начало в шатрах грезолиста. Правда, сначала она почувствовала себя оскорблённой, когда её попросили провести эти дни с чужаком. Старейшины с трудом убедили её, какой чести она удостоена — этот человек хорошо послужил их народу. А когда придёт время, самые достойные юноши будут состязаться за право назваться её мужем. Он попросил для себя ровно столько травы, сколько положено настоящему солдату — и теперь описывал телом круги, изгибаясь в талии, словно старался что-то взболтать у себя в голове…
Он поднимался вверх, подобно дыму и через отверстие покидал шатёр, и тот превращался в пятнышко на пересечении тонких, как нити, троп, горы проплывали мимо, но постепенно и они становились меньше, панорама сжималась, выгибаясь, так, что шар планеты внизу превратился в разноцветный валун, камешек, песчинку, а затем и вовсе пропал в самуме огромной вращающейся линзы, которая была родиной их всех и которая сама стала пятнышком на тонком пузыре, окружавшем пустоту. Всё исчезло, и воцарилась темнота.
Нужно всего-навсего, втолковывала ему Сма, думать в семи измерениях и представлять Вселенную на поверхности тора. Точка становится кругом — она родилась, затем расширилась, двигаясь по внутренней части тора, через верх, до внешней стороны, а затем снова возвращаясь в прежнее состояние.
Дальше… дальше он не помнил… какой-то провал в рассуждениях… Потом… Ну конечно! Снаружи и внутри этого тора существовали другие масштабы времени; некоторые Вселенные вечно расширялись, другие жили меньше мгновения.
Нет, это слишком. Все это слишком много значило, чтобы иметь хоть какое-нибудь значение. Ему требовалось сосредоточиться на том, что он знал, кем был и кем стал, по крайней мере, на данный момент. Он нашёл солнце, планету — за пределами всего этого существования — и упал на неё, зная, что именно здесь источник всех его снов и воспоминаний.
Но… он искал смысл, а находил только пепел смысла. Так где же так пронзительно белело, до боли в глазах? Как раз здесь — вот она, сгоревшая беседка. Стул? Какой ещё стул?
Иногда, как, например, сейчас, от банальности всего происходящего у него перехватывало дыхание. Приходилось делать паузу в своих рассуждениях и на всякий случай проверять — ведь существовали наркотики, угнетающие дыхательный центр. Нет, всё в порядке, он по-прежнему дышит. Вероятно, его новое тело создали так, чтобы все органы и системы функционировали нормально. Но Культура — дважды благослови её Хаос — встроила в него некую дополнительную программу, поэтому все происходящее было Обманом. Он видел перед собой девушку, точнее, наблюдал за ней из-под полуопущенных век. Но тут ничего не поделаешь, он кое-что для них сделал, и теперь они могли постараться для него. Трон, сказала ему как-то Сма, является основным символом власти для многих культур. Сидеть, восседать, когда все остальные приходят к тебе, кланяясь, иногда простираясь ниц. Сидеть, чтобы не сделаться зверем, в этой не вызывающей на бой позе. Существовали даже цивилизации, где спали сидя, в специальных креслах, поскольку считали, что лечь — значит умереть.
Закалве… Неужели это действительно его фамилия? Почему-то она показалась ему странной и чуждой его памяти…
Закалве, сказала ему Сма, я побывала в одном местечке, (Почему, кстати, возник этот разговор? Что заставило его упомянуть об этом стуле? Выпил лишнего? Утратил бдительность? Вероятно, пытался — как всегда безрезультатно — соблазнить Дизиэт?), где людей убивали, сажая на стул. Речь идёт не о пытках — кровати и стулья очень часто используют, чтобы сковать движения, сделать людей беспомощными. Нет, стул — как орудие убийства. Осуждённых либо травили газом, либо пропускали через них электрический ток. Представляешь — шарик падал в контейнер под сиденьем, распространяя смертельный газ. На редкость непристойный образ: ночной горшок, стульчак… Или дурацкая шапочка на голову, а чтобы изжарить мозги, руки опускают в какую-то токопроводящую жидкость. И вот в чём суть! Так-так, Сма… Выкладывай! В этом государстве действовал закон, запрещавший, цитирую: «… жестокие, а также необычные наказания». Представляешь?
Он летел над планетой, а потом устремился вниз, и нашёл там развалины особняка, похожие на выброшенный из забытой могилы череп, нашёл разрушенную беседку, похожую на расколотый череп, и каменный корабль, очертания которого тоже напоминали череп.
Чушь! Этот корабль никогда не плавал.
Его снова швырнуло в пространство над планетой, и с высоты он увидел стул. Некоторые вещи чересчур тяжелы, их просто невозможно вынести.
Чёрт бы побрал людей! Чёрт бы побрал других! Чёрт бы побрал необходимость быть другим!
Вернёмся к девушке — почему, собственно, должны быть какие-то другие люди?
Да, у неё ещё не было большого опыта проводницы, но именно ей поручили чужака — так как её считали лучшей. Однажды она возглавит свой народ. Она чувствовала это — и ещё многое другое, прежде всего боль, когда приходилось видеть страдания других людей. Она будет ощущать чужую боль как свою, и это поможет ей пройти через все тяжёлые испытания, уготованные её племени. Она добьётся своего — как добился этого мужчина, что сидел сейчас перед ней. У неё сил не меньше, чем у чужака, а уверенность растёт в ней, подобно ребёнку во чреве. Она поднимет свой народ против завоевателей, и живущие за пределами пустыни в своём благоухающем дворце на скале падут перед ними ниц. Сила и ум женщин её племени, а также сила и храбрость их мужчин — это пустынный терновник, и он задушит в своих колючих объятиях лепестковый народ скал. Всё будет принадлежать её народу! А ей посвятят храмы.
Ложь. Эта девушка ничего не знала о своей дальнейшей судьбе. Удел порабощённого народа вряд ли мог волновать её.
Он снова расслабился, погружаясь в спокойное неистовство наркотика, балансируя на грани памяти и времени. Вряд ли ему пока удастся покинуть его пределы.
Увидеть усадьбу не удалось — мешали клубы дыма после разрыва осветительного снаряда. Тогда его взгляд обратился к огромному линкору, заточенному в своём сухопутном доке, но ему не под силу было
осознать значение, которое он имел для него на самом деле.
Он всего-навсего провёл Избранного через пустыню к Дворцу. Именно это ему поручили. Чтобы увековечить растленный род. Чтобы продолжить царство глупости. Ну, у его хозяев свои причины. А ты — бери свои деньги и беги. Только денег-то никогда не было как таковых… Было другое. Иди с нами, действуй так, как тебе хотелось бы действовать, только в больших масштабах. Мы дадим тебе то, что ты не получишь нигде и никогда — настоящее доказательство правильности твоих поступков. Ты не только отлично развлекаешься, но и трудишься на общее благо. Вперёд! И ведь он совершал все свои многочисленные подвиги, правда, не считая их таковыми, и наслаждался результатом — чувство уверенности в том, что он прав, росло в нём и крепло. А может, он не всегда был прав?
Избранного — во Дворец…
Теперь он смотрел на свою жизнь со стороны и стыдился содеянного.
Ты всегда действовал так, как этого требовали обстоятельства. Ты. применял любое оружие, какое только было в твоём распоряжении. Ты шёл к цели, и никакие препятствия не могли тебя остановить.
Он ещё раз попробовал, надеясь захватить воспоминание врасплох — устремиться мыслью к тому сгоревшему особняку, сгоревшей беседке, затонувшему каменному судну — но память не вынесла такой тяжести — и он снова оказался брошенным в ничто, приговорённым к забвению своих мыслей.
Эй-эй! Это всего лишь сон. Он знал, что если откроет глаза, то увидит сидящую перед ним девушку, встретит её пристальный взгляд. В определённом смысле это было самым плохим свойством этого наркотика — он отправлял тебя туда, куда ты хотел,
и мгновенно возвращал в реальность, только лишь возникало подобное желание.
Жестоко! А может, и правильно — получается, что возможность употреблять любой наркотик или комбинацию из них не столь приятна, как ему казалось раньше.
А что касается девушки… Она сплотит вокруг себя людей своего племени, и путь их будет велик и страшен, но все окажется напрасным, потому что они обречены, их след на поверхности пустыни уже заносит песком. Он, конечно, поспособствовал этому, отведя Избранного во Дворец, и тем самым запустил механизм, привёл в движение ужасную цепь событий, её звенья отозвались в его мозгу погребальным звоном.
Скоро его заберут отсюда и высадят где-нибудь ещё, а эта авантюра рассыплется в прах вместе со всем прочим. Он с удовольствием убил бы Избранного, потому что ему редко попадались на жизненном пути более глупые люди, чем этот кретин. Безмозглый юнец оставался в живых — ничего катастрофичнее представить было невозможно!
Он устремился мыслями к планете, которую некогда покинул, но был отброшен. Нас учили, что нет никаких богов, поэтому каждый должен спасать себя сам.
Он раскачивался, описывая круг и не замечая этого.
Ложь. Он плакал и кричал, падая к ногам презиравшей его девушки.
Он продолжал чертить головой круг за кругом.
Он шарил у ног девушки… Что он искал?
Ложь.
Ложь. Он продолжал кружить, рисуя свой собственный символ в тёмном воздухе между макушкой и светлым отверстием в верху шатра.
Девушка протянула руку и вытерла ему лоб, и он потерял сознанию…
Много позже он совершенно случайно узнал, что Избранного нужно было привести во Дворец только потому, что придурок был последним в роду. Избранный к тому же оказался ещё и импотентом, так что не сумел породить сильных сыновей и хитрых дочерей. Десятилетие спустя во Дворец ворвались племена, возглавляемые женщиной, которая всех своих воинов подвергла испытанию грезолистом. Рассказывали, что в своё время, наблюдая за необычным воздействием этого наркотика на чужака, она поняла истинное предназначение своего народа.
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
ВОСПОМИНАНИЕ
Глава 10
Ему нравилась эта плазмовинтовка, и он работал ею как настоящий художник, которого судьба не обделила талантом: рисовал картины разрушения, сочинял симфонии уничтожения, писал элегии истребления. Он стоял, размышляя об этом, и ветер шевелил опавшие листья у его ног.
Итак, покинуть планету не удалось — во время недолгого полёта капсула была повреждена неизвестно каким оружием — или поблизости взорвалась боеголовка. Их спасло чудо, но любимая игрушка оказалась зажатой между скафандром и корпусом капсулы. После приземления он обнаружил, что пользоваться ею больше нельзя.
Возможно, слишком много времени ушло на убеждение Бейчея, надо было просто убить старика, оставив все разговоры и уговоры на потом. Счёт шёл на секунды, нет, чёрт побери, — на миллисекунды… наносекунды.
— Они убьют тебя! Ты им нужен только в качестве союзника. Или мёртвый. Скоро начнётся война, Цолдрин, и тебе придётся либо поддержать их, либо погибнуть в результате несчастного случая. Тебе не позволят сохранять нейтралитет.
— Ты рехнулся, рехнулся, рехнулся, — старик, продолжая держать в ладонях голову Юбрель Шиол, заплакал.
Он подошёл к нему, опустился на колено и протянул Бейчею пистолет.
— Цолдрин, а для чего, по-твоему, у неё была эта штука? — Он коснулся плеча приятеля. — Неужели ты не видел, как она пыталась ударить меня? Библиотекарши, ассистентки — разве эти девушки способны на такое?
Пошарив рукой под мышкой, он вытащил букет цветов и положил его под голову девушки.
— Она была одним из твоих тюремщиков и, вероятно, в конце концов стала бы твоим палачом… Цолдрин, нам пора… Пора убираться отсюда. Уверен, с ней будет всё в порядке.
Он осторожно взял старика под мышки и поставил на ноги. Бледные веки Юбрель Шиол неожиданно затрепетали, она открыла глаза. Рука девушки медленно потянулась к воротнику, и спустя мгновение дрожащие пальцы стиснули крошечный цилиндрик лазера. Бейчей смотрел не отрываясь в её тёмные глаза, его тело перестало ему подчиняться. Девушка тем временем упорно старалась добиться твёрдости руки. Она целилась в него, в него — не в Закалве. Она целилась в него!
— Юбрель… — начал было он. Рука девушки бессильно упала. Бейчей уставился на неподвижно лежащее на дороге тело. Он потянул старика за рукав.
— Идём, Цолдрин.
— Закалве, она… она…
— Знаю.
— Закалве! Она целилась в меня!
— Пошли скорее, вон капсула.
— В меня…
— Знаю, знаю. Забирайся.
Он неподвижно замер на вершине плоского холма, окружённого другими, почти такими же высокими.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40