— Да я и так уже избавился. Мы с ним встречаемся только когда он приезжает в город, а он здесь появляется раз в год по обещанию.
— Тоже мне потомственный горожанин. — Губы ее презрительно скривились. — Даже работу в городе не может подыскать.
— Он торговый агент!
— Вот именно, уже сорок лет как торговый агент, и до сих пор не выбился в приказчики. И охота тебе разговаривать с таким растяпой!
Гнев закипел в нем, мешаясь со стыдом, а вместе с ним пришло острое понимание того, что не стоит связываться с женщиной. Он побледнел но остался стоять на месте, словно окаменев.
— И попробуй доказать, что я неправа!
Корин бросился вон из комнаты.
Он вернулся на следующий день, торопливо побросал в один чемодан одежду, в другой — книги и разные безделушки, и, не мешкая, ушел. От остальных вещей он отказался без всякого сожаления: новую пишущую машинку он купит запросто, и вполне обойдется без всякой дребедени, которую она ему дарила.
Оставалось только внести двухмесячную плату за аренду квартиры. Он прислал чек, не сообщив свой новый адрес.
Боль снова вернулась, тупая, ноющая. Корин обнаружил у себя во рту кислородную трубку; он выплюнул ее и разлепил веки.
Над ним маячило ухмыляющееся лицо капитана.
Корин снова прикрыл глаза.
— Можешь снова приступить к службе, сынок, — бодро сообщил капитан, — я залатал твой скафандр, да и тебя заодно.
— Вправили мне… ребра? — Корин снова приоткрыл глаза.
— Наложил повязку. Ты сможешь продержаться, пока мы здесь закончим.
Корин опустил взгляд и увидел широкую ленту, опоясывающую его грудь поверх скафандра. — А боль…
— Действие анестезии, — капитан улыбнулся еще шире. — Плюс пять инъекций адреналина.
И только сейчас грудь защемило. Внезапно туман в голове рассеялся, и Корин почувствовал себя гораздо лучше, если, конечно, это выражение здесь было уместно: казалось, через его тело пропускают электрический ток.
— Не стоило так возиться со мной, капитан.
— Ничего, сочтемся, когда бой закончится. — Капитан кивком головы указал на пульт. — А пока давай, подключайся. Твои дружки давно уже бомбят хорьков, но кроме тебя никто не понимает их языка.
Корин ощутил прилив сил. Он усмехнулся и, подобрав под себя ноги, приподнялся от пола.
Схватившись за пульт, он выгнулся, чтобы втиснуться между Кэнком и Лиспом. Экран пестрел синими и красными вспышками, и оба десантника водили по нему перекрестными прицелами, то и дело нажимая на кнопки пуска, оставляя расползающиеся светло-желтые пятна в тех местах, где в прицел попадали зеленые сигналы.
Из радиоприемника доносилась тревожная скороговорка — кто-то без умолку трещал на языке хорьков.
— Это по моей части, — оживился Корин.
Кэнк взглянул на него с явным раздражением и неохотно посторонился, освобождая место. Корин примостился на нелепом сооружении, которое халиане считали стулом.
Трескотня в эфире продолжалась.
Вот что Корин смог разобрать:
— Фрегат номер тринадцать, что у вас там происходит, будь вы неладны?!
Он включил микрофон и доложил:
— Неполадки в системе контроля. Соблюдайте осторожность! Есть опасность столкновения! Неполадки в двигательной системе. Неполадки в системе управления огневыми средствами!
В правой части экрана возник обширный световой сигнал, и едва Лисл схватился за гашетку, в иллюминаторе появился увеличивающийся диск — вот и халианский крейсер пожаловал. Корин понял, что сознание у него было отключено всего лишь несколько минут. Вот бы еще хоть немного подурачить хорьков…
— Глушите двигатель! Остановить корабль! — яростно потребовал крейсер.
— Неполадки в системе контроля! — снова выкрикнул Корин в микрофон, следя, как Лисл берет в перекрестный прицел самый крупный на экране объект.
— Корабль неуправляем! Акселератор выжат до предела и заблокирован. Пытаемся восстановить контроль! Перехожу на прием.
— Прекратить огонь! — лихорадочно взвизгнул капитан халианского крейсера.
— Мы не можем, — объяснил Корин, и Лисл нажал кнопку на своей гашетке. А Корин продолжал болтать: — Орудия заблокированы. Мы пытаемся разомкнуть цепь, но не получается.
Лазерный луч, выпущенный в крейсер, был невидим в безвоздушном пространстве, в котором отсутствовала даже атмосферная пыль. Корин тоже взял крейсер на прицел и выпустил ракету, не сводя глаз с подлетающего к ним диска.
Следующая фраза хорьков переводилась примерно так:
— Да они, видно, с ума там посходили на корабле, или сам корабль обезумел.
В ответ кто-то другой затараторил:
— Подлежат немедленной ликвидации.
А потом корпус крейсера озарился яркой вспышкой.
— А какой ты раньше была веселой! — упорствовал Корин, стоя к Нэнси спиной. — Все было так замечательно, когда мы начали встречаться! Ты — такая красивая, музыка нас обволакивает, и никого нет на свете, кроме нас двоих, и ничего, кроме нашего танца, а твои глаза…
— Хватит! — оборвала она. — Что же ты вытворяешь со мной!
Он снова повернулся к Нэнси и увидел красные, воспаленные глаза, растрепанные волосы, наполовину закрывающие одутловатое лицо; слишком откровенно распахнутый халат, под которым проглядывало тело, некогда таившее для него столько соблазнов, а теперь обрюзгшее и непривлекательное.
— Ты ведь сама говорила — твои друзья станут и моими тоже. — Он подошел ближе. — А мои друзья будут твоими.
— Если ты считаешь, что я способна появиться на людях в компании эти социопатов, на которых давно все крест поставили…
— Хорошо, не хочешь, так и не надо! Ты хоть помнишь, когда я последний раз разговаривал с Сином или Бобом?
— Ах, мой бедный мальчик! Совсем ты без друзей остался!
— По крайней мере, без твоих.
— Не думаешь же ты, что я покажусь им… в таком виде!
— А почему бы и нет? — взорвался он, — я-то тебя вижу такой!
— Так ты мой муж!
— И поэтому заслуживаю меньшего, чем твои друзья!
— Тебе самому станет стыдно, если друзья увидят, во что ты меня превратил.
— Так это я заставлял тебя пить как лошадь? Это я запретил тебе ездить на оздоровительные курорты?
— Да! А теперь мне просто стыдно с ними встречаться.
— Наверно, мне не стоило об этом просить. Но я действительно хотел вытащить тебя куда-нибудь. Мы ведь раньше, бывало, веселились до упаду.
— Да, конечно, пока ты зарабатывал, — истерично выкрикнула она. — Ты и меня упрашивал оставить работу.
— Не просил я тебя этого делать!
— Просил. — Она поджала губы. — Я точно помню — ты сидел в этой комнате на диване, теребил мое ухо и нашептывал: — Дорогая, брось ты свою работу. Я обеспечу нашу семью.
— Не было этого! Да, мы сидели на диване, верно, и я ласкал твое ухо, а ты при этом ворковала: «Послушай, ты устроился в хорошее место, мне теперь не обязательно ходить на службу». А я тебе ответил…
— Я такое говорила? Да как ты смеешь обвинять меня во лжи! И все потому, что не удержался на своем «хорошем месте».
— Да ты ведь знаешь, компания разорилась!
— Мне уже тогда следовало знать, что ты свяжешься с какими-нибудь недотепами!
Он медленно поднял взгляд, глаза его сузились:
— Как это прикажешь понимать!
— Рыбак рыбака… — она язвительно усмехнулась.
Он бросился со сжатыми кулаками, с пылающим гневом лицом.
— Ну давай, ударь меня! Мне наплевать! — истошно кричала Нэнси, закрываясь руками.
И он чуть было не ударил — особенно оскорбительно было это «наплевать». Но в последний момент Корин сумел сдержаться и выбежал из комнаты.
Как бы они ни скандалили, заканчивалось всегда именно этим — он просто уходил из дома куда глаза глядят.
И вот однажды, спустя два часа после очередной ссоры, уже выходя из мрачного хмельного забытья, он поднял глаза и наткнулся на объявление, гласящее: «Приходите служить на Флот!», украшенное изображением десантника на фоне космического корабля.
Оглядевшись по сторонам, он обнаружил, что это единственная освещенная витрина на улице — даже у бара вывеска погасла.
И тогда он вошел — просто чтобы посидеть в тепле — так он успокаивал себя. Потому что больше согреться было негде.
Он так никогда и не вернулся назад. И с тех пор не приближался к Земле ближе, чем на пять световых лет. Тем не менее исправно, каждый месяц, посылал ей денежные чеки, а если они делали посадку на базе Флота, отправлял письма. Правда, ответа он так и не получил, если не считать письма от ее адвоката с бумагами бракоразводного процесса.
Сам луч остался невидим в космическом пространстве, но разрушения он причинил немалые. Корин теперь один управлял обеими системами наведения: лазерными лучами, выводящими из строя системы управления у крейсера, и торпедами, несущими смертоносные ядерные боеголовки. Сейчас Корин готов был со спокойной совестью уничтожить все, что под руку попадется: корабли, хорьков, боссов, прежних возлюбленных, жену, сестру, мать! Но тут на экране замелькали в великом множестве сигналы, похожие на белоснежные градинки — торпеды, выпущенные дюжиной халианских эсминцев, такой же сокрушительной силы, как тот сплав ненависти и ненасытной алчности, который женщины именуют любовью, торпеды, призванные в конце концов испепелить его, заставить пройти очистительное пламя, но на этот раз все надвигалось слишком медленно, невыносимо медленно.
Потом самый яркий сигнал на экране переменил цвет на желтый, а огромный диск в иллюминаторе мгновенно вырос еще вдвое. После пяти доз адреналина Корин балансировал на грани здравого смысла и безумия, и теперь, ослепленный этим огненным сиянием, он почувствовал какую-то необыкновенную легкость, экстатическое блаженство, утолив наконец свою жажду безграничного разрушения. Видя, как Лисл берет на прицел целый рой торпед, он повел свою гашетку в том же направлении, понимая, что им ни за что не справиться с такой тучей зарядов, а если это и удастся сделать, им все равно не задержать лазерные лучи, которые, наверное, уже прожигают корпус корабля и скоро обратят их в прах.
Он надеялся лишь, что еще раньше его настигнет смерть от торпеды.
Одна из них достигла своей цели; боеголовка подорвала электростанцию, превратив атомный реактор в водородную бомбу, и в тот короткий миг, который ему осталось прожить в ядерном пекле, в сознании Корина успела промелькнуть мысль, что ради такого стоило пойти на смерть.
ИНТЕРЛЮДИЯ
Омниэкран демонстрировал вспоротое лошадиное брюхо. Потом камера отъехала назад, и в кадр попали жестоко изуродованные человеческие тела. Эффект был тщательно рассчитан на то, чтобы вывести из себя два миллиарда жителей Земли, которые, согласно оценке, смотрели специальную омнипрограмму Флота. Через мгновение изображение померкло. Точно рассчитанный шаг, направленный на то, чтобы заставить аудиторию почувствовать себя еще неуютнее. Ладная фигура в униформе, появившаяся на экране, буквально излучала спокойствие в противовес предыдущей ужасной картине. Открытое лицо и хорошо поставленный голос тут же внушали доверие. Чуть ниже орденских планок тускло поблескивали скрещенные корабли — эмблема пилота. Такой герой никогда не подведет вас, никогда не солжет.
— Никогда прежде Альянс не сталкивался со столь безжалостным врагом, — пояснил офицер Флота тем тупицам, до которых еще не дошел смысл предыдущих кровавых кадров. — С врагом, который столь мало ценит Жизнь.
Герой поднялся, чтобы продемонстрировать свою озабоченность, и на лице его появилось тревожное выражение. Протягивая руки, он вещал о том, что «бездушные халиане не знают жалости. По сути дела, наши эксперты обнаружили, что в их языке попросту нет такого слова».
Стив Перри. СЛАБОСТЬ ХАРАКТЕРА
Ужасный визг клаксона известил команду медиков о том, что прибыли раненые. Главный Целитель Амани почувствовал, как у него под шерстью напряглись мускулы. Не столько от воя сирены, сколько от предчувствия того, что последует дальше. Последствия очередной доблестной победы, будь она проклята.
— Выруби эту чертову штуковину, — сказал Амани.
Ассистент Целителя Вита был достаточно глуп, чтобы не возразить:
— Главный Целитель, в правилах указано…
— Засунь правила себе в левую ноздрю! Я сказал — выруби!
Один из санитаров поспешно исполнил приказ. Еще несколько ударов сердца, и несносный рев затих. Амани холодно взглянул на Вита:
— Объявление Капитана Даму о том, что нас подло лишили славной и прибыльной победы, является достаточным поводом для того, чтобы предположить, что вскоре мы будем по колено в крови, Ассистент. Мне не требуется подтверждение этой железной гуделки.
Вита проглотил комок в горле и покорно кивнул:
— Сэр.
Амани окинул взглядом операционную. Здесь его личная вотчина. Четыре ассистента и четыре санитара стояли, не смея шевельнуться после гневной вспышки шефа. Столы готовы, инструмент простерилизован, машины чужаков в рабочем состоянии — если, конечно, стихотворцу можно доверять. Все в полном порядке.
Двери операционной распахнулись, и появились первые носилки на воздушной подушке.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48