– Когда я вдруг увидел во мраке ночи страшную харю разбойника, – в четвертый раз принялся рассказывать Николай Иванович, – будто вспышка молнии осветила мое сознание! Кругом были одни женщины, и только я один мог ценой своей жизни послужить им защитой и утешением! Тогда я вспомнил, что на груди у меня таится пистолет, заряженный заговоренной пулей…
– Вот именно! – перебила я Баранова. – Михаил Семенович должен мне непременно показать, как нужно стрелять заговоренными пулями!
Николай Иванович споткнулся на полуслове, не сразу поняв, какое имеет отношение его подвиг к пулям и Воронцову, однако я уже тянула Мишу за рукав к выходу. Создалась небольшая неловкость, которую молодой граф легко исправил улыбкой и комплиментом радушным хозяевам, после чего мы с ним вышли во двор.
– Рассказывай, пока нам не помешали, – попросила я, легко ускользая от его ищущих прикосновения рук.
– Все очень плохо, – грустно сказал Миша, – Пален беснуется и велел сыскать вас живой или мертвой. Получилось, что я не смог выполнить его личную просьбу охранить вас от заговорщиков и на меня начались гонения. Теперь мне придется перевестись из гвардии в действующую армию. Батюшка не хочет уезжать из Англии, где он теперь служит послом, и отказался от звания канцлера предложенного ему государем. Павел Петрович на него за это рассердился. Но все это пустяки, главное – это вы. Я чувствую, что вас подстерегает смертельная опасность, и почти ничем не могу вам помочь!
– Один умный человек посоветовал мне переждать опасное время в каком-нибудь монастыре.
– Что еще за человек? – ревниво воскликнул Миша.
– Старичок-предсказатель, знакомый вашей тетки, – успокоила я его ревнивые подозрения.
– Знакомый тетки, – задумчиво повторил он за мной, – это хорошо!
– Что же в том хорошего, что он знакомый или старик? – улыбнулась я.
– Нужно подумать, – не слушая, продолжил думать вслух Миша. – Родни у нас много, найдется, поди, и монахиня. Алекс, побудьте у Барановых до вечера, а я все до этого времени выясню!
– Хорошо, – согласилась я, – надеюсь, Николай Иванович не заговорит меня до смерти.
– Только как вам выбраться из города, – продолжил он строить планы, – в нашей форме ехать нельзя, и вам нужны фальшивые документы…
– Прохоров дал мне паспорт своего знакомого, вольная одежда у меня тоже есть, Елена Даниловна презентовала мне платье своего сына, – успокоила – единственно, что мне не хватает, это лошади.
– Вы собираетесь ехать верхом? – поразился Воронцов.
– Нет, я поеду в рыдване со штатом слуг! – в тон ему ответила я. – Конечно верхом, на перекладные у меня нет денег, правда, на верховую лошадь тоже. Ничего, как-нибудь доберусь! Главное, чтобы было куда ехать.
– Лошадь, деньги, это пустяки, у вас ни в чем не будет недостатка, – пообещал богатый наследник знатного рода, – монастырь я вам тоже приищу. Меня волнует другое, как я смогу жить без вас! – нежно сказал он, почти со слезами в голосе.
– Ничего, мы с вами еще обязательно встретимся, – легкомысленно пообещала я. – Только боюсь, вы скоро меня забудете!
– Я вас забуду?! Никогда в жизни! – воскликнул юноша и попытался заключить меня в объятия.
– Поручик! – засмеялась я, увертываясь от его рук. – Что вы делаете? На нас смотрят и вас могут неправильно понять!
– Да, пожалуй, – печально улыбнулся он, – вы, наверное, правы.
На этом мы и простились. Миша уехал, а я вернулась к Барановым, слушать рассказы о подвигах Николая Ивановича.
Глава 15
К вечеру все как-то начало устраиваться. Николай Иванович, утомленный бесконечными пересказами своего подвига и слабостью после ранения, наконец, уснул и престал досаждать пустой болтовней и капризами. От Миши приходил курьер и передал записку, в которой тот писал, что как только стемнеет, он будет у Барановых. К записке прилагалось письмо к настоятельнице Владимирского Всехсвятского женского монастыря в городе Шуе, игумене Феоктисии, родственнице Воронцовых, с просьбой приютить меня в ее обители.
Когда стемнело, я переоделась в штатское платье и с нетерпением ждала Мишу. Он задерживался, и я начала волноваться. Елена Даниловна, помогавшая мне коротать время рассказами о своих знакомых, отправилась спать, а Воронцова все не было. Я не стала ложиться, сидела возле окна и сама себя пугала ночными страхами.
Когда совсем стемнело, я услышала, как к нам во двор въехало несколько всадников. Они негромко переговаривались и не спешили будить хозяев. Это меня насторожило. Миша, как я предполагала, должен был приехать один, но с двумя лошадьми.
Не дожидаясь, когда постучат в дверь, я, действуя скорее по наитию, чем осознанно, вылезла через окно во двор. В нашем флигеле уже не светилось ни одно окно и крутом было темно. Прячась в кустах палисадника, я пробралась к входу. Отсюда стало видно, как, спешившись, ночные гости о чем-то совещаются. Мне показалась, что их не менее четырех человек, хотя точное количество я определить не смогла. Негромко заржала лошадь, но ее тотчас успокоили.
Стояли эти люди довольно далеко от флигеля, и о чем они говорят, я слышать не могла. Тогда попыталась понять, о чем думают, но ничего конкретного из их мыслей не узнала. Было похоже, что они просто кого-то ждут. Единственное, в чем я была почти уверена, эти люди не были убийцами, и больше походили на стражников. Впрочем, и с полицией я не хотела иметь никаких дел. Если меня задержат, то совсем не обязательно, что доставят живой к графу Палену.
Между тем ночные гости продолжали стоять на месте, ничего не предпринимая. Я, само собой, сидела в кустах и наблюдала, чем все это кончится. Над ухом надоедливо звенели комары, трава становилась ощутимо мокрой от росы, а в небе загадочно мерцали звезды.
Наконец послышалось неспешное цоканье копыт, и к незваным гостям присоединился еще один всадник. Разговор у тех сразу оборвался, и я догадалась, что это прибыл начальник.
– Чего здесь? – громко спросил он, тяжело спрыгивая с лошади.
– Так ничего-с, ваше высокоблагородие, ждем-с ваших распоряжений, – ответил заискивающий голос. – Кругом тишина-с!
– А сами, без меня, ничего не можете сделать, остолопы?
Остолопы ничего на вопрос не ответили.
– Ладно, окружите дом, да так, чтобы мышь не проскочила! А ты, Ахрамеев, пойдешь со мной, – решил его высокоблагородие.
Я не стала дожидаться, пока подчиненные выполнят его приказ, и поползла назад. Оказавшись за углом флигеля, вскочила на ноги и припустилась к недалекой ограде. Выяснять, зачем сюда среди ночи явились «остолопы», я предоставила Николаю Ивановичу.
Зады Барановского двора выходили в переулок, куда я попала, протиснувшись в заборную щель. По ночному времени он был пуст. Однако тихо уйти мне не удалось, в соседнем подворье остервенело залаяла собака. Как водится, тотчас ей начала вторить соседская, и скоро мое передвижение по Каменному острову, сопровождалось большим собачьим концертом.
Я старалась идти не спеша, хотя меня так и подмывало броситься наутек.
– Ты чего это бродишь среди ночи? – вдруг раздался из темноты грубый, простуженный голос и на дорогу вышел солдат в треуголке и с ружьем.
– Ой, как ты меня напугал, служивый! – испуганно вскрикнула я. – Барыня помирает, послала за лекарем!
– Что она, днем не может помереть? Все ходют и ходют, то туда, то сюда, покоя от вас нет, – проворчал караульный и исчез в темноте.
Я пошла дальше, прикидывая, как выбраться с острова. Пройти ночью через мост было невозможно, а оставаться здесь до рассвета – опасно. К тому же я не спала уже вторую ночь и начала чувствовать, как сильно устала.
Скоро дома и усадьбы кончились, дорога спустилась к реке, и я оказалась на берегу неширокой речки. Дальше идти оказалось некуда. От безысходности я просто побрела по берегу, приискивая подходящее место провести остаток ночи. Возле воды было сыро и промозгло, ноги у меня скоро промокли, но ничего подходящего, чтобы хотя бы просто посидеть, все не попадалось. Вдруг впереди, возле самой воды, я заметила небольшой костерок и возле него двоих людей. Ночных бродяг я не боялась и направилась прямо к ним. Когда я подошла, два мужика, гревшиеся возле костра, быстро встали, но, разглядев меня, тотчас успокоились и опустились на свои места.
– Доброй ночи, – сказала я, останавливаясь возле них.
– Здорово, коли, не шутишь, – ответил один из них, а второй только что-то неразборчиво пробурчал под нос.
– Вы меня не бойтесь, – попросила я, – мне бы только погреться.
Бродяги посмотрели друг на друга и рассмеялись.
– А мы тебя и не боимся, это тебе, паренек, положено нас бояться, – добродушно сказал тот, что ответил на приветствие. – А место здесь не куплено, если хочешь – садись, грейся.
Я поблагодарила. Бродяги потеснились, и я опустилась на сено возле самого огня. Над костерком висел котелок, в котором что-то булькало и от которого аппетитно пахло рыбой. От света и тепла, на душе сразу стало легче и веселее.
– Замерз, малый? – наблюдая, как я грею руки, спросил разговорчивый. – Что ж ты один среди ночи бродишь?
– Да так, немного заблудился, – ответила я. – Хотел попасть на ту сторону, да не нашел переправу.
– Смотрю я, одежда на тебе благородная, – продолжил он, – в такой опасно ходить по ночам, вдруг наскочишь на лихих людей!
– Она у меня старая, ей в базарный день грош цена, а денег у меня нет, чего же мне бояться! – спокойно ответила я. – Да и постоять я за себя сумею!
Моя самоуверенность явно насмешила мужиков, они многозначительно переглянулись и вновь рассмеялись. Я сделала вид, что не придала их веселью никакого значения и продолжала спокойно греться.
– А сам-то ты кто будешь? – подбросив веток в огонь, спросил словоохотливый.
– Считайте, что никто, был в учении, теперь к родителям возвращаюсь, – ответила я. – У меня батюшка сельский священник.
– Стало быть, и ты божественного звания? – улыбнулся он. – Слышь, Фрол, теперь мы с тобой под Божьей защитой!
– Нет, я сам по себе, а учился не на попа, а на лекаря.
– И далеко тебе идти? – не отставал он.
– Далеко, в город Шую, – назвала я пункт своего назначения.
– Не слыхал. Это где же такой город будет?
– Во Владимирской губернии, – ответила я.
– Ишь, ты, даль какая! Да как же ты без денег туда доберешься?
– Мир не без добрых людей, как-нибудь с божьей помощью дойду. А вы, добрые люди, кто будете? – спросила я.
По обличию мои новые знакомые были похожи на крестьян, а вот держались уверенно и без обычного для крепостных раболепия.
– Мы, – усмехнулся собеседник, – мы, малый, будем душегубами. Вот это Фрол, безъязыкий, а я Кузьма.
От такого откровения бродяги мне стало не по себе, но вида я не подала. Похоже, из одной передряги я попала в другую, но выбирать теперь не приходилось, нужно было выкручиваться. Впрочем, никаких дурных мыслей в отношении меня у них не было и это успокаивало.
– Что-то я смотрю, тебе нисколько не страшно? – удивленно спросил Кузьма, не дождавшись от меня никакого комментария.
– Не страшно, – спокойно ответила я, – чай, вы не дикие звери, а люди между собой всегда сумеют договориться.
– И то верно, – задумчиво сказал душегуб, – уху будешь есть с нами, не побрезгуешь?
– Если угостите, буду, – улыбнулась я, – только у меня ложки нет.
– Как же ты без ложки в такой дальний путь отправился?
– Так получилось, очень спешил. А почему вы душегубы?
Мужики переглянулись и опять рассмеялись, правда, на этот раз невесело.
– Да кто ж его знает, – объяснил Кузьма, снимая кипящий котелок с костра, – видно так нам на роду написано. Фрол что-то такое сделал, за что лишился языка, а я своего барина прибил, вот теперь и бегаю от суда неправого и палача сурового.
Второй душегуб в подтверждении замычал, показывая черный провал рта.
– И куда же вы теперь направляетесь? – сочувственно, спросила я.
– Думаем пробраться на Волгу, по ней уйдем вниз, а там подадимся к казакам.
– Так это же такая даль! Вы и за год туда не доберетесь, да и поймают вас без паспортов! – сочувственно сказала я.
– А что ты, малый, предлагаешь? – усмехнулся Кузьма. – Пойти и повеситься на ближайшей осине? Поймают – так поймают, значит, такова наша судьба.
– Вам лучше не на восход идти, а на закат, попадете в иноземные страны, там жить легче, чем у нас и вас никто искать не будет, – предложила я.
– Нет, это не про нас, мы без своей веры жить не согласные, – ответил он, устанавливая котелок с ухой на земле, – а если придется в землю лечь, так лучше ляжем в свою!
Однако ни лечь в родную землю, ни даже поесть мы не успели. Безъязыкий предупреждая, поднял палец и указал им в сторону от берега. Кузьма насторожился, прыжком отошел от костра и, приставив ладонь к уху, начал слушать.
– Облава по нашу душу, – тихо сказал он и с сожалением вывернул котелок с ухой в костер. – Ты, малый, с нами или останешься? Мы уйдем на тот берег, в Новую Деревню.
– С вами, – быстро решила я, подозревая, что ловят не их, а меня.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42