Паркер приходил, проверял уже. Я слово держу. Я с наркотиками связываться не хочу, увольте! Хотите, сами спуститесь и посмотрите. Увидите, там человек следит за туалетом.
– А кто следит за человеком, следящим за туалетом? – поинтересовался Карелла.
– Это не смешно, – отозвался бармен с оскорбленным видом.
– Знаешь кого-нибудь по имени Гарри? – спросил Хейз.
– Какого Гарри? Я знаю многих Гарри.
– Какой-нибудь есть здесь сейчас?
– Может быть.
– Где?
– Вон там, рядом с эстрадой. Большой такой, блондин.
– Как фамилия?
– Донателло.
– Знаешь его? – повернулся Карелла к Хейзу.
– Нет, – ответил тот.
– Я тоже.
– Пошли, поговорим с ним.
– Кофе? Что-нибудь еще? – предложил Джорджи Брайт.
– Давай. Пришли к тому столику, – отозвался Хейз и направился за Кареллой через комнату к Гарри Донателло, сидевшему с каким-то мужчиной. На Донателло были серые широкие брюки, черные туфли и носки, белая рубашка с открытым воротом и голубая куртка с накладными карманами. Свои длинные светлые волосы он зачесывал назад, обнажая острые залысины. Ростом Донателло не уступал Хейзу. Парень беседовал с соседом по столику и даже не поднял головы, когда подошли полицейские.
– Ваше имя Гарри Донателло? – обратился к нему Карелла.
– А вы кто такие?
– Полиция, – Карелла показал свой жетон.
– Я Гарри Донателло, а что случилось?
– Мы присядем? – Не дожидаясь ответа, оба полицейских офицера уселись, повернувшись спиной к пустой эстраде и выходу.
– Вы знакомы с девушкой по имени Мерси Хауэлл? – задал вопрос Карелла.
– А что?
– Вы ее знаете?
– Знаю. А что за дела? Она что, несовершеннолетняя?
– Когда вы ее последний раз видели?
Человек, сидевший рядом с Донателло и до сих пор молчавший, вдруг пропищал:
– Гарри, они не имеют права допрашивать тебя без адвоката. Потребуй адвоката!
Полицейские повернулись к нему. Он был мал и худ, волосы зачесаны так, чтобы скрыть намечающуюся лысину. На мужчине были голубые брюки и полосатая рубашка. Лица давно не касалась бритва.
– Мы на выезде, – сухо произнес Хейз, – можем спрашивать все, что нам угодно.
– Ты смотри, сколько развелось юристов! – воскликнул Карелла. – Как тебя зовут, советник?
– Джерри Риггз. Только не надо меня никуда втягивать.
– Всего несколько дружеских вопросов среди ночи, – сказал Хейз. – Возражений нет?
– Зайти никуда нельзя. Сразу подлетают и на допрос тянут, – пробормотал Риггз.
– Да, тяжелая у тебя жизнь, – заметил Хейз.
Девушка в колготках принесла им кофе и заторопилась к другому столику. Донателло проводил взглядом ее подпрыгивающий зад.
– Итак, когда ты видел эту Хауэлл последний раз? – снова спросил Карелла.
– В среду вечером.
– А сегодня?
– Нет.
– Но вы должны были встретиться сегодня?
– С чего вы взяли?
– С чего надо.
– Верно, мы должны были встретиться здесь десять минут назад. Эта сучка опять опаздывает.
– Чем ты занимаешься, Донателло?
– Я импортер. Показать визитку?
– Что импортируешь?
– Сувенирные пепельницы.
– Откуда знаешь Мерси Хауэлл?
– Встретились на какой-то пьянке в Квартале. Она поднабралась там слепса и все показала.
– Что показала?
– Ну, все, что она делает в этом шоу.
– Что именно?
– Она там танцует и все с себя снимает.
– Вы давно встречаетесь?
– Мы познакомились пару месяцев назад. Иногда встречаемся. Раз в неделю, где-то так. Баб в городе хватает, необязательно завязывать какие-то отношения только с одной.
– Какие у тебя были отношения именно с этой?
– Поразвлекались пару раз, вот и все. Она баба ничего, между прочим, – ухмыльнулся в сторону Риггза Донателло.
– Так. Где ты был сегодня между одиннадцатью и двенадцатью вечера?
– Вы все еще на выезде? – саркастически поинтересовался Риггз.
– Мы его пока еще не арестовали, – отозвался Хейз. – Так что помалкивай, законник. Так где ты был, Донателло?
– Вот здесь и был. С десяти часов и до сих пор.
– А кто это может подтвердить?
– Я вам сотню свидетелей наберу.
* * *
Беспокойные, шумные, раздраженные, суетящиеся, они не замечали пронизывающего холода, поскольку обсуждали животрепещущую тему, а именно: кто-то бросил бомбу в высокое окно церкви.
Задерганный патрульный, и днем-то неуютно чувствовавший себя в этом квартале, возбужденно приветствовал Клинга. Бледное лицо его казалось заключенным в скобки наушниками. Руки в перчатках отчаянно сжимали дубинку. Толпа нехотя расступилась, пропуская Клинга. Несмотря на то, что он вошел в церковь с уверенным видом супермена, толпа знала, что это всего лишь молодой полицейский и что это белый. Они знали также, что если бы бомбу бросили на Холл-авеню в центре города, туда явился бы сам комиссар полиции. Здесь же была Калвер-авеню, разрушающееся гетто, населенное гремучей смесью из негров и пуэрториканцев. И именно поэтому машина, остановившаяся у бордюра, не имела комиссарской желто-голубой эмблемы, а была всего-навсего зеленым «шевроле» с откидным верхом, принадлежавшим лично Клингу.
Пожарные уже заканчивали сбивать пламя. Санитары пробирались сквозь дебри из шлангов и мебели, вынося раненых – убитые могут подождать.
– В отдел по борьбе с терроризмом позвонили? – спросил Клинг патрульного.
– Нет, – ответил тот, пораженный тем, что не исполнил свой служебный долг.
– Иди звони скорее, – посоветовал Клинг.
– Есть, сэр! – выдохнул патрульный и бросился вон. Санитары пронесли носилки со стонущей женщиной. На ней все еще были очки, но одна линза раскололась, и вдоль носа струйкой бежала кровь. В помещении стоял смрад от сгоревшей взрывчатки, дыма и тлеющего дерева. Серьезнее всего повреждена была задняя, наиболее удаленная от входа часть небольшого помещения. У бросившего бомбу были хорошие руки и глаз – бомба влетела точно в окно и, пролетев еще пятнадцать футов, попала в импровизированный алтарь. Мертвый священник лежал на алтаре. Одна рука была оторвана взрывом. Две женщины, сидевшие рядом с алтарем на раскладных стульях, сейчас лежали на полу, одна на другой. Их соединила смерть. Одежда на убитых еще дымилась. Стоны раненых наполняли комнату, их перекрыл прерывистый вой сирены приближающейся «скорой помощи». Клинг вышел наружу.
– Кто будет свидетелем? – обратился он к толпе.
Молодой бородатый негр с шапкой курчавых волос отделился от группы молодежи и подошел к Клингу.
– Священник умер? – спросил он.
– Да, умер.
– Кто еще?
– Две женщины.
– Кто они?
– Еще не знаю. Когда все уляжется, проведем опознание.
Клинг вновь повернулся к толпе.
– Видел кто-нибудь, как это случилось?
– Я и видел, – сказал парень.
– Как твое имя, браток?
– Эндрю Джордан.
Клинг вынул блокнот.
– Хорошо, рассказывай.
– Что вы там собираетесь писать? – заволновался Джордан.
– Ты же сказал, что видел, как...
– Ну, видел. Я шел мимо, шел в биллиардную вон туда, а женщины пели внутри, потом остановилась машина, вышел мужик, бросил бомбу и побежал назад к машине.
– Какая машина?
– Красный «фольксваген».
– Какой модели?
– Да кто их разберет, эти «фольксвагены»!
– Сколько в нем было человек?
– Двое. Водитель и мужик с бомбой.
– Номер заметил?
– Нет. Они быстро уехали.
– Можешь описать человека, бросившего бомбу?
– Могу. Он был белый.
– Что еще? – спросил Клинг.
– Это все, – покачал головой Джордан. – Он был белый.
* * *
Во всем Смоук Райз было около трех десятков поместий, где в роскоши и уединении жили не более сотни людей. По участкам извивались, кое-где сообщаясь, частные дороги. Мейер Мейер проехал между широкими каменными ограждениями, обозначающими западный въезд в Смоук Райз, и попал в город, ограниченный с севера рекой Харб, а от автострады Ривер Хайуэй на юге – стеной из тополей и вечнозеленого кустарника. Фешенебельный Смоук Райз остальные жители города фамильярно и иронично называли «Клубом».
Выйдя из машины, Мейер услышал звуки речной жизни – сопение буксиров, гудки, короткий вскрик корабельной сирены на проходящем по фарватеру эсминце. Отраженные огни трепетали на колышущейся водной глади – фонари на тросах подвесного моста, яркие всплески красных и зеленых огней на противоположном берегу, одинокие прорези освещенных окон в жилых домах. Отражение самолета, пролетающего высоко над рекой с мигающими огоньками на крыльях, напоминало подводную лодку. Было холодно, но несколько минут назад появилась тонкая, пронизывающая морось. Мейер передернул плечами, поднял воротник плаща, чтобы прикрыть шею, и направился к старому серому зданию, поскрипывая по гравию дорожки туфлями. Этот звук далеко разносился, угасая в высоких кустах вокруг.
Макартур Лэйн, 374 находился в конце дороги, делающей поворот после Гамильтонского моста. Дом представлял собой огромное строение из серого камня с черепичной крышей и множеством коньков и труб, упирающихся в небо. Здание мрачной тенью возвышалось над Харбом. Камни дома сочились сыростью. Толстые виноградные лозы опутывали стены, взбираясь по ним до самой крыши с коньками и башенками. Найдя кнопку звонка под латунным витиеватым гербом на мощном дубовом косяке, детектив нажал ее. Где-то далеко, в глубине дома, послышался мелодичный звонок. Он ждал.
Дверь неожиданно распахнулась.
Человеку, смотревшему на детектива, было на вид около семидесяти. Волос на голове почти нет, только за ушами беспорядочно торчат всклокоченные седые космы. На нем были красный смокинг и черные брюки, красные вельветовые шлепанцы. Вокруг шеи намотана черная косынка.
– Что вам угодно? – спросил он с ходу.
– Я детектив Мейер из восемьдесят седьмого...
– Кто вас пригласил?
– Женщина по имени Адель Горман была сегодня...
– Моя дочь дура, – отрезал старик. – Полиция нам не нужна, – и захлопнул дверь перед носом детектива.
Мейер топтался перед входом, чувствуя себя последним кретином. На реке прогудел буксир. Наверху вспыхнул свет, выхватив из тьмы фосфоресцирующий циферблат его часов. Было 2.35 ночи. Холод и морось пронизывали его до костей. Полицейский вынул носовой платок, высморкался и задумался о том, что же ему теперь делать. Он не любил духов, как не любил и лунатиков. Он не любил вздорных стариков с нечесаными космами, хлопающими дверью перед самым носом человека. Детектив уже решил было повернуть назад, когда дверь снова открылась.
– Детектив Мейер? – показалась Адель Горман. – Входите же.
– Благодарю, – произнес он и вошел в холл.
– Вы как раз вовремя.
– Вообще-то, несколько рано, – сказал Мейер. Он не мог избавиться от ощущения неловкости. Дурость какая-то – бродить среди ночи по Смоук Райз, выслеживая привидения.
– Сюда, – Адель провела его через холл с мрачными панелями на стенах в просторную, тускло освещенную гостиную. Тяжелые дубовые балки под потолком, окна закрыты вельветовыми портьерами. Комната была обставлена грузной старинной мебелью. Полицейский вдруг поверил, что в доме могли появиться привидения. С дивана у камина поднялся, как призрак, молодой человек в темных очках. Его лицо в тусклом свете одинокого торшера выглядело серым и изнуренным. Одетый в черную вязаную кофту, белую сорочку и черные свободные брюки, он подошел к Мейеру с протянутой рукой, но почему-то не стал пожимать руку полицейского.
Детектив догадался, что мужчина слеп.
– Я Ральф Горман, – представился тот, все еще держа перед собой руку. – Муж Адель.
– Здравствуйте, мистер Горман, – Мейер пожал его влажную и холодную ладонь.
– Хорошо, что вы пришли, – продолжал Горман. – Эти призраки сведут нас с ума.
– Который час? – неожиданно спросила Адель и взглянула на свои часы. – Еще пять минут.
В ее голосе чувствовалась дрожь, и выглядела она очень испуганной.
– А вашего отца не будет здесь? – спросил Мейер.
– Нет, он пошел спать. По-моему, ему все это надоело, и он зол на нас за то, что мы заявили в полицию.
Мейер промолчал. Он знал, что если бы Уилльям Ван Хоутен, бывший судья по делам наследства и опеки, не хотел вмешательства полиции, Мейера бы здесь не было. Он подумал, не уйти ли ему сейчас, но Адель Горман снова начала говорить. Было бы невежливо обрывать даму на полуслове.
– Она немного старше тридцати, по-моему. Другой призрак, мужчина, где-то вашего возраста – сорок, сорок пять.
– Мне тридцать восемь, – заметил Мейер.
– О!
– Лысина многих обманывает.
– Да.
– Я очень рано облысел.
– Так вот, их зовут Элизабет и Йоган, и они...
– Значит, у них есть имена?
– Да. Видите ли, они наши предки. Мой отец голландец. Много лет назад в семье действительно были Элизабет и Йоган Ван Хоутен. Тогда Смоук Райз был еще голландским поселением.
– Голландцы, вы говорите? Так-так, – произнес Мейер.
– Да. Они всегда появляются в голландской одежде. И говорят по-голландски.
– Мистер Горман, вы их слышали?
– Да, – отозвался Горман. – Я ведь не вижу... – добавил он и замешкался, как будто ожидая реакции Мейера. Реакции не было, и он продолжал: Но я слышал их.
– Вы говорите по-голландски?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18
– А кто следит за человеком, следящим за туалетом? – поинтересовался Карелла.
– Это не смешно, – отозвался бармен с оскорбленным видом.
– Знаешь кого-нибудь по имени Гарри? – спросил Хейз.
– Какого Гарри? Я знаю многих Гарри.
– Какой-нибудь есть здесь сейчас?
– Может быть.
– Где?
– Вон там, рядом с эстрадой. Большой такой, блондин.
– Как фамилия?
– Донателло.
– Знаешь его? – повернулся Карелла к Хейзу.
– Нет, – ответил тот.
– Я тоже.
– Пошли, поговорим с ним.
– Кофе? Что-нибудь еще? – предложил Джорджи Брайт.
– Давай. Пришли к тому столику, – отозвался Хейз и направился за Кареллой через комнату к Гарри Донателло, сидевшему с каким-то мужчиной. На Донателло были серые широкие брюки, черные туфли и носки, белая рубашка с открытым воротом и голубая куртка с накладными карманами. Свои длинные светлые волосы он зачесывал назад, обнажая острые залысины. Ростом Донателло не уступал Хейзу. Парень беседовал с соседом по столику и даже не поднял головы, когда подошли полицейские.
– Ваше имя Гарри Донателло? – обратился к нему Карелла.
– А вы кто такие?
– Полиция, – Карелла показал свой жетон.
– Я Гарри Донателло, а что случилось?
– Мы присядем? – Не дожидаясь ответа, оба полицейских офицера уселись, повернувшись спиной к пустой эстраде и выходу.
– Вы знакомы с девушкой по имени Мерси Хауэлл? – задал вопрос Карелла.
– А что?
– Вы ее знаете?
– Знаю. А что за дела? Она что, несовершеннолетняя?
– Когда вы ее последний раз видели?
Человек, сидевший рядом с Донателло и до сих пор молчавший, вдруг пропищал:
– Гарри, они не имеют права допрашивать тебя без адвоката. Потребуй адвоката!
Полицейские повернулись к нему. Он был мал и худ, волосы зачесаны так, чтобы скрыть намечающуюся лысину. На мужчине были голубые брюки и полосатая рубашка. Лица давно не касалась бритва.
– Мы на выезде, – сухо произнес Хейз, – можем спрашивать все, что нам угодно.
– Ты смотри, сколько развелось юристов! – воскликнул Карелла. – Как тебя зовут, советник?
– Джерри Риггз. Только не надо меня никуда втягивать.
– Всего несколько дружеских вопросов среди ночи, – сказал Хейз. – Возражений нет?
– Зайти никуда нельзя. Сразу подлетают и на допрос тянут, – пробормотал Риггз.
– Да, тяжелая у тебя жизнь, – заметил Хейз.
Девушка в колготках принесла им кофе и заторопилась к другому столику. Донателло проводил взглядом ее подпрыгивающий зад.
– Итак, когда ты видел эту Хауэлл последний раз? – снова спросил Карелла.
– В среду вечером.
– А сегодня?
– Нет.
– Но вы должны были встретиться сегодня?
– С чего вы взяли?
– С чего надо.
– Верно, мы должны были встретиться здесь десять минут назад. Эта сучка опять опаздывает.
– Чем ты занимаешься, Донателло?
– Я импортер. Показать визитку?
– Что импортируешь?
– Сувенирные пепельницы.
– Откуда знаешь Мерси Хауэлл?
– Встретились на какой-то пьянке в Квартале. Она поднабралась там слепса и все показала.
– Что показала?
– Ну, все, что она делает в этом шоу.
– Что именно?
– Она там танцует и все с себя снимает.
– Вы давно встречаетесь?
– Мы познакомились пару месяцев назад. Иногда встречаемся. Раз в неделю, где-то так. Баб в городе хватает, необязательно завязывать какие-то отношения только с одной.
– Какие у тебя были отношения именно с этой?
– Поразвлекались пару раз, вот и все. Она баба ничего, между прочим, – ухмыльнулся в сторону Риггза Донателло.
– Так. Где ты был сегодня между одиннадцатью и двенадцатью вечера?
– Вы все еще на выезде? – саркастически поинтересовался Риггз.
– Мы его пока еще не арестовали, – отозвался Хейз. – Так что помалкивай, законник. Так где ты был, Донателло?
– Вот здесь и был. С десяти часов и до сих пор.
– А кто это может подтвердить?
– Я вам сотню свидетелей наберу.
* * *
Беспокойные, шумные, раздраженные, суетящиеся, они не замечали пронизывающего холода, поскольку обсуждали животрепещущую тему, а именно: кто-то бросил бомбу в высокое окно церкви.
Задерганный патрульный, и днем-то неуютно чувствовавший себя в этом квартале, возбужденно приветствовал Клинга. Бледное лицо его казалось заключенным в скобки наушниками. Руки в перчатках отчаянно сжимали дубинку. Толпа нехотя расступилась, пропуская Клинга. Несмотря на то, что он вошел в церковь с уверенным видом супермена, толпа знала, что это всего лишь молодой полицейский и что это белый. Они знали также, что если бы бомбу бросили на Холл-авеню в центре города, туда явился бы сам комиссар полиции. Здесь же была Калвер-авеню, разрушающееся гетто, населенное гремучей смесью из негров и пуэрториканцев. И именно поэтому машина, остановившаяся у бордюра, не имела комиссарской желто-голубой эмблемы, а была всего-навсего зеленым «шевроле» с откидным верхом, принадлежавшим лично Клингу.
Пожарные уже заканчивали сбивать пламя. Санитары пробирались сквозь дебри из шлангов и мебели, вынося раненых – убитые могут подождать.
– В отдел по борьбе с терроризмом позвонили? – спросил Клинг патрульного.
– Нет, – ответил тот, пораженный тем, что не исполнил свой служебный долг.
– Иди звони скорее, – посоветовал Клинг.
– Есть, сэр! – выдохнул патрульный и бросился вон. Санитары пронесли носилки со стонущей женщиной. На ней все еще были очки, но одна линза раскололась, и вдоль носа струйкой бежала кровь. В помещении стоял смрад от сгоревшей взрывчатки, дыма и тлеющего дерева. Серьезнее всего повреждена была задняя, наиболее удаленная от входа часть небольшого помещения. У бросившего бомбу были хорошие руки и глаз – бомба влетела точно в окно и, пролетев еще пятнадцать футов, попала в импровизированный алтарь. Мертвый священник лежал на алтаре. Одна рука была оторвана взрывом. Две женщины, сидевшие рядом с алтарем на раскладных стульях, сейчас лежали на полу, одна на другой. Их соединила смерть. Одежда на убитых еще дымилась. Стоны раненых наполняли комнату, их перекрыл прерывистый вой сирены приближающейся «скорой помощи». Клинг вышел наружу.
– Кто будет свидетелем? – обратился он к толпе.
Молодой бородатый негр с шапкой курчавых волос отделился от группы молодежи и подошел к Клингу.
– Священник умер? – спросил он.
– Да, умер.
– Кто еще?
– Две женщины.
– Кто они?
– Еще не знаю. Когда все уляжется, проведем опознание.
Клинг вновь повернулся к толпе.
– Видел кто-нибудь, как это случилось?
– Я и видел, – сказал парень.
– Как твое имя, браток?
– Эндрю Джордан.
Клинг вынул блокнот.
– Хорошо, рассказывай.
– Что вы там собираетесь писать? – заволновался Джордан.
– Ты же сказал, что видел, как...
– Ну, видел. Я шел мимо, шел в биллиардную вон туда, а женщины пели внутри, потом остановилась машина, вышел мужик, бросил бомбу и побежал назад к машине.
– Какая машина?
– Красный «фольксваген».
– Какой модели?
– Да кто их разберет, эти «фольксвагены»!
– Сколько в нем было человек?
– Двое. Водитель и мужик с бомбой.
– Номер заметил?
– Нет. Они быстро уехали.
– Можешь описать человека, бросившего бомбу?
– Могу. Он был белый.
– Что еще? – спросил Клинг.
– Это все, – покачал головой Джордан. – Он был белый.
* * *
Во всем Смоук Райз было около трех десятков поместий, где в роскоши и уединении жили не более сотни людей. По участкам извивались, кое-где сообщаясь, частные дороги. Мейер Мейер проехал между широкими каменными ограждениями, обозначающими западный въезд в Смоук Райз, и попал в город, ограниченный с севера рекой Харб, а от автострады Ривер Хайуэй на юге – стеной из тополей и вечнозеленого кустарника. Фешенебельный Смоук Райз остальные жители города фамильярно и иронично называли «Клубом».
Выйдя из машины, Мейер услышал звуки речной жизни – сопение буксиров, гудки, короткий вскрик корабельной сирены на проходящем по фарватеру эсминце. Отраженные огни трепетали на колышущейся водной глади – фонари на тросах подвесного моста, яркие всплески красных и зеленых огней на противоположном берегу, одинокие прорези освещенных окон в жилых домах. Отражение самолета, пролетающего высоко над рекой с мигающими огоньками на крыльях, напоминало подводную лодку. Было холодно, но несколько минут назад появилась тонкая, пронизывающая морось. Мейер передернул плечами, поднял воротник плаща, чтобы прикрыть шею, и направился к старому серому зданию, поскрипывая по гравию дорожки туфлями. Этот звук далеко разносился, угасая в высоких кустах вокруг.
Макартур Лэйн, 374 находился в конце дороги, делающей поворот после Гамильтонского моста. Дом представлял собой огромное строение из серого камня с черепичной крышей и множеством коньков и труб, упирающихся в небо. Здание мрачной тенью возвышалось над Харбом. Камни дома сочились сыростью. Толстые виноградные лозы опутывали стены, взбираясь по ним до самой крыши с коньками и башенками. Найдя кнопку звонка под латунным витиеватым гербом на мощном дубовом косяке, детектив нажал ее. Где-то далеко, в глубине дома, послышался мелодичный звонок. Он ждал.
Дверь неожиданно распахнулась.
Человеку, смотревшему на детектива, было на вид около семидесяти. Волос на голове почти нет, только за ушами беспорядочно торчат всклокоченные седые космы. На нем были красный смокинг и черные брюки, красные вельветовые шлепанцы. Вокруг шеи намотана черная косынка.
– Что вам угодно? – спросил он с ходу.
– Я детектив Мейер из восемьдесят седьмого...
– Кто вас пригласил?
– Женщина по имени Адель Горман была сегодня...
– Моя дочь дура, – отрезал старик. – Полиция нам не нужна, – и захлопнул дверь перед носом детектива.
Мейер топтался перед входом, чувствуя себя последним кретином. На реке прогудел буксир. Наверху вспыхнул свет, выхватив из тьмы фосфоресцирующий циферблат его часов. Было 2.35 ночи. Холод и морось пронизывали его до костей. Полицейский вынул носовой платок, высморкался и задумался о том, что же ему теперь делать. Он не любил духов, как не любил и лунатиков. Он не любил вздорных стариков с нечесаными космами, хлопающими дверью перед самым носом человека. Детектив уже решил было повернуть назад, когда дверь снова открылась.
– Детектив Мейер? – показалась Адель Горман. – Входите же.
– Благодарю, – произнес он и вошел в холл.
– Вы как раз вовремя.
– Вообще-то, несколько рано, – сказал Мейер. Он не мог избавиться от ощущения неловкости. Дурость какая-то – бродить среди ночи по Смоук Райз, выслеживая привидения.
– Сюда, – Адель провела его через холл с мрачными панелями на стенах в просторную, тускло освещенную гостиную. Тяжелые дубовые балки под потолком, окна закрыты вельветовыми портьерами. Комната была обставлена грузной старинной мебелью. Полицейский вдруг поверил, что в доме могли появиться привидения. С дивана у камина поднялся, как призрак, молодой человек в темных очках. Его лицо в тусклом свете одинокого торшера выглядело серым и изнуренным. Одетый в черную вязаную кофту, белую сорочку и черные свободные брюки, он подошел к Мейеру с протянутой рукой, но почему-то не стал пожимать руку полицейского.
Детектив догадался, что мужчина слеп.
– Я Ральф Горман, – представился тот, все еще держа перед собой руку. – Муж Адель.
– Здравствуйте, мистер Горман, – Мейер пожал его влажную и холодную ладонь.
– Хорошо, что вы пришли, – продолжал Горман. – Эти призраки сведут нас с ума.
– Который час? – неожиданно спросила Адель и взглянула на свои часы. – Еще пять минут.
В ее голосе чувствовалась дрожь, и выглядела она очень испуганной.
– А вашего отца не будет здесь? – спросил Мейер.
– Нет, он пошел спать. По-моему, ему все это надоело, и он зол на нас за то, что мы заявили в полицию.
Мейер промолчал. Он знал, что если бы Уилльям Ван Хоутен, бывший судья по делам наследства и опеки, не хотел вмешательства полиции, Мейера бы здесь не было. Он подумал, не уйти ли ему сейчас, но Адель Горман снова начала говорить. Было бы невежливо обрывать даму на полуслове.
– Она немного старше тридцати, по-моему. Другой призрак, мужчина, где-то вашего возраста – сорок, сорок пять.
– Мне тридцать восемь, – заметил Мейер.
– О!
– Лысина многих обманывает.
– Да.
– Я очень рано облысел.
– Так вот, их зовут Элизабет и Йоган, и они...
– Значит, у них есть имена?
– Да. Видите ли, они наши предки. Мой отец голландец. Много лет назад в семье действительно были Элизабет и Йоган Ван Хоутен. Тогда Смоук Райз был еще голландским поселением.
– Голландцы, вы говорите? Так-так, – произнес Мейер.
– Да. Они всегда появляются в голландской одежде. И говорят по-голландски.
– Мистер Горман, вы их слышали?
– Да, – отозвался Горман. – Я ведь не вижу... – добавил он и замешкался, как будто ожидая реакции Мейера. Реакции не было, и он продолжал: Но я слышал их.
– Вы говорите по-голландски?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18