– Да. Мы полюбили друг друга и поженились. А через два года он встретился с Энн и попросил меня о разводе. Бывает, знаете ли.
– Бывает, – согласился Карелла. Зачем же она все-таки пришла? Он ждал.
– Брат мне сказал, что Джереми умер от снотворного. От того, что принял смертельную дозу снотворного.
– Да, это было установлено при вскрытии.
– Да, но этого же не могло быть, понимаете?
– Не могло? Почему?
– Ну, понимаете, я была за ним замужем всего два года, но когда живешь с человеком, то узнаешь его очень близко, и я вам говорю, что Джереми не мог бы принять даже одной таблетки снотворного, не то что такую огромную дозу, какую он якобы принял.
– Двадцать девять, – сказал Карелла.
– Не может быть, – сказала Джессика. – Только не Джереми.
– Не понимаю.
– Видите ли, он дико боялся лекарств. Это у него с тех пор, как он был подростком. Доктор прописал ему таблетки стрептомицина, а у него оказалась жуткая аллергия, и он едва не умер. Поверьте мне, Джереми не смог бы добровольно проглотить какие бы то ни было таблетки. Я знаю. Я жила с ним. Можете мне поверить, он даже аспирин не принимал. Он готов был скорее промучиться целую ночь, чем проглотить таблетку аспирина. Он говорил, что его стошнит. Как же мог человек, который так боялся таблеток, принять смертельную дозу лекарства?
– Но ведь это безболезненная смерть, мисс Герцог. Отравление барбитуратом...
– Только не для Джереми! Только не таблетки. Для него это не было бы безболезненным. Он бы раньше умер от страха.
– Понятно, – сказал Карелла.
– Я как раз на прошлой неделе говорила с Джонатаном, – продолжала она, – о том, как его брат боялся таблеток. Мы еще смеялись над этим, когда я была за ним замужем, – над тем, как Джереми бледнел, стоило только упомянуть при нем о каком-нибудь лекарстве. Конечно, его брат Джонатан об этом помнил. На самом деле, удивительно, что он сам к вам не пришел. Он у вас был?
– Нет, не был.
– Странно.
– Ну, он ведь живет в Сан-Франциско...
– Да, конечно, но сейчас-то он здесь.
– Что вы имеете в виду?
– Джонатан здесь.
– Вы хотите сказать, что он в городе?
– Да, конечно.
– То есть он приехал на похороны?
– Да нет, до похорон. Он здесь уже почти две недели.
Карелла посмотрел на нее.
– А я думала, вы поняли, когда я сказала, что говорила с ним.
– Я думал, вы говорили по телефону.
– Нет, он здесь. Он позвонил мне, когда приехал, и мы один раз пообедали вместе. Джонатан очень приятный человек.
– Странно, что его мать нам не сказала...
– Ну, у нее столько забот! Похороны, понимаете ли...
– Да. А вы не знаете, где он остановился?
– В «Пирпойнте». Знаете этот отель?
– Знаю.
– В центре, недалеко от Фарли-сквер.
– Да, я знаю.
– Вам бы стоило съездить к нему, прежде чем он уедет, – сказала Джессика. – Он вам расскажет, как Джереми относился к лекарствам. Он вам скажет, что Джереми не мог принять эти таблетки. Просто не мог! – сказала она, энергично мотнув головой.
* * *
Клингу следовало бы понять, что его брак обречен, с той минуты, как он принялся выслеживать свою жену.
Карелла мог бы сказать ему, что в любом браке есть границы, переступать которые нельзя. Стоит перешагнуть эту невидимую черту, сказать или сделать что-то, чего уже не вернешь – и семье конец. В любой нормальной семье случаются споры и даже ссоры – но, если хочешь сохранить семью, надо драться честно. А как только начнешь бить ниже пояса – все, можно идти к адвокату и оформлять развод. Вот почему Карелла просил его непременно поговорить с Огастой.
А Клинг вместо этого решил самостоятельно разузнать, не встречается ли она с другим мужчиной. Он принял это решение после жаркой бессонной ночи, душным утром одиннадцатого августа, когда они с Огастой сидели за завтраком. Он принял его за десять минут до того, как она отправилась на первую съемку этой недели.
Клинг был копом. И, естественно, первое, что ему пришло в голову, – это выследить подозреваемую. Пока Огаста лихорадочно поглядывала на часы, а Клинг в разгар утреннего часа «пик» ловил такси, он сказал ей, что у него кое-какие дела в офисе и его, вероятно, целый день не будет дома. У Клинга был выходной, но она ему поверила: он и раньше довольно часто сидел в участке даже по выходным. В конце концов ему удалось остановить такси. Когда машина затормозила у тротуара, Клинг распахнул перед женой заднюю дверцу.
– Куда тебе надо, солнышко? – спросил он.
– "Фотоателье Рейнджера", Гедкуп, 1201.
– Вы слышали? – спросил Клинг у таксиста через открытое окно.
– Слышал, – ответил тот.
Огаста послала Клингу воздушный поцелуй, и такси отъехало от тротуара, влившись в поток машин, несущихся в центр. Чтобы поймать другое такси, Клингу потребовалось минут десять. Впрочем, он не торопился. Вчера, еще только обдумывая и пережевывая свое решение, он успел проверить календарь Огасты, пока она принимала ванну перед сном. На утро в нем значилось две встречи: одна в «Фотоателье Рейнджера» в девять, другая в «Студии Куперсмита» в одиннадцать. Следующая встреча была назначена на два часа дня в «Последнем писке». Рядом с этой записью было вписано – «Катлер – если успею». «Катлер» – это было агентство, на которое она работала.
Гедкуп-авеню была расположена в самой старой части города. Ее узкие улочки и дома с черепичными крышами, выходящие на набережную, восходили к тем временам, когда здесь еще распоряжались голландцы. Этот район был расположен бок о бок с муниципальными зданиями и судами округа Чайнатаун, но, несмотря на такое соседство, он не имел никакого отношения ни к административной, ни к судебной деятельности. Гедкуп-авеню лежала в сердце деловой части города. Это был район небоскребов двадцатого века, разбавленных и смягченных старинными голландскими складами и причалами и более поздними английскими церквами и кладбищами. Там и сям в мансардах на узких боковых улочках располагались мастерские художников и ателье фотографов, которым не нашлось места в Квортере и вошедшем в моду позднее районе «Хопскотч», который назывался так потому, что первая открывшая в нем картинная галерея находилась на Хоппер-стрит и выходила на Скотч-Мидоус-парк. Клинг попросил таксиста высадить его у дома 1201 по Гедкуп, перешел улицу, огляделся в поисках телефона-автомата, потом зашел в табачную лавку на углу Гедкуп и Филдс и нашел в справочнике телефон «Фотоателье Рейнджера». Он позвонил в фотоателье из телефонной будки рядом с журнальным прилавком.
– Рейнджер слушает! – ответил мужской голос.
– Извините, можно поговорить с Огастой Блер? – спросил Клинг. Его коробило каждый раз, как ему приходилось называть ее девичьей фамилией, хотя он понимал, что это профессиональная необходимость.
– Минуточку! – ответил мужчина.
Клинг подождал.
Когда Огаста взяла трубку, он сказал:
– Гасси, привет! Извини, что я тебя беспокою...
– Ничего, мы еще не начали, – сказала она. – Я только что приехала. В чем дело, Берт?
– Я хотел тебе напомнить, что сегодня вечером мы обедаем с Манером и Сарой.
– Да, я знаю.
– Ну, тогда все нормально.
– Мы же говорили об этом за завтраком, – напомнила она. – Ты что, забыл?
– Верно, верно. Все нормально. Они придут к семи на коктейль.
– Да-да, – сказала Огаста. – У меня в блокноте записано. Ты где сейчас?
– Я только что сюда приехал. Тебя устроит этот новый итальянский ресторанчик на Трафальгар?
– Да, конечно. Берт, мне пора. Мне уже машут.
– Я закажу столик, – сказал он. – В восемь вечера нормально будет?
– Да-да, конечно. Пока, дорогой. Потом поговорим.
В трубке раздался щелчок. «Ладно, – подумал Клинг. – Огаста там, где и должна быть». Он повесил трубку и снова вышел на улицу. На часах было всего девять двадцать семь, но солнце палило нещадно. Он снова перешел через улицу к дому 1201, зашел внутрь и проверил, нет ли тут черного хода. Нет. Только большие медные двери, через которые он вошел и через которые придется пройти Огасте, когда она будет уходить. Он снова посмотрел на часы, потом опять пересек улицу и занял наблюдательный пост.
Она вышла из здания только без четверти одиннадцать.
За пять минут до того Клинг поймал такси, показал свою бляху и сказал таксисту, что он на службе и что через несколько минут он попросит его сопровождать машину с подозреваемым. Он рассчитывал, что Огаста выйдет самое позднее через двадцать минут, чтобы ехать на следующую встречу через весь город, в жилые кварталы. Правда, в ее расписании следующая встреча была назначена на одиннадцать ноль-ноль, но она, конечно, опоздает. Таксист уже пять минут как опустил свой флажок. Теперь он сидел, ковыряясь в зубах, и читал спортивную газету. Когда Огаста вышла из здания, в трех футах от нее затормозило другое такси. Она вскинула руку, крикнула: «Такси!» и бросилась к машине, размахивая сумочкой.
– Вот она! – сказал Клинг. – Садится в такси на той стороне улицы.
– Хорошенькая, – заметил таксист.
– Угу, – сказал Клинг.
– А что она натворила-то?
– Быть может, и ничего.
– Так из-за чего шум подымать? – пожал плечами таксист, завел мотор и развернулся под самым знаком «Разворот запрещен», полагая, что раз он везет копа, то ему законы не писаны.
– Только не вплотную, – предупредил Клинг. – Но не теряйте ее из виду.
– Это вы что же, всегда так делаете? – поинтересовался таксист.
– Что именно?
– Ну, на такси ездите, когда вам надо кого-то поймать?
– Иногда да.
– А кто ж за это платит-то?
– У нас есть специальный фонд.
– А, ну да, конечно! А на самом деле за все платит налогоплательщик, вот как!
– Только не потеряйте ее, ладно? – попросил Клинг.
– Отродясь никого не терял, – ответил таксист. – Вы что думаете, вы первый коп, который вскакивает ко мне в машину и велит за кем-то гнаться? И знаете, за что я терпеть не могу таких вот копов? За то, что они вечно катаются за бесплатно! Выскакивают из машины в погоне за преступником и даже по счетчику не платят, не то чтоб на чай дать!
– Я заплачу, не волнуйтесь.
– Ну да, конечно, денежки-то несчитанные, верно?
– Прибавьте, пожалуйста, скорость, – попросил Клинг.
От этой мелодраматической погони (Клинг невольно все время думал об этом как о мелодраме) было бы, наверно, больше проку, если бы такси не привезло Огасту прямехонько к дому 21 на Линкольн-стрит, где находилась «Студия Куперсмита», – это Клинг тоже выяснил вчера вечером, пока Огаста нежилась в ванне. Клингу, конечно, больше всего хотелось убедиться, что его жена ни в чем не повинна. Он напомнил себе, что человек считается невиновным до тех пор, пока вина не доказана – это основной принцип американского уголовного законодательства. Однако в то же время какая-то извращенная часть его души жаждала столкновения с ее неведомым любовником. Если бы такси отвезло ее куда-то в другое место, ее искусная ложь оказалась бы разоблачена. Вписать в календарь съемку в «Студии Куперсмита», а вместо этого отправиться в более фешенебельную часть города, на свидание с каким-нибудь высоким смазливым ублюдком. Но нет, она приехала сюда, на Линкольн-стрит, 21, вышла из такси, сунула в открытое окно пачку купюр и бросилась к стеклянной двери, украшенной парой широких косых полос, одна синяя, другая красная, над которыми красовались огромные скошенные цифры «21». Клинг заплатил таксисту и дал пятьдесят центов на чай.
– Ну на-адо же! – протянул таксист и сунул деньги в карман.
Клинг прошел мимо дома и заглянул внутрь сквозь стеклянную дверь. В маленьком вестибюле ее уже не было. Он распахнул дверь и быстро подошел к единственному лифту, расположенному в глубине вестибюля. Стрелка указателя медленно ползла вверх. Пятый, шестой, седьмой – она остановилась на восьмом этаже. На стене рядом с входной дверью Клинг нашел список владельцев. На восьмом этаже была расположена «Студия Куперсмита». Не стоит звонить ей снова с этой затертой байкой насчет обеда. Она действительно там, где должна быть.
Ждать пришлось недолго. Огаста вышла из здания вскоре после двенадцати и направилась прямиком к пластмассовой телефонной будке на углу. Клинг следил за ней из подъезда на противоположной стороне улицы. Она порылась в сумочке, выудила монету. Уж не к нему ли в участок она звонит? Клинг продолжал следить за ней. Говорила она довольно долго. Наконец повесила трубку, но из будки не вышла. Клинг озадаченно следил за ней, потом сообразил, что у нее кончились монеты и она попросила своего собеседника перезвонить ей в автомат. Телефонного звонка Клинг не слышал – все заглушал шум уличного движения. Но он видел, как Огаста схватила трубку и снова заговорила. На этот раз она разговаривала еще дольше. Клинг видел, как она кивнула. Потом кивнула еще раз и повесила трубку. Она улыбалась. Клинг думал, что она будет ловить такси, но вместо этого Огаста пошла в сторону центра. Клинг не сразу понял, что она направляется к станции подземки на следующем углу. Он невольно подумал: «Господи, Гасси, ты что, с ума сошла – ездить в подземке в этом городе?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28