Монах не был тут же проинформирован, что удостоился такой чести, ибо в силу принятого порядка сообщение должно было поступить лишь от полного состава консистории, но до него донеслось какое-то дуновение, он что-то почувствовал, когда Аберлотт впервые обратился к нему со словами «ваше преосвященство». Нимми отнес это на счет свойственного Аберлотту сарказма и снова разозлился на него, когда Вушин, подъехавший к дряхлому фургону на белом жеребце папы, точно так же обратился к нему.
- Святой Отец послал меня выразить благодарность за особое жаркое и осведомиться о здоровье вашего преосвященства, - сказал Топор.
Чернозуб кинул на Аберлотта быстрый взгляд и ответил:
- Я испражняюсь по шестнадцать раз на дню, Топор. Я ослабел. Каждый четвертый день меня колотят судороги, и Битый Пес связывает меня. Если не считать всего этого, чувствую я себя отлично, спасибо Святому Отцу.
- Я передам ему, что ты умираешь, - буркнул Вушин и уехал. Днем прибыл врач, чтобы снова заняться Чернозубом.
- За свою болезнь можешь благодарить науку Ханнегана, - сказал он монаху. - С юга нам ее проклятье принесли воины Зайцев. Порой врач говорил на языке Скалистых гор с акцентом Кузнечиков, а порой переходил на язык Кузнечиков, в котором слышался акцент Скалистых гор. Он заставлял Нимми грызть куски угля из многочисленных кизячных костров и пить болтушку из их пепла, посадил его на диету из мяса, сваренного в молоке, и давал жевать горькую кору. То были или рецепты Кочевников, или лекарства аллопатии, и врач со всех сторон окуривал больного дымом кенеба, бормотал литании и предписал курить кенеб в те дни, когда у Чернозуба начинался бред. Папа явно испытывал симпатию к этому лекарю, и Чернозуб был благодарен Коричневому Пони за его заботу.
Собираясь уходить, врач вручил Чернозубу небольшой пакетик.
- Чуть не забыл. Это вам от папы.
Чернозуб вскрыл пакет без большой охоты. Подарок от бывшего хозяина мог лишь усугубить чувство вины.
Порой ему хотелось прийти к папе и рухнуть распростертым перед ним, как он в ранние годы падал к ногам Джарада и братии, прося прощения за то, что пустил ящерицу в постель Поющей Корове и позволил себе дать петуха в хоре; но это было в присутствии братии, где он был равным среди равных. Но его нынешние прегрешения (laese majestatis culpa) можно было счесть непростительными. Все это, конечно, пришло ему в голову до того, как он вскрыл пакет и извлек из него красную шапку. Это была не та величественная пурпурная тиара, которая, когда впервые надеваешь ее, чуть не касается потолка кафедрального собора, а всего лишь ярко-красная шапка, позаимствованная у кардинала Хоукена Иррикавы; ее можно было опознать по дырочке, в которой кардинал-монарх крепил свое перо.
«Сим мы назначаем вас дьяконом святого Мейси», - гласила приложенная записка Коричневого Пони.
Папа дал ему три дня на поправку здоровья, после чего пригласил к себе в голову папского каравана. Чернозуб отказался от такой чести. Папа отказался принимать его отказ.
- Надень красную шапку, - сказал он. - Это значит, что тебе придется избирать следующего папу. Это не вознаграждение за святость или за хорошее поведение.
- Тогда, значит, за жаркое.
- Не только за него, хотя я не раз благословлял тебя, Нимми.
- В таком случае наказание за грехи? - предположил Чернозуб.
- Ну да! Ты склонен к симметрии. Или наказание, или награда. Ты всегда был симметричным дуалистом, Нимми.
- Симметричным дуэлистом? - переспросил Ксесач дри Вордар. - Что это значит, Святой Отец?
- Свободно управлялся с мечом обеими руками, - сказал стоявший рядом Топор.
Чернозуб держал красную шапку большим и указательным пальцами с таким видом, словно она была покрыта слизью.
- Придержи-ка его, Топор, - сказал папа.
Вушин положил руки ему на плечи. Коричневый Пони взял шапку у Нимми из рук, аккуратно водрузил ее на щетинистую тонзуру и пригладил ее. Когда генерал-сержант отпустил его, Чернозуб невольно вскинул руки к голове, но папа перехватил их и
засмеялся.
- Я должен все время носить ее? - спросил кардинал Чернозуб Сент-Джордж, дьякон святого Мейси.
Когда наконец появились новости о войне, они пришли с тыла. Откуда-то на западе таинственным образом появилась тексаркская кавалерия и обрушилась на семьи Диких Собак. Посыльные рассказали, что одеты они были, как безродные, что устроили резню женщин-Виджусов и племенного скота. Стоянку одной из семей - Веток Энар - они вырезали полностью, наверное, чтобы избавиться от свидетелей, но тем не менее две дочери каким-то чудом уцелели, и одна описала кавалерийского полковника с деревянным носом и длинными волосами, прикрывавшими уши. Другая, Потеар Веток, прожила достаточно долго, чтобы назвать имя своего бывшего мужа Эссита Веток-Лойте, который был командиром отряда тексаркских мародеров. Она видела, как он перебил всю ее семью, после чего, полный ненависти, лично выпустил ей заряд в нижнюю часть живота, чтобы смерть ее была долгой и мучительной.
Тексаркцы, похоже, отлично знали, кого надо было убивать среди поголовья племенного скота, чтобы лишить Виджусов их извечного занятия. Кроме кровавых налетов на семейные стоянки, мародеры, как было замечено, вставая на ночлег, что-то делали с коровами Кочевников.
Когда обо всем этом было доложено Коричневому Пони, папа погрустнел, но не удивился. Он посмотрел на Хоукена Иррикаву и сказал:
- Ваше величество были правы. Те, кого вы встретили на севере, были тексаркцами, хотя я удивлен, что, забравшись так далеко, они не столкнулись с Дикими Собаками, - повернувшись к вождю Оксшо, он сказал: - Эту заботу тебе придется взять на себя.
Для Чернозуба эти слова прозвучали не приказом, не предложением, а просто констатацией судьбы Оксшо или, может быть, его собственной.
Вождь Оксшо собрал тех воинов Диких Собак, которые не ушли вперед с передовой группой разведчиков.
- Есть разница между тем, чтобы быть пастырем Божьей паствы и погонщиком диких коров Христа, - тихо сказал Коричневый Пони, глядя, как четверть его армии уходит, чтобы отразить угрозу с тыла.
Он послал курьера на восток, чтобы сообщить об этом рейде властителю Хонгану Осле.
Через три дня Хонган вернулся посовещаться с папой и Вушином. На востоке никаких новостей не было. Никакие тексаркские патрули им не попадались, и даже безродные бандиты держались подальше от орд, когда те разворачивались в боевой порядок. Вождь Кузнечиков выслал рейдовые группы в сторону Тексарка, но те еще не вернулись, когда Хонган отправился к папе.
Они подсчитали силы, оставшиеся в их распоряжении после того, как Оксшо и его воины направились к родным очагам. Силы уменьшились на четверть. Посовещавшись, лидеры созвали совещание вместе с командирами-привидениями того тайного каравана, что шел к югу от них. Основной план не изменился. Самая мощная группа продолжала, как и раньше, двигаться на юго-восток к Ханнеган-сити; уменьшились в численности лишь силы, предназначенные для штурма Нового Рима.
Вечером папа решил, что в течение хотя бы нескольких часов больше не будет никаких разговоров о войне. После ухода из Нового Иерусалима одна и та же группа людей неизменно вечерами после ужина собиралась вокруг папы. Летние ночи были теплыми, и все уютно устраивались около костра - так, чтобы видеть и слышать собеседников. Сначала кардиналы выражали желание отслужить вечерню, после которой следовало благоговейное молчание. Но затем папа возразил, ссылаясь на присутствие не-христиан вождей Кочевников, которые были частью его двора; эти вечерние собрания он назвал «Curia Noctis» и предложил рассказывать разные истории. Этим вечером он предложил тему святых и праведников и разрешил говорить о чем угодно, но только не о войне.
Поскольку тут все еще присутствовал Святой Сумасшедший, папа послал за кардиналом Чернозубом, дабы тот присоединился к ним у костра. Но монах был слишком слаб, чтобы добраться самостоятельно. Топор подставил было ему плечо, но затем взвалил на спину и принес к папе.
- Где твоя красная шапка? - спросил Коричневый Пони.
- Изъята праведником, Святой Отец, - ответил Чернозуб.
- Неужто? Кто же этот праведник, ваше преосвященство?
- Ваш предшественник, Святой Отец.
- Тебя, брат Сент-Джордж, навестил Амен Спеклберд?
- Он приходит ко мне каждый четвертый день.
- В таком случае он должен был излечить тебя. Скажи ему, что для канонизации нам нужно чудо.
- Не думаю, что он захочет, чтобы из него делали святого.
- Господи, Чернозуб! Никто специально не делает святых. На нем или лежит святость, или нет. И нам остается только решить.
- Конечно, Святой Отец.
- Ладно, попроси его, чтобы вернул твою шапку. И без нее
тут не появляйся.
- Завтра меня опять понесет, - признался Чернозуб Вушину. - Я уже чувствую себя как-то странно. Не позволяй мне сделать что-то неприличное.
Кое-кто из кардиналов, похоже, погрузился в дремоту. Наступило долгое молчание. Папа посмотрел на Вушина. Топор откашлялся и, начиная разговор, сказал несколько слов.
- Я восторгаюсь святыми. Вы можете мне не поверить, ибо сам я не религиозен, но мой народ чтит святых и праведников.
Одного из них зовут Бутса. Когда он, сжавшись в комок, при рождении взломал ворота матери, то сразу же встал во весь рост. Одной рукой он показал наверх, другой - вниз и сказал: «Небо наверху, земля внизу, а я тут в одиночестве, как почетный гость». Омброз засмеялся.
- Каждый младенец вопит нечто подобное перед тем, как я крещу его. Именно об этом они и верещат. Вот уж точно - все они почетные гости.
Сидевший по-турецки Топор улыбнулся, словно именно это и имел в виду. Закрыв глаза, он превратился в шестнадцатифутовую золотую статую весом семнадцать тонн. Затем он исчез и возник стеблем травы. Чернозуб заметил, что папа Амен I явился несколько раньше, чем предполагалось, и сейчас стоит за пределами освещенного круга. Он остановился там, чтобы пописать. Спрятав свой длинный черный член под подолом рясы, он неторопливо подошел к костру и, имея в виду Нимми, коснулся пальцем своей спокойной улыбки. Не подлежало сомнению, что никто из присутствующих его не видит. Чернозуб мог даже обонять его, и от него шел запах смерти.
Нервничая из-за присутствия улыбающегося духа Спеклберда, Чернозуб нарушил молчание.
- Вы знаете, что святой Лейбовиц тоже говорил при рождении, - сказал монах. - Он высунул голову из родового канала и спросил акушерку: «Ну, и что дальше?» «Не трать времени, - ответила акушерка, - тебя ждут девяносто девять лет».
Топор что-то тихо проворчал.
- «Убирайся!» - сказал святой Айзек. И она исчезла. Он, как вы знаете, прожил девяносто девять лет. Папа криво усмехнулся.
- То есть акушеркой у святого Лейбовица был сам дьявол? Эта история родилась в подвале аббатства Лейбовица?
- Там вы можете столкнуться со странными легендами, Святой Отец, - признал Чернозуб. - Самое раннее «Воспевание святого Лейбовица» не имеет автора. Человека повесили за то, что он написал книгу. Авторство тех десятилетий не сохранилось. Но это не единственная история, которая связывает Лейбовица с дьяволом.
- Расскажи и другую, - попросил папа.
- Честное слово, я не могу. Вы когда-нибудь слышали о Фаусте, Святой Отец?
- Думаю, что нет.
- Это о договоре с дьяволом. У нас есть только отрывки этой истории. Не могу объяснить вам, почему достопочтенный Боэдуллус считал, что Фауст - это Лейбовиц.
- Разве простаки не верили, что он заключил договор с дьяволом?
- Да, но Боэдуллус не был простаком.
Амен II засмеялся. Слово «простак» было вежливой формой обращения, и Нимми намекнул, что Боэдуллус не был джентльменом.
- Я хочу сказать, что он не относился к Упростителям, которые считали, что все книги, кроме Святого Писания, - дело рук дьявола.
- И достопочтенный Боэдуллус в это не верил?
От обилия вопросов у Чернозуба закружилась голова. Он видел, как папа Амен II медленно, по-змеиному извиваясь, превращался в шестнадцатифутовое золотое изображение идола Ваала. Через несколько секунд болезненной нерешительности Чернозуб рванулся, чтобы уничтожить идола, но его перехватил Вушин. Окровавленного, но не сломленного, Нимми отнесли к фургону и помогли Битому Псу связать его. Был второй день бедствия, и о войне не было речи только во время ночных сидений Curia Noctis
Пока Чернозуб метался в бреду, кугуар Либрада удрал.
Глава 28
«Когда наступает голод, когда гибнут сады, когда братия ест корни юкки, листья кактуса, змей и дохлых кур и все же голодает, пусть аббат вознесет моление святому Бенедикту, прося его благословения на употребление в пищу четырехногого скота - но среди братии должен быть умелый охотник, чтобы выслеживать диких синеголовых коз».
Устав ордена св. Лейбовица, отклонение 17.
Аббаты не похожи друг на друга. Джером из Пекоса, возглавлявший обитель до Завоевания, во времена папы Бенедикта XXII и правителя Ханнегана II, широко распахнул ворота монастыря, ведущие в мир, позволив своей пастве слушать лекции практикующих атеистов по натурфилософии и играть с электрическими машинами в подвале.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81