В Чернобыле заканчивали ввод в строй шестого реактора, а в США правил второй срок Рональд Рейган.
Мы сидели с Мурзиком и слушали с открытыми ртами.
– Вот тебе последнее подтверждение моих слов, – промолвил я, обняв Мурзика. – Нам подан не просто знак, а мы фактически поставлены перед выбором: воспользоваться этой бомбой замедленного действия и разрушить этот мир или же испугаться и уничтожить эту машину. В первом случае нас ждет почет и уважение, во втором – стыд и позор. Понятно?
Мурзилка непонимающе замотала головой.
– Какая же ты бестолковая! Простые вещи не можешь осознать. В первом случае нас с уважением возьмут под белы ручки и с почетом посадят, а во втором случае мы с позором зарежем эту золотоносную курицу и со стыдом проживем остатки своих лет в этом болоте, где целоваться публично можно только на собственной свадьбе под крики «горько», а чтобы навестить свою двоюродную маму, к несчастью проживающую в другом городе, необходимо решение Совмина.
Мурзик долго «переваривала» эти перспективы и прикидывала «Баш на баш?!» и, наконец, прикинув «хвост к носу», предложила:
– Давай вернемся домой.
Я с интересом на нее посмотрел, поразившись нетривиальности движения ее мысли.
– Каким же образом?
Мурзик достала кулон и показала его мне.
– Давай нажмем зеленый огонек. Мы его повторно не нажимали.
– И ты думаешь, мы окажемся дома? – засомневался я.
– Может быть… – нерешительно прозвучал ответ.
– А если мы окажемся еще в худшем мире?
– Ну, хуже уже некуда! – решительно сказала она, видимо намекая на невозможность здесь целоваться вдоволь в любое время суток и в произвольном месте дислокации.
– Нет, – твердо сказал я, – я на это не могу решиться.
– Слабо?
– Слабо! – подтвердил я. – Мы оставим этот вариант на «худой конец». Я думаю, что тот, кто организовал это шоу, ждет от нас решительных и конструктивных действий, а возврат домой в свете проведения вышеназванного эксперимента несет в себе обструкционистские тенденции!
– Ты вещаешь как газета «Правда»!
– Я не вещаю, а констатирую!
– И что ты предлагаешь?
– Понимаешь, решать придется только тебе, а я буду именно предлагать варианты решений.
– Давай, валяй, предлагай, злобный Димик.
Я поставил на землю приемник и закурил.
– Эта адская машина позволяет в течение восьмичасового рабочего дня выпускать примерно восемьсот супермикросхем, если каждую из них продавать хотя бы за червонец, это будет семь тысяч рублей чистой прибыли. На каждый вложенный в дело рубль будет девять рублей дохода! Это при условии продажи по минимальной цене, заметь.
– И где ты собираешься взять столько микросхем?
– Хороший вопрос, – сказал я и затушил окурок. – Где взять, где взять? Купить!
– Где купить?
– Еще лучше вопрос. У «Пионера».
– А ты уверен, что здесь поощряется воровство?
– Возможно, ты права, что несуны здесь не в фаворе. Значит надо купить их официально в неликвидах.
– А кто их тебе продаст?
– Тоже верно. Есть магазины радиодеталей, вот через них и закупить на заводах большие партии микросхем. К тому же, как я понял из инструкции, годятся совсем бракованные, лишь бы был корпус с полупроводниковым кристаллом внутри, и нам такую продукцию на любом заводе-изготовителе продадут и еще спасибо скажут.
– Допустим, – продолжила допрос Мурзик, – но кто этим займется? Уж не ты ли сам собираешься мотаться по стране при существующей пропускной системе?
– Правильно. Меня тут же загребут. Но ты забыла, что здесь должен существовать другой Димик, которому сейчас двадцать один год и на все наплевать.
– Ты хочешь сказать, что ты его уговоришь смотаться?
– Конечно же нет. Он, я в этом уверен, никуда не собирается сматываться, но он будет не против заработать на этом немного денег, и потом у него есть кое-какие друзья.
– Ну, предположим, друзья ему помогут…
– Не предположим, а я уверен, что друзья ему помогут.
– Но за какие деньги они купят эти микросхемы?
– Одна микросхема стоит 50 копеек, а у нас с тобой в чемоданах лежит двадцать тысяч рублей.
– Девятнадцать тысяч девятьсот семьдесят пять рублей!
– А куда делся четвертной?
– Я купила «Шанель № 5».
– Транжирка!
– Гнус!
– Продолжаем разговор. На наши «чемоданные» можно купить сорок тысяч микросхем и продать их оптом за четыреста тысяч.
– А кто их купит?
– Любая радиомастерская, понемногу, конечно!
– А дальше что?
– Дальше наш юный Димик положит в кубышку двести тысяч, а на остальные закупит четыреста тысяч микросхем.
– И продаст их за четыре миллиона.
– Ага!
– И его не загребут?
Я почесал правой рукой левое ухо через макушку и с неохотой признал, что Мурзилка иногда бывает не в меру прозорливой.
– Ну, мы еще более детально рассмотрим операцию по сбыту микросхем.
– Ладно, предположим все пройдет нормально, он заработает кучу денег и получится, что вся эта затея с нашими мытарствами была организована только за этим?
– Да нет! Микросхемы пустят в дело, то есть вставят в телевизоры и в приемники, и народ узнает правду.
– И что дальше?
– Эпоха гласности! Плюрализм мнений!
– Пять лет каторги с конфискацией имущества!
– Да ладно тебе. Всех не пересажаешь. А потом достаточно выпустить этого джина из бутылки – и процесс станет необратимым.
– Мы его из бутылки, а нас в Бутырку?!
– А мы на кнопочку, да на зеленую.
– А из кулона выскочит птичка и скажет нам «Ку-ку».
– Ну, я так не играю. Мы все сделали по сценарию и нам за это «ку-ку?» А потом, нам ведь никто не может помешать смотаться отсюдова сразу же после того, как мы передадим ему приемник.
– Ага! Мы ему его отдадим, проинструктируем, кулон не сработает, и мы останемся здесь без денег и без приемничка.
– А мы его у него заберем обратно.
– Так он тебе и отдаст.
– Ну, тогда он с нами поделится деньгами.
– Это ты-то поделишься?
– Вот это я могу точно гарантировать, что деньгами он с нами поделиться. Я его знаю.
– Хоть это-то утешает! – грустно вздохнула Мурзилка.
– Ну как ты, согласна с моим планом? – спросил ее я.
– Можно попробовать, только не надо спешить и надо все еще раз продумать поточней.
– Маленькая, – с умилением произнес я, – я всегда подозревал, что под истинно ангельским и непорочным твоим обликом скрывается настоящая аферистка.
– Гнус!
Бац! Бум! Дзинь!
К моему дому мы подъехали на такси, но вышли чуть не доезжая до него. Обойдя дворами, мы подошли с тыльной стороны, куда выходили окна моей квартиры. По моему расчету, в это воскресное утро я должен быть дома, а мать должна была отдыхать где-нибудь на природе. Но я все же решил подстраховаться и выполнил полный комплект разведывательных манипуляций.
Войдя в скверик, мы с Мурзиком уставились на мой балкон. На балконе сидел я собственной персоной и курил козью ножку. Одет я был буднично и по-домашнему – в одних семейных трусах и даже в скверик достигал запах куримой мной махорки. Мурзик сильно сжала мою ладонь и засопела.
– Ты чего? – спросил я.
– Два Димика… – ответила мне Мурзилка, и я понял, что только сейчас она поверила, что мы на самом деле провалились во Время.
– Не боись, он тоже хороший, – успокоил ее я.
– Если он такой же хороший, как и ты, то мне страшно, – сказала Мурзилка и отпустила мою руку.
– Если я до сих пор тебя не съел, то он тоже не съест, – подбодрил ее я, а Димик на балконе смачно сплюнул вниз и начал громко с кем-то ругаться в квартире.
– Там кто-то еще есть?
– Ну, судя по ругани, это не мать. Давай, сходи и разведай, а я постою выше этажом.
– А что я должна спросить у него?
– Спроси мою мать и по нахалке постарайся зайти в квартиру посмотреть кто там есть.
Разработав этот коварный виртуозный план, мы отправились на встречу с моей молодостью. Стоя на шестом этаже, я услышал, как Мурзилка вошла в квартиру и минут пять не появлялась. Меня уже посетило беспокойство за ее сохранность, как вдруг я услышал звук открываемой двери и ее голос:
– Димик, иди сюда.
В квартире меня ожидал сюрприз, от которого мне чуть не стало плохо.
Димик продолжал сидеть на балконе, судя по клубам дыма и крикам: «Ну, кого там черт еще принес?», а посреди комнаты стояла моя бывшая первая семнадцатилетняя жена…
Я с ней познакомился летом 1979 года, и мы только начали с ней жить. Я, конечно, помнил, что она была очень даже ничего, и даже по прошествии стольких лет продолжал с теплом и грустью о ней вспоминать, но увидев вновь юной и почти непорочной, я был поражен ее красотой, и забытое, а вернее даже стертое временем чувство опять нахлынуло на меня…
Мы стояли друг против друга: с одной стороны я и Мурзик, с другой – молодые.
Молодой я и моя бывшая жена молча глядели на нас. Меня они, конечно же, сразу же узнали, так как я на лицо почти не изменился и, в принципе, не так уж сильно растолстел.
Димик посерьезнел, видимо предчувствуя, что явление так похожего на него «бугая» с довольно симпатичной девушкой внесет в его жизнь ощутимые перемены.
Мурзик с огромным интересом рассматривала мою бывшую суженую и меня помолодевшего и по инерции строила обоим глазки, что в ее понимании было сделать приветливое лицо.
Моя бывшая смотрела не столько на меня, видимо, приняв меня за неизвестного старшего брата, а все больше на Мурзилку. В ее глазах была ревность и решительность.
Я же смотрел, как это ни странно, все больше на себя, и невозможно I объяснить, что я в этот момент испытывал, так как меня может понять только тот, кто встречался сам с собой, а таких, по-моему, никогда не было на этом свете.
– Здравствуйте! – наконец разрушил тишину я и протянул сам себе руку. – Давайте знакомиться. Это Анжела, – кивнул я на Мурзика. – А это будущая Димина жена Марина!
Мурзик и бывшая моя жена, не сговариваясь, поперхнулись и начали гнусно друг другу улыбаться. Димик крепко пожал мне руку и хотел было открыть рот, но я его опередил:
– Пока девочки знакомятся, пойдем, Димик, покурим на балкон.
Димик подтянул трусы и решительно направился на место прежней дислокации. Мы закурили мой «Кэмел», и Димик наконец спросил:
– Кто ты?
– Я – это ты, но только из будущего.
Димик был большим любителем фантастики, и поэтому необычайное сходство не оставило ни малейшего шанса для сомнений. Приняв услышанное за аксиому, продолжал:
– А кто такая Анжела?
– Моя подружка.
– А как же Маринка?
– Ты с ней разведешься через год после свадьбы, и случится это в 1981 году.
– Почему?
– Из-за жилья.
– Но я должен прописаться к ней в комнату. Тогда там будет прописано четверо, и нам должны дать квартиру.
– Ты не успеешь прописаться, как поссоришься с ее матерью.
– Да, мамаша у нее еще та…
– Дочура вся в нее.
– Правда?
– Не слушай меня, она очень хорошая девочка, и очень тебя любит.
– Правда?
– И развод тебе не будет давать…
Мы опять помолчали некоторое время. Стоя в дверях балкона, я разглядывал свою «бывшую» квартиру, стараясь найти какие-либо отличия от того, что было в мое время.
Ничего, во всяком случае явно бросающегося в глаза, я не заметил, а вот встреча с давно утраченными вещами пробудила во мне забытые воспоминания, которые были прерваны донесшимся с кухни смехом моих любимых.
– И с какой целью вы сюда прилетели? – спросил меня Димик, и в его хитрых глазах засветилась огромная надежда на извлечение всевозможных заманчивых выгод.
– Мы здесь оказались случайно, – разочаровал и озадачил я его, – и вообще мы нуждаемся в твоей помощи.
– В какой?
– Я не уверен, что мы сможем отсюда вырваться, но в любом случае ты должен провернуть одну финансовую операцию, которая принесет тебе кучу денег, а у нас появится маленькая, но возможность смыться отсюда, тем более что ваш мир отличается от нашего, и мне здесь не очень нравится.
– А у вас лучше?
– Не знаю как насчет лучше, но у вас здесь намного хуже.
– А роботы у вас есть?
Я на секунду замешкался, придумывая, что бы ему такое соврать. А он не терял зря времени и выспрашивал у меня:
– А на Марс слетали? (Я вспомнил «Челленджер»). Рак победили? (Какой тут рак, когда уже СПИД). А может, у вас уже коммунизм?
– У нас сейчас перестройка.
– А что это за зверь?
Я тут же пожалел, что со мной нет любого номера нашей «Правды». Дать бы ему почитать, вот бы он удивился!
– Перестройка – это… сахар и мыло по карточкам, бутылка водки – червонец, пачка «Мальборо» – пятнашка, колбаса – радиоактивная, национальная резня, проституция, бандитизм, наркомания, безработица…
– Да ладно тебе… – прошептал Димик и аж подавился.
– А по телевизору по всем программам одни ансамбли, голые бабы и попы.
– И так по всей территории Китайской народной республики? – подыграл мне Димик, но я заметил, что у него волосы начинают вставать дыбом.
– Ну, ладно, – сказал я, через силу приняв решение соврать самому себе, – я пошутил. У нас все нормально, и водка по-прежнему – 3, 62.
– А ты думаешь, я тебе поверил? – теперь начал врать Димик. – Водка – червонец! Кто ж ее будет тогда брать?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28