Неужели я должен жертвовать жизнями своих бесценных воинов для удовлетворения его гордыни?
Вдали над лесом поднимался дымок. Вскоре рядом с первым появился еще один. Увидев третий столб дыма, Ухе в ужасе спросил:
— Консех, твои воины подожгли лес?
Консех тоже выскочил из палатки и увидел уже пять столбов дыма над лесом.
— Этого не может быть, Ухе. Я бы не посмел тебя ослушаться, а мои военные вожди не ослушаются меня. — Консех пригляделся к лесу. — Гляди, Ухе! Дируведах сами зажгли огонь!
Так оно и было. Пожары начались в глубине леса, далеко от передовых линий денведах. Ветерок гнал дым на юг, к Великому Разрыву. Над верхушками деревьев стали видны первые языки пламени.
Ухе сделал шаг вперед, поднял кулак и закричал:
— Мижии! Мижии! Ты безумец! — Оглянувшись на Консеха, Ухе сказал: — Передай на наши передовые линии мой приказ: принимать всех дируведах, пытающихся спастись из огня. Стеречь их, но пропускать к себе.
Консех побежал к своим гонцам. Ухе все вглядывался в лес. Его все больше затягивало дымом, из которого рвалось пламя.
— Ты совершаешь преступление, Мижии! Преступление против Ааквы и против Синдие.
Токках, подошедший к Ухе, сказал ему:
— Взгляни на это пламя, вождь денведах. Я такого не совершил, потому что не смог и не захотел бы. Но ты не можешь себе представить, какую гордость я сейчас испытываю!
— Гордость? — Ухе широко раскрыл глаза при этих словах Токкаха. — Чем тут гордиться?
— Они предпочитают покончить с собой, чем погибнуть от твоей руки или сгинуть в Мадахе. Они готовы сжечь себя и своих детей, чтобы не служить твоему делу. И я чувствую гордость.
Ухе схватил Токкаха за руку.
— Это не мое дело, Токках. Это дело Ааквы.
Токках высвободил руку и, глядя на предводителя денведах, молвил:
— Ты сам говоришь, что есть вещи похуже войны, похуже пожирания собственных детей. А я добавляю к этому: есть вещи даже похуже смерти, какую сейчас принимают дируведах.
Токках ушел, а Ухе все смотрел на горящий лес. Два дня и две ночи взирал предводитель денведах на дым и огонь. А утром третьего дня к нему явился гонец, предложивший ему еду. Ухе не стал есть, а гонцу сказал:
— Передай мой приказ Нуввее. Северный денведах должен спуститься на земли куведах. Скажешь Нуввее, что Консех поведет Северный денведах через Великий Разрыв здесь. Консех окажется на земле куведах в течение трех дней. Беги!
Гонец убежал, а Ухе сказал себе — и слова его слышали другие:
— Клянусь костями Леуно, своего дитя: если куведах предпочитают победе денведах смерть, то пусть умирают быстрее. Я не стану больше приносить хороших воинов в жертву бессмысленным жестам. Ты мне омерзителен, Мижии, ты бросаешь тень на память славного племени. Если бы ты, отказавшись мне подчиниться, умер с оружием в руках, то это было бы, возможно, геройством. Но ты трус, ты обрек свой народ на смерть.
И, опустив голову, предводитель денведах зашагал к холмам пепла, оставшимся от леса.
В сгоревшем лесу, среди обугленных стволов, торчащих, как черные зубы в зловонной пасти, денведах много дней вели поиски. Воины находили там только ритуальные кольца из обгоревшей плоти и костей. В живых не остался никто, и единственным звуком на пожарище было шипение догорающего огня.
Но одного выжившего нашел сам Ухе. Это был ребенок, которого прикрыл собой и спас, умирая, его родитель. У ребенка обгорели ноги, и предводитель денведах велел Даесу прислать лекаря для лечения дитя. Когда Ухе удостоверился, что ребенок выживет, то приказал отправить его вместе с лекарем в Шестой денве и растить его как дитя, рожденное им самим, Ухе.
А назвал Ухе ребенка Синдинеах, что значит «принадлежащий миру».
К концу следующего года сдались последние из сопротивлявшихся куведах, и денведах восторжествовали на всей Синдие. И собрал Ухе своих военных вождей на вершине горы Бутаан, что высится над цепью Аккуйя перед самым Великим Разрывом, и молвил:
— Вы осуществили новый Закон Войны Ааквы. Теперь я вам говорю, что Прародитель Всего снова желает мира. Жрецы Ааквы сойдутся здесь через десять дней и изберут из своего числа главного жреца, который станет надзирать за соблюдением нового закона.
А вы распустите ваших воинов и снова превратите их в охотников и земледельцев, оставив только один полуденве тзиен денведах, чтобы выполнять повеления главного жреца на благо мира и достатка в мире. Остальные пусть снова растят детей, охотятся, живут себе и славят Аакву.
И сказал на это Консех:
— Ухе, жрецы должны избрать главным тебя.
— Нет! — ответил Ухе и посмотрел вниз на скалы, подпирающие гору Бутаан. — А теперь ступайте и делайте, как я приказал. — И указал на старика, главного жреца маведах. — Ииджиа, ты останешься здесь.
Военные вожди медленно покинули вершину горы. Дождавшись их ухода, Ииджиа раскинул и уронил руки.
— Что тебе от меня надо, Ухе? Хочешь меня убить, чтобы очистить место для нового главного жреца всей Синдие?
Ухе вынул из-за пояса черный нож, завернутый в шкуру, и повернул его рукояткой к старому жрецу.
— Времена изменились, Ииджиа. Те, кто мешает спасению Синдие, должны быть устранены. Законы, мешающие спасению, должны быть забыты. Ты понимаешь это?
Ииджиа свесил голову.
— Понимаю.
Ухе снял с железного ножа шкуру и бросил ее на землю.
— Ииджиа, моя жизнь завершится на этой горе.
— Нет! С тобой мы проделали трудный путь, ты объединил народ. Ты должен жить и править Синдие.
Ухе опустился на колени и поднял лицо к Богу Дневного Света.
— Ииджиа, для завоевания мира нужны одни достоинства, а для того чтобы им править, совсем другие.
— Возможно, это и так. Но откуда ты знаешь, что нет в тебе необходимого, чтобы править миром?
— Знаю, Ииджиа. Я лгал, воровал, убивал. Нельзя, чтобы все это можно было сказать о правителе Синдие.
Ииджиа встал на колени рядом с Ухе и положил ему руку на плечо.
— Иначе было нельзя: на то и война. Нам было необходимо выжить. Такие уж времена. Грехи лежат на всех нас.
— Времена изменились, Ииджиа. Воевать больше не нужно, командовать военными вождями — тоже. Я должен отойти в сторону. Пусть жрецы обыщут всю Синдие и найдут того, кто не вор, не богохульник, не убийца, не трус. Его и сделайте своим главой. — И взглянул Ухе на старого жреца. — Ты выслушаешь мою молитву, Ииджиа?
Ииджиа снял руку с плеча Ухе.
— Я выслушаю ее.
И воззрился Ухе на Бога Дневного Света.
— Ааква, твой прежний Закон Мира был неверен, и я поправил его. Это и преступление мое, и претензия на добродетель. Ааква, яви себя Синдие, детям твоим, корми их, согревай, не давай в обиду. Ааква, во имя детей своих, стань более отзывчивым и заботливым богом.
И поднял Ухе нож, и упал на него грудью. Мгновение — и не стало Ухе.
Сам собрал Ииджиа ветки, чтобы предать тело Ухе огню и помочь его жизни вознестись с погребального костра к Аакве. Десять дней и десять ночей пробыл Ииджиа на горе Бутаан, вознося молитвы и не обращая внимания на собирающихся жрецов. А утром одиннадцатого дня встал Ииджиа и обратился к жрецам:
— Я говорил с Богом Дневного Света. — Ииджиа указал на золу от погребального костра Ухе. — Здесь мы возведем святилище, чтобы прах Ухе-Завоевателя вечно пребывал в мире. Выстроим вокруг могилы большой храм, чтобы все могли познавать в нем историю подвигов Ухе. А вокруг храма синдие создадут великий город, в котором народ будет изучать, пробовать, чувствовать благодать учения и благословений Ааквы.
И сказал Ииджиа жрец по имени Оза:
— Открыл ли тебе Бог Дневного света имя следующего главного жреца Синдие?
— Среди пепла избравших самосожжение дируведах Ухе нашел живого ребенка и нарек его Синдинеах. Перед смертью Ухе сказал, что править на Синдие должен тот, кто не запятнал себя ни войной, ни трусостью. Синдинеах слишком молод, чтобы запятнать себя войной. А что до смелости, то ему ее хватило, чтобы выжить, когда вокруг него торжествовала трусливая смерть.
Мы, жрецы Ааквы, вырастим этого ребенка. А когда Синдинеах пройдет ритуал взросления, мы провозгласим его главным жрецом и правителем Синдие.
Появилась могила, был заложен храм, на склонах горы стал расти город Бутаан, а вокруг горы царствовали мир и достаток под дланью Синдинеаха.
И все славили мудрость Ааквы.
КОДА НУВИДА
Предание о Шизумаате
Я, Мистаан, передал вам слова Намндаса и Вехьи, которые поведали мне о жизни Шизумаата и о второй правде.
Я — Намндас, ребенок Пиеры, ребенка Рукора, ребенка Ивея, воина Седьмого денве Ухе. И стою я перед вами, воспевая Шизумаата, ибо я был его другом детства и товарищем, тем, кто стоял и ждал у рубежа.
Синдинеах Ну Древний был ребенком Синдинеаха Рожденного-в-Пламени. При Синдинеахе Ну продолжали строить дороги, что начал прокладывать его отец, ширились поля в Кудахе и Дирудахе, начаты были великие работы по насыщению влагой Мадаха из подземных водных запасов в горах Аккуйя.
В провинциальных центрах, управлявшихся жрецами, которых назначал Синдинеах Ну, улаживались споры, строились дорожные станции и зерновые склады, улучшались дороги.
Работы, начатые жрецами и главным жрецом, производились синдие во исполнение Закона Ааквы о Даре и Труде, записанных жрецами в правление Синдинеаха. При хорошем урожае Закон можно было соблюсти, передав в общественные склады двенадцатую часть своего урожая. При плохом урожае каждый взрослый старше четырех лет должен был проработать не меньше каждого двенадцатого дня под управлением жрецов. За это работники получали еду из складов, которыми ведали жрецы.
Первенцем Синдинеаха Ну был Синдинеах Эй. После ухода его родителя из жрецов, при главенстве Синдинеаха Эйя над жрецами Ааквы, был достроен храм Ухе.
Стены храма были сложены из обработанного камня и имели высоту, как восемь синдие, вставших друг другу на плечи; площадь храма была шестьдесят на девяносто шагов. Крыша из деревянных бревен и плит опиралась на квадратные каменные колонны, расставленные шестью четырехугольниками.
В центре наименьшего четырехугольника находилась накрытая камнем могила с прахом Ухе. Вместо восточной стены у храма были каменные колонны. В центре северной и южной стен было по двери шириной всего в два шага. В стене, обращенной в сторону страны Мадах, двери не было. Днем свет шел от Ааквы, Прародителя Всего, ночью же — от трехсот масляных светильников, свисавших с потолка храма.
Вокруг храма тянулись узкие улицы деревянных и каменных хижин. В одной из них, закрывавшейся после полудня тенью от храма, проживал жестянщик, исполнявший в Бутаане свой долг перед Ааквой. И родил он в муках дитя.
Звали жестянщика Кадуах, а дитя свое назвал Кадуах Шизумаатом, Ребенком Долга.
Из-за рождения ребенка и из-за получения от придворных Синдинеаха Эйя нескольких заказов на железные украшения поселился жестянщик в самом Бутаане. Кадуах истово верил в Аакву, и ребенка своего учил поклонению и истине Бога Дневного Света и уважению к жрецам. И познал Шизумаат историю сотворения мира, законы, открытые Раде, и предание об Ухе.
В начале третьего года жизни Шизумаата Кадуах привел его в храм, чтобы исполнить перед жрецами обряды посвящения в зрелость. Шизумаат поведал историю творения, законы, предание об Ухе, а потом перечислил членов родительского Рода до Кадуаха от основателя рода, охотника из маведах по имени Лимиш...
А после завершения обрядов попросил Кадуах принять Шизумаата в жрецы Ааквы.
* * *
Среди жрецов, внимавших Шизумаату, был Эбнех, которому так понравились речи Шизумаата, что он принял его в Божественную школу, ковах Ааквы.
Ночевал Шизумаат в родительском доме, а дни проводил в храме, где познавал тайны, знаки, законы, желания и видения Прародителя Всего.
Я, Намндас, поступил в ковах Ааквы за год до Шизумаата и был назначен старостой в его класс. Эта обязанность выпала мне потому, что жрецы храма сочли меня худшим в моем собственном классе. Пока мои одноклассники сидели у ног жрецов и познавали премудрости, я ковырялся в грязи...
Моим подопечным был выделен темный угол у стены храма, выходившей на страну Мадах, тот самый, где год назад начинал учебу мой класс. Утром первого дня уселся класс Шизумаата на гладком каменном полу, чтобы выслушать от меня правила храма.
— Я, Намндас, — староста в вашем классе. Вы — самый низший класс в храме, поэтому вам поручено заботиться о порядке и чистоте. Учтите, я как ваш старший не потерплю в храме ни пылинки! Вы будете ловить грязь еще в воздухе, прежде чем она опустится на пол храма; будете смывать грязь с ног тех, кто входит в храм.
Я указал им на закопченный потолок.
— Каждый вечер вы будете чистить и заново заливать маслом храмовые лампы. При всем этом сами вы должны оставаться чисты. Чисты должны быть ваши тела, одежды вычищены и залатаны.
Тут встал Шизумаат. Он был высок для своего возраста, глаза его удивительно блестели.
— Когда же нас начнут учить, Намндас? Когда нам учиться?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90
Вдали над лесом поднимался дымок. Вскоре рядом с первым появился еще один. Увидев третий столб дыма, Ухе в ужасе спросил:
— Консех, твои воины подожгли лес?
Консех тоже выскочил из палатки и увидел уже пять столбов дыма над лесом.
— Этого не может быть, Ухе. Я бы не посмел тебя ослушаться, а мои военные вожди не ослушаются меня. — Консех пригляделся к лесу. — Гляди, Ухе! Дируведах сами зажгли огонь!
Так оно и было. Пожары начались в глубине леса, далеко от передовых линий денведах. Ветерок гнал дым на юг, к Великому Разрыву. Над верхушками деревьев стали видны первые языки пламени.
Ухе сделал шаг вперед, поднял кулак и закричал:
— Мижии! Мижии! Ты безумец! — Оглянувшись на Консеха, Ухе сказал: — Передай на наши передовые линии мой приказ: принимать всех дируведах, пытающихся спастись из огня. Стеречь их, но пропускать к себе.
Консех побежал к своим гонцам. Ухе все вглядывался в лес. Его все больше затягивало дымом, из которого рвалось пламя.
— Ты совершаешь преступление, Мижии! Преступление против Ааквы и против Синдие.
Токках, подошедший к Ухе, сказал ему:
— Взгляни на это пламя, вождь денведах. Я такого не совершил, потому что не смог и не захотел бы. Но ты не можешь себе представить, какую гордость я сейчас испытываю!
— Гордость? — Ухе широко раскрыл глаза при этих словах Токкаха. — Чем тут гордиться?
— Они предпочитают покончить с собой, чем погибнуть от твоей руки или сгинуть в Мадахе. Они готовы сжечь себя и своих детей, чтобы не служить твоему делу. И я чувствую гордость.
Ухе схватил Токкаха за руку.
— Это не мое дело, Токках. Это дело Ааквы.
Токках высвободил руку и, глядя на предводителя денведах, молвил:
— Ты сам говоришь, что есть вещи похуже войны, похуже пожирания собственных детей. А я добавляю к этому: есть вещи даже похуже смерти, какую сейчас принимают дируведах.
Токках ушел, а Ухе все смотрел на горящий лес. Два дня и две ночи взирал предводитель денведах на дым и огонь. А утром третьего дня к нему явился гонец, предложивший ему еду. Ухе не стал есть, а гонцу сказал:
— Передай мой приказ Нуввее. Северный денведах должен спуститься на земли куведах. Скажешь Нуввее, что Консех поведет Северный денведах через Великий Разрыв здесь. Консех окажется на земле куведах в течение трех дней. Беги!
Гонец убежал, а Ухе сказал себе — и слова его слышали другие:
— Клянусь костями Леуно, своего дитя: если куведах предпочитают победе денведах смерть, то пусть умирают быстрее. Я не стану больше приносить хороших воинов в жертву бессмысленным жестам. Ты мне омерзителен, Мижии, ты бросаешь тень на память славного племени. Если бы ты, отказавшись мне подчиниться, умер с оружием в руках, то это было бы, возможно, геройством. Но ты трус, ты обрек свой народ на смерть.
И, опустив голову, предводитель денведах зашагал к холмам пепла, оставшимся от леса.
В сгоревшем лесу, среди обугленных стволов, торчащих, как черные зубы в зловонной пасти, денведах много дней вели поиски. Воины находили там только ритуальные кольца из обгоревшей плоти и костей. В живых не остался никто, и единственным звуком на пожарище было шипение догорающего огня.
Но одного выжившего нашел сам Ухе. Это был ребенок, которого прикрыл собой и спас, умирая, его родитель. У ребенка обгорели ноги, и предводитель денведах велел Даесу прислать лекаря для лечения дитя. Когда Ухе удостоверился, что ребенок выживет, то приказал отправить его вместе с лекарем в Шестой денве и растить его как дитя, рожденное им самим, Ухе.
А назвал Ухе ребенка Синдинеах, что значит «принадлежащий миру».
К концу следующего года сдались последние из сопротивлявшихся куведах, и денведах восторжествовали на всей Синдие. И собрал Ухе своих военных вождей на вершине горы Бутаан, что высится над цепью Аккуйя перед самым Великим Разрывом, и молвил:
— Вы осуществили новый Закон Войны Ааквы. Теперь я вам говорю, что Прародитель Всего снова желает мира. Жрецы Ааквы сойдутся здесь через десять дней и изберут из своего числа главного жреца, который станет надзирать за соблюдением нового закона.
А вы распустите ваших воинов и снова превратите их в охотников и земледельцев, оставив только один полуденве тзиен денведах, чтобы выполнять повеления главного жреца на благо мира и достатка в мире. Остальные пусть снова растят детей, охотятся, живут себе и славят Аакву.
И сказал на это Консех:
— Ухе, жрецы должны избрать главным тебя.
— Нет! — ответил Ухе и посмотрел вниз на скалы, подпирающие гору Бутаан. — А теперь ступайте и делайте, как я приказал. — И указал на старика, главного жреца маведах. — Ииджиа, ты останешься здесь.
Военные вожди медленно покинули вершину горы. Дождавшись их ухода, Ииджиа раскинул и уронил руки.
— Что тебе от меня надо, Ухе? Хочешь меня убить, чтобы очистить место для нового главного жреца всей Синдие?
Ухе вынул из-за пояса черный нож, завернутый в шкуру, и повернул его рукояткой к старому жрецу.
— Времена изменились, Ииджиа. Те, кто мешает спасению Синдие, должны быть устранены. Законы, мешающие спасению, должны быть забыты. Ты понимаешь это?
Ииджиа свесил голову.
— Понимаю.
Ухе снял с железного ножа шкуру и бросил ее на землю.
— Ииджиа, моя жизнь завершится на этой горе.
— Нет! С тобой мы проделали трудный путь, ты объединил народ. Ты должен жить и править Синдие.
Ухе опустился на колени и поднял лицо к Богу Дневного Света.
— Ииджиа, для завоевания мира нужны одни достоинства, а для того чтобы им править, совсем другие.
— Возможно, это и так. Но откуда ты знаешь, что нет в тебе необходимого, чтобы править миром?
— Знаю, Ииджиа. Я лгал, воровал, убивал. Нельзя, чтобы все это можно было сказать о правителе Синдие.
Ииджиа встал на колени рядом с Ухе и положил ему руку на плечо.
— Иначе было нельзя: на то и война. Нам было необходимо выжить. Такие уж времена. Грехи лежат на всех нас.
— Времена изменились, Ииджиа. Воевать больше не нужно, командовать военными вождями — тоже. Я должен отойти в сторону. Пусть жрецы обыщут всю Синдие и найдут того, кто не вор, не богохульник, не убийца, не трус. Его и сделайте своим главой. — И взглянул Ухе на старого жреца. — Ты выслушаешь мою молитву, Ииджиа?
Ииджиа снял руку с плеча Ухе.
— Я выслушаю ее.
И воззрился Ухе на Бога Дневного Света.
— Ааква, твой прежний Закон Мира был неверен, и я поправил его. Это и преступление мое, и претензия на добродетель. Ааква, яви себя Синдие, детям твоим, корми их, согревай, не давай в обиду. Ааква, во имя детей своих, стань более отзывчивым и заботливым богом.
И поднял Ухе нож, и упал на него грудью. Мгновение — и не стало Ухе.
Сам собрал Ииджиа ветки, чтобы предать тело Ухе огню и помочь его жизни вознестись с погребального костра к Аакве. Десять дней и десять ночей пробыл Ииджиа на горе Бутаан, вознося молитвы и не обращая внимания на собирающихся жрецов. А утром одиннадцатого дня встал Ииджиа и обратился к жрецам:
— Я говорил с Богом Дневного Света. — Ииджиа указал на золу от погребального костра Ухе. — Здесь мы возведем святилище, чтобы прах Ухе-Завоевателя вечно пребывал в мире. Выстроим вокруг могилы большой храм, чтобы все могли познавать в нем историю подвигов Ухе. А вокруг храма синдие создадут великий город, в котором народ будет изучать, пробовать, чувствовать благодать учения и благословений Ааквы.
И сказал Ииджиа жрец по имени Оза:
— Открыл ли тебе Бог Дневного света имя следующего главного жреца Синдие?
— Среди пепла избравших самосожжение дируведах Ухе нашел живого ребенка и нарек его Синдинеах. Перед смертью Ухе сказал, что править на Синдие должен тот, кто не запятнал себя ни войной, ни трусостью. Синдинеах слишком молод, чтобы запятнать себя войной. А что до смелости, то ему ее хватило, чтобы выжить, когда вокруг него торжествовала трусливая смерть.
Мы, жрецы Ааквы, вырастим этого ребенка. А когда Синдинеах пройдет ритуал взросления, мы провозгласим его главным жрецом и правителем Синдие.
Появилась могила, был заложен храм, на склонах горы стал расти город Бутаан, а вокруг горы царствовали мир и достаток под дланью Синдинеаха.
И все славили мудрость Ааквы.
КОДА НУВИДА
Предание о Шизумаате
Я, Мистаан, передал вам слова Намндаса и Вехьи, которые поведали мне о жизни Шизумаата и о второй правде.
Я — Намндас, ребенок Пиеры, ребенка Рукора, ребенка Ивея, воина Седьмого денве Ухе. И стою я перед вами, воспевая Шизумаата, ибо я был его другом детства и товарищем, тем, кто стоял и ждал у рубежа.
Синдинеах Ну Древний был ребенком Синдинеаха Рожденного-в-Пламени. При Синдинеахе Ну продолжали строить дороги, что начал прокладывать его отец, ширились поля в Кудахе и Дирудахе, начаты были великие работы по насыщению влагой Мадаха из подземных водных запасов в горах Аккуйя.
В провинциальных центрах, управлявшихся жрецами, которых назначал Синдинеах Ну, улаживались споры, строились дорожные станции и зерновые склады, улучшались дороги.
Работы, начатые жрецами и главным жрецом, производились синдие во исполнение Закона Ааквы о Даре и Труде, записанных жрецами в правление Синдинеаха. При хорошем урожае Закон можно было соблюсти, передав в общественные склады двенадцатую часть своего урожая. При плохом урожае каждый взрослый старше четырех лет должен был проработать не меньше каждого двенадцатого дня под управлением жрецов. За это работники получали еду из складов, которыми ведали жрецы.
Первенцем Синдинеаха Ну был Синдинеах Эй. После ухода его родителя из жрецов, при главенстве Синдинеаха Эйя над жрецами Ааквы, был достроен храм Ухе.
Стены храма были сложены из обработанного камня и имели высоту, как восемь синдие, вставших друг другу на плечи; площадь храма была шестьдесят на девяносто шагов. Крыша из деревянных бревен и плит опиралась на квадратные каменные колонны, расставленные шестью четырехугольниками.
В центре наименьшего четырехугольника находилась накрытая камнем могила с прахом Ухе. Вместо восточной стены у храма были каменные колонны. В центре северной и южной стен было по двери шириной всего в два шага. В стене, обращенной в сторону страны Мадах, двери не было. Днем свет шел от Ааквы, Прародителя Всего, ночью же — от трехсот масляных светильников, свисавших с потолка храма.
Вокруг храма тянулись узкие улицы деревянных и каменных хижин. В одной из них, закрывавшейся после полудня тенью от храма, проживал жестянщик, исполнявший в Бутаане свой долг перед Ааквой. И родил он в муках дитя.
Звали жестянщика Кадуах, а дитя свое назвал Кадуах Шизумаатом, Ребенком Долга.
Из-за рождения ребенка и из-за получения от придворных Синдинеаха Эйя нескольких заказов на железные украшения поселился жестянщик в самом Бутаане. Кадуах истово верил в Аакву, и ребенка своего учил поклонению и истине Бога Дневного Света и уважению к жрецам. И познал Шизумаат историю сотворения мира, законы, открытые Раде, и предание об Ухе.
В начале третьего года жизни Шизумаата Кадуах привел его в храм, чтобы исполнить перед жрецами обряды посвящения в зрелость. Шизумаат поведал историю творения, законы, предание об Ухе, а потом перечислил членов родительского Рода до Кадуаха от основателя рода, охотника из маведах по имени Лимиш...
А после завершения обрядов попросил Кадуах принять Шизумаата в жрецы Ааквы.
* * *
Среди жрецов, внимавших Шизумаату, был Эбнех, которому так понравились речи Шизумаата, что он принял его в Божественную школу, ковах Ааквы.
Ночевал Шизумаат в родительском доме, а дни проводил в храме, где познавал тайны, знаки, законы, желания и видения Прародителя Всего.
Я, Намндас, поступил в ковах Ааквы за год до Шизумаата и был назначен старостой в его класс. Эта обязанность выпала мне потому, что жрецы храма сочли меня худшим в моем собственном классе. Пока мои одноклассники сидели у ног жрецов и познавали премудрости, я ковырялся в грязи...
Моим подопечным был выделен темный угол у стены храма, выходившей на страну Мадах, тот самый, где год назад начинал учебу мой класс. Утром первого дня уселся класс Шизумаата на гладком каменном полу, чтобы выслушать от меня правила храма.
— Я, Намндас, — староста в вашем классе. Вы — самый низший класс в храме, поэтому вам поручено заботиться о порядке и чистоте. Учтите, я как ваш старший не потерплю в храме ни пылинки! Вы будете ловить грязь еще в воздухе, прежде чем она опустится на пол храма; будете смывать грязь с ног тех, кто входит в храм.
Я указал им на закопченный потолок.
— Каждый вечер вы будете чистить и заново заливать маслом храмовые лампы. При всем этом сами вы должны оставаться чисты. Чисты должны быть ваши тела, одежды вычищены и залатаны.
Тут встал Шизумаат. Он был высок для своего возраста, глаза его удивительно блестели.
— Когда же нас начнут учить, Намндас? Когда нам учиться?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90