– Мьясо! Свиже мьясо для людоедив! Налетай скорише, бо всим не хватыть!
Дикари ответили воплями:
– Чванугунда! Саматака шмунипа юк-юк!
Однако разбегались, сверкая пятками, и на поляне их с каждой секундой оставалось все меньше и меньше. Что явно свидетельствовало о полном превосходстве боевого духа и военного мастерства доблестных партизан над превосходящими силами противника.
Только последний «папуас» все еще цеплялся за ногу Маметова, пытаясь ее укусить, понимая, что это его последний шанс прихватить с собой лакомый кусочек. Перукарников обрушился на него, как карающий меч правосудия, и принялся пинать сапогом в задний фасад.
– Я тебе покажу, образина, как партизан жрать!
Маметов тоже перешел в наступление, орудуя направо и налево прикладом жабодыщенской винтовки и тараторя:
– Не можна моя забижать, не можна моя забижать!
На поляну, нарезая второй круг, вырвался улепетывающий Жабодыщенко, а за ним с явным отставанием – ватага туземцев.
– Ну шо вы до мене причепылысь! – надрывался Микола.
Дикари подвизгивали:
– Мемека джагобумба! Смакота мунуп! Укаюка чоп-чоп смока!
Тут Жабодыщенко споткнулся о корень дерева и грохнулся на землю. При этом он выпустил кусок мяса из рук, дикари завопили еще громче, подхватили его и метнулись назад, в заросли.
Жабодыщенко, едва не плача, проговорил:
– Ой, моя свыня… Чи хто повирыть, що сперва якась мерзота такого зайця сперла, а зараз ось свыню якись нещасни папуасы слямзилы?
– Мунапа каюка! Смока о!… – донеслось из леса. Судя по крикам, свинья действительно пришлась похитителям по вкусу.
Салонюк вздохнул с невыразимым облегчением:
– Кажись, все.
Сидорчук с интересом спросил у него:
– Товарищу командир, а чого вы не стрелялы, у вас така гарна позиция була?
Салонюк растерянно ответил:
– Та зрозумиешь тут, хто це таки. Я спочатку думав, шо це диты якись оголодали, мабуть з пионерського табору, чи в индейцив грают. Хиба можно в дитыну стриляты?
Сидорчук почесал в затылке:
– Це иноземни диты, бо у нас на Сели так не говорять и себе не поводять.
Перукарников собирал разбросанные вещи и бормотал под нос:
– Да теперь и ежу понятно, что это не дети, а племя каких-то недомерков, к тому же людоедов.
Жабодыщенко, все еще лежа на земле, продолжал стонать:
– Позор на мою голову, таке нижне та смачне мьясо загубыв. Шо ж мы тепер исты будемо?
– Не стогни, Микола, ще знайдеться для теби мьясо, – подбодрил его Сидорчук, помогая встать на ноги и отряхнуться.
– Та де ж ще таку гарну свынку взяти? – не унимался Жабодыщенко. – Таку красыву, та таку… ну таку, як ото сон в литню нич.
Салонюк счел необходимым вмешаться и прекратить это безобразие.
– Дывись на Маметова, – укорил он, – вин, наприклад, зовсим не йив и не хныче.
Маметов охотно разъяснил свою жизненную позицию:
– Моя не можно такое есть, моя другое любить.
Жабодыщенко это утешить не могло, и пример Маметова совсем не освещал ему путь в радостное будущее, наполненное откормленными свиньями:
– Та вин же чучмек, ему все одно, що папуаси свыню вкралы.
Салонюк понял, что теперь ему предстоит до скончания века слушать сагу о похищенной злобными туземцами свинье и об умирающем от голода Жабодыщенко. Нервы его не выдержали подобного испытания, и он полез в свой мешок. Добыв оттуда порцию своего жаркого, Тарас протянул его несчастному Жабодыщенко:
– Ось тоби мое мьясо, тримай, тильки не плач, бо тошно на тебе дывыться.
– Дякую, товарищу командир, – расцвел Микола. – Оце справжний поступок командыра и коммуниста.
– Ой! – замахал на него руками Салонюк. – Ой, тильки цего з мене годи. Треба швыдше збиратысь, поки бисовы папуасы знов не поверталысь.
Была в Дартском замке главная секретная комната.
Любой психиатр признал бы в ней комнату для буйнопомешанных, склонных к членовредительству. Прелестная такая комнатенка, обитая стегаными розовыми матрасиками. Высидеть в ней долгое время было не под силу никому, потому что даже воздух проникал сюда с трудом. Зато и звукоизоляция была гарантирована.
Именно сюда Оттобальт наведывался во дни приездов драгоценной тетушки, чтобы отвести душу и поорать в свое удовольствие всякие неприличные слова. Это был не выход, но хоть какое-то облегчение. Иначе несчастный король все-таки сбежал бы в какие-нибудь пещеры и заделался настоящим отшельником.
В секретную комнату полагалось приходить со своей подушкой, чтобы было на что сесть.
Итак, секретная комната Дартского замка. И в ней мы наблюдаем трех заговорщиков. Короля Оттобальта Уппертальского – сидящего на красной подушке с вышитым на ней золотисто-коричневым жильцутриком; мага Мулкебу, сидящего на произведении искусства в красно-сине-серо-зелено-желто-оранжево-малиново-сиреневую узенькую полосочку; а также полиглота Хруммсу, взгромоздившегося на голубую в розовый горошек маленькую подушечку.
– Значит, так, Хруммса, – заговорил его величество Оттобальт, – тебе предстоит ответственная миссия – гостей наших сопроводить по дороге из королевства, все им растолковать, но по мере необходимости. Лишнего не болтать, а сообщать только то, что в наших интересах. Понятно?
Хруммса даже несколько обиделся:
– Понятно, не вчера родился.
– Раз дракон ищет Белохатки, – вздохнул король, – будут они ему. Вот же приспичило разыскать эти никому не нужные Белохатки, теперь придется ругаться с Мароной из-за лишних расходов. – Оттобальт несколько отвлекся и горячо заговорил: – Иногда у меня складывается такое впечатление, что моя собственная казна мне не принадлежит. На рыцарей тратиться нельзя, на дракона – нельзя, на редкостных разводных мульчапликов – тоже нельзя. Скоро он начнет считать каждый лишний кусочек пыр-зик-сана, который я кладу себе в рот. Это разве жизнь?
Хруммса и маг сочувственно покивали головами. Они не понаслышке знали о рачительности министра Мароны. Каждому из них в среднем два раза в месяц приходилось выслушивать длинные и скучные нотации, в которых первый министр указывал на недопустимо большие размеры положенного им жалованья. Особенно страдал от него Мулкеба, которого Марона то и дело пытался приспособить по хозяйству и сэкономить на этом тысячу-другую тулонов.
– Этой частью займется Мулкеба, – внезапно сказал король, возвращаясь мыслями в загадочные Белохатки. – От тебя же, Хруммса, зависит, удастся ли убедить его драконоподобие, что их огнедышество ползет в правильном направлении и творит уместные вещи. – Король яростно почесал встопорщенную бороду. – Кто его знает, что опасный зверь ищет в этих Белохатках и что оно вообще такое? Может, там девственницы собираются примерно раз в году, чтобы отпраздновать чего-то такое. – Он пошевелил пальцами. – А может, это место встречи драконов, которое нельзя изменить.
Хруммса не удержался от комментария:
– Тогда мое путешествие пройдет под лозунгом: «Драконы всех стран, соединяйтесь!»
– Чего? – рявкнул Оттобальт.
Полиглот застенчиво улыбнулся:
– Да это я так, к слову пришлось.
Король настороженно поглядел на своего подданного:
– Ты гляди мне – «драконы, соединяйтесь».
– Не волнуйтесь, ваше величество, – вежливо и уклончиво промурлыкал карлик. – Это в далеком прошлом и вообще не из нашей истории.
– А!.. – облегченно вздохнул Оттобальт. – Ну, тогда поговорим о деле.
Хруммса весь обратился в слух.
– Я само внимание, ваше требовательное величество. И поскольку выбора у меня все равно нет, то я готов по мере своих скромных сил служить делу укрепления славы и силы Упперталя.
– Это правильная позиция, – согласился король. – Деваться тебе и на самом деле некуда. Я, к слову, вообще до сих пор не понимаю, откуда ты такой взялся.
– И не стоит, ваше величество.
– Твоя задача заключается в том, чтобы дракон исчез на время из наших краев, – он угрожающе помахал указательным пальцем, – но не насовсем! Не ровен час, он снова нам понадобится. Подзайми его пока чем-нибудь, повоюйте, что ли. К примеру, в Гунухе или Буресье, но не увлекайтесь, а то охотники на драконов со всего Вольхолла к вам сбегутся или парламентеры заманчивыми предложениями замучат.
В разговор вмешался Мулкеба:
– Мы бы сами не прочь держать монстра на довольствии, но он пока ни в какую.
Король горестно поддакнул:
– Вот незадача – подданство ему не нужно, денег тоже не берет, на службе состоять не желает, подавай только эти Белохатки, и все.
Хруммса понимающе заморгал своими огромными глазищами:
– Если я правильно вас понял, эти самые Белохатки мы должны искать ровно столько, сколько понадобится вашему величеству.
– И нашей великой стране. Это дело государственной важности! – важно кивнул король.
Хруммса укоризненно взглянул на драгоценного повелителя:
– Ясно, значит, мою жизнь можно в расчет не брать?
– Ну что ты снова за свое! Прямо как Нишманс-дурачок, который со своим ведром все время бегал к колодцу ловить говорящую мульчипею. Смешно то, что она все время в это ведро ловилась, хотя в остальном была мудрая и волшебная, как наш Мулкеба. Тебе же ясно сказано, дело это временное, сам не заметишь, как все закончится.
Карлик печально заметил:
– С драконами на войне, ваше величество, только умирать хорошо. Там я точно не замечу, как все закончится.
– О Всевысокий Душара! – взмолился король. – Ну не воюйте, просто по лесам пошляйтесь, на мир посмотрите, устрой себе, в конце концов, недолгосрочный отпуск. Мулкеба, как это по-волшебному называется?
– Туристический отдых.
– Да, с вашим железным чудом передового волшебства только в турпоходы и отправляться, – скептически хмыкнул полиглот.
– Чем тебе не угодили новые магические технологии? – возмутился Мулкеба.
– Эти новые технологии просто хорошо забытые старые! Их практиковали еще государственные деятели второй половины смутного периода.
– Что проверено веками, то никогда не плохо – ни сегодня, ни завтра, – примирительно сказал маг, опасливо поглядывая на короля. Кто его знает, какие выводы сделает его величество из услышанного? Может, распорядится обновить все чародейство оптом; может, удумает чего-нибудь такое, что нормальному чародею двухсот пятидесяти лет от роду даже в голову не придет.
Но король незамысловато стукнул кулаком по столу.
– Хватит! Хватит пререкаться, сейчас вы оба в одной команде и оба делаете одно дело, так что нечего попусту тратить время. Его и так нет. Эту ночь даю вам на подготовку. Все свободны.
Хруммса и Мулкеба устремились к выходу, но король изрек.
– А тебя, Мулкеба, я попрошу остаться.
Утром следующего дня во дворе Дартского замка было шумно и многолюдно. Все местное население собралось поглазеть на проводы магического зверя и полюбившихся публике драконорыцарей. Уппертальцы галдели, выкрикивали напутствия, бросали на броню охапки цветов. Кто-то из слуг пытался засунуть копченую колбасу или свиные сосиски, так полюбившиеся танкистам, в смотровой люк, где виднелась физиономия Клауса, обалдевшего от такого шума. Он тщетно пытался пристроить куда-нибудь постоянно прибывающие продукты.
Из двух люков башни торжественно торчали фигуры Морунгена и полиглота Хруммсы. Последний выглядел весьма забавно: бывший член Союза наблюдателей и историк-исследователь где-то откопал черный мотоциклетный кожаный костюмчик детского размера. В толпе поговаривали, что он был отбит у некоего шумнязи, обитавшего прежде в стране Ярва-Яани, – толпа, как известно, гораздо лучше самих участников событий знает все про эти самые события
Но Хруммса мотоциклетным мини-костюмом не удовольствовался и надел на голову «летчицкий взаправдашний» кожаный шлем с огромными очками на резинке (такого же неизвестного происхождения) и теперь выглядел заправским не то парашютистом, не то танкистом, не то летчиком. Одним словом, в компании драконорыцарей он был самым демоническим персонажем. Морунген, едва не выпадая из люка, пытался пожать все тянувшиеся снизу руки и одновременно отпихнуть обратно съестное и алкоголь в разнообразнейших сосудах и сосудиках. Причем последнее он делал с выражением глубочайшего и самого искреннего сожаления на лице. И только невероятное чувство долга и железная прусская дисциплина (а также отсутствие свободного места) удерживали его от того, чтобы принять подношения.
Какая-то безумная девственница с криками «Мой ласковый и нежный зверь» вскарабкалась на броню сзади и уцепилась за башню. Так что на какое-то время «дракону» пришлось приостановиться – девственницу бережно отрывали от пулеметного ствола заднего обзора, а потом от хрупкой торчащей антенны. Антенна почему-то приглянулась ей менее пулемета, но больше всего остального. Очевидно, перетягивание антенны на пару со вспотевшим от ужаса Морунгеном прибавило ей сил, потому как стаскивали ее теперь уже шестеро или семеро дюжих гвардейцев, уговаривая не жертвовать собою сейчас, а поберечь себя на будущее, так как скорее всего дракон ее никогда не забудет и обязательно вернется.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44