Впрочем, есть места, где я не был. В Африке, например… Правда, она и на хрен не нужна, что я там забыл? В Штатах не был. Но опять же, —тут как на это посмотреть… Можно сказать, что и был. Вот такой кроссворд. Неважно. Я бы хотел прокатиться по странам в качестве туриста, этаким вальяжным мэном с кучей денег в лопатни-ке и без ограничений во времени, поглядеть на мир глазами путешественника, а не исполнителя заданий государственной важности.
Ну вот! Приперся кэп, и мои мечты опустились в сортир… Тем более он еще и в форме. После трех лет отсидки мне особенно противно смотреть на ментовскую форму.
— Добрый день, — говорит капитан, протягивая руку.
Пожимаю ее, привстав со стула, и показываю на место рядом со мной:
— Добрый. Присаживайтесь…
У капитана усталый вид, но глаза как-то странно поблескивают.
— Вечером вы, наверно, хотите съездить к своим знакомым? — переходит он к делу и показывает бумажку с известным мне адресом.
Я действительно туда собирался, чтобы добить команду Бенгала.
— Все может быть…— отвечаю уклончиво.
— Не стоит… — усмехаясь, говорит полицейский и закуривает сигарету. — Ваня уже прокатился по разным местам. Многие бенгаловские ресторанчики и кафе просто не открылись сегодня. Даже некоторых оптовиков не видно в городе.
— Кто такой Ваня? — интересуюсь я.
— Это тот старлей-участковый, с которым я приходил к вам домой. Мой друг, — поясняет кэп. — После убийства Бенгала… — он делает паузу, строго глядя на меня, но в его глазах пляшут чертики. — В общем, драпанули его орлы из города. Даже коммерсанты, которым он обеспечивал крышу, уехали, хоть вы их и не трогали.
Никак не реагирую на его слова. Жестом подзываю официантку:
— Принесите, пожалуйста, кофе и еще один мясной салат. И два раза по пятьдесят самого лучшего коньяка, какой там у вам имеется.
Официантка записывает и уходит.
— Я на службе, — пробует отмазаться кэп.
— Не принимается, капитан, — смеюсь я. — За победу не грех…
Полицейский пристально смотрит на меня, усмехается.
— А!.. — машет он рукой и придвигается ближе к столику. — Где наша не пропадала!
Пока он расправляется с салатом, я раскладываю перед ним снимки, сделанные на даче у Бенгала.
— Это он? — спрашиваю капитана, показывая на человека в сером.
— Да, — подтверждает тот, берет в руки фотографии, рассматривает их. — Ну, — говорит он, допивая свой кофе, — мне пора.
Поднимаюсь вместе с ним. Капитан протягивает руку:
— Меня вообще-то Евгением зовут. Пожимаю его лапу.
— Теперь чем займетесь? — интересуется капитан, хитро глядя на меня. Улыбаюсь:
— Жизнь покажет.
Евгений надевает фуражку.
— Звони, если что… — бросает он и выходит на улицу.
Провожаю его долгим взглядом.
После встречи с полицейским решаю прогуляться до метро. Погода прекрасная. Уже на подходе к станции заметна толкучка возле лотков и киосков. Как и все прочие граждане, глазею на выставленные за стеклами товары и не спеша, дымя сигаретой, пробираюсь в общей народной давке среди представителей развитого спекулятизма. До другого «изма» мы пока еще не докатились. Всегда катимся к какому-нибудь «изму», но почему-то постоянно оказывается, что избранный нами — самый хреновый из всех возможных. Не получается в России по-другому. Если в Китае, например; все самопальное стоит дешево, то у нас тот же китайский самопал продается по ценам хороших европейских магазинов. А свое придумать, как всегда, не умеем или не хотим, что скорее всего. Итальянские кустари-кооперативщики вон сколько обуви для нас настругали, и все это катит в России по ценам, от которых тот же итальянский обыватель просто обалдел бы…
Купив мороженое, подхожу к столику, за которым вдохновенно обдирает народ команда бывших наперсточников, переквалифицировавшихся в не менее подозрительных лотерейщиков.
Как раз возникает спор, кто из игроков, уже вложивших деньги, должен добавить, чтобы наконец-таки выиграть. В спор между тремя «ослами» включаются подставные лица, которые по отработанному сценарию должны задавить глупых клиентов деньгами. Вариант, как и в наперстках, — беспроигрышный. С интересом наблюдай, как накаляются страсти.
— Но вы же сказали, что по времени уже никто не может войти в игру?! — подает голос одна из «жертв».
Мужик, похоже, догадался, что плакали его денежки.
— Я вам все объяснила, — натянуто улыбается ему блондинка, банкующая за столом. — По правилам нашей лотереи за истекающее время в игру имеют право вступить еще несколько желающих. Правила вот!.. — блондинка тычет пальцем в столик, где под пленкой распиханы бумажки с каким-то текстом. — За то время, что вам дается на обдумывание, может ведь никто и не подойти. К тому же вступающие должны вносить больше, чем вы, значит, и рискуют они сильнее!..
Мне смешно. «Лохи» нервно теребят в руках свои карточки. Интересный психологический феномен. Наш народ в течение восьмидесяти лет гипнотизировали, обещая земной рай до окончания веков… рая как не было, так и нет, но граждане по привычке отдают жуликам последние деньги, веря, что эти добрые дяди и тети помогут им в короткий срок стать богатыми и никогда больше не болеть.
— Когда же мы все-таки начнем розыгрыш?' — нервно интересуется еще одна «овца» на заклание.
— Сначала свое слово должны сказать те, кто вступил в игру после вас, — непререкаемо заявляет блондинка.
Третий «баран» стоит рядом со мной и грустно глядит на карточки в своих руках. Похоже, деньги у него кончились, и он смирился с мыслью, что проиграл все.
Его лицо кажется мне знакомым.
— Как дела? — спрашиваю бедолагу. Мужчина, глядя куда-то в сторону, вздыхает:
— Опять обманули…
Блондинка реагирует мгновенно, как учили:
— Никто вас не обманывает! И не оскорбляйте тут!
Рядом с ней переминается с ноги на ногу хилого вида паренек в очках, разумеется, такой же подставной, как и женщины разного возраста, вступившие в игру позднее. А заведуют этим «предприятием» вон те шестеро, что крутятся неподалеку и зорко следят за всем, что происходит У стола.
— Да я уже вижу, что проиграл… — говорит мужчина, и вдруг я вспоминаю, кто это такой.
— Как вы можете видеть, если еще не открывали карточки? — лицемерно возмущается блондинка.
— Я чувствую, что до открытия карточек дело не дойдет; — обреченно говорит мужчина.
— Нет, вы все-таки не оскорбляйте, гражданин! — взвивается блондинка, она так вошла в образ, что уже и сама поверила в свою правоту.
— Ты занимайся своим делом, коза, и не верещи… — неожиданно для себя встреваю в их перепалку. Не нравится мне, с какой наглостью эта тварь выманивает у людей деньги, вовлекая в якобы «честную» игру.
— А вы… — начинает она.
— Заткнись, — говорю ей тихо и, повернувшись к мужчине, протягиваю ему руку: — Афанасий Сергеевич, здравствуйте! .
Он меня узнает и расплывается в улыбке, забыв о постигшей его неудаче.
— Какая встреча! — радуется мой бывший сосед по дому, бросая свои карточки на стол. — Олег, сколько же времени мы с вами не виделись?! Бог мой, как летят годы…
С Афанасием Сергеевичем мы когда-то были соседями по лестничной площадке, он в то время уже занимал должность доцента исторического факультета и часто рассказывал мне о своей работе в архивах, в которой и видел единственный смысл своего существования.
— Афанасий Сергеевич, не называйте меня Олегом, — говорю ему вполголоса. — Я — Герасим. Так надо. Потом я все объясню.
Афанасий Сергеевич понимающе кивает.
— Молодой человек! — кто-то дергает меня за рукав пиджака.
Оборачиваюсь. Передо мной стриженый крепыш с мордой дегенерата, нос у него смотрит на четыре часа.
— Тебе чего, дедушка? — спрашиваю благодушно, выбрасывая обертку от мороженого в урну.
Крепыш подступает вплотную, от него разит дешевым пивом.
— Шел бы ты отсюда, — шипит он, не отпуская мой рукав.
— Освободи материю, беспризорник, — советую ему как бы между прочим.
— Не связывайтесь вы с ним! Давайте лучше уйдем отсюда… —говорит мне Афанасий Сергеевич.
— Ну, ты побазарь еще!…— продолжает шипеть крепыш.
Я сам уже завелся, но внешне спокоен и даже улыбаюсь:
— Ладно, считай, что у тебя сегодня черный день. Давай зови своих доходяг. Погуляем вместе.
Крепыш недобро щерится и наконец отпускает мой рукав.
— Счас погуляем… — Он, обернувшись, многозначительно кивает дружкам.
— Ол… Герасим, — начинает Афанасий Сергеевич, но я его перебиваю:
— Вы пока идите к метро, подождите меня в вестибюле. Я быстро.
— А может…
Я не даю ему договорить:
— Послушайте меня. Так будет лучше.
Историк смотрит с недоумением. Я иду вслед за крепышом, провожаемый ехидными улыбочками блондинки и очкарика. Не прошли мы и двадцати метров, как меня окружают все шестеро. Обращаюсь к ним с улыбкой;
— Ну что, мозговые-импотенты, заскучали без развлечений?
Вижу, парни готовы разорвать меня на куски.
— Идем… — бросает кто-то из них и топает вперед.
Через минуту оказываемся на заднем дворе какого-то магазинчика, огороженного высоким забором. Вдоль стены понаставлены пустые ящики и поддоны, но посредине свободного места достаточно, чтобы порезвиться.
Парни снова берут меня в кольцо.
— Ты че такой борзый?! — интересуется один, не спеша начинать махалово.
Вероятно, опасается конфликта с чужой бригадой, от которой я могу быть представителем, и поэтому зондирует почву.
— Уж такой уродился, — ухмыляюсь я.
— Ты с кем работаешь? — спрашивает он.
— Я — Герасим. Запомни это. И вы, вислоухие, запомните… — обращаюсь к остальным.
Договариваюсь я с ними меньше чем за полторы минуты. Ребятки лежат на земле в причудливых позах, и ни один не шевелится.
В себя они придут не скоро, и процесс этот будет для них весьма болезненным, а двое, вероятнее всего, обратятся к хирургу.
Возвращаюсь к столику лотерейной барышни. «Баранов» уже «раздели». Блондинка испуганно озирается, ища глазами своих охранников.
— Будут жить… — сообщаю ей, мило улыбаясь. — Но полечиться придется.
Блондинка смотрит на меня с ужасом. У очкарика отвисает челюсть. Не исключено, что он уже наложил в штаны.
— Закрой пасть, придурок, живот простудишь, — советую ему. — А теперь, сучка, гони лавэ, что забрала у народа…
Блондинка дрожащими руками вытаскивает откуда-то из-под стола коробочку с деньгами. Забираю весь ее выигрыш и иду к метро.
Афанасий Сергеевич нервно ходит по вестибюлю. Увидев меня, он радостно спешит навстречу.
— Ол… Герасим, я так волновался. Вы даже не представляете. Еще несколько минут, и я бы обязательно пошел за милицией!
— Все нормально, Афанасий Сергеевич,:— смеюсь я. — Ваши карточки выиграла, знаете ли… Просто удивительно, что так бывает… — запихиваю в карман его пиджака пачку денег.
— В самом деле?! — изумляется Афанасий Сергеевич, не веря своему счастью, но тут же хмурится: — Скажите честно, вы ведь каким-то образом заставили их отдать эти деньги?
Лишний раз поражаюсь его незнанию жизни.
— Просто мы выяснили, кто есть кто, а ваши карточки действительно выиграли, только вы бы об этом никогда не узнали… — Думаю, почему бы карточкам Афанасия Сергеевича действительно не выиграть?
— Правда?! Значит, вы с ними знакомы? Удивительно! — восхищается историк. — Мне никогда не везло в подобного рода предприятиях. Вот и сейчас я по глупости проигрывал все, что скопил на черный день… Спасибо вам!..
— Не за что… — обнимаю его за плечи, и мы идем к эскалатору.
Часа полтора я просидел с Афанасием Сергеевичем в уютном ресторанчике недалеко от центра, слушая историю его жизни за последнее десятилетие. Ему нужно было выговориться. Афанасий Сергеевич, насколько я его помню, жил один, и все его знакомые были такие же, как он, не от мира сего. Жена от него сбежала меньше чем через год после свадьбы. В доме ощущалась постоянная нехватка денег. Историк все свои силы отдавал изучению прошлого, тогда как жена его, женщина простая, хотела жить настоящим. Ее, конечно, тоже можно понять.
Я бы селил ученых, подобных Афанасию Сергеевичу, в специальные городки, где за ними следили бы и обеспечивали им нормальные бытовые условия.
— Мы уже больше двух лет занимаемся архивами ВЧК, — рассказывает Афанасий Сергеевич, — то есть документами, относящимися к периоду становления Советского государства. Это такой ужас… Впрочем, органы на протяжении всего своего существования проявляли удивительно нечеловеческую жестокость, на которую не были способны даже инквизиция и гестапо…
— Могу себе представить… — соглашаюсь я. — А сколько же вы получаете за свою работу, Афанасий Сергеевич?
— Гм… По-моему, где-то в районе пятисот тысяч рублей.
— Вы что, не знаете точно, сколько вам платят за ваш труд? — удивляюсь я.
— Ну, как вам сказать. Ведь нашу работу оплачивает государство, а вы же сами наверняка знаете, какие трудности теперь возникают при финансировании дотационных учреждений, подобных нашему институту. Но мы перебиваемся потихоньку, Олег, перебиваемся.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26
Ну вот! Приперся кэп, и мои мечты опустились в сортир… Тем более он еще и в форме. После трех лет отсидки мне особенно противно смотреть на ментовскую форму.
— Добрый день, — говорит капитан, протягивая руку.
Пожимаю ее, привстав со стула, и показываю на место рядом со мной:
— Добрый. Присаживайтесь…
У капитана усталый вид, но глаза как-то странно поблескивают.
— Вечером вы, наверно, хотите съездить к своим знакомым? — переходит он к делу и показывает бумажку с известным мне адресом.
Я действительно туда собирался, чтобы добить команду Бенгала.
— Все может быть…— отвечаю уклончиво.
— Не стоит… — усмехаясь, говорит полицейский и закуривает сигарету. — Ваня уже прокатился по разным местам. Многие бенгаловские ресторанчики и кафе просто не открылись сегодня. Даже некоторых оптовиков не видно в городе.
— Кто такой Ваня? — интересуюсь я.
— Это тот старлей-участковый, с которым я приходил к вам домой. Мой друг, — поясняет кэп. — После убийства Бенгала… — он делает паузу, строго глядя на меня, но в его глазах пляшут чертики. — В общем, драпанули его орлы из города. Даже коммерсанты, которым он обеспечивал крышу, уехали, хоть вы их и не трогали.
Никак не реагирую на его слова. Жестом подзываю официантку:
— Принесите, пожалуйста, кофе и еще один мясной салат. И два раза по пятьдесят самого лучшего коньяка, какой там у вам имеется.
Официантка записывает и уходит.
— Я на службе, — пробует отмазаться кэп.
— Не принимается, капитан, — смеюсь я. — За победу не грех…
Полицейский пристально смотрит на меня, усмехается.
— А!.. — машет он рукой и придвигается ближе к столику. — Где наша не пропадала!
Пока он расправляется с салатом, я раскладываю перед ним снимки, сделанные на даче у Бенгала.
— Это он? — спрашиваю капитана, показывая на человека в сером.
— Да, — подтверждает тот, берет в руки фотографии, рассматривает их. — Ну, — говорит он, допивая свой кофе, — мне пора.
Поднимаюсь вместе с ним. Капитан протягивает руку:
— Меня вообще-то Евгением зовут. Пожимаю его лапу.
— Теперь чем займетесь? — интересуется капитан, хитро глядя на меня. Улыбаюсь:
— Жизнь покажет.
Евгений надевает фуражку.
— Звони, если что… — бросает он и выходит на улицу.
Провожаю его долгим взглядом.
После встречи с полицейским решаю прогуляться до метро. Погода прекрасная. Уже на подходе к станции заметна толкучка возле лотков и киосков. Как и все прочие граждане, глазею на выставленные за стеклами товары и не спеша, дымя сигаретой, пробираюсь в общей народной давке среди представителей развитого спекулятизма. До другого «изма» мы пока еще не докатились. Всегда катимся к какому-нибудь «изму», но почему-то постоянно оказывается, что избранный нами — самый хреновый из всех возможных. Не получается в России по-другому. Если в Китае, например; все самопальное стоит дешево, то у нас тот же китайский самопал продается по ценам хороших европейских магазинов. А свое придумать, как всегда, не умеем или не хотим, что скорее всего. Итальянские кустари-кооперативщики вон сколько обуви для нас настругали, и все это катит в России по ценам, от которых тот же итальянский обыватель просто обалдел бы…
Купив мороженое, подхожу к столику, за которым вдохновенно обдирает народ команда бывших наперсточников, переквалифицировавшихся в не менее подозрительных лотерейщиков.
Как раз возникает спор, кто из игроков, уже вложивших деньги, должен добавить, чтобы наконец-таки выиграть. В спор между тремя «ослами» включаются подставные лица, которые по отработанному сценарию должны задавить глупых клиентов деньгами. Вариант, как и в наперстках, — беспроигрышный. С интересом наблюдай, как накаляются страсти.
— Но вы же сказали, что по времени уже никто не может войти в игру?! — подает голос одна из «жертв».
Мужик, похоже, догадался, что плакали его денежки.
— Я вам все объяснила, — натянуто улыбается ему блондинка, банкующая за столом. — По правилам нашей лотереи за истекающее время в игру имеют право вступить еще несколько желающих. Правила вот!.. — блондинка тычет пальцем в столик, где под пленкой распиханы бумажки с каким-то текстом. — За то время, что вам дается на обдумывание, может ведь никто и не подойти. К тому же вступающие должны вносить больше, чем вы, значит, и рискуют они сильнее!..
Мне смешно. «Лохи» нервно теребят в руках свои карточки. Интересный психологический феномен. Наш народ в течение восьмидесяти лет гипнотизировали, обещая земной рай до окончания веков… рая как не было, так и нет, но граждане по привычке отдают жуликам последние деньги, веря, что эти добрые дяди и тети помогут им в короткий срок стать богатыми и никогда больше не болеть.
— Когда же мы все-таки начнем розыгрыш?' — нервно интересуется еще одна «овца» на заклание.
— Сначала свое слово должны сказать те, кто вступил в игру после вас, — непререкаемо заявляет блондинка.
Третий «баран» стоит рядом со мной и грустно глядит на карточки в своих руках. Похоже, деньги у него кончились, и он смирился с мыслью, что проиграл все.
Его лицо кажется мне знакомым.
— Как дела? — спрашиваю бедолагу. Мужчина, глядя куда-то в сторону, вздыхает:
— Опять обманули…
Блондинка реагирует мгновенно, как учили:
— Никто вас не обманывает! И не оскорбляйте тут!
Рядом с ней переминается с ноги на ногу хилого вида паренек в очках, разумеется, такой же подставной, как и женщины разного возраста, вступившие в игру позднее. А заведуют этим «предприятием» вон те шестеро, что крутятся неподалеку и зорко следят за всем, что происходит У стола.
— Да я уже вижу, что проиграл… — говорит мужчина, и вдруг я вспоминаю, кто это такой.
— Как вы можете видеть, если еще не открывали карточки? — лицемерно возмущается блондинка.
— Я чувствую, что до открытия карточек дело не дойдет; — обреченно говорит мужчина.
— Нет, вы все-таки не оскорбляйте, гражданин! — взвивается блондинка, она так вошла в образ, что уже и сама поверила в свою правоту.
— Ты занимайся своим делом, коза, и не верещи… — неожиданно для себя встреваю в их перепалку. Не нравится мне, с какой наглостью эта тварь выманивает у людей деньги, вовлекая в якобы «честную» игру.
— А вы… — начинает она.
— Заткнись, — говорю ей тихо и, повернувшись к мужчине, протягиваю ему руку: — Афанасий Сергеевич, здравствуйте! .
Он меня узнает и расплывается в улыбке, забыв о постигшей его неудаче.
— Какая встреча! — радуется мой бывший сосед по дому, бросая свои карточки на стол. — Олег, сколько же времени мы с вами не виделись?! Бог мой, как летят годы…
С Афанасием Сергеевичем мы когда-то были соседями по лестничной площадке, он в то время уже занимал должность доцента исторического факультета и часто рассказывал мне о своей работе в архивах, в которой и видел единственный смысл своего существования.
— Афанасий Сергеевич, не называйте меня Олегом, — говорю ему вполголоса. — Я — Герасим. Так надо. Потом я все объясню.
Афанасий Сергеевич понимающе кивает.
— Молодой человек! — кто-то дергает меня за рукав пиджака.
Оборачиваюсь. Передо мной стриженый крепыш с мордой дегенерата, нос у него смотрит на четыре часа.
— Тебе чего, дедушка? — спрашиваю благодушно, выбрасывая обертку от мороженого в урну.
Крепыш подступает вплотную, от него разит дешевым пивом.
— Шел бы ты отсюда, — шипит он, не отпуская мой рукав.
— Освободи материю, беспризорник, — советую ему как бы между прочим.
— Не связывайтесь вы с ним! Давайте лучше уйдем отсюда… —говорит мне Афанасий Сергеевич.
— Ну, ты побазарь еще!…— продолжает шипеть крепыш.
Я сам уже завелся, но внешне спокоен и даже улыбаюсь:
— Ладно, считай, что у тебя сегодня черный день. Давай зови своих доходяг. Погуляем вместе.
Крепыш недобро щерится и наконец отпускает мой рукав.
— Счас погуляем… — Он, обернувшись, многозначительно кивает дружкам.
— Ол… Герасим, — начинает Афанасий Сергеевич, но я его перебиваю:
— Вы пока идите к метро, подождите меня в вестибюле. Я быстро.
— А может…
Я не даю ему договорить:
— Послушайте меня. Так будет лучше.
Историк смотрит с недоумением. Я иду вслед за крепышом, провожаемый ехидными улыбочками блондинки и очкарика. Не прошли мы и двадцати метров, как меня окружают все шестеро. Обращаюсь к ним с улыбкой;
— Ну что, мозговые-импотенты, заскучали без развлечений?
Вижу, парни готовы разорвать меня на куски.
— Идем… — бросает кто-то из них и топает вперед.
Через минуту оказываемся на заднем дворе какого-то магазинчика, огороженного высоким забором. Вдоль стены понаставлены пустые ящики и поддоны, но посредине свободного места достаточно, чтобы порезвиться.
Парни снова берут меня в кольцо.
— Ты че такой борзый?! — интересуется один, не спеша начинать махалово.
Вероятно, опасается конфликта с чужой бригадой, от которой я могу быть представителем, и поэтому зондирует почву.
— Уж такой уродился, — ухмыляюсь я.
— Ты с кем работаешь? — спрашивает он.
— Я — Герасим. Запомни это. И вы, вислоухие, запомните… — обращаюсь к остальным.
Договариваюсь я с ними меньше чем за полторы минуты. Ребятки лежат на земле в причудливых позах, и ни один не шевелится.
В себя они придут не скоро, и процесс этот будет для них весьма болезненным, а двое, вероятнее всего, обратятся к хирургу.
Возвращаюсь к столику лотерейной барышни. «Баранов» уже «раздели». Блондинка испуганно озирается, ища глазами своих охранников.
— Будут жить… — сообщаю ей, мило улыбаясь. — Но полечиться придется.
Блондинка смотрит на меня с ужасом. У очкарика отвисает челюсть. Не исключено, что он уже наложил в штаны.
— Закрой пасть, придурок, живот простудишь, — советую ему. — А теперь, сучка, гони лавэ, что забрала у народа…
Блондинка дрожащими руками вытаскивает откуда-то из-под стола коробочку с деньгами. Забираю весь ее выигрыш и иду к метро.
Афанасий Сергеевич нервно ходит по вестибюлю. Увидев меня, он радостно спешит навстречу.
— Ол… Герасим, я так волновался. Вы даже не представляете. Еще несколько минут, и я бы обязательно пошел за милицией!
— Все нормально, Афанасий Сергеевич,:— смеюсь я. — Ваши карточки выиграла, знаете ли… Просто удивительно, что так бывает… — запихиваю в карман его пиджака пачку денег.
— В самом деле?! — изумляется Афанасий Сергеевич, не веря своему счастью, но тут же хмурится: — Скажите честно, вы ведь каким-то образом заставили их отдать эти деньги?
Лишний раз поражаюсь его незнанию жизни.
— Просто мы выяснили, кто есть кто, а ваши карточки действительно выиграли, только вы бы об этом никогда не узнали… — Думаю, почему бы карточкам Афанасия Сергеевича действительно не выиграть?
— Правда?! Значит, вы с ними знакомы? Удивительно! — восхищается историк. — Мне никогда не везло в подобного рода предприятиях. Вот и сейчас я по глупости проигрывал все, что скопил на черный день… Спасибо вам!..
— Не за что… — обнимаю его за плечи, и мы идем к эскалатору.
Часа полтора я просидел с Афанасием Сергеевичем в уютном ресторанчике недалеко от центра, слушая историю его жизни за последнее десятилетие. Ему нужно было выговориться. Афанасий Сергеевич, насколько я его помню, жил один, и все его знакомые были такие же, как он, не от мира сего. Жена от него сбежала меньше чем через год после свадьбы. В доме ощущалась постоянная нехватка денег. Историк все свои силы отдавал изучению прошлого, тогда как жена его, женщина простая, хотела жить настоящим. Ее, конечно, тоже можно понять.
Я бы селил ученых, подобных Афанасию Сергеевичу, в специальные городки, где за ними следили бы и обеспечивали им нормальные бытовые условия.
— Мы уже больше двух лет занимаемся архивами ВЧК, — рассказывает Афанасий Сергеевич, — то есть документами, относящимися к периоду становления Советского государства. Это такой ужас… Впрочем, органы на протяжении всего своего существования проявляли удивительно нечеловеческую жестокость, на которую не были способны даже инквизиция и гестапо…
— Могу себе представить… — соглашаюсь я. — А сколько же вы получаете за свою работу, Афанасий Сергеевич?
— Гм… По-моему, где-то в районе пятисот тысяч рублей.
— Вы что, не знаете точно, сколько вам платят за ваш труд? — удивляюсь я.
— Ну, как вам сказать. Ведь нашу работу оплачивает государство, а вы же сами наверняка знаете, какие трудности теперь возникают при финансировании дотационных учреждений, подобных нашему институту. Но мы перебиваемся потихоньку, Олег, перебиваемся.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26