Черепашья скорость нужна, чтобы как следует прицелиться, ведь ронять придется не компактную бомбу, а громоздкие паровые двигатели.
Дирижабль продолжает заваливаться на правый борт. Ремонтники во время пожара выкачали из поврежденных камер почти весь газ, и подъемная сила распределена неравномерно.
«Дежнев» закладывает дугу, пытается компенсировать боковую тягу при помощи двигателей.
Хочется встать на колени и молиться за успех нашей безумной авантюры, но делать этого нельзя ни в коем случае. Молитвы, особенно искренние, могут быть прочитаны чужими «психами», особенно Ястребиной Гвардией, по-моему, что-то заподозрившей. От британского строя отделяются две «эринии» и летят в нашу сторону. Чуть помедлив, японцы посылают своего представителя – дирижабль «Азума».
Ледянников испытывает чувство deja vu, потому что «Азума» – систершип «Мусаши Тайхо». История делает вид, будто повторяется.
Двести пятьдесят метров до цели. Я превратился в столб, отдавая всю энергию на создание ложного Намерения. Меня, как подмастерье, используют в качестве донора, но я не в обиде. На мою долю в этом деле и так досталось много приключений. Если все, что касается деятельности Комиссии, не засекретят на полвека или бессрочно, мне будет что написать в своих мемуарах. Когда-то, вроде бы год назад, Поликарп Матвеевич сказал мне, что зимой Россия напоминает текст. Тогда я толком не разобрался в его словах и ляпнул в ответ что-то пришедшее в голову первым. Но Россия действительно напоминает текст, причем не только зимой. Что есть отчизна, как не сумма воспоминаний о ней? Россия – это миллионы мемуаров, которые пишутся или же никогда не будут написаны по тысяче различных причин. Я отдаю энергию, стараюсь не выдать нас «эриниям», а в голову лезут беспорядочные мысли, и никакого самоконтроля на них нет.
У «Дежнева» горят двигатели. Это самый опасный момент нашей затеи, потому как котлы могут взорваться в любой момент. Но так надо, потому что все вокруг видят, как мы горим, знают о двигателях и молятся за наше спасение. Дирижабль почти замер, он идет по инерции. Чесноков приказал остановить двигатели в строго рассчитанный момент. Мы зависаем в полусотне метров от мачты с белым флагом, ветер тихонько подталкивает нас в нужную сторону. Сергей Владимирович, Ксения, если вы все это наблюдали при помощи футуроскопии, прошу у вас прощения за излишний драматизм.
Правый двигатель отделяется от дирижабля и падает в воду в пяти метрах от спасательного отсека. Наблюдатели в шоке, но они уже не в силах что-то изменить. Раскаленный котел встречается с водами Тихого океана, взрыв повреждает спасательный отсек, но плавучести у этого волка в овечьей шкуре навалом. Наверное, это было настоящее приспособление для эвакуации экипажа с субмарины, только использованное не по назначению.
По флоту Комиссии разносится вздох облегчения, когда люди понимают, что плотик с мачтой и полусферой не собирается тонуть. Левый двигатель отделяется от «Дежнева». Лишившийся балласта и всего своего груза дирижабль резко поднимается. Ремонтники тушат пожар по правому борту и не дожидаясь, пока огонь полностью исчезнет, закачивают газ во все камеры подряд. Подобно пробке от шампанского, мы проскакиваем мимо британских «эриний», которые озабочены необходимостью срочного спасения Теслы. Подальше от будущего эпицентра. Мавр сделал свое дело, плотик быстро тонет. Вот уже скрывается под водой белый флаг, «эринии» снижаются все ниже и ниже. Будь в спасательном отсеке настоящий Тесла, англичане, несомненно, успели бы его спасти. Но Теслы нет, как нет спасения этим легким дирижаблям. «Азума» подходит на дистанцию прицельного огня как раз тогда, когда срабатывает адская машина.
Стоп-кадр.
Океан преображен. Он неистовствует, поскольку рана, нанесенная ему человеком, превышает все мыслимые размеры. В воздух вздымается столб пара и кипятка, вздымается и упирается в небо. Катаклизм состоялся, но теперь его стихиями являются не Огонь с Воздухом, а Вода. Из эпицентра расходится кипящая на бегу волна. Через несколько минут она достигнет вышедшего из Сан-Франциско японского флота, и Курита впервые в жизни станет радоваться тому, что не успел вовремя.
Психотехники в ужасе от увиденного, но ужас не парализует их, а, наоборот, подстегивает. Воздушные щиты, призванные защитить дирижабли, усиливаются, но даже они не могут считаться надежной защитой. Пар все равно проникает внутрь, все представители Комиссии испытывают то же, что испытывает человек, оказавшийся в полном обмундировании на верхнем полке бани. Большая часть русских невольно усмехается, представляя ощущения японцев или горделивых британцев.
Влекомые взрывной волной дирижабли разлетаются в стороны. Повреждения имеются у каждого, но незначительные.
Лишившийся всей боевой мощи тяжелый дирижабль Российской империи словно пушинку подкидывает вверх и в сторону. Рукотворный океанский гейзер медленно опадает.
«Дежнев» каким-то образом вырывается из облака пара и дрейфует в северо-западном направлении.
Оказывается, все это время я стоял, непроизвольно задержав дыхание, на капитанском мостике, в окружении старшего офицерского состава. Кто-то успел выгнать пар из кабины, но воздух все равно был неестественно теплым и влажным. В эту минуту мы, экипаж «Дежнева», едины в своих переживаниях. Нам всем до сих пор не верится, что угроза войны осталась позади, что наш отчаянный план увенчался успехом, а мы остались живы. Когда Чесноков предлагал эту авантюру, никто и подумать не мог, что бомба Теслы будет такой… апокалиптической. Представьте себе, что вы пережили Апокалипсис, и станет ясно, что чувствовали люди на борту «Дежнева».
Мы живы, флот Комиссии, за исключением сунувшихся в эпицентр «эриний» и «Азумы», спасен, войны не будет. Ничем, как чудом, назвать это невозможно, и мы дружно молимся, вознося хвалу Господу.
Артур и Мерлин подняли трубку одновременно.
– Объект «Посейдон» уничтожен, – сообщил инженеру психотехник. – Я только что получил эту информацию от агента из Ястребиной Гвардии. Но не в этом дело, мне хотелось бы знать, что за жуть пытался применить Тесла против Комиссии?
– Радиевую бомбу, – выдохнул Артур, перелистывая страницы старой потертой Библии в поисках Откровений Иоанна Богослова. – Я и не думал, что ее можно сделать на практике. Она была только теорией…
– …а Тесла всего лишь безумным гением, – завершил фразу Мерлин. – Артур, это оружие следует запретить строжайшим образом. Даже негуманности государственных винтиков должен быть положен предел. Пообещай мне, что поговоришь на эту тему с премьер-министром. Технические устройства по твоей части.
– Обещаю, – кивнул инженер, добираясь до описаний Апокалипсиса. – Но только скажи мне, что такое «фактор фатума»? Я тут наткнулся на упоминание в одном из отчетов. Это что-то связанное с Мастерством?
На том конце линии замялись.
– Фактор фатума появился случайно, – начал объяснять Мерлин. – Но психотехника тут почти ни при чем. Виной тому твой гениальный автомат и человеческая психология.
– Мой автомат? – переспросил Артур, отрываясь от Библии. – Но каким образом?
– Отсутствием фантазии и несокрушимой железной волей, – ответил Мерлин. – Той колоссальной властью, которой на благо Британской империи наделили этот механизм. Он принимал решения, отдавал приказы, которые подписывались высокопоставленными лицами после поверхностного просмотра. У него на службе тысячи агентов, фактически весь аппарат империи. Но цель автомата – добиться превосходства Короны над всем миром, а переменных в мировом уравнении слишком много. Для победы следовало сократить их до минимума, отсеять все шумы, свести влияние всех посторонних непросчитываемых факторов к нулю. Вот тебе и фактор фатума в чистом виде.
– Но это же только автомат, Мерлин! Как ему можно приписывать столь изощренные желания? Как он может управлять самой природой времени? Как?
Инженер развернулся спиной к столешнице и теперь с опаской разглядывал знакомый до боли шкаф.
– Это не просто набор железок, – тщательно подбирая слова, произнес психотехник. – Это воплощенный в металле орган управления половиной мира. Извини за каламбур, но это государственный аппарат, состоящий из людей-винтиков, людей-пружинок и людей-шестеренок. Твой шкафчик повысил эффективность работы этого аппарата, позволил ему работать как единое целое. Так чего теперь удивляться, что у этого целого появились потаенные желания? А что до возможностей, подумай самостоятельно. Среди миллионов государственных служащих большинство обладает способностями к Мастерству. Такое количество психотехников, объединенное для решения одной глобальной задачи, обладает колоссальным, пусть и неосознанным потенциалом, умопомрачительными запасами энергии. Твой механизм стал той частью этого государственного аппарата, которой открылся доступ к этим сокровищам, вот он и распорядился ими согласно своей железной логике. Многие правители мечтали о подобной власти над миром, а досталась она набору скобяных изделий – не за человеческие достоинства, которых механизм лишен по определению, а за способность быстро считать, оставаться логичным и бесстрашным при любых обстоятельствах.
– Нет на свете равного ему, – процитировал Артур. – Он сотворен бесстрашным. И что теперь делать, Мерлин? Возврата к прошлому нет, отказ от использования этого механизма чреват серьезными потрясениями в управленческом аппарате, вплоть до развала империи.
– Что делать? – переспросил психотехник, не скрывая печальной иронии в голосе. – Быть человечнее, руководствоваться чувствами, а не разумом, слушать, что подсказывает тебе сердце. Опять-таки Мастерство, будучи в руках сознательных людей, способно противостоять хладному железу с его дьявольской логикой. А на политическом уровне – умерить государственные аппетиты. Я был бы не против того, чтобы Британская империя объединила под властью королевы всю планету, но не ценой безвозвратного превращения в почти что бездушный винтик государственной машины.
– А что делать мне? – почти что выкрикнул в трубку инженер. – Шестьсот с лишним дней наедине с… государственным аппаратом!
– Ищи компромисс, – с готовностью посоветовал Мерлин. – Каждый человек время от времени оказывается лицом к лицу с властью. Будь честен с собой, и все образуется. Как говорят в России: чтобы не стать мерзавцем, подлецом, храни лицо и то, что под лицом. Да, и еще молись. Тоже, говорят, помогает…
Из Покровской церкви выходили не спеша, по одному. Сначала к выходу потянулись младшие ученики, затем – те, кто постарше. Ксения слегка задержалась возле иконы Николая Чудотворца, поставила перед ней свечку, перекрестилась и вспомнила прошедшую ночь, проведенную в кабинете сэнсэя, в окружении учителей и специально приглашенного из Санкт-Петербурга доктора. Медицинская помощь потребовалась профессору Воронину уже под утро. Доктор осмотрел больного, определил общее энергетическое истощение и нервное перенапряжение. Хорошо еще, что сердце у Сергея Владимировича было здоровое, а то апоплексический удар в таком состоянии, по словам доктора, встречался у семерых людей из десятка.
Исчезновение футуроскопического барьера Ксения встретила в полудреме, сидя в удобном кресле, укрытая настоящим шотландским пледом. На коленях девушки, свернувшись клубочком, спала обласканная и накормленная всяким вкусным кошка.
Вроде бы Ксении тоже что-то снилось, сумбурное и расплывчатое. Должно быть, в сон опять прокралась неуправляемая футуроскопия, поскольку, проснувшись, девушка обнаружила, что веер различных вариантов будущего снова виден, словно сквозь туман или сизый табачный дым.
– Дальше будет четче, – пообещал ей профессор Воронин, как будто бы помолодевший лет на десять. – Времени тоже нужно время, чтобы прийти в стабильное состояние. В одно мгновение только чудеса происходят.
Свечка перед иконой горела спокойно, без потрескивания, случающегося, когда в воск попадают посторонние примеси. От этого огненного спокойствия на душе тоже воцарялся покой, столь ценимый и востребованный в это неспокойное время.
Ксения перекрестилась еще раз, прочитала «Отче наш» и, щурясь от яркого солнечного света, вышла на улицу.
Сверху мерно капала на землю вода из тающих сосулек, кое-где из-под снега уже виднелась голая земля.
«А ведь уже весна», – подумала девушка, пытаясь представить себе, каково здесь будет летом и ранней осенью. Осенью, как по секрету сказал ей Поликарп Матвеевич, она сможет сдавать экзамены на право носить настоящий меч. Сергей Владимирович любезно согласился стать ее мастером-наставником: еще одно преимущество футуроскопии – наставник находится почти всегда.
Неподалеку от Ксении созвучно ее мыслям прозвучало слово «весна».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60
Дирижабль продолжает заваливаться на правый борт. Ремонтники во время пожара выкачали из поврежденных камер почти весь газ, и подъемная сила распределена неравномерно.
«Дежнев» закладывает дугу, пытается компенсировать боковую тягу при помощи двигателей.
Хочется встать на колени и молиться за успех нашей безумной авантюры, но делать этого нельзя ни в коем случае. Молитвы, особенно искренние, могут быть прочитаны чужими «психами», особенно Ястребиной Гвардией, по-моему, что-то заподозрившей. От британского строя отделяются две «эринии» и летят в нашу сторону. Чуть помедлив, японцы посылают своего представителя – дирижабль «Азума».
Ледянников испытывает чувство deja vu, потому что «Азума» – систершип «Мусаши Тайхо». История делает вид, будто повторяется.
Двести пятьдесят метров до цели. Я превратился в столб, отдавая всю энергию на создание ложного Намерения. Меня, как подмастерье, используют в качестве донора, но я не в обиде. На мою долю в этом деле и так досталось много приключений. Если все, что касается деятельности Комиссии, не засекретят на полвека или бессрочно, мне будет что написать в своих мемуарах. Когда-то, вроде бы год назад, Поликарп Матвеевич сказал мне, что зимой Россия напоминает текст. Тогда я толком не разобрался в его словах и ляпнул в ответ что-то пришедшее в голову первым. Но Россия действительно напоминает текст, причем не только зимой. Что есть отчизна, как не сумма воспоминаний о ней? Россия – это миллионы мемуаров, которые пишутся или же никогда не будут написаны по тысяче различных причин. Я отдаю энергию, стараюсь не выдать нас «эриниям», а в голову лезут беспорядочные мысли, и никакого самоконтроля на них нет.
У «Дежнева» горят двигатели. Это самый опасный момент нашей затеи, потому как котлы могут взорваться в любой момент. Но так надо, потому что все вокруг видят, как мы горим, знают о двигателях и молятся за наше спасение. Дирижабль почти замер, он идет по инерции. Чесноков приказал остановить двигатели в строго рассчитанный момент. Мы зависаем в полусотне метров от мачты с белым флагом, ветер тихонько подталкивает нас в нужную сторону. Сергей Владимирович, Ксения, если вы все это наблюдали при помощи футуроскопии, прошу у вас прощения за излишний драматизм.
Правый двигатель отделяется от дирижабля и падает в воду в пяти метрах от спасательного отсека. Наблюдатели в шоке, но они уже не в силах что-то изменить. Раскаленный котел встречается с водами Тихого океана, взрыв повреждает спасательный отсек, но плавучести у этого волка в овечьей шкуре навалом. Наверное, это было настоящее приспособление для эвакуации экипажа с субмарины, только использованное не по назначению.
По флоту Комиссии разносится вздох облегчения, когда люди понимают, что плотик с мачтой и полусферой не собирается тонуть. Левый двигатель отделяется от «Дежнева». Лишившийся балласта и всего своего груза дирижабль резко поднимается. Ремонтники тушат пожар по правому борту и не дожидаясь, пока огонь полностью исчезнет, закачивают газ во все камеры подряд. Подобно пробке от шампанского, мы проскакиваем мимо британских «эриний», которые озабочены необходимостью срочного спасения Теслы. Подальше от будущего эпицентра. Мавр сделал свое дело, плотик быстро тонет. Вот уже скрывается под водой белый флаг, «эринии» снижаются все ниже и ниже. Будь в спасательном отсеке настоящий Тесла, англичане, несомненно, успели бы его спасти. Но Теслы нет, как нет спасения этим легким дирижаблям. «Азума» подходит на дистанцию прицельного огня как раз тогда, когда срабатывает адская машина.
Стоп-кадр.
Океан преображен. Он неистовствует, поскольку рана, нанесенная ему человеком, превышает все мыслимые размеры. В воздух вздымается столб пара и кипятка, вздымается и упирается в небо. Катаклизм состоялся, но теперь его стихиями являются не Огонь с Воздухом, а Вода. Из эпицентра расходится кипящая на бегу волна. Через несколько минут она достигнет вышедшего из Сан-Франциско японского флота, и Курита впервые в жизни станет радоваться тому, что не успел вовремя.
Психотехники в ужасе от увиденного, но ужас не парализует их, а, наоборот, подстегивает. Воздушные щиты, призванные защитить дирижабли, усиливаются, но даже они не могут считаться надежной защитой. Пар все равно проникает внутрь, все представители Комиссии испытывают то же, что испытывает человек, оказавшийся в полном обмундировании на верхнем полке бани. Большая часть русских невольно усмехается, представляя ощущения японцев или горделивых британцев.
Влекомые взрывной волной дирижабли разлетаются в стороны. Повреждения имеются у каждого, но незначительные.
Лишившийся всей боевой мощи тяжелый дирижабль Российской империи словно пушинку подкидывает вверх и в сторону. Рукотворный океанский гейзер медленно опадает.
«Дежнев» каким-то образом вырывается из облака пара и дрейфует в северо-западном направлении.
Оказывается, все это время я стоял, непроизвольно задержав дыхание, на капитанском мостике, в окружении старшего офицерского состава. Кто-то успел выгнать пар из кабины, но воздух все равно был неестественно теплым и влажным. В эту минуту мы, экипаж «Дежнева», едины в своих переживаниях. Нам всем до сих пор не верится, что угроза войны осталась позади, что наш отчаянный план увенчался успехом, а мы остались живы. Когда Чесноков предлагал эту авантюру, никто и подумать не мог, что бомба Теслы будет такой… апокалиптической. Представьте себе, что вы пережили Апокалипсис, и станет ясно, что чувствовали люди на борту «Дежнева».
Мы живы, флот Комиссии, за исключением сунувшихся в эпицентр «эриний» и «Азумы», спасен, войны не будет. Ничем, как чудом, назвать это невозможно, и мы дружно молимся, вознося хвалу Господу.
Артур и Мерлин подняли трубку одновременно.
– Объект «Посейдон» уничтожен, – сообщил инженеру психотехник. – Я только что получил эту информацию от агента из Ястребиной Гвардии. Но не в этом дело, мне хотелось бы знать, что за жуть пытался применить Тесла против Комиссии?
– Радиевую бомбу, – выдохнул Артур, перелистывая страницы старой потертой Библии в поисках Откровений Иоанна Богослова. – Я и не думал, что ее можно сделать на практике. Она была только теорией…
– …а Тесла всего лишь безумным гением, – завершил фразу Мерлин. – Артур, это оружие следует запретить строжайшим образом. Даже негуманности государственных винтиков должен быть положен предел. Пообещай мне, что поговоришь на эту тему с премьер-министром. Технические устройства по твоей части.
– Обещаю, – кивнул инженер, добираясь до описаний Апокалипсиса. – Но только скажи мне, что такое «фактор фатума»? Я тут наткнулся на упоминание в одном из отчетов. Это что-то связанное с Мастерством?
На том конце линии замялись.
– Фактор фатума появился случайно, – начал объяснять Мерлин. – Но психотехника тут почти ни при чем. Виной тому твой гениальный автомат и человеческая психология.
– Мой автомат? – переспросил Артур, отрываясь от Библии. – Но каким образом?
– Отсутствием фантазии и несокрушимой железной волей, – ответил Мерлин. – Той колоссальной властью, которой на благо Британской империи наделили этот механизм. Он принимал решения, отдавал приказы, которые подписывались высокопоставленными лицами после поверхностного просмотра. У него на службе тысячи агентов, фактически весь аппарат империи. Но цель автомата – добиться превосходства Короны над всем миром, а переменных в мировом уравнении слишком много. Для победы следовало сократить их до минимума, отсеять все шумы, свести влияние всех посторонних непросчитываемых факторов к нулю. Вот тебе и фактор фатума в чистом виде.
– Но это же только автомат, Мерлин! Как ему можно приписывать столь изощренные желания? Как он может управлять самой природой времени? Как?
Инженер развернулся спиной к столешнице и теперь с опаской разглядывал знакомый до боли шкаф.
– Это не просто набор железок, – тщательно подбирая слова, произнес психотехник. – Это воплощенный в металле орган управления половиной мира. Извини за каламбур, но это государственный аппарат, состоящий из людей-винтиков, людей-пружинок и людей-шестеренок. Твой шкафчик повысил эффективность работы этого аппарата, позволил ему работать как единое целое. Так чего теперь удивляться, что у этого целого появились потаенные желания? А что до возможностей, подумай самостоятельно. Среди миллионов государственных служащих большинство обладает способностями к Мастерству. Такое количество психотехников, объединенное для решения одной глобальной задачи, обладает колоссальным, пусть и неосознанным потенциалом, умопомрачительными запасами энергии. Твой механизм стал той частью этого государственного аппарата, которой открылся доступ к этим сокровищам, вот он и распорядился ими согласно своей железной логике. Многие правители мечтали о подобной власти над миром, а досталась она набору скобяных изделий – не за человеческие достоинства, которых механизм лишен по определению, а за способность быстро считать, оставаться логичным и бесстрашным при любых обстоятельствах.
– Нет на свете равного ему, – процитировал Артур. – Он сотворен бесстрашным. И что теперь делать, Мерлин? Возврата к прошлому нет, отказ от использования этого механизма чреват серьезными потрясениями в управленческом аппарате, вплоть до развала империи.
– Что делать? – переспросил психотехник, не скрывая печальной иронии в голосе. – Быть человечнее, руководствоваться чувствами, а не разумом, слушать, что подсказывает тебе сердце. Опять-таки Мастерство, будучи в руках сознательных людей, способно противостоять хладному железу с его дьявольской логикой. А на политическом уровне – умерить государственные аппетиты. Я был бы не против того, чтобы Британская империя объединила под властью королевы всю планету, но не ценой безвозвратного превращения в почти что бездушный винтик государственной машины.
– А что делать мне? – почти что выкрикнул в трубку инженер. – Шестьсот с лишним дней наедине с… государственным аппаратом!
– Ищи компромисс, – с готовностью посоветовал Мерлин. – Каждый человек время от времени оказывается лицом к лицу с властью. Будь честен с собой, и все образуется. Как говорят в России: чтобы не стать мерзавцем, подлецом, храни лицо и то, что под лицом. Да, и еще молись. Тоже, говорят, помогает…
Из Покровской церкви выходили не спеша, по одному. Сначала к выходу потянулись младшие ученики, затем – те, кто постарше. Ксения слегка задержалась возле иконы Николая Чудотворца, поставила перед ней свечку, перекрестилась и вспомнила прошедшую ночь, проведенную в кабинете сэнсэя, в окружении учителей и специально приглашенного из Санкт-Петербурга доктора. Медицинская помощь потребовалась профессору Воронину уже под утро. Доктор осмотрел больного, определил общее энергетическое истощение и нервное перенапряжение. Хорошо еще, что сердце у Сергея Владимировича было здоровое, а то апоплексический удар в таком состоянии, по словам доктора, встречался у семерых людей из десятка.
Исчезновение футуроскопического барьера Ксения встретила в полудреме, сидя в удобном кресле, укрытая настоящим шотландским пледом. На коленях девушки, свернувшись клубочком, спала обласканная и накормленная всяким вкусным кошка.
Вроде бы Ксении тоже что-то снилось, сумбурное и расплывчатое. Должно быть, в сон опять прокралась неуправляемая футуроскопия, поскольку, проснувшись, девушка обнаружила, что веер различных вариантов будущего снова виден, словно сквозь туман или сизый табачный дым.
– Дальше будет четче, – пообещал ей профессор Воронин, как будто бы помолодевший лет на десять. – Времени тоже нужно время, чтобы прийти в стабильное состояние. В одно мгновение только чудеса происходят.
Свечка перед иконой горела спокойно, без потрескивания, случающегося, когда в воск попадают посторонние примеси. От этого огненного спокойствия на душе тоже воцарялся покой, столь ценимый и востребованный в это неспокойное время.
Ксения перекрестилась еще раз, прочитала «Отче наш» и, щурясь от яркого солнечного света, вышла на улицу.
Сверху мерно капала на землю вода из тающих сосулек, кое-где из-под снега уже виднелась голая земля.
«А ведь уже весна», – подумала девушка, пытаясь представить себе, каково здесь будет летом и ранней осенью. Осенью, как по секрету сказал ей Поликарп Матвеевич, она сможет сдавать экзамены на право носить настоящий меч. Сергей Владимирович любезно согласился стать ее мастером-наставником: еще одно преимущество футуроскопии – наставник находится почти всегда.
Неподалеку от Ксении созвучно ее мыслям прозвучало слово «весна».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60