– Это вам не Канзас, дорогая.
Взглянула на него искоса:
– При чем здесь Канзас?
Он улыбнулся.
– Не при чем, – сказал он. – Просто у вас выговор особый.
– Этого не может быть. У меня нет акцента. Специально занималась.
– Прошу прощения, – сказал он. – Я – медиум, так сказать, обладаю способностью к сверхчувственному восприятию.
Впереди чего-то снимали телевизионщики. Пришлось сделать крюк.
– Вы упускаете из виду, – возобновил он разговор, когда опять пошли по дорожке, забирая влево, – что я режиссер. Ухо тренированное. – Он щелкнул пальцами по мочке. – Для непрофессионала – да, у вас нет акцента. Но в словах "хорошо" и "холодно" – ваше "х" с особым придыханием.
– Этого не может быть, – сказала она.
– Чуточка чуточная, самая малость, – сказал он, улыбнувшись. – Правда. Только очень одаренный профи в состоянии уловить. – Он отступил назад, давая дорогу рабочему парка в коричневой униформе. Тот толкал впереди себя тачку, доверху заполненную темной золой.
Поравнявшись с ней, он пошел рядом. Она сказала:
– Я нашла вас в книге "Золотой век телевидения", которую мы издали несколько лет назад.
– Потрясающее название, – сказал он. – Кто его придумал? Надеюсь, не вы?
– Очень хорошее название, – сказала она. – Сразу понятно, о чем идет речь, и на хорошем английском языке.
– Много там про меня направили?
– Не я над ней работала.
Они приближались к павильону на южной стороне озера. Опять обогнали бегуны. Повальная страсть к бегу трусцой, подумала она.
– Итак, книга вас потрясла?
– Чрезвычайно, – ответила. – И озадачила.
– Это вы насчет того, что моя карьера закончилась? Все просто. Стал алкоголиком, теперь вот вылечился.
– Простите, – сказала она, взглянув на него. – Рада, что сейчас все в порядке. Но я не это имела в виду, хотя... извините, кажется, я не должна об этом говорить. Уверена, что и вам не захочется.
– На букву "Т" и на букву "М"?
Она вздохнула, потом кивнула:
– Том Микс. Любимица публики, чего уж там!
Она улыбнулась.
– Вы, похоже, связываете нас вместе, – заметил Сэм.
– Да, – сказала она. – Она играла более, чем в двадцати пьесах, которые вы поставили.
– Особенно ее любили в "Стали" и "Крафте".
– У вас тоже есть заслуги. Две награды от Союза режиссеров и Эмми. И вдруг через год после ее смерти ваша карьера заканчивается.
– Какого сорта книги редактируете? – спросил он. – Жаркие поцелуи на фоне замков?
– Иногда, – ответила она.
– Так вот. Одно к другому не имеет никакого отношения, – сказал он. – Мы не виделись с ней до этого два или три года. Наши пути разошлись во многих отношениях. Я работал на побережье, снимал фильмы – по одному в неделю. Она – здесь, в мыльных операх.
Они пересекли террасу перед каменным павильоном. Миновали фонтаны. Там было особенно многолюдно. На скамейках, закинув ноги на спинки, развалясь отдыхали все кому не лень. Прошли мимо... Позади осталась группа подростков в красных спортивных формах. С ними тренер, тоже в красном.
– Если хотите правду, – сказал Сэм, – она была не очень хорошая актриса.
– Я это заметила.
– И как человек – тоже. Тщеславная и алчная. Зоологическая эгоистка. Злая, даже злобная. Невнимательная к окружающим. Мелкотравчатая, я бы сказал. Я сходил по ней с ума.
– Почему же тогда?..
– Я сказал "сходил с ума". Кто может это объяснить? – он посмотрел куда-то вдаль и вздохнул. – Было великолепное утро. Телестудия. Народу полно. И вот...
Мимо промчались те самые подростки в красных костюмах. Бежали по одному и парами.
– Вы нигде не работаете?
– Иногда. Даю уроки. Мастерство актера, режиссура...
– А в этом доме давно живете?
– С самого начала, – ответил он. – Три года.
Они продолжали шагать.
Опять обогнали любители бега трусцой. Промчались подростки в красном.
– Если у вас возникает желание выяснить подробнее, могу добавить: благотворительность не обошла меня стороной.
– С какой стати я должна это выяснять? Вы говорите что-то не то. Каждый волен жить, где хочет. Прекрасный дом, один из лучших в городе.
– Фонд Карнеги – вот в чем дело, – сказал он. – Должен ли я рассказывать вам устав и программу фонда? Поддержка нуждающихся, имеющих отношение к искусству. Оплачивают квартиру, плюс пособие. А дом, кстати, идеально расположен. – Он улыбнулся ей. – На Девяносто третьей улице, прямо за углом – лечебный центр Смитера. Я там находился, когда дом еще строился. – Он посторонился, пропуская двух бегунов. Мужчина и мальчик. У одного на майке – "Слепой", у другого – "Поводырь". Крупными буквами.
Они вышли к эспланаде Девяностой улицы. Спустились по широким булыжным ступеням. Телевизионщики стояли в сторонке, наводя камеру на пешеходов, задирающих головы, чтобы полюбоваться яркой листвой деревьев.
– Ах как мило! – воскликнула она. – Нас покажут в новостях в шесть часов. Вот уж завтра на работе позубоскалят!
– Неужели я так плох?
– Прекрасно знаете, что я имею в виду.
– Не впадайте в панику, – сказал он. – Из любого положения всегда есть выход.
Они прошли мимо телевизионщика – тот направил на них камеру, при этом вскинул вверх руку.
Пересекли Пятую авеню. Пошли вдоль Девяностой улицы, мимо чугунного узорчатого забора, отгораживающего сад музея Купера-Хьюитта.
– Раньше в этом здании был дом ветеранов, основанный Эндрю Карнеги, – сказал он.
– Не знала этого, – заметила она, глядя на особняк из кирпича и камня. Архитектурный стиль а-ля Андреа Палладио...
– Это место поэтому называется Карнеги-Хилл. Когда он купил этот дом, здесь была ферма. Его сталелитейная компания позже стала знаменитой "Юнайтед Стейтс Стил". Я провел столько "стальных часов" на этой территории, что чувствую себя здесь, как дома. А вот в том доме жил Роберт Чемберс.
– Знакомое имя...
– А это тот сексуальный маньяк, что девочку в парке задушил...
– Какой ужас!
– У нас тут очень разные люди живут.
Они завернули за угол и вышли на Мэдисон-авеню.
– Прежнее телевидение, наверно, совсем не похоже на нынешнее, – сказала она. – Думаю, большая разница.
– И еще какая! – заметил он. – Раньше все делалось в прямом эфире. Ни видеозаписи, никаких пересъемок. Каждый показ – премьера. Неполадки, нехватка реквизита, но все живо, захватывающе. Актеры выкладывались на полную катушку. Декорации рисовали серой краской – где темнее, где светлее. Цветного телевидения тогда еще и в помине не было.
– Почему бы вам не написать мемуары? Или хотя бы надиктовать их на пленку? Ведь это же так интересно!..
– Мои мемуары? – он улыбнулся.
– Да, – сказала она. – Подумайте над этим. Вы знакомы с Хьюбертом Широм? Он живет в нашем доме, в квартире 9А.
Он покачал головой.
– Писатель, – сказала она, – хороший, причем. Пишет книгу про телевидение. Ему будет интересно поговорить с вами. Я вас познакомлю. Вы все-таки подумайте о том, чтобы что-то сделать самому. Уверена: книгу раскупят в момент. Можно основательно разработать тему, не хотите – пишите в развлекательном, легком жанре. Это вам определенно удастся. Что удобнее, за то и беритесь.
Он улыбнулся.
– Я подумаю над этим, – сказал он. – Кофе хотите? – кивнул в сторону кафе "Лачуга Джексона".
– Давайте в другой раз. Можно? – спросила она. – Мне еще нужно в банк зайти и вернуться на работу.
Они пересекли Девяносто первую улицу. Она сняла солнечные очки.
– Я рада, что встретила вас, – сказала, протягивая руку.
– Я тоже, – сказал он, пожимая ее. Улыбнулся.
– Подумайте о моем предложении. Я говорю это не из желания сделать комплимент.
– О'кей! Подумаю, – сказал он. Повернулся и зашагал. Потом вернулся: – Послушайте, я пошутил по поводу вашего акцента. Просто на днях зашел в швейцарскую и прочитал обратный адрес на конверте. Норрисы... Уичита...
Она улыбнулась:
– Спасибо, что сказали.
– Вы время не зря потратили – никакого акцента, даже намека. – Он улыбнулся ей и ушел.
Она надела очки, постояла, дожидаясь, когда можно будет перейти улицу. Приподнялась на носках, улыбаясь. Какое небо! Такое бирюзовое...
* * *
В среду на пресс-конференции она представляла три книги – обсуждался вопрос маркетинга. Представители, занимающиеся продажей, отобрали две, третью не одобрили, но и высказались не так резко, как ожидала она и другие из редакторского отдела.
После этого провела целый час у Сакса – купила красное платье из шелка и еще кое-что по мелочи из белья.
Вечером долго разговаривала по телефону. Сначала с Бобом, потом с Мэгги Хантер. Та позвонила из аэропорта "Кенеди". Летела в Лондон – оказалось достаточно времени между рейсами, чтобы в течение целого часа они вспоминали Сиракузы. Потом она брила ноги, слушая Клэр Блюм. Та читала последнюю часть "К маяку". Фелис, облизывая себя, совершала свой кошачий туалет.
Весь четверг она работала с женщиной из Ньюарка. Первая книга... Довольно остроумная научная фантастика. Страниц двести. Потом пошла на прием к "Уорнеру". Вечер был посвящен выходу в свет биографии Екатерины Великой. Наверху, в "Чайной комнате", все – без исключения – пили шампанское, закусывали блинами с икрой.
Подъехала на такси к дому, открыла дверь... Вспышки, микрофоны...
– Вы живете в этом доме? – кинулась к ней женщина.
– Знали вы Хьюберта Шира? – спросил мужчина.
– Вам известно, что этот дом называют Небоскребом ужасов? – Еще одна женщина.
Уолт, оттесняя их, вел ее к подъезду. "Эй, ты толкнул меня!"
"Вы видели, он меня толкнул?" – "Швейцар безмозглый!" – неслось им вслед.
Уолт, плотно приотворив дверь, поглядывал на них через стеклянную дверь.
– Шакалы! – сказал своим баритоном. – Что здесь было! Будто в зоопарке во время кормления зверей. Повезло вам, что припозднились.
– Хьюберт Шир?
Обернулся, взглянул на нее через очки. Кивнул. Отвел взгляд. Отступив, приоткрыл дверь, выпуская людей. Закрыл дверь.
– Что случилось? – спросила она.
Он вздохнул, снял очки. Посмотрел на нее. Карие его глаза повлажнели. Белый как мел...
– Упал в душевой кабине, – сказал он. – Нога-то у него была в гипсе. Ну и натянул на нее пластмассовый пакет, чтобы не намочить. Поскользнулся, упало, ударился головой...
– Насмерть? – спросила она.
Он кивнул, открыл дверь мужчине.
– Господи, что же это! – сказал тот, войдя в вестибюль.
Уолт закрыл дверь, глянул на нее.
– Вы были знакомы с ним, мисс Норрис? – спросил он.
Она кивнула.
– Вы бы сели. Не желаете?
Она не ответила.
Он усадил ее на диване рядом с блоком мониторов. Взял из ее рук папку, когда она садилась. Надел очки. Стоял, прижимая папку к себе обеими руками. Наклонился к ней.
– Кто-то из его офиса пришел сюда и обнаружил, – сказал он. – Звонили, звонили, а он не отвечает... какая-то встреча была назначена, а он не явился.
– Когда это случилось? – спросила она, глядя на него.
Вздохнул. Отвел взгляд. Покачал головой.
– Не знают пока. – Посмотрел на нее. Моргнул. – Он лежал на полу, под душем... Вода горяченная... Точно не могут сказать. Последний раз его видел кто-то поздно вечером в понедельник.
– О! Боже! – выдохнула она.
Глава четвертая
Конечно, позвонил Эдгар.
– Надо же, какая ужасная судьба!
– Не говори! – заметил он, приглушая звук телевизора, стоявшего напротив кровати, метрах в пяти. – Пару раз поднимался вместе с ним в лифте. Произвел впечатление благополучного человека. Приятный такой. – Положив на прикроватную тумбочку пульт дистанционного управления, взял кружку. Зажав телефонную трубку между плечом и ухом, подпихнул под спину подушки.
– Плохо, что в новостях откомментировали хуже некуда.
– Уляжется. Время – великий лекарь, – сказал он, усаживаясь поудобней. – Вспомни Рафаэля. Поговорили и забыли. – Отпил кофе из кружки.
– Здесь совсем другое дело. Во-первых, уже пятый несчастный случай. Во-вторых, он довольно-таки известный писатель, не какой-то хозяйственник. Боюсь, поубавится желающих селиться в нашем доме... Не хочется напоминать, но придется. Предупреждал я, говорил – не стоит сдавать квартиры в наем, помнишь? Если бы послушался тогда, запродал бы квартиры частным собственникам, можно было бы теперь не волноваться. Хотя, конечно, все относительно.
– Прав, ты прав, – заметил он, не сводя глаз с экрана, где крутили коммерческую рекламу какого-то моющего средства. – Жаль, что не послушал тебя. – Отхлебнул кофе.
– Думаю, прессу ты уже видел.
– Да нет, – сказал он. – Еще в койке валяюсь – вчера поздно лег. – Он поставил кружку на тумбочку, взял пульт дистанционного управления.
– Посмотри "Пост". На первой полосе крупными буквами – "Небоскреб ужасов", рядом фотография дома. "Ужасный небоскреб" – это в "Ньюс". От перестановки слов смысл не меняется. И тоже наш дом, как говорится, – во весь рост. "Таймс" вообще расставил акценты: "Писатель – пятая жертва высотки в Ист-Сайде". Завтра, полагаю, будет еще хлестче.
– Уляжется... Успокоятся, – сказал он, переключая одну за другой программы, – На этот раз пошумят подольше, только и всего.
– Телефоны звонят, не переставая. "Кто во главе корпорации?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25