— Видя ее колебание, он быстро прибавил:
— Мне необходимо быть там. У ван Бурена соберется добрая половина заправил из правого крыла республиканской партии. В прошлую субботу я так посидел в Белом доме, что даже остался ночевать. Я, сама понимаешь, не имею права публично отдавать предпочтение одной из партий — тем более в разгар предвыборной кампании за президентское кресло. Поскольку нынешний президент — демократ, для равновесия я теперь просто обязан как следует потереться в республиканских кругах.
— Ладно, дорогой, — сказала Розмари. — Коль скоро ты настаиваешь и это для тебя важно, то я, разумеется, согласна. Даром что у меня нет ни опыта, ни желания водиться с политиками.
— Ей-же-ей, не пожалеешь! — с ласковой улыбкой заверил Энди. — Ты их всех разом очаруешь и будешь купаться в море комплиментов.
Розмари подошла к нему вплотную и с серьезным видом заглянула сыну в глаза.
— Энди, — почти строго промолвила она, машинально беря его за одну из золотых пуговиц, — скажи мне правду: ты сегодня был во всем и до конца честен со мной?
Он спокойно выдержал взгляд матери. Светло-карие глаза — теперь, когда она немного привыкла к ним, они казались ей весьма милыми — смотрели с убедительно-серьезной безмятежностью.
— Клянусь, мама, я ни в одном словечке не солгал. Помнится, мальчишкой мне случалось привирать. Да и сейчас я частенько вынужден кривить душой. Однако что касается тебя — тебе я никогда больше не солгу. Никогда. Слишком многим я тебе обязан. Слишком сильно я тебя люблю. Поверь мне, мамочка, — и успокойся.
Розмари в сотый раз за вечер ласково взъерошила бородку на его щеке:
— Конечно, я тебе верю… малыш.
— Ты у меня умница! — нежно шепнул он, быстро поцеловал ее и вышел, толкая перед собой тележку.
А Розмари тут же закрыла за ним дверь и застыла в прихожей, задумчиво сдвинув брови.
Глава 5
Мать Энди в отеле «Уолдорф-Астория». Можно на что угодно поспорить, что и сам Энди уже там — ведь накануне он срочно вылетел из Аризоны, как обобщили во вчерашних полуночных новостях.
А сегодня в три часа дня в штаб-квартире «БД» состоится пресс-конференция, на которой будут присутствовать оба — и мать, и сын.
Жители Нью-Йорка и окрестных городов и городков сложили в уме эти кусочки информации, прибавили к ним благоприятный прогноз погоды и тот факт, что грядет первый из четырех праздничных дней. Результатом нехитрой мыслительной операции было то, что назавтра сотни тысяч людей к одиннадцати асам утра прибыли на всех видах транспорта в тот район Нью-Йорка, где пролегал кратчайший путь из точки А в точку В, то есть из отеля «Уолдорф-Астория» до штаб-квартиры «БД».
Пестрая плотная толпа заполнила огромное пространство. Яблоку негде было упасть в северной части Парк-авеню на протяжении девяти кварталов. То же творилось и на Восточной Пятьдесят девятой улице — на протяжении пяти кварталов, из которых три нестандартно длинные. Вдобавок тысячи людей запрудили и Центральный парк у южного входа.
Было бы только естественно, если бы полицейские, которым хватало хлопот с подготовкой к масштабному параду в День Благодарения, начали проявлять некоторое раздражение по поводу этого нежданного столпотворения.
Однако полицейские мужественно сдерживали напор толпы, деловито расставляли в нужных местах барьеры и даже в самых трудных ситуациях продолжали приветливо улыбаться. И в толпе, и среди блюстителей порядка царило отрадное благодушие. Ведь все это сборище, в конце концов, исключительно ради Энди — и ради его матери. А Энди призывает как раз ко всеобщей любви и взаимной терпимости!
В просторной прихожей президентских апартаментов отеля «Уолдорф-Астория» Энди и Розмари обнимали друг друга — уже в присутствии посторонних.
Энди был одет просто: куртка с символикой «БД», джинсы и кроссовки. Розмари оделась наряднее: платье от известного нью-йоркского кутюрье, высокие каблуки — и, разумеется, значок «Я люблю Энди».
Сын представил матери группу своих сотрудников: с ним приехали Диана Калем, глава пресс-службы «БД», его приятель и личный шофер Джо, секретарша Джуди и два охранника, Мухаммед и Кевин. Охранники тут же направились в спальню — забрать чемоданы и картонки с вещами Розмари. Им помогали служащие отеля.
Выезд из «Уолдорфа» напоминал бегство императрицы из осажденного дворца. Спустились в лифте для прислуги, вышли даже не через заднюю дверь, а через какой-то совсем тайный проход, и оказались в узеньком грязном переулочке, уставленном вонючими баками с мусором. Там их поджидал автофургон без опознавательных надписей.
Ехали кружным путем — по Шестьдесят пятой и по Второй авеню. Но даже оттуда временами была видна плотная толпа на Пятьдесят девятой и на Парк-авеню.
— Вы и не представляете, что там творится! — сказала Диана.
— Поверить не могу! — отозвалась Розмари. — Я видела такое только дважды: когда приезжал Папа и когда приветствовали президента Кеннеди!
Диана согласно кивнула. Ее фиалковые глаза горели энтузиазмом. Розмари сразу понравилась эта подтянутая старушка в строгом элегантном костюме с лучистым солнышком на груди — символикой «БД». Хотя Диане Калем было под семьдесят, она излучала столько энергии, что впору позавидовать и многим молодым.
— Все эти люди, — воскликнула Диана выразительным контральто оперной дивы, — а их там не меньше миллиона, терпеливо ждут, дабы хотя бы одним глазком взглянуть на мать великого сына! Я видела ваше вчерашнее интервью. И поняла, что вы не захотите проехать через восторженную толпу в лимузине с наглухо закрытыми затененными окнами. Это не в вашем характере. Вы добрая и эмоциональная женщина, с тонкими чувствами. Поэтому я взяла на себя смелость предложить… кстати, Энди не имеет никакого отношения к этому — идея исключительно моя… Однако он не возражает, если вы…
Розмари вздохнула — и приняла ее предложение. Раз Энди не возражает…
Явление матери и сына народу состоялось по сценарию, разработанному Дианой Калем.
Они медленно проехали по Парк-авеню в открытом экипаже, влекомом парой лошадей. Розмари и Энди восседали на кожаном диванчике и трогательно держались за руки, улыбаясь и кивая направо и налево. Они приветствовали ревущую толпу, которая возбужденно колыхалась и налезала на барьеры с обеих сторон улицы. В окнах всех зданий, мимо которых проезжал экипаж с героями дня, тоже пестрел народ.
К обычным кругляшам «Я люблю Энди» кое-кто успел прибавить значок «Я люблю маму Энди» — уже шла бойкая торговля этими новыми изъявлениями народной любви.
Впереди, прокладывая дорогу, медленно двигалась полицейская машина. По сторонам от экипажа трусил десяток охранников. Одиннадцатый сидел на козлах рядом с кучером в цилиндре. Вторая полицейская машина замыкала процессию.
Примерно в конце каждого квартала Энди обнимал и целовал Розмари в щеку. Тогда скандирующая и свистящая толпа разражалась особенно бурной овацией. Было шумно и весело.
Энди однажды наклонился к уху матери и шепнул:
— Через какое-то время начинаешь ощущать себя полным идиотом среди всех этих восторгов!
Розмари согласно кивнула.
А толпа приняла их диалог за очередное изъявление взаимной нежности и взревела пуще прежнего.
Повсюду на Энди и Розмари были наставлены телекамеры. Снимали даже сверху: над ними носились три-четыре вертолета с названиями телекомпаний на боках. Время от времени вертолеты зависали над экипажем так низко, что Розмари даже становилось не по себе.
Процессия неспешно двигалась вперед. Перед отелем «Плаза» на Пятой авеню телевизионщики задержали их на несколько минут, чтобы снять все как следует.
Энди снова наклонился к матери и шепнул:
— Это город, где царят сенсация и реклама, кинозвезды и топ-модели. Пропащее место.
Розмари опять согласно кивнула.
А толпа опять приняла их диалог как знак трогательной взаимной привязанности своих героев — и рефлекторно отреагировала на этот знак, взорвавшись аплодисментами и приветственными криками.
Лошадки, так же медленно, провезли их вдоль южного края Центрального парка. Тут было попросторнее — и толпа собралась почище прежней. В глазах рябило от значков «Я люблю Энди» и «Я люблю маму Энди».
Розмари уже устала улыбаться, кивать и махать рукой, а толпам все не было конца и края. Однако на душе было хорошо как никогда.
И вот впереди сверкнули гладкие бока небоскреба, в котором находилась штаб-квартира «БД». Вещи Розмари уже давно находились в номере отеля, занимавшего нижние этажи здания.
Розмари слегка очумело тряхнула головой и повернулась к сыну.
— Боже мой! — воскликнула она. — Как будто я сплю и вижу прекрасный, невероятный сон!
Вслед за этим Розмари обняла и поцеловала сына с таким искренним чувством, что толпа едва не повалила барьеры, а стекла в окрестных зданиях меланхолично задребезжали от рева доброй сотни тысяч голосов.
Указав на продолговатый микрофон, Розмари промолвила:
— Пожалуйста, вы.
— Спасибо. Вы не подскажете, какую фамилию все-таки использовать, обращаясь к вам — Рейли, Вудхауз или Кастивет?
Розмари на секунду задумалась, а затем ответила:
— Похоже, нынче в ходу только имена. Уж не знаю, результат это влияния Энди или тенденция, которая существовала и до него. (Зал отозвался легким смешком, необъяснимым для нее.) Словом, я полагаю, одного имени Розмари будет вполне достаточно. Официально, в документах, я Розмари Айлин Рейли. Но мне, говоря по совести, больше по вкусу то имя, которое я сегодня видела на многочисленных значках — «мама Энди».
Смех, аплодисменты.
Диана Калем, стоящая в толпе журналистов, которым не досталось сидячего места, аплодировала едва ли не громче всех. Она довольно улыбалась и одобрительно кивала.
Первоначально небоскреб, теперь занятый фондом «Божьи Дети», принадлежал могучей кинокомпании, так что на девятом этаже имелся просторный зал с высоченными потолками, где архитектор, нанятый «БД», разместил конференц-зал с амфитеатром кресел — Энди был сторонником именно такой планировки.
Пять уступов амфитеатра вмещали более шестидесяти человек. Еще двадцать — тридцать журналистов теснились в проходах вокруг трех передвижных телекамер, которые бодро вертели вытянутыми носами в разные стороны.
Энди и Розмари сидели на подиуме за столом с небесно-голубым покрывалом, на котором выделялось лучистое солнце — эмблема «Божьих Детей».
Мухаммед и Кевин сидели возле подиума и орудовали чем-то вроде удочек — эти микрофоны на длинных палках на тележаргоне называют «журавлями». Одновременно краем глаза оба охранника следили за порядком в зале.
Когда аплодисменты стихли, Розмари с улыбкой указала рукой влево:
— Пожалуйста, вы. Нет-нет, не вы, ваш сосед.
— Розмари, каково вам ощущать, что вы поневоле упустили едва ли не весь период взросления Энди?
— Ощущение ужасное, — кивнула Розмари. — Что греха таить, именно это и является самым грустным в моем приключении. И тем не менее я рада! — Тут она с улыбкой повернулась к Энди и сжала его руку, лежащую на столе. — Да-да, я рада, что он так отлично справился и без меня!
Энди отрицательно мотнул головой, подался вперед, к лесу микрофонов на голубом сукне, и сказал:
— Не согласен с тем, что я справился сам. Равно как и с тем, что мама упустила «едва ли не весь период» моего взросления. Вчера поздно вечером, а точнее, сегодня рано утром я так и сказал ей: ты была со мной в самые важные годы моей жизни — от нуля до шести лет, когда закладывается основа характера. Так что это она указала мне путь, по которому я сегодня иду. Это она помогла сделать мне первый шаг!
Он ласково поцеловал Розмари в щеку.
Снова аплодисменты. Снова оживление в зале. Снова телекамеры лихорадочно заводили носами, вынюхивая эффектные кадры.
Лес поднятых рук и микрофонов.
— Розмари! Розмари! И опять она выбирает:
— Пожалуйста, вы.
— Розмари, до сих пор никому не удалось найти настоящего отца Энди иди хотя бы раздобыть какие-то сведения о его жизни после лета 1966 года. Как вы это объясните?
— Увы, мне известно о нем не больше вашего. Ги уехал в Калифорнию, мы развелись — на том и закончились наши отношения. Больше я о нем ничего не слышала.
— Быть может, вы расскажете нам подробнее, что за человек он был?
Розмари ответила не сразу. Сперва она откашлялась, обвела зал быстрым рассеянным взглядом и только после этого сказала:
— Я уже упомянула во вчерашнем телеинтервью, что мой бывший супруг был актером. И актером неплохим. Он участвовал в трех бродвейских постановках, а именно: в спектаклях «Лютер», «Никто не любит альбатроса» и «Под прицелом». Как вы догадываетесь, у нас с ним были серьезные нелады… Однако я могу сказать, что в общем и целом он был достаточно милым человеком, заботливым и неэгоистичным мужем…
Энди решительно перебил ее, смягчая свою грубость тем, что ласково взял руку матери в свою.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29
— Мне необходимо быть там. У ван Бурена соберется добрая половина заправил из правого крыла республиканской партии. В прошлую субботу я так посидел в Белом доме, что даже остался ночевать. Я, сама понимаешь, не имею права публично отдавать предпочтение одной из партий — тем более в разгар предвыборной кампании за президентское кресло. Поскольку нынешний президент — демократ, для равновесия я теперь просто обязан как следует потереться в республиканских кругах.
— Ладно, дорогой, — сказала Розмари. — Коль скоро ты настаиваешь и это для тебя важно, то я, разумеется, согласна. Даром что у меня нет ни опыта, ни желания водиться с политиками.
— Ей-же-ей, не пожалеешь! — с ласковой улыбкой заверил Энди. — Ты их всех разом очаруешь и будешь купаться в море комплиментов.
Розмари подошла к нему вплотную и с серьезным видом заглянула сыну в глаза.
— Энди, — почти строго промолвила она, машинально беря его за одну из золотых пуговиц, — скажи мне правду: ты сегодня был во всем и до конца честен со мной?
Он спокойно выдержал взгляд матери. Светло-карие глаза — теперь, когда она немного привыкла к ним, они казались ей весьма милыми — смотрели с убедительно-серьезной безмятежностью.
— Клянусь, мама, я ни в одном словечке не солгал. Помнится, мальчишкой мне случалось привирать. Да и сейчас я частенько вынужден кривить душой. Однако что касается тебя — тебе я никогда больше не солгу. Никогда. Слишком многим я тебе обязан. Слишком сильно я тебя люблю. Поверь мне, мамочка, — и успокойся.
Розмари в сотый раз за вечер ласково взъерошила бородку на его щеке:
— Конечно, я тебе верю… малыш.
— Ты у меня умница! — нежно шепнул он, быстро поцеловал ее и вышел, толкая перед собой тележку.
А Розмари тут же закрыла за ним дверь и застыла в прихожей, задумчиво сдвинув брови.
Глава 5
Мать Энди в отеле «Уолдорф-Астория». Можно на что угодно поспорить, что и сам Энди уже там — ведь накануне он срочно вылетел из Аризоны, как обобщили во вчерашних полуночных новостях.
А сегодня в три часа дня в штаб-квартире «БД» состоится пресс-конференция, на которой будут присутствовать оба — и мать, и сын.
Жители Нью-Йорка и окрестных городов и городков сложили в уме эти кусочки информации, прибавили к ним благоприятный прогноз погоды и тот факт, что грядет первый из четырех праздничных дней. Результатом нехитрой мыслительной операции было то, что назавтра сотни тысяч людей к одиннадцати асам утра прибыли на всех видах транспорта в тот район Нью-Йорка, где пролегал кратчайший путь из точки А в точку В, то есть из отеля «Уолдорф-Астория» до штаб-квартиры «БД».
Пестрая плотная толпа заполнила огромное пространство. Яблоку негде было упасть в северной части Парк-авеню на протяжении девяти кварталов. То же творилось и на Восточной Пятьдесят девятой улице — на протяжении пяти кварталов, из которых три нестандартно длинные. Вдобавок тысячи людей запрудили и Центральный парк у южного входа.
Было бы только естественно, если бы полицейские, которым хватало хлопот с подготовкой к масштабному параду в День Благодарения, начали проявлять некоторое раздражение по поводу этого нежданного столпотворения.
Однако полицейские мужественно сдерживали напор толпы, деловито расставляли в нужных местах барьеры и даже в самых трудных ситуациях продолжали приветливо улыбаться. И в толпе, и среди блюстителей порядка царило отрадное благодушие. Ведь все это сборище, в конце концов, исключительно ради Энди — и ради его матери. А Энди призывает как раз ко всеобщей любви и взаимной терпимости!
В просторной прихожей президентских апартаментов отеля «Уолдорф-Астория» Энди и Розмари обнимали друг друга — уже в присутствии посторонних.
Энди был одет просто: куртка с символикой «БД», джинсы и кроссовки. Розмари оделась наряднее: платье от известного нью-йоркского кутюрье, высокие каблуки — и, разумеется, значок «Я люблю Энди».
Сын представил матери группу своих сотрудников: с ним приехали Диана Калем, глава пресс-службы «БД», его приятель и личный шофер Джо, секретарша Джуди и два охранника, Мухаммед и Кевин. Охранники тут же направились в спальню — забрать чемоданы и картонки с вещами Розмари. Им помогали служащие отеля.
Выезд из «Уолдорфа» напоминал бегство императрицы из осажденного дворца. Спустились в лифте для прислуги, вышли даже не через заднюю дверь, а через какой-то совсем тайный проход, и оказались в узеньком грязном переулочке, уставленном вонючими баками с мусором. Там их поджидал автофургон без опознавательных надписей.
Ехали кружным путем — по Шестьдесят пятой и по Второй авеню. Но даже оттуда временами была видна плотная толпа на Пятьдесят девятой и на Парк-авеню.
— Вы и не представляете, что там творится! — сказала Диана.
— Поверить не могу! — отозвалась Розмари. — Я видела такое только дважды: когда приезжал Папа и когда приветствовали президента Кеннеди!
Диана согласно кивнула. Ее фиалковые глаза горели энтузиазмом. Розмари сразу понравилась эта подтянутая старушка в строгом элегантном костюме с лучистым солнышком на груди — символикой «БД». Хотя Диане Калем было под семьдесят, она излучала столько энергии, что впору позавидовать и многим молодым.
— Все эти люди, — воскликнула Диана выразительным контральто оперной дивы, — а их там не меньше миллиона, терпеливо ждут, дабы хотя бы одним глазком взглянуть на мать великого сына! Я видела ваше вчерашнее интервью. И поняла, что вы не захотите проехать через восторженную толпу в лимузине с наглухо закрытыми затененными окнами. Это не в вашем характере. Вы добрая и эмоциональная женщина, с тонкими чувствами. Поэтому я взяла на себя смелость предложить… кстати, Энди не имеет никакого отношения к этому — идея исключительно моя… Однако он не возражает, если вы…
Розмари вздохнула — и приняла ее предложение. Раз Энди не возражает…
Явление матери и сына народу состоялось по сценарию, разработанному Дианой Калем.
Они медленно проехали по Парк-авеню в открытом экипаже, влекомом парой лошадей. Розмари и Энди восседали на кожаном диванчике и трогательно держались за руки, улыбаясь и кивая направо и налево. Они приветствовали ревущую толпу, которая возбужденно колыхалась и налезала на барьеры с обеих сторон улицы. В окнах всех зданий, мимо которых проезжал экипаж с героями дня, тоже пестрел народ.
К обычным кругляшам «Я люблю Энди» кое-кто успел прибавить значок «Я люблю маму Энди» — уже шла бойкая торговля этими новыми изъявлениями народной любви.
Впереди, прокладывая дорогу, медленно двигалась полицейская машина. По сторонам от экипажа трусил десяток охранников. Одиннадцатый сидел на козлах рядом с кучером в цилиндре. Вторая полицейская машина замыкала процессию.
Примерно в конце каждого квартала Энди обнимал и целовал Розмари в щеку. Тогда скандирующая и свистящая толпа разражалась особенно бурной овацией. Было шумно и весело.
Энди однажды наклонился к уху матери и шепнул:
— Через какое-то время начинаешь ощущать себя полным идиотом среди всех этих восторгов!
Розмари согласно кивнула.
А толпа приняла их диалог за очередное изъявление взаимной нежности и взревела пуще прежнего.
Повсюду на Энди и Розмари были наставлены телекамеры. Снимали даже сверху: над ними носились три-четыре вертолета с названиями телекомпаний на боках. Время от времени вертолеты зависали над экипажем так низко, что Розмари даже становилось не по себе.
Процессия неспешно двигалась вперед. Перед отелем «Плаза» на Пятой авеню телевизионщики задержали их на несколько минут, чтобы снять все как следует.
Энди снова наклонился к матери и шепнул:
— Это город, где царят сенсация и реклама, кинозвезды и топ-модели. Пропащее место.
Розмари опять согласно кивнула.
А толпа опять приняла их диалог как знак трогательной взаимной привязанности своих героев — и рефлекторно отреагировала на этот знак, взорвавшись аплодисментами и приветственными криками.
Лошадки, так же медленно, провезли их вдоль южного края Центрального парка. Тут было попросторнее — и толпа собралась почище прежней. В глазах рябило от значков «Я люблю Энди» и «Я люблю маму Энди».
Розмари уже устала улыбаться, кивать и махать рукой, а толпам все не было конца и края. Однако на душе было хорошо как никогда.
И вот впереди сверкнули гладкие бока небоскреба, в котором находилась штаб-квартира «БД». Вещи Розмари уже давно находились в номере отеля, занимавшего нижние этажи здания.
Розмари слегка очумело тряхнула головой и повернулась к сыну.
— Боже мой! — воскликнула она. — Как будто я сплю и вижу прекрасный, невероятный сон!
Вслед за этим Розмари обняла и поцеловала сына с таким искренним чувством, что толпа едва не повалила барьеры, а стекла в окрестных зданиях меланхолично задребезжали от рева доброй сотни тысяч голосов.
Указав на продолговатый микрофон, Розмари промолвила:
— Пожалуйста, вы.
— Спасибо. Вы не подскажете, какую фамилию все-таки использовать, обращаясь к вам — Рейли, Вудхауз или Кастивет?
Розмари на секунду задумалась, а затем ответила:
— Похоже, нынче в ходу только имена. Уж не знаю, результат это влияния Энди или тенденция, которая существовала и до него. (Зал отозвался легким смешком, необъяснимым для нее.) Словом, я полагаю, одного имени Розмари будет вполне достаточно. Официально, в документах, я Розмари Айлин Рейли. Но мне, говоря по совести, больше по вкусу то имя, которое я сегодня видела на многочисленных значках — «мама Энди».
Смех, аплодисменты.
Диана Калем, стоящая в толпе журналистов, которым не досталось сидячего места, аплодировала едва ли не громче всех. Она довольно улыбалась и одобрительно кивала.
Первоначально небоскреб, теперь занятый фондом «Божьи Дети», принадлежал могучей кинокомпании, так что на девятом этаже имелся просторный зал с высоченными потолками, где архитектор, нанятый «БД», разместил конференц-зал с амфитеатром кресел — Энди был сторонником именно такой планировки.
Пять уступов амфитеатра вмещали более шестидесяти человек. Еще двадцать — тридцать журналистов теснились в проходах вокруг трех передвижных телекамер, которые бодро вертели вытянутыми носами в разные стороны.
Энди и Розмари сидели на подиуме за столом с небесно-голубым покрывалом, на котором выделялось лучистое солнце — эмблема «Божьих Детей».
Мухаммед и Кевин сидели возле подиума и орудовали чем-то вроде удочек — эти микрофоны на длинных палках на тележаргоне называют «журавлями». Одновременно краем глаза оба охранника следили за порядком в зале.
Когда аплодисменты стихли, Розмари с улыбкой указала рукой влево:
— Пожалуйста, вы. Нет-нет, не вы, ваш сосед.
— Розмари, каково вам ощущать, что вы поневоле упустили едва ли не весь период взросления Энди?
— Ощущение ужасное, — кивнула Розмари. — Что греха таить, именно это и является самым грустным в моем приключении. И тем не менее я рада! — Тут она с улыбкой повернулась к Энди и сжала его руку, лежащую на столе. — Да-да, я рада, что он так отлично справился и без меня!
Энди отрицательно мотнул головой, подался вперед, к лесу микрофонов на голубом сукне, и сказал:
— Не согласен с тем, что я справился сам. Равно как и с тем, что мама упустила «едва ли не весь период» моего взросления. Вчера поздно вечером, а точнее, сегодня рано утром я так и сказал ей: ты была со мной в самые важные годы моей жизни — от нуля до шести лет, когда закладывается основа характера. Так что это она указала мне путь, по которому я сегодня иду. Это она помогла сделать мне первый шаг!
Он ласково поцеловал Розмари в щеку.
Снова аплодисменты. Снова оживление в зале. Снова телекамеры лихорадочно заводили носами, вынюхивая эффектные кадры.
Лес поднятых рук и микрофонов.
— Розмари! Розмари! И опять она выбирает:
— Пожалуйста, вы.
— Розмари, до сих пор никому не удалось найти настоящего отца Энди иди хотя бы раздобыть какие-то сведения о его жизни после лета 1966 года. Как вы это объясните?
— Увы, мне известно о нем не больше вашего. Ги уехал в Калифорнию, мы развелись — на том и закончились наши отношения. Больше я о нем ничего не слышала.
— Быть может, вы расскажете нам подробнее, что за человек он был?
Розмари ответила не сразу. Сперва она откашлялась, обвела зал быстрым рассеянным взглядом и только после этого сказала:
— Я уже упомянула во вчерашнем телеинтервью, что мой бывший супруг был актером. И актером неплохим. Он участвовал в трех бродвейских постановках, а именно: в спектаклях «Лютер», «Никто не любит альбатроса» и «Под прицелом». Как вы догадываетесь, у нас с ним были серьезные нелады… Однако я могу сказать, что в общем и целом он был достаточно милым человеком, заботливым и неэгоистичным мужем…
Энди решительно перебил ее, смягчая свою грубость тем, что ласково взял руку матери в свою.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29