– Люк!
– Я здесь, дорогая. Тужься. Помнишь, они говорили тебе, что надо тужиться. – Он натянул на нее простыню.
– Тебе же придется принимать роды.
– Я уже обдумал, как буду это делать. – Она услышала, как дрогнул его голос.
– Том! – спохватилась Джосс.
– Том уснул. Мальчик совершенно вымотался. Бедный мышонок, он уснул сразу, как только ты вышла. – Люк сжал ее руку своей. – Говори мне, что надо делать.
– Вскипяти воду, чтобы стерилизовать нитки и ножницы. Потом найди детские пеленки. Они на дне сундучка Тома. Там и одеяльца. Не разбуди его. – Она застонала, вцепившись в руку мужа. – Ты присутствовал при родах Тома. Ты же видел, как все происходило, я-то смотрела с другой стороны, помнишь? – Она попыталась усмехнуться, но вместо смеха с ее уст сорвалось рыдание.
– Я помню, – нахмурился Люк. – Там были, кроме меня, доктор и две акушерки, а я в самый решительный момент закрыл глаза.
– Иди, Люк. Поставь воду. – Она снова уплывала в море боли.
Джосс не имела ни малейшего представления о том, сколько все это продолжалось. Несколько месяцев мучений, потом секунды отдыха – потом пришел Люк с кастрюлей и полотенцами, стопой пеленок и маленьких предметов детского белья с множеством беленьких тесемочек. Джосс повернула голову к окну. На улице начало светлеть. Гром больше не гремел, а вспышки молний стали не такими яркими, сверкая, как зарницы, где-то далеко, за морским горизонтом.
Люк обошел кровать, чтобы помассировать жене спину, и в этот момент Джосс отметила, что запах роз стал сильнее. Она лежала на спине, глядя на темный балдахин кровати и испытывая невероятное облегчение – боль опять на несколько секунд отпустила ее.
Но вот она снова начала подниматься откуда-то снизу. Джосс помнила, что в госпитале она не кричала, но тогда она рожала под местной анестезией.
Боль, страх и этот ужасный голос в голове.
Кэтрин!
Он стоял там, в углу, на своем обычном месте возле окна, высокий мужчина с печальными глазами. Раньше она его не замечала. Не видела так ясно. Так отчетливо и реально. Она протянула ему руку и улыбнулась.
– Все будет хорошо. – Она открывала рот, но ни одного звука не сорвалось с ее губ. До тех пор, пока она снова не закричала от боли.
– Джосс! – В голосе Люка слышалось волнение и благоговение, граничившее с ужасом. – Я вижу его головку.
Это был мальчик. Обняв его одной рукой, Джосс насухо вытерла младенца и завернула его в теплое белье. Она посмотрела на маленькую головку, прижала новорожденного к подбородку. Посмотрела на Люка и улыбнулась.
– Примите мои поздравления, док.
Он улыбнулся в ответ.
– Парень выглядит на славу, правда?
– Он прекрасен.
Ребенок издавал довольное сопение, личико его казалось ярко-красным на фоне белизны одеял. За окном между тем наступил ясный день, сад, охлажденный и вымытый дождем, мирно спал под белым покровом легкой утренней дымки. Усталая Джосс, лежа на спине, прикрыла глаза. Тишина была полной. Люк пошел посмотреть, что делает Том, и нашел ребенка тихо спящим с пальцем во рту. Электричества до сих пор не было, и телефон не работал. Люку не оставалось ничего другого, как на цыпочках пройти на кухню и поставить на огонь чайник. Пора пить утренний чай.
Простыни казались почти невесомыми, и Джосс не ощущала их тяжести. Она решила поспать, повернулась на бок, чтобы дать отдохнуть своему измученному болью телу, согнула локоть, на который она уложила новорожденного сына, и, улыбаясь, зарылась головой в подушку.
Она резко проснулась от писка младенца.
– Что такое, ну что такое, мой маленький?
Джосс села и принялась всматриваться в крошечное личико, которое сморщилось от крика и выглядело совершенно несчастным.
– Ну, успокойся, солнышко мое. – Она оглядела комнату. Холод вернулся. Ужасный, всепроникающий холод, напоминающий о холоде могилы.
– Люк? – Голос ее потерялся в балках потолочных перекрытий. – Люк?
Он здесь. Где-то здесь.
Она отчаянно прижала к груди ребенка.
– Люк!
Мальчик. О Боже милостивый, почему ты не сделал так, чтобы родилась девочка? Она вдруг поняла, что плачет. Тело сотрясалось от рыданий, усиленных пережитыми страданиями и страхом.
Она все еще плакала, когда вернулся Люк с подносом, на котором стояли чайник и чашки.
– Джосс, что с тобой, любимая? Тебе плохо?
– Он – мальчик. – Она еще теснее прижала новорожденного к груди.
– Конечно, мальчик. – Люк присел на краешек кровати. – Ну же, солнышко. Все хорошо. Джимбо будет здесь через час. Я послал его к Саймону, и скоро доктор посмотрит вас обоих. Ну же, милая, у тебя нет никаких причин плакать. – Он наклонился и коснулся крошечной ручки ребенка. – Итак, как мы его назовем?
Джосс посмотрела на мужа. Щеки ее были мокры от слез, глаза покраснели и опухли, лицо побледнело от усталости.
– Я бы хотела назвать его Филипом.
Люк нахмурился.
– В честь твоего отца? Это не расстроит Джо?
Она согласно кивнула, и лицо ее сделалось несчастным.
– Тогда давай подумаем о другом первом имени. Об имени, с которым не будет никаких сложностей, тогда можно будет сделать Филипа и Джо вторым и третьим именами. – Он улыбнулся.
– Ты всегда был дипломатом. – Она посмотрела на Люка тусклым взглядом. – Ладно. Думай об имени.
– Нам некуда торопиться с этим, – он взглянул на спящего младенца. – Почему бы тебе не отдохнуть? Позже, когда тебе будет лучше, мы устроим мозговую атаку, ладно?
Он нашел старую колыбель и выстлал ее простыней. Взяв из рук жены младенца, он уложил мальчика в корзинку и укутал одеялом.
– Вот так. Теперь отдыхай, Джосс. Все в порядке. Когда телефон заработает, я позвоню Лин, Элис и Джо. Они все будут очень взволнованны. – С этими словами он наклонился к жене, поцеловал ее в лоб, а потом на цыпочках вышел из спальни.
В тени снова зашевелились гнев и страх.
20
– Нy что ж, учитывая все обстоятельства, вы оба выглядите просто блестяще. – Саймон убрал стетоскоп и заправил рубашку новорожденного под одеяльце. Убедившись, что с Джосс и младенцем все хорошо, врач осмотрел плаценту.
– Полагаю, что должен был ожидать такого мятежного исхода! – Он усмехнулся. – Помнится, вы говорили, что вам не нравится идея рожать в окружении новейших аппаратов?
Джосс рассмеялась. Она сидела на краю кровати, полностью одетая, и пила чай.
Саймон тоже сделал глоток из своей чашки.
– Не думаю, что вам надо ехать в госпиталь. Насколько я могу судить, все в порядке. Кажется, я уже говорил это, но повторюсь: не принимайте произошедшее близко к сердцу, не перетруждайте себя, а я попрошу акушерку навестить вас ближе к полудню. – Он взглянул на торшер, стоявший возле кровати. – Электричества все еще нет?
Джосс отрицательно покачала головой.
– Электричества не дали, и телефон не работает. Я пережила первобытные роды с самого начала до самого конца.
– Понятно. – Саймон встал. – Вы, современные женщины, не перестаете меня удивлять. Ну вот и все. Я должен идти по своим делам. Если возникнут проблемы, пусть даже они покажутся вам ничтожными, не стесняйтесь послать за мной.
После того, как врач ушел, Джосс в изнеможении откинулась на подушки. Туман на улице рассеялся и наступил прекрасный жаркий день. Васильковый купол неба громадной дугой выгибался над садом, отражаясь в озере на краю луга. В доме стояла удивительная тишина. Люк с Томом уехали к Джанет Гудиар, надеясь, что она присмотрит за мальчиком несколько часов, и еще больше надеясь, что у Гудиаров работает телефон. Никогда они с Джосс так не нуждались в Лин, как сейчас. Потянувшись, Джосс посмотрела на балдахин, потом медленно повернула голову к ближнему окну. Комната была залита солнечным светом. В спальне не было ничего, что могло бы ее напугать. Уходя, Люк открыл окно, и Джосс слышала, как поют птицы, вдыхала влажную свежесть земли и травы, смешанную с ароматом жимолости.
Эдгар! Она стремительно села. Эдгар ждет ее. Проклятый телефон. Почувствовав внезапный прилив энергии, Джосс спрыгнула с кровати и, подойдя к корзинке с младенцем, поставленной на шезлонг около окна, всмотрелась в личико новорожденного сына. Мальчик спал, маленькие веки, переплетенные синими венками, бахромка темных ресниц на мягких щечках. У него были, как у них с Люком, густые темные волосы, торчком стоявшие на макушке – сын будет таким же необузданным индивидуалистом, как его отец. Джосс улыбнулась. Том утром бросил мимолетный взгляд на маленького брата и тотчас потерял к нему всякий интерес. Насколько она могла судить, ночные переживания мало повлияли на Тома. Утром он выглядел на удивление веселым – еще более веселым от предвкушения поездки к Джанет и игры с котятами в корзинке.
Медленно, испытывая несильную боль, Джосс спустилась вниз, пересекла большой холл и вошла на кухню. Люк оставил на столе невскрытую почту. Поставив чайник на горячую плиту, Джосс, ожидая, пока закипит вода, взяла первое письмо. Оно было от Дэвида.
«Еще несколько кусочков головоломки, – писал он своим красивым бисерным почерком. – Я нашел чудесную старую книгу, в которой несколько раз упоминается Белхеддон». В конверт была вложена толстая пачка фотокопий соответствующих страниц. Джосс взглянула на плиту, вода начинала закипать. Отложив письмо, она заварила себе чай и, ощутив вдруг сильную усталость и озноб, села и снова взяла письмо.
Дэвид продолжал:
«Она была напечатана в 1921 году и повествует о полудюжине таинственных историй об увечьях, происшедших в Восточной Англии. Я помню, как вы рассказывали мне о Джоне Веннете, который пропал без вести где-то в начале века. Так вот, автор книги знает эту историю. Она ужасна. Вы удобно сидите? Тогда читайте…
Дэвид»
Джосс отложила письмо и извлекла из конверта фотокопии. Их оказалось шесть. Разложив их перед собой, она принялась читать.
«Одна из многих легенд, связанных с прекрасным Белхеддоном, древним замком, расположенным в живописном лесу на берегу моря, повествует о семье, которая жила в нем совсем недавно. Мэри Персивал унаследовала дом по смерти своей матери в 1884 году, будучи двадцати лет от роду. Деловая и талантливая во всех отношениях молодая женщина решила управлять огромным поместьем единолично, отклонив все предложения руки и сердца, которых, как можно себе представить, было великое множество.
Насколько позволяют утверждать собранные нами сведения, Мэри была привлекательным и весьма популярным членом местного общества, и когда она все же решила связать себя узами брака, то остановила свой выбор на красивом сыне священника из Суффолка, адвокате, практиковавшем в Бэри, городке, расположенном в нескольких милях от Белхеддона. Джон Беннет был годом старше Мэри и после свадьбы оставил юриспруденцию, чтобы помогать жене управлять поместьем. Он полностью взял на себя это тяжкое бремя после того, как Мэри родила первого ребенка. Генри Джон Беннет родился в октябре 1900 года, а двумя годами позже родилась его сестра Лидия Сара.
Насколько нам известно, в доме Беннетов царили мир и покой, а первые признаки надвигавшейся беды заметил местный викарий. В его мемуарах Белхеддон-Холл упоминается несколько раз, причем дважды в связи с тем, что его приглашали туда изгонять нечистую силу. Он посетил замок зимой 1902 года, когда слуги рассказывали о том, что видели привидение, которое все описывали по-разному: и как одетого в латы рыцаря, и как марсианина, и как «трехногого» (это было четыре года спустя после выхода в свет книги г-на Г. Дж. Уэллса «Война миров»), и как чудовище, предсказывавшее конец света. В течение следующего года Беннеты были уже не в состоянии держать в доме слуг. Те покидали замок один за другим, а нанятые вместо них люди быстро следовали примеру своих предшественников. Но трагедия постигла семью лишь несколько месяцев спустя, весной 1903 года. Маленький Генри Джон умер в результате ужасной случайности.
С этого момента начинается тайна. Нет никаких записей о том, как и почему умер мальчик. Его унесла неординарная детская болезнь. Это исключается, учитывая те потрясения и ужас, которые вызвала в графстве смерть младенца».
Джосс отложила листки и задумчиво поднесла к губам чашку чая. Пристально разглядывая темную жидкость, она вспоминала.
Она сидела тогда в аттике, в окно было видно синее небо, а на коленях у нее лежало письмо Джона Беннета. Слова сами всплыли сейчас в ее памяти.
Итак, он забрал еще одну жертву. Мальчик мертв. Следующим буду я.
Джосс не была уверена, что хочет до конца прочесть присланные фотокопии. Сложив листки, она встала и сунула их в карман брюк, потом взяла чашку и направилась в большой холл. Там было светло, солнце заливало помещение сквозь омытые дождем стекла, отбрасывая лучи через квадраты оконных переплетов. Цветы, которые она только вчера поставила на закусочный столик, завяли, лепестки их валялись на полированной столешнице черного дуба, а пыльца облепила серебряную чашу. Задрожав, Джосс оглянулась и направилась к лестнице.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68