Я подскочил на месте. Моя нервная система была вконец расшатана событиями минувшего дня.
— Боже всемогущий, Дживз!
— Звонок в дверь, сэр.
— Да.
— Возможно, это Блуменфилд-старший, сэр.
— Что?!
— Незадолго до вашего возвращения, сэр, мистер Блуменфилд позвонил по телефону и велел передать, что он к вам зайдёт.
— Надеюсь, ты шутишь?
— Нет, сэр.
— Что мне делать, Дживз?
— Я считаю, сэр, вы поступите весьма разумно, если спрячетесь за диваном.
Я мгновенно понял, насколько хорош был его совет. Мы никогда не встречались с Блуменфилдом в компании, но я видел его издалека, когда у него произошла стычка с Сирилом Бассингтон-Бассингтоном, и у меня сложилось впечатление, что с этим театральным деятелем, если он разъярён, лучше не связываться. С моей точки зрения, мощному толстяку было достаточно упасть на человека, чтобы от того осталось мокрое место.
Я быстро спрятался за диван, и примерно через пять секунд по гостиной загулял сильный ветер, и я ощутил неподалёку от себя присутствие чего-то необъятного.
— Этот Вустер, — прогремел голос, привыкший повелевать актёрами во время репетиций с заднего ряда зала. — Где он?
Дживз почтительно ответил:
— Не могу сказать, сэр.
— Он украл собаку моего сына.
— Вот как, сэр?
— Вошёл в мой номер, как в свой собственный, забрал пса и был таков, чёрт его побери!
— Неприятная история, сэр.
— И вы не знаете, где он?
— Мистер Вустер может находиться где угодно, сэр. Его поведение непредсказуемо.
Блуменфилд шумно втянул носом воздух.
— Какой странный здесь запах!
— Да, сэр?
— Чем это пахнет?
— Анисовыми каплями, сэр.
— Анисовыми каплями?
— Да, сэр. Мистер Вустер смачивает ими свои брюки.
— Смачивает ими свои брюки?
— Да, сэр.
— Господи боже мой, зачем?
— Не могу сказать, сэр. Поступки мистера Вустера трудно понять. Он эксцентричен.
— Эксцентричен? Да он просто сумасшедший.
— Да, сэр.
— Вы имеете в виду, он действительно сумасшедший?
— Да, сэр.
Наступило молчание, причём весьма продолжительное.
— Ох, — выдохнул Блуменфилд, и голос его, как мне показалось, потерял былую мощь.
Он вновь помолчал, затем спросил:
— А он… опасен?
— Да, сэр, в особенности когда находится в возбуждённом состоянии.
— Э-э-э… вы не подскажете, что приводит его в возбуждённое состояние?
— Одна из странных особенностей мистера Вустера заключается в том, что он ненавидит дородных джентльменов, сэр, Их вид приводит его в ярость.
— Вы хотите сказать, он не любит толстяков?
— Да, сэр.
— Почему?
— Этого никто не знает, сэр.
И вновь наступило молчание.
— Я толстяк, — задумчиво произнёс старик Блуменфилд.
— Я не осмелился обсуждать с вами данный вопрос, сэр, но раз уж вы сами об этом заговорили… Возможно, вы помните, как мистер Вустер убежал из квартиры, испугавшись, что не сможет с собой справиться, когда узнал, что вы придёте на ленч?
— Верно. Мы встретили его у подъезда, и он пронёсся мимо нас пулей. Тогда мне показалось это странным. Моему сыну это тоже показалось странным. Нам обоим это показалось странным.
— Да, сэр. Мистер Вустер, я полагаю, хотел избежать неприятностей, с которыми ему неоднократно приходилось сталкиваться… Что касается запаха анисовых капель, сэр, по-моему я теперь догадываюсь, откуда он исходит. Если, конечно, я не ошибаюсь, источник находится за диваном. Несомненно, мистер Вустер там спит.
— Что он делает?
— Спит, сэр.
— И часто он спит на полу?
— Почти каждый вечер, сэр. Вы желаете, чтобы я его разбудил?
— Нет!!!
— Мне казалось, вы намеревались о чём-то поговорить с мистером Вустером, сэр.
Старик Блуменфилд с шумом втянул в себя воздух.
— Мне тоже так казалось, — дрожащим голосом произнёс он, — но теперь я понял, что ошибался. Выпустите меня отсюда, это всё, о чём я прошу.
Я услышал шаги, и через некоторое время входная дверь захлопнулась. Я выбрался из-за дивана. От долгого пребывания в неудобной позе у меня ломило тело, и я был рад вновь очутиться на свободе. Вскоре в гостиную вплыл Дживз.
— Он уже ушёл, Дживз?
— Да, сэр.
Я одобрительно посмотрел на находчивого малого.
— Одна из твоих лучших выдумок, Дживз.
— Благодарю вас, сэр.
— Одного я никак не могу понять: с какой стати он пришёл именно ко мне? С чего он взял, что это я украл у него собаку?
— Я позволил себе вольность, сэр, дать мисс Уикхэм совет. Я рекомендовал ей сообщить мистеру Блуменфилду, что она видела, как вы забрали пса из его номера. Тот факт — вы о нём упоминали, сэр, — что её могут счесть соучастницей преступления, не ускользнул от моего внимания. Я не сомневался, что откровенность мисс Уикхэм будет высоко оценена мистером Блуменфилдом и поможет ей подписать контракт.
— Понимаю. Риск, конечно, был, но риск оправданный. Да, более или менее оправданный. Что это у тебя в руке?
— Банкнот в пять фунтов, сэр.
— А, тот, что я тебе дал?
— Нет, сэр. Я получил его от мистера Блуменфилда.
— Что? С какой стати он дал тебе пятёрку?
— Мистер Блуменфилд великодушно подарил мне пять фунтов, сэр, после того как я вручил ему собаку.
У меня отвалилась нижняя челюсть.
— Ты… ты…
— Нет, сэр, не Макинтоша. Макинтош в настоящий момент находится в моей спальне. Я отдал мистеру Блуменфилду животное той же породы, которое купил в магазине на Бонд-стрит, пока вы находились в гостинице. Только любящий глаз может отличить одного абердинского терьера от другого, сэр. Мистер Блуменфилд, к счастью, не заметил подмены.
— Дживз, — сказал я, и, не боюсь признаться, в голосе моём слышались слёзы, — ты единственный и неповторимый.
— Благодарю вас от всего сердца, сэр.
— Только потому, что голова у тебя имеет выпуклости в самых неожиданных местах, и поэтому ты соображаешь в два раза быстрее двух самых толковых деятелей в мире, счастье, можно сказать, улыбнулось всем и каждому. Тётя Агата в выигрыше, я в выигрыше, Уикхэмы, мать и дочка, в выигрыше, Блуменфилды, отец и сын, в выигрыше. Куда ни посмотри, большая часть человечества в выигрыше, и всё благодаря тебе, Дживз. Если кто-нибудь подумает, что я оцениваю твои услуги в какую то жалкую пятёрку, я не смогу смотреть людям в глаза. Надеюсь, тебе пригодится ещё одна?
— Благодарю вас, сэр.
— А ещё?
— Большое спасибо, сэр.
— Не откажешься от третьей, на счастье?
— Ну, что вы, сэр, исключительно вам признателен. Простите, сэр, мне кажется, звонит телефон.
Дживз вышел в холл, и я услышал, как он говорит: «Да, мадам», «Конечно, мадам», и всё такое. Затем он вернулся.
— Миссис Спенсер Грегсон просит вас к телефону, сэр.
— Тётя Агата?
— Да, сэр. Она звонит с вокзала «Виктория». Миссис Грегсон выразила желание поговорить с вами о Макинтоше. Насколько я понял, сэр, она хочет услышать из ваших уст, что с малышом всё в порядке.
Я поправил галстук. Я одёрнул полы фрака. Я выпустил манжеты из рукавов. Я чувствовал себя на все сто.
— Подай мне телефон, — сказал я.
ГЛАВА 6. Произведение искусства
Я сидел за ленчем у тёти Делии и, несмотря на то, что Анатоль, её выдающийся повар, превзошёл себя, должен честно признаться, каждый кусок застревал у меня в горле. Понимаете, мне надо было сообщить тёте Дели плохие новости, и мысль об этом лишила меня аппетита. Я знал, что, выслушав меня, она не обрадуется; а когда тётя Делия чем-то недовольна, ей не приходит в голову скрывать свои чувства, и она выражает их как женщина, большую часть жизни проведшая в седле и обожающая охоту.
— Тётя Делия, — сказал я, набравшись храбрости.
— Чего тебе?
— Ты помнишь о круизе?
— Да.
— О круизе, в который ты собиралась отправиться?
— Да.
— О шикарном круизе по Средиземному морю на твоей яхте? Помнишь, ты меня на него любезно пригласила, а я с радостью принял твое приглашение?
— Послушай, тупица, чего ты хочешь?
Я прожевал очередную порцию cotelette-supreme-aux-choux-fleurs и сообщил ей неприятную информацию:
— Мне очень жаль, тётя Делия, но я не смогу к тебе присоединиться.
Как я и предполагал, она уставилась на меня вытаращенными глазами.
— Что?!
— Прости, но не смогу.
— Ты, жалкий, несчастный олух царя небесного, в каком это смысле ты не сможешь ко мне присоединиться?
— Никак не смогу.
— Почему?
— Дела чрезвычайной важности не позволяют мне покинуть Метрополию.
Она фыркнула.
— А если говорить попросту, без затей, ты вновь волочишься за какой-нибудь юбкой?
По правде говоря, мне не понравилось, как она это сказала, но я был потрясён её проникновенностью, — по-моему, я правильно употребил данное слово. Я имел в виду качество, которым обладают все детективы.
— Да, тётя Делия, — сказал я. — Ты угадала мой секрет. Я действительно люблю.
— Кто она?
— Мисс Пендлбери. У неё очень красивое имя: Глэйдис. Пишется через "й".
— В каком смысле через "й"?
— После "э" идет "й".
— Ты хочешь сказать, она не Глэдис, а Глэйдис?
— Вот именно.
Моя родственница издала охотничий клич.
— И тебе не совестно объявлять во всеуслышание, что у тебя не хватило ума за милю обойти девицу, которая называет себя Глэйдис? Послушай, Берти, — проникновенно сказала тётя Делия, — я куда более опытная женщина, чем ты… в общем ты понял, что я имела в виду; и я с радостью дам тебе несколько полезных советов. Так вот: не жди ничего хорошего от девушек, которые называют себя Глэйдис, или Изабель, или Мэйбл, или Катрин. И, смею тебя уверить, самые опасные из них именно Глэйдис. Что она из себя представляет?
— Нечто божественное.
— Это не та особа, которая катала тебя вчера по Гайд-парку со скоростью шестьдесят миль в час? На красном двухместном автомобиле?
— Вчера она катала меня по Гайд-парку. Факт весьма обнадеживающий. И у неё красный «виджен-семь».
Тётя Делия с облегчением вздохнула.
— Ну, тогда всё не так страшно. Скорее всего, она сломает твою дурацкую шею, прежде чем ей удастся притащить тебя к алтарю. Хоть какое-то утешение. Где ты с ней познакомился?
— На чаепитии в Челси. Она художница.
— О, боги!
— Прекрасная художница, смею тебя уверить. Кисть у неё ходуном ходит. Она написала мой портрет, и мы с Дживзом повесили его сегодня в моей квартире. Мне кажется, Дживзу портрет не понравился.
— Если существо на портрете хоть немного похоже на тебя, он никому не может понравиться. Художница! Называет себя Глэйдис! Водит машину как гонщик, опаздывающий на свидание! — Тётя Делия задумалась. — Всё это, конечно, очень печально, но я не понимаю, почему ты не можешь отправиться со мной в круиз.
Я объяснил.
— Надо быть сумасшедшим, чтобы покинуть Метрополию в такой ответственный момент. Ты ведь знаешь девушек. Если всё время не мелькать у них перед глазами, они тебя сразу забудут. А у меня и так на душе неспокойно из-за одного деятеля, которого зовут Люций Пим. Во-первых, он тоже художник, что немаловажно, а во-вторых, у него вьются волосы. Должен тебе сказать, тётя Делия, что вьющиеся волосы никак нельзя скидывать со счетов. К тому же у этого парня деспотический характер. Люций Пим обращается с Глэйдис как будто он такси, а она грязь под его колёсами. Он критикует её шляпки и говорит совершенно ужасные вещи по поводу какой-то светотени. Я часто замечал, что по непонятной причине такое поведение всегда восхищает девушек, а так как я рыцарь без страха и упрёка, если ты понимаешь, о чём я говорю, существует опасность, что мне дадут от ворот поворот. Принимая во внимание все перечисленные мною факты, я не могу мотаться по Средиземному морю, предоставив Пиму свободу действий. Надеюсь, ты согласна?
Тётя Делия рассмеялась. Смех у неё был неприятный, я бы даже сказал, презрительный.
— И чего я волнуюсь? — спросила она. — Неужели ты хоть на секунду предполагаешь, что Дживз даст согласие на этот брак?
Я был оскорблён в лучших чувствах.
— Ты намекаешь, — тут я постучал вилкой по столу, а может, нет, точно не помню, но всё-таки, кажется, постучал, — что Дживз командует мной, как ему вздумается? Или ты считаешь, я позволю ему помешать мне жениться на моей избраннице?
— А разве он не помешал тебе носить усы? И лиловые носки? И шёлковые рубашки с фраком?
— Это совсем другое дело.
— Знаешь, Берти, я готова заключить с тобой небольшое пари. Дживз не даст тебе жениться на этой девушке.
— Какая чушь!
— И если ему не нравится твой портрет, он от него избавится.
— Большей глупости я в жизни не слышал.
— И, наконец, ты, влюблённый оболтус, Дживз доставит тебя на борт моей яхты в назначенный день и час. Не знаю, как он это сделает, но ты там будешь.
— Давай поговорим на другую тему, тётя Делия — холодно сказал я.
* * *
Находясь во взвинченном состоянии из-за поведения моей, так сказать, крови и плоти, я решил после ленча немного прогуляться по Гайд-парку, чтобы привести в порядок свою нервную систему. Примерно в четыре тридцать мои ганглии перестали вибрировать, и я пошёл домой. Дживз стоял в гостиной и смотрел на портрет.
Глядя на бедного малого, я почувствовал некоторое смущение, так как утром, перед уходом, оповестил его, что круиз отменяется, и он принял это весьма близко к сердцу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33
— Боже всемогущий, Дживз!
— Звонок в дверь, сэр.
— Да.
— Возможно, это Блуменфилд-старший, сэр.
— Что?!
— Незадолго до вашего возвращения, сэр, мистер Блуменфилд позвонил по телефону и велел передать, что он к вам зайдёт.
— Надеюсь, ты шутишь?
— Нет, сэр.
— Что мне делать, Дживз?
— Я считаю, сэр, вы поступите весьма разумно, если спрячетесь за диваном.
Я мгновенно понял, насколько хорош был его совет. Мы никогда не встречались с Блуменфилдом в компании, но я видел его издалека, когда у него произошла стычка с Сирилом Бассингтон-Бассингтоном, и у меня сложилось впечатление, что с этим театральным деятелем, если он разъярён, лучше не связываться. С моей точки зрения, мощному толстяку было достаточно упасть на человека, чтобы от того осталось мокрое место.
Я быстро спрятался за диван, и примерно через пять секунд по гостиной загулял сильный ветер, и я ощутил неподалёку от себя присутствие чего-то необъятного.
— Этот Вустер, — прогремел голос, привыкший повелевать актёрами во время репетиций с заднего ряда зала. — Где он?
Дживз почтительно ответил:
— Не могу сказать, сэр.
— Он украл собаку моего сына.
— Вот как, сэр?
— Вошёл в мой номер, как в свой собственный, забрал пса и был таков, чёрт его побери!
— Неприятная история, сэр.
— И вы не знаете, где он?
— Мистер Вустер может находиться где угодно, сэр. Его поведение непредсказуемо.
Блуменфилд шумно втянул носом воздух.
— Какой странный здесь запах!
— Да, сэр?
— Чем это пахнет?
— Анисовыми каплями, сэр.
— Анисовыми каплями?
— Да, сэр. Мистер Вустер смачивает ими свои брюки.
— Смачивает ими свои брюки?
— Да, сэр.
— Господи боже мой, зачем?
— Не могу сказать, сэр. Поступки мистера Вустера трудно понять. Он эксцентричен.
— Эксцентричен? Да он просто сумасшедший.
— Да, сэр.
— Вы имеете в виду, он действительно сумасшедший?
— Да, сэр.
Наступило молчание, причём весьма продолжительное.
— Ох, — выдохнул Блуменфилд, и голос его, как мне показалось, потерял былую мощь.
Он вновь помолчал, затем спросил:
— А он… опасен?
— Да, сэр, в особенности когда находится в возбуждённом состоянии.
— Э-э-э… вы не подскажете, что приводит его в возбуждённое состояние?
— Одна из странных особенностей мистера Вустера заключается в том, что он ненавидит дородных джентльменов, сэр, Их вид приводит его в ярость.
— Вы хотите сказать, он не любит толстяков?
— Да, сэр.
— Почему?
— Этого никто не знает, сэр.
И вновь наступило молчание.
— Я толстяк, — задумчиво произнёс старик Блуменфилд.
— Я не осмелился обсуждать с вами данный вопрос, сэр, но раз уж вы сами об этом заговорили… Возможно, вы помните, как мистер Вустер убежал из квартиры, испугавшись, что не сможет с собой справиться, когда узнал, что вы придёте на ленч?
— Верно. Мы встретили его у подъезда, и он пронёсся мимо нас пулей. Тогда мне показалось это странным. Моему сыну это тоже показалось странным. Нам обоим это показалось странным.
— Да, сэр. Мистер Вустер, я полагаю, хотел избежать неприятностей, с которыми ему неоднократно приходилось сталкиваться… Что касается запаха анисовых капель, сэр, по-моему я теперь догадываюсь, откуда он исходит. Если, конечно, я не ошибаюсь, источник находится за диваном. Несомненно, мистер Вустер там спит.
— Что он делает?
— Спит, сэр.
— И часто он спит на полу?
— Почти каждый вечер, сэр. Вы желаете, чтобы я его разбудил?
— Нет!!!
— Мне казалось, вы намеревались о чём-то поговорить с мистером Вустером, сэр.
Старик Блуменфилд с шумом втянул в себя воздух.
— Мне тоже так казалось, — дрожащим голосом произнёс он, — но теперь я понял, что ошибался. Выпустите меня отсюда, это всё, о чём я прошу.
Я услышал шаги, и через некоторое время входная дверь захлопнулась. Я выбрался из-за дивана. От долгого пребывания в неудобной позе у меня ломило тело, и я был рад вновь очутиться на свободе. Вскоре в гостиную вплыл Дживз.
— Он уже ушёл, Дживз?
— Да, сэр.
Я одобрительно посмотрел на находчивого малого.
— Одна из твоих лучших выдумок, Дживз.
— Благодарю вас, сэр.
— Одного я никак не могу понять: с какой стати он пришёл именно ко мне? С чего он взял, что это я украл у него собаку?
— Я позволил себе вольность, сэр, дать мисс Уикхэм совет. Я рекомендовал ей сообщить мистеру Блуменфилду, что она видела, как вы забрали пса из его номера. Тот факт — вы о нём упоминали, сэр, — что её могут счесть соучастницей преступления, не ускользнул от моего внимания. Я не сомневался, что откровенность мисс Уикхэм будет высоко оценена мистером Блуменфилдом и поможет ей подписать контракт.
— Понимаю. Риск, конечно, был, но риск оправданный. Да, более или менее оправданный. Что это у тебя в руке?
— Банкнот в пять фунтов, сэр.
— А, тот, что я тебе дал?
— Нет, сэр. Я получил его от мистера Блуменфилда.
— Что? С какой стати он дал тебе пятёрку?
— Мистер Блуменфилд великодушно подарил мне пять фунтов, сэр, после того как я вручил ему собаку.
У меня отвалилась нижняя челюсть.
— Ты… ты…
— Нет, сэр, не Макинтоша. Макинтош в настоящий момент находится в моей спальне. Я отдал мистеру Блуменфилду животное той же породы, которое купил в магазине на Бонд-стрит, пока вы находились в гостинице. Только любящий глаз может отличить одного абердинского терьера от другого, сэр. Мистер Блуменфилд, к счастью, не заметил подмены.
— Дживз, — сказал я, и, не боюсь признаться, в голосе моём слышались слёзы, — ты единственный и неповторимый.
— Благодарю вас от всего сердца, сэр.
— Только потому, что голова у тебя имеет выпуклости в самых неожиданных местах, и поэтому ты соображаешь в два раза быстрее двух самых толковых деятелей в мире, счастье, можно сказать, улыбнулось всем и каждому. Тётя Агата в выигрыше, я в выигрыше, Уикхэмы, мать и дочка, в выигрыше, Блуменфилды, отец и сын, в выигрыше. Куда ни посмотри, большая часть человечества в выигрыше, и всё благодаря тебе, Дживз. Если кто-нибудь подумает, что я оцениваю твои услуги в какую то жалкую пятёрку, я не смогу смотреть людям в глаза. Надеюсь, тебе пригодится ещё одна?
— Благодарю вас, сэр.
— А ещё?
— Большое спасибо, сэр.
— Не откажешься от третьей, на счастье?
— Ну, что вы, сэр, исключительно вам признателен. Простите, сэр, мне кажется, звонит телефон.
Дживз вышел в холл, и я услышал, как он говорит: «Да, мадам», «Конечно, мадам», и всё такое. Затем он вернулся.
— Миссис Спенсер Грегсон просит вас к телефону, сэр.
— Тётя Агата?
— Да, сэр. Она звонит с вокзала «Виктория». Миссис Грегсон выразила желание поговорить с вами о Макинтоше. Насколько я понял, сэр, она хочет услышать из ваших уст, что с малышом всё в порядке.
Я поправил галстук. Я одёрнул полы фрака. Я выпустил манжеты из рукавов. Я чувствовал себя на все сто.
— Подай мне телефон, — сказал я.
ГЛАВА 6. Произведение искусства
Я сидел за ленчем у тёти Делии и, несмотря на то, что Анатоль, её выдающийся повар, превзошёл себя, должен честно признаться, каждый кусок застревал у меня в горле. Понимаете, мне надо было сообщить тёте Дели плохие новости, и мысль об этом лишила меня аппетита. Я знал, что, выслушав меня, она не обрадуется; а когда тётя Делия чем-то недовольна, ей не приходит в голову скрывать свои чувства, и она выражает их как женщина, большую часть жизни проведшая в седле и обожающая охоту.
— Тётя Делия, — сказал я, набравшись храбрости.
— Чего тебе?
— Ты помнишь о круизе?
— Да.
— О круизе, в который ты собиралась отправиться?
— Да.
— О шикарном круизе по Средиземному морю на твоей яхте? Помнишь, ты меня на него любезно пригласила, а я с радостью принял твое приглашение?
— Послушай, тупица, чего ты хочешь?
Я прожевал очередную порцию cotelette-supreme-aux-choux-fleurs и сообщил ей неприятную информацию:
— Мне очень жаль, тётя Делия, но я не смогу к тебе присоединиться.
Как я и предполагал, она уставилась на меня вытаращенными глазами.
— Что?!
— Прости, но не смогу.
— Ты, жалкий, несчастный олух царя небесного, в каком это смысле ты не сможешь ко мне присоединиться?
— Никак не смогу.
— Почему?
— Дела чрезвычайной важности не позволяют мне покинуть Метрополию.
Она фыркнула.
— А если говорить попросту, без затей, ты вновь волочишься за какой-нибудь юбкой?
По правде говоря, мне не понравилось, как она это сказала, но я был потрясён её проникновенностью, — по-моему, я правильно употребил данное слово. Я имел в виду качество, которым обладают все детективы.
— Да, тётя Делия, — сказал я. — Ты угадала мой секрет. Я действительно люблю.
— Кто она?
— Мисс Пендлбери. У неё очень красивое имя: Глэйдис. Пишется через "й".
— В каком смысле через "й"?
— После "э" идет "й".
— Ты хочешь сказать, она не Глэдис, а Глэйдис?
— Вот именно.
Моя родственница издала охотничий клич.
— И тебе не совестно объявлять во всеуслышание, что у тебя не хватило ума за милю обойти девицу, которая называет себя Глэйдис? Послушай, Берти, — проникновенно сказала тётя Делия, — я куда более опытная женщина, чем ты… в общем ты понял, что я имела в виду; и я с радостью дам тебе несколько полезных советов. Так вот: не жди ничего хорошего от девушек, которые называют себя Глэйдис, или Изабель, или Мэйбл, или Катрин. И, смею тебя уверить, самые опасные из них именно Глэйдис. Что она из себя представляет?
— Нечто божественное.
— Это не та особа, которая катала тебя вчера по Гайд-парку со скоростью шестьдесят миль в час? На красном двухместном автомобиле?
— Вчера она катала меня по Гайд-парку. Факт весьма обнадеживающий. И у неё красный «виджен-семь».
Тётя Делия с облегчением вздохнула.
— Ну, тогда всё не так страшно. Скорее всего, она сломает твою дурацкую шею, прежде чем ей удастся притащить тебя к алтарю. Хоть какое-то утешение. Где ты с ней познакомился?
— На чаепитии в Челси. Она художница.
— О, боги!
— Прекрасная художница, смею тебя уверить. Кисть у неё ходуном ходит. Она написала мой портрет, и мы с Дживзом повесили его сегодня в моей квартире. Мне кажется, Дживзу портрет не понравился.
— Если существо на портрете хоть немного похоже на тебя, он никому не может понравиться. Художница! Называет себя Глэйдис! Водит машину как гонщик, опаздывающий на свидание! — Тётя Делия задумалась. — Всё это, конечно, очень печально, но я не понимаю, почему ты не можешь отправиться со мной в круиз.
Я объяснил.
— Надо быть сумасшедшим, чтобы покинуть Метрополию в такой ответственный момент. Ты ведь знаешь девушек. Если всё время не мелькать у них перед глазами, они тебя сразу забудут. А у меня и так на душе неспокойно из-за одного деятеля, которого зовут Люций Пим. Во-первых, он тоже художник, что немаловажно, а во-вторых, у него вьются волосы. Должен тебе сказать, тётя Делия, что вьющиеся волосы никак нельзя скидывать со счетов. К тому же у этого парня деспотический характер. Люций Пим обращается с Глэйдис как будто он такси, а она грязь под его колёсами. Он критикует её шляпки и говорит совершенно ужасные вещи по поводу какой-то светотени. Я часто замечал, что по непонятной причине такое поведение всегда восхищает девушек, а так как я рыцарь без страха и упрёка, если ты понимаешь, о чём я говорю, существует опасность, что мне дадут от ворот поворот. Принимая во внимание все перечисленные мною факты, я не могу мотаться по Средиземному морю, предоставив Пиму свободу действий. Надеюсь, ты согласна?
Тётя Делия рассмеялась. Смех у неё был неприятный, я бы даже сказал, презрительный.
— И чего я волнуюсь? — спросила она. — Неужели ты хоть на секунду предполагаешь, что Дживз даст согласие на этот брак?
Я был оскорблён в лучших чувствах.
— Ты намекаешь, — тут я постучал вилкой по столу, а может, нет, точно не помню, но всё-таки, кажется, постучал, — что Дживз командует мной, как ему вздумается? Или ты считаешь, я позволю ему помешать мне жениться на моей избраннице?
— А разве он не помешал тебе носить усы? И лиловые носки? И шёлковые рубашки с фраком?
— Это совсем другое дело.
— Знаешь, Берти, я готова заключить с тобой небольшое пари. Дживз не даст тебе жениться на этой девушке.
— Какая чушь!
— И если ему не нравится твой портрет, он от него избавится.
— Большей глупости я в жизни не слышал.
— И, наконец, ты, влюблённый оболтус, Дживз доставит тебя на борт моей яхты в назначенный день и час. Не знаю, как он это сделает, но ты там будешь.
— Давай поговорим на другую тему, тётя Делия — холодно сказал я.
* * *
Находясь во взвинченном состоянии из-за поведения моей, так сказать, крови и плоти, я решил после ленча немного прогуляться по Гайд-парку, чтобы привести в порядок свою нервную систему. Примерно в четыре тридцать мои ганглии перестали вибрировать, и я пошёл домой. Дживз стоял в гостиной и смотрел на портрет.
Глядя на бедного малого, я почувствовал некоторое смущение, так как утром, перед уходом, оповестил его, что круиз отменяется, и он принял это весьма близко к сердцу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33