С каким восторгом сбегал бы в магазин, нарезал хлеба, приготовил яичницу с салом и помидорами. С какою охотой пошел бы на школьный субботник и красил бы стены классных комнат или таскал парты!..
Реальность была другая – камера, полное одиночество, попранное достоинство, голод и жажда…
И подумалось Алеше, будто он не один, будто с ним снова Педро, смешной и рассудительный, легко вдохновляющийся и так же легко приходящий в уныние. «Милый Педро!..»
«Как же хорошо жилось мне прежде, а я не понимал, все тосковал о чем-то другом, ином, необыкновенном, а в обыкновенном, выходит, и было больше всего необыкновенного: говори с матерью и отцом, учи уроки, читай любимую книгу, играй в шахматы, мастери радиоуправляемый корабль, иди на Неман рыбачить…»
– Слышишь, – Алеша мысленно обратился к Педро. – Запомни, я живу на улице Горького, во дворе за магазином «Мелодия». А все мои приятели живут рядом – на Калиновского… У нас хороший двор. Есть детская площадка… Город красивый, старинный, ему уже за тысячу лет. Приедешь к нам, я покажу тебе такие уголки, что ахнешь. Мы слишком скромные люди, не кичимся и наперед не лезем, а у нас есть что показать, есть на что посмотреть, хотя многое, многое разрушено войной и всякими проходимцами, хотевшими лишить народ его корней… Ты слышишь, Педро?
– Да, – не сразу откликнулся Педро. – Я все слышу. Человек по-настоящему культурен, когда постоянно ощущает за собой мужество и мудрость своего народа, чувствует, как призывают его столетия.
– Вот именно призывают, – сказал Алеша. – Ты понял меня, Педро, спасибо. Разве мы вправе поддаться этим негодяям, этим насильникам, если наши предки находили в себе силы противостоять им?
Алеша ждал ответа, но Педро вдруг заплакал:
– Почему уже нет в мире таких островов, где человек мог бы строить все по собственной воле? Везде его что-то подстерегает, что-то караулит, а душа жаждет свободы и правды.
– Свободы и правды нельзя найти даже на самых далеких островах, Педро. Свободу и правду нужно утверждать в своей собственной стране, шаг за шагом. Счастливый мир возможен – это мир нашей осуществленной мечты. Реальный мир…
ПОЛОЖЕНИЕ ОСЛОЖНЯЕТСЯ
Алеша уже не ощущал времени – ходил по камере, лежал на полу, стараясь как можно чаще менять положение. Не знал, день или ночь. Есть уже не хотелось. Он угасал, но протест только крепнул, ничто уже не пугало.
Но вот отворилась дверь – в камеру втолкнули двоих.
– Кто это? – машинально спросил Алеша.
– Ничего не вижу, – послышался голос. Это был голос… дядюшки Хосе. – Кто спрашивает?
Алеша нисколько не удивился. Там, где столько беды, может иногда случаться и радость.
– Рассаживайтесь, прошу вас, на этом каменном ковре.
– Алеша? Какая радость!.. Слышишь, Мария, нас посадили в камеру к Алеше!..
Блеснула надежда – принесли воду. А потом потекли новости. Люди хотели разобраться в обстановке.
Коварный Бенито вернулся в лагерь дядюшки Хосе, говоря, что тогда, ночью, он самовольно покинул пещеру, чтобы раздобыть немного пищи, но его схватили, а теперь он вновь бежал от Босса. Ему, конечно, не поверили и попросили уйти. Тогда он вызвался провести переговоры с Боссом об освобождении Алеши. Антонио твердил, что это новый обман, но Педро убедил дядюшку Хосе согласиться: все-таки какая-то надежда.
И вот Бенито принес письмо от Босса, в котором тот давал клятвенные заверения «мирно обсудить проблему о русском мальчике и вообще».
И вновь протестовал Антонио. Но так как все зашло в тупик, надвигалась холодная осень, время бурь и шквальных ветров, согласились и на это предложение. Мария решила пойти с дядюшкой. Бенито завел их в такое место, где они были окружены и схвачены охранниками.
– Это невероятно, чудовищно, наконец, бескультурно, – возмущался дядюшка Хосе. – Нам дали письменные заверения. Кстати, бумага осталась у Антонио, и при случае мы используем ее как улику. Но эти негодяи тотчас заявили, что письмо – фальшивка, составленная неведомо кем. Ты понимаешь, компаньеро?
– Сам Бенито и придумал фальшивку, – сказала Мария. – Негодяй хочет выслужиться. Но придет час, и ему придется ответить за все свои проделки…
Алеша оживал. Воды приносили целое ведро на троих, но пищи не давали, как и прежде.
Босс замышлял что-то свое, и это не сулило ничего доброго.
Дядюшка приуныл и, чтобы не мучить Марию и Алешу пустыми разговорами, все время спал или делал вид, что спит.
Однажды – это было днем – дядюшка во сне с кем-то разговаривал, отвечая «да» и «нет».
– Интересно, с кем это он там встретился, – сказала Мария. – Я бы много дала, чтоб поучаствовать в разговоре.
– Может быть, он беседует с нами, – пошутил Алеша. – «Да, да», – это он отвечает на вопрос: принести ли нам горячего кофе и бутерброды? «Нет-нет», – это он возражает против гуляша с рисом и острой подливкой из помидоров и перца…
Когда дядюшка проснулся, Мария рассказала ему, как он бубнил во сне и как она и Алеша шутили на его счет.
– В самом деле, – рассмеялся дядюшка. – Вы угадали. Я вместе с тобой и Алешей гулял по Малекону. Мы наблюдали за рыбаками и влюбленными парочками, а потом купили мороженого и слушали пение какого-то гитариста. А потом отправились ко мне домой в район Регла, там нас ожидали Педро, Мануэль и твоя мать Розита. Все мы сели ужинать при свечах и за ужином говорили о том, как выбрались с этого проклятого острова.
– Да-да, и еще мы говорили о том, как был наказан трус и негодяй Бенито, – подхватила Мария.
– И еще мечтали о том, как все вместе поедем в Советский Союз и погостим в городе Гродно у моей мамы, – прибавил Алеша.
– И еще о том, – улыбаясь в усы, сказал дядюшка Хосе, – что в жизни нужно уметь ценить саму жизнь, ее сущность и не изменять этой сущности… Глупые люди слишком много внимания уделяют форме в ущерб содержанию. Если они и читают книги, то о том, как какой-то Альфонсо разбил нос какому-нибудь Даниелю или какой-нибудь Даниель провел какого-нибудь Родригеса… Надо уметь выбирать из моря литературы книги, которые учат искусству разумной жизни среди людей и природы, которые раскрывают суть борьбы во всем мире между правдой и ложью, между свободой и рабством.
– Молодежь не слишком увлекается книжками о политике, – сказала Мария. – Ей кажется, что это всего-навсего «нравоучения». У нас в школе многие уверены, что «нравоучение» – это плохо. Но ведь это прекрасно – знать о том, что нравственно и что безнравственно, не так ли? Это начало начал для того, чтобы верно понимать жизнь.
– Молодым людям привили дурной вкус, – согласился дядюшка. – Плохие учителя-зануды и неопытные родители, за все осуждающие своих детей, тоже приложили к этому руку… Но ты права: если есть что действительно интересное в мире, так это политика. Но не та «политика», которая дурачит или забивает голову чепухой, рассказывая, например, как премьер имярек посетил королеву имярек и какое единодушие было между ними, а та политика, что вскрывает подоплеку борьбы за власть, сущность отношений между различными социальными группами людей, пути достижения экономического и духовного равноправия повсюду.
– В самом деле, дядюшка Хосе, – тихо сказал Алеша, – нам объясняют какое-нибудь событие и плетут вокруг него несусветную чушь, которая толкает человека к ложным выводам. Как разобраться в этом гигантском море: где нужная книга, где куча словесного хлама, где честный писатель, где заблуждающийся, где ловкий прислужник зла?
– Это не так просто – определить, но все же, при желании, посильно для каждого. Как определяют положение корабля в море? По долготе и широте. Долгота истинного – совесть, широта – идеал. Если чувствуешь, что текст вызывает одобрение совести и идеал не только не подвергается насилию, но очерчивается все яснее, значит, перед тобой книга, которую стоит прочитать… Но это плоскостное определение, а все вещи в мире пребывают не на плоскости, а в пространстве. Многое значит эпоха, ее проблемы, да и само слово, которое должно повторить красоту и убедительность жизни… В пространстве легко ориентируется тот, кто хорошо почувствовал себя на плоскости и сумел развить как тонкую совесть, улавливающую малейшую фальшь и несправедливость, так и серьезный идеал, сопряженный с поисками народа и человечества. Такой человек получает в руки самый совершенный определитель совершенного – чувство правды, гармонии, интуицию истины… Он уже не просто усваивает прочитанное, а строит свой собственный мир… Скажем, я читаю, что в июле 1981 года в горах на севере Панамы при непроясненных обстоятельствах разбился самолет, в котором летел генерал Омар Торрихос… Затем читаю о загадочной авиакатастрофе в Эквадоре – погиб президент Хайме Рольдос со своим единомышленником, министром обороны… Или читаю о том, как в октябре 1986 года разбился самолет президента Мозамбика Самора Машела… Все это люди прогрессивных убеждений, выступавшие против несправедливости… А потом узнаю, что есть государства, которые при помощи спутников контролируют полеты чужих самолетов, что придуманы специальные аппараты, сбивающие пилотов с курса. И, наконец, нахожу здесь, на пустынном острове, скрытом от повседневных взоров мировой общественности, тюрьму, в которой мучают лучших представителей закабаленных народов. Как вы думаете, есть ли какая-либо прямая связь между всеми этими событиями и чего добиваются как бы безымянные группы олигархов, стремясь погасить пламя правды, если оно где-то вспыхнуло?
Дядюшка Хосе, отерев платком усталое лицо, сдвинул на макушку свое сомбреро и выразительно поглядел на Алешу и Марию. На его лице можно было прочесть гораздо больше того, что он сказал.
Мария тяжело вздохнула.
– Дядюшка, научи меня гипнотизировать. Я бы их всех загипнотизировала, и мы бы вышли на волю.
– А что, – улыбнулся Алеша. – Я сам читал про одну женщину. Она входила в банк и, пристально глядя на кассира, приказывала ему выдать положенную сумму, что он и делал, объясняя это гипнотическим воздействием… В семи или восьми банках аферистка получила около миллиона… Позднее выяснилось, что все кассиры были с ней в сговоре и получили за это свой куш.
Дядюшка усмехнулся. Силы оставляли его, но он крепился как мог.
– Ишь ты, изобретательная плутовка!.. Хорошо еще, ребята, что мы сидим вместе. Чтобы сломить нас, мерзавцы могут посадить каждого в одиночку. Но и тогда не поддавайтесь отчаянию, помните: какие бы стены нас ни разделяли, у нас общая правда и искренняя любовь друг к другу. Борьба за свободу, за правду и отчаяние – это несовместимо… Помню, когда Фидель Кастро высадился на кубинский берег с яхты «Гранма». В первом же бою при Алегрия-де Пио погиб 21 участник экспедиции, больше четверти всего состава. В болоте и зарослях мангровника было трудно сражаться. Но они не дрогнули… Лучше умереть за мечту, чем жить, отказавшись от нее… Об этом сказал кто-то из русских поэтов, Алеша… Что-то похожее я встречал у кубинца Роландо Эскардо из Матансаса… Помните, друзья, враги могут лишить нас жизни, но не могут лишить души. Как сказал Антонио Мачадо, гончар волен вылепить любой кувшин, но бессилен сделать глину… Жить можно и в смерти. И можно умереть при жизни. Помните об этом.
– Что-то ты, дядюшка, совсем затосковал, – сказала Мария. – Неужели ты все еще принимаешь нас за маленьких детей?
– Нет, конечно. Но все мы на последнем пределе. Страшно подумать, что будет, если мы еще долго не вырвемся отсюда… Запомни, Мария, твой отец хотел, чтобы ты стала архитектором.
– Я и стану архитектором. И когда-нибудь построю Дворец художеств. Там будут твои картины, дядюшка.
– В молодости я жил на улице Монсеррай неподалеку от Национального музея изящных искусств. Верите или нет, но я уже тогда знал, что мои картины будут в музее… Лучшей своей картиной я считаю «Продавца лангустов». К сожалению, этой картине не повезло.
– А я лучшей твоей работой считаю карандашный портрет Эрнеста Хемингуэя, – сказала Мария. – Живые глаза… И еще «Люди смотрят на Юрия Гагарина». Кажется, так называется эта картина?.. Эй, Алеша, как погиб Юрий Гагарин?
– Не знаю точно, – отозвался Алеша. – Он совершал тренировочный полет вместе с одним летчиком, знаменитым испытателем. Что-то там случилось, их самолет врезался в землю… Кажется, был туман. Трагическая случайность.
– Это был настоящий русский, – задумчиво произнес дядюшка Хосе. – Безграничное мужество сочеталось в нем с простотой и любовью ко всем добрым людям. Из него просто выпирал великий талант. Если бы он не стал космонавтом, он бы добился рекордов в любом другом деле. Стал бы боксером, армейским генералом, хлебопашцем, художником. Вот я и говорю, это был настоящий русский.
– Трагическая случайность, – вздохнула Мария.
– Я где-то читал, – сказал Алеша, – что случайность – это закономерность более высокого порядка. Случай на иной основе связывает все те же причины и следствия… Наши враги неспроста всячески препятствуют просвещению людей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24
Реальность была другая – камера, полное одиночество, попранное достоинство, голод и жажда…
И подумалось Алеше, будто он не один, будто с ним снова Педро, смешной и рассудительный, легко вдохновляющийся и так же легко приходящий в уныние. «Милый Педро!..»
«Как же хорошо жилось мне прежде, а я не понимал, все тосковал о чем-то другом, ином, необыкновенном, а в обыкновенном, выходит, и было больше всего необыкновенного: говори с матерью и отцом, учи уроки, читай любимую книгу, играй в шахматы, мастери радиоуправляемый корабль, иди на Неман рыбачить…»
– Слышишь, – Алеша мысленно обратился к Педро. – Запомни, я живу на улице Горького, во дворе за магазином «Мелодия». А все мои приятели живут рядом – на Калиновского… У нас хороший двор. Есть детская площадка… Город красивый, старинный, ему уже за тысячу лет. Приедешь к нам, я покажу тебе такие уголки, что ахнешь. Мы слишком скромные люди, не кичимся и наперед не лезем, а у нас есть что показать, есть на что посмотреть, хотя многое, многое разрушено войной и всякими проходимцами, хотевшими лишить народ его корней… Ты слышишь, Педро?
– Да, – не сразу откликнулся Педро. – Я все слышу. Человек по-настоящему культурен, когда постоянно ощущает за собой мужество и мудрость своего народа, чувствует, как призывают его столетия.
– Вот именно призывают, – сказал Алеша. – Ты понял меня, Педро, спасибо. Разве мы вправе поддаться этим негодяям, этим насильникам, если наши предки находили в себе силы противостоять им?
Алеша ждал ответа, но Педро вдруг заплакал:
– Почему уже нет в мире таких островов, где человек мог бы строить все по собственной воле? Везде его что-то подстерегает, что-то караулит, а душа жаждет свободы и правды.
– Свободы и правды нельзя найти даже на самых далеких островах, Педро. Свободу и правду нужно утверждать в своей собственной стране, шаг за шагом. Счастливый мир возможен – это мир нашей осуществленной мечты. Реальный мир…
ПОЛОЖЕНИЕ ОСЛОЖНЯЕТСЯ
Алеша уже не ощущал времени – ходил по камере, лежал на полу, стараясь как можно чаще менять положение. Не знал, день или ночь. Есть уже не хотелось. Он угасал, но протест только крепнул, ничто уже не пугало.
Но вот отворилась дверь – в камеру втолкнули двоих.
– Кто это? – машинально спросил Алеша.
– Ничего не вижу, – послышался голос. Это был голос… дядюшки Хосе. – Кто спрашивает?
Алеша нисколько не удивился. Там, где столько беды, может иногда случаться и радость.
– Рассаживайтесь, прошу вас, на этом каменном ковре.
– Алеша? Какая радость!.. Слышишь, Мария, нас посадили в камеру к Алеше!..
Блеснула надежда – принесли воду. А потом потекли новости. Люди хотели разобраться в обстановке.
Коварный Бенито вернулся в лагерь дядюшки Хосе, говоря, что тогда, ночью, он самовольно покинул пещеру, чтобы раздобыть немного пищи, но его схватили, а теперь он вновь бежал от Босса. Ему, конечно, не поверили и попросили уйти. Тогда он вызвался провести переговоры с Боссом об освобождении Алеши. Антонио твердил, что это новый обман, но Педро убедил дядюшку Хосе согласиться: все-таки какая-то надежда.
И вот Бенито принес письмо от Босса, в котором тот давал клятвенные заверения «мирно обсудить проблему о русском мальчике и вообще».
И вновь протестовал Антонио. Но так как все зашло в тупик, надвигалась холодная осень, время бурь и шквальных ветров, согласились и на это предложение. Мария решила пойти с дядюшкой. Бенито завел их в такое место, где они были окружены и схвачены охранниками.
– Это невероятно, чудовищно, наконец, бескультурно, – возмущался дядюшка Хосе. – Нам дали письменные заверения. Кстати, бумага осталась у Антонио, и при случае мы используем ее как улику. Но эти негодяи тотчас заявили, что письмо – фальшивка, составленная неведомо кем. Ты понимаешь, компаньеро?
– Сам Бенито и придумал фальшивку, – сказала Мария. – Негодяй хочет выслужиться. Но придет час, и ему придется ответить за все свои проделки…
Алеша оживал. Воды приносили целое ведро на троих, но пищи не давали, как и прежде.
Босс замышлял что-то свое, и это не сулило ничего доброго.
Дядюшка приуныл и, чтобы не мучить Марию и Алешу пустыми разговорами, все время спал или делал вид, что спит.
Однажды – это было днем – дядюшка во сне с кем-то разговаривал, отвечая «да» и «нет».
– Интересно, с кем это он там встретился, – сказала Мария. – Я бы много дала, чтоб поучаствовать в разговоре.
– Может быть, он беседует с нами, – пошутил Алеша. – «Да, да», – это он отвечает на вопрос: принести ли нам горячего кофе и бутерброды? «Нет-нет», – это он возражает против гуляша с рисом и острой подливкой из помидоров и перца…
Когда дядюшка проснулся, Мария рассказала ему, как он бубнил во сне и как она и Алеша шутили на его счет.
– В самом деле, – рассмеялся дядюшка. – Вы угадали. Я вместе с тобой и Алешей гулял по Малекону. Мы наблюдали за рыбаками и влюбленными парочками, а потом купили мороженого и слушали пение какого-то гитариста. А потом отправились ко мне домой в район Регла, там нас ожидали Педро, Мануэль и твоя мать Розита. Все мы сели ужинать при свечах и за ужином говорили о том, как выбрались с этого проклятого острова.
– Да-да, и еще мы говорили о том, как был наказан трус и негодяй Бенито, – подхватила Мария.
– И еще мечтали о том, как все вместе поедем в Советский Союз и погостим в городе Гродно у моей мамы, – прибавил Алеша.
– И еще о том, – улыбаясь в усы, сказал дядюшка Хосе, – что в жизни нужно уметь ценить саму жизнь, ее сущность и не изменять этой сущности… Глупые люди слишком много внимания уделяют форме в ущерб содержанию. Если они и читают книги, то о том, как какой-то Альфонсо разбил нос какому-нибудь Даниелю или какой-нибудь Даниель провел какого-нибудь Родригеса… Надо уметь выбирать из моря литературы книги, которые учат искусству разумной жизни среди людей и природы, которые раскрывают суть борьбы во всем мире между правдой и ложью, между свободой и рабством.
– Молодежь не слишком увлекается книжками о политике, – сказала Мария. – Ей кажется, что это всего-навсего «нравоучения». У нас в школе многие уверены, что «нравоучение» – это плохо. Но ведь это прекрасно – знать о том, что нравственно и что безнравственно, не так ли? Это начало начал для того, чтобы верно понимать жизнь.
– Молодым людям привили дурной вкус, – согласился дядюшка. – Плохие учителя-зануды и неопытные родители, за все осуждающие своих детей, тоже приложили к этому руку… Но ты права: если есть что действительно интересное в мире, так это политика. Но не та «политика», которая дурачит или забивает голову чепухой, рассказывая, например, как премьер имярек посетил королеву имярек и какое единодушие было между ними, а та политика, что вскрывает подоплеку борьбы за власть, сущность отношений между различными социальными группами людей, пути достижения экономического и духовного равноправия повсюду.
– В самом деле, дядюшка Хосе, – тихо сказал Алеша, – нам объясняют какое-нибудь событие и плетут вокруг него несусветную чушь, которая толкает человека к ложным выводам. Как разобраться в этом гигантском море: где нужная книга, где куча словесного хлама, где честный писатель, где заблуждающийся, где ловкий прислужник зла?
– Это не так просто – определить, но все же, при желании, посильно для каждого. Как определяют положение корабля в море? По долготе и широте. Долгота истинного – совесть, широта – идеал. Если чувствуешь, что текст вызывает одобрение совести и идеал не только не подвергается насилию, но очерчивается все яснее, значит, перед тобой книга, которую стоит прочитать… Но это плоскостное определение, а все вещи в мире пребывают не на плоскости, а в пространстве. Многое значит эпоха, ее проблемы, да и само слово, которое должно повторить красоту и убедительность жизни… В пространстве легко ориентируется тот, кто хорошо почувствовал себя на плоскости и сумел развить как тонкую совесть, улавливающую малейшую фальшь и несправедливость, так и серьезный идеал, сопряженный с поисками народа и человечества. Такой человек получает в руки самый совершенный определитель совершенного – чувство правды, гармонии, интуицию истины… Он уже не просто усваивает прочитанное, а строит свой собственный мир… Скажем, я читаю, что в июле 1981 года в горах на севере Панамы при непроясненных обстоятельствах разбился самолет, в котором летел генерал Омар Торрихос… Затем читаю о загадочной авиакатастрофе в Эквадоре – погиб президент Хайме Рольдос со своим единомышленником, министром обороны… Или читаю о том, как в октябре 1986 года разбился самолет президента Мозамбика Самора Машела… Все это люди прогрессивных убеждений, выступавшие против несправедливости… А потом узнаю, что есть государства, которые при помощи спутников контролируют полеты чужих самолетов, что придуманы специальные аппараты, сбивающие пилотов с курса. И, наконец, нахожу здесь, на пустынном острове, скрытом от повседневных взоров мировой общественности, тюрьму, в которой мучают лучших представителей закабаленных народов. Как вы думаете, есть ли какая-либо прямая связь между всеми этими событиями и чего добиваются как бы безымянные группы олигархов, стремясь погасить пламя правды, если оно где-то вспыхнуло?
Дядюшка Хосе, отерев платком усталое лицо, сдвинул на макушку свое сомбреро и выразительно поглядел на Алешу и Марию. На его лице можно было прочесть гораздо больше того, что он сказал.
Мария тяжело вздохнула.
– Дядюшка, научи меня гипнотизировать. Я бы их всех загипнотизировала, и мы бы вышли на волю.
– А что, – улыбнулся Алеша. – Я сам читал про одну женщину. Она входила в банк и, пристально глядя на кассира, приказывала ему выдать положенную сумму, что он и делал, объясняя это гипнотическим воздействием… В семи или восьми банках аферистка получила около миллиона… Позднее выяснилось, что все кассиры были с ней в сговоре и получили за это свой куш.
Дядюшка усмехнулся. Силы оставляли его, но он крепился как мог.
– Ишь ты, изобретательная плутовка!.. Хорошо еще, ребята, что мы сидим вместе. Чтобы сломить нас, мерзавцы могут посадить каждого в одиночку. Но и тогда не поддавайтесь отчаянию, помните: какие бы стены нас ни разделяли, у нас общая правда и искренняя любовь друг к другу. Борьба за свободу, за правду и отчаяние – это несовместимо… Помню, когда Фидель Кастро высадился на кубинский берег с яхты «Гранма». В первом же бою при Алегрия-де Пио погиб 21 участник экспедиции, больше четверти всего состава. В болоте и зарослях мангровника было трудно сражаться. Но они не дрогнули… Лучше умереть за мечту, чем жить, отказавшись от нее… Об этом сказал кто-то из русских поэтов, Алеша… Что-то похожее я встречал у кубинца Роландо Эскардо из Матансаса… Помните, друзья, враги могут лишить нас жизни, но не могут лишить души. Как сказал Антонио Мачадо, гончар волен вылепить любой кувшин, но бессилен сделать глину… Жить можно и в смерти. И можно умереть при жизни. Помните об этом.
– Что-то ты, дядюшка, совсем затосковал, – сказала Мария. – Неужели ты все еще принимаешь нас за маленьких детей?
– Нет, конечно. Но все мы на последнем пределе. Страшно подумать, что будет, если мы еще долго не вырвемся отсюда… Запомни, Мария, твой отец хотел, чтобы ты стала архитектором.
– Я и стану архитектором. И когда-нибудь построю Дворец художеств. Там будут твои картины, дядюшка.
– В молодости я жил на улице Монсеррай неподалеку от Национального музея изящных искусств. Верите или нет, но я уже тогда знал, что мои картины будут в музее… Лучшей своей картиной я считаю «Продавца лангустов». К сожалению, этой картине не повезло.
– А я лучшей твоей работой считаю карандашный портрет Эрнеста Хемингуэя, – сказала Мария. – Живые глаза… И еще «Люди смотрят на Юрия Гагарина». Кажется, так называется эта картина?.. Эй, Алеша, как погиб Юрий Гагарин?
– Не знаю точно, – отозвался Алеша. – Он совершал тренировочный полет вместе с одним летчиком, знаменитым испытателем. Что-то там случилось, их самолет врезался в землю… Кажется, был туман. Трагическая случайность.
– Это был настоящий русский, – задумчиво произнес дядюшка Хосе. – Безграничное мужество сочеталось в нем с простотой и любовью ко всем добрым людям. Из него просто выпирал великий талант. Если бы он не стал космонавтом, он бы добился рекордов в любом другом деле. Стал бы боксером, армейским генералом, хлебопашцем, художником. Вот я и говорю, это был настоящий русский.
– Трагическая случайность, – вздохнула Мария.
– Я где-то читал, – сказал Алеша, – что случайность – это закономерность более высокого порядка. Случай на иной основе связывает все те же причины и следствия… Наши враги неспроста всячески препятствуют просвещению людей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24