– Вы хотите…
– Немедленно при мне присядьте!
Генерал, пытаясь на ходу сообразить, не оскорбляет ли эта резкая просьба его дворянское достоинство, поднялся из кресла, вышел на середину спальни, так, чтобы его хорошо было видно всем, раздвинул руки в стороны и начал медленно приседать. Суставы затрещали, как будто в каждом ломалось по пучку хвороста. Но выражение генеральского лица оставалось спокойным. Было видно, что никакую боль он не перебарывает.
– Можно вставать?
– Вы ведь всегда славились умением поесть и выпить, если я не ошибаюсь.
– Именно так, ваше преосвященство.
– Пищу вы любили острую, а вино густое?
– Не представлял, что вы до такой степени интересовались моими привычками. Можно мне теперь встать?
– Если сможете.
Генерал Тобарес шумно набрал воздуха в грудь. Бледная голова его быстро налилась кровью. Все крупное тело задрожало, качнулось, но тем не менее стало неуклонно выпрямляться. Когда победа была одержана, победитель был на грани обморока и одновременно блаженства.
– Вот видите, дон Диего,– сказал ехидно его преосвященство своему личному эскулапу,– есть на свете методы намного надежнее ваших. И родом они не из Индии, они почти местные. Что вы на это скажете?
Лекарь развел руками:
– Ваше преосвященство, но подумайте сами, что бы вы сделали со мной, если бы я предложил вам сесть в тюрьму!
Кардинал неожиданно расхохотался:
– Знаете, дон Игнасио, этими своими упражнениями вы порадовали меня значительно сильнее, чем этим письмом.
Отец Хавьер поднял руку:
– Погодите. Вы хотите сказать, что краснобородый Харудж явился к вам на галеру без бороды?
– Не просто хочу это сказать, я это утверждаю. Я был поражен не меньше вашего. Слухи о подвигах человека с рыжей бородой дошли до самого папского престола. Отсутствие же бороды у того, кто ношением ее прославился…
– Но, может быть, это был не он? С чего это вы решили, что этого человека нужно называть именно так? В вашем положении любой разбойник мог показаться именно Харуджем.
– Святой отец, у меня есть глаза и есть уши, и в тот момент они были так же здоровы, как и ныне. Я видел собственными глазами благоговейное преклонение пиратов перед своим вожаком, а надо вам сказать, что это были по большей части настоящие звери в человеческом обличье. Только человек с особенными задатками мог до такой степени подчинить их своей воле.
– Но может статься, на ваши галеры напал очень влиятельный разбойник, но не именно Харудж. Понимаете меня? Среди тех, кто плавает по морям, полно людей волевых и кровожадных. Скажу больше, стать капитаном пиратского судна, не обладая этими качествами, просто невозможно. У страха глаза велики, и вы могли принять обыкновенного разбойника за необыкновенного, коим, вне всякого сомнения, является Краснобородый.
Итальянец сказал:
– Дайте мне еще вашего вина.
Выпил.
– Кроме того, вы же сами утверждаете, что бороды этот грабитель не носил.
– Носил.
– Только что вы утверждали иное!
– Носил, повторяю, носил. Но не там, где ее носят все нормальные люди.
Отец Хавьер уже очень давно, с тех пор как сделал свое историческое открытие, ничему не удивлялся на этом свете. Но последние слова нелепого гостя ввергли его в удивленное состояние;
– А где?
– В кармане.
Старик прищурился:
– В кармане?
Итальянец допил последний глоток.
– Это была, разумеется, поддельная борода.
– Этот пират просто маскировался под Харуджа, чтобы сильнее запугать свою жертву. Вас, судя по всему, он запугал как следует.
– Нет. Он сначала взял нас на абордаж, а уж потом мы получили возможность сообразить, кто он такой. Кроме того, я сам, собственными ушами слышал, как его называли тем именем, которое так занимает ваше воображение.
– Он откликался на имя Харудж?
– Так называли его все. И его люди, и даже гребцы нашей галеры. Его называли так десятки людей. Ни у кого из них не было сомнения, с кем они имеют дело. У меня, кстати, тоже. Я долгое время простоял рядом с ним, я слышал его переговоры со своими помощниками. Я видел, как действуют на них его слова.
– Как?
– Он приказал своему, судя по всему, ближайшему помощнику по имени Фикрет, усатому молодому арабу, правоверному мусульманину, пустить на дно галеру с гребцами-мусульманами. Когда тот заколебался, Харудж буквально несколькими фразами привел его в чувство.
– Гребцы на ваших галерах были мусульманами?
– Да. Когда нет каторжников-христиан, приходится на это идти, хотя это и большой риск.
– Ваша история доказывает, что риск действительно большой. Но вернемся к нашему бородачу. Правильно ли я вас понял? Харудж не обуян сильным религиозным чувством, ему ничего не стоит в случае нужды расправиться с сотней-другой своих единоверцев, если этого требуют обстоятельства.
– Вы смотрите в самую суть дела, святой отец. Теперь я окончательно уверился в том, что пришел к вам не зря.
– Не спешите с выводами.
– Продолжайте спрашивать.
– Не показалось ли вам, что сила его воздействия на подчиненных людей основана не только на примитивном страхе или обычном разбойничьем авторитете?
– И вы опять спрашиваете по существу.
– Я не нуждаюсь ни в чьих похвалах, следовательно, не нуждаюсь и в ваших.
– Да, святой отец, могу утверждать с уверенностью: Харудж владеет не только жизнями своих подчиненных, но и…
Отец Хавьер поднял руку, показывая, что некоторые слова можно и не произносить вслух.
– Вне всякого сомнения, он заставил этого молодого человека по имени Фикрет в течение самого непродолжительного времени забыть о своем долге перед единоверцами.
– Скажите, произносил ли он какие-нибудь особые слова, слова, напоминающие заклинания?
Итальянец помотал головой:
– Нет, он говорил по-арабски, как сицилийский или гранадский мавр. Мне знаком этот язык почти как родной. Никакие заклятия из его уст не прозвучали. Он действовал силой логического убеждения, но не только ею. Было в его речениях что-то сверх того. Что именно, я определить не могу.
Отец Хавьер развернул лист пергамента и в течение нескольких секунд что-то записывал. Впрочем, нетрудно догадаться, что именно. Антонио Колона получил возможность осмотреться. До тех пор пока старик не опустил глаза, итальянец не мог выйти из поля их действия, не мог отвлечься, задуматься, впасть в рассеянность. Келья носителя серой сутаны произвела на бывшего сановитого римского священника впечатление и сильное и положительное. Ему было приятно, что он имеет дело с человеком, живущим именно так. За месяцы своих печальных, взыскующих странствий он пришел к мысли, что истинная чистота, истинная духовная сила может быть встречена скорее в такой келье, чем в роскошном дворце.
– Мне осталось задать вам всего несколько вопросов.
– Весь внимание.
– Каким образом вы спаслись? Насколько я помню, вы были пригвождены к палубе и оставлены на гибнущей галере.
– Именно так.
– Почему же вы не пошли ко дну вместе с ней?
– Чтобы достать ключ от ящика с сокровищами, Харудж сам разрезал мне ворот сутаны, так что я смог из нее высвободиться, когда это понадобилось. А плаваю я хорошо. До берега было не более мили.
– Не кажется ли вам, что Харудж сознательно дал вам путь к спасению, не было ли в этом какого-то замысла?
Антонио Колона задумался. Самому ему до такого вопроса додуматься не пришлось.
– Мне так не кажется, святой отец. Я не вижу в этом никакой для него выгоды. А выгода для него безусловно стоит на первом месте. Я в этом убежден.
– Никакого выкупа он за вас получить бы не мог?
– Он понимал, что никто не станет с ним вести переговоры на эту тему. И какой выкуп мог бы сравниться с тем, что он и так уже получил?
– Пожалуй. Скажите мне вот еще что: каким образом вы догадались, что вам необходимо встретиться со мной? Расспрашивая вас, я все время задавался этим вопросом, но ваши слова не натолкнули меня на правильный ответ.
Итальянец покрутил в руках пустую чашку. Отец Хавьер не сделал попытки подлить ему воды.
– Думайте хорошо, от вашего объяснения будет во многом, если не во всем, зависеть дальнейшая ваша судьба.
– Считаю самым разумным ответить правду.
Старик опустил уголки рта, как бы заранее подвергая обещанную правду сомнению.
– После того как я добрался до берега, отсиделся в кустах и немного пришел в себя, я понял, что мне умнее всего на время притвориться умершим. После того, что случилось, я не был нужен не только его святейшеству, но и моим родственникам. Я понял, что вернуться к нормальной жизни я могу, только расквитавшись с моим обидчиком. Но как я мог это сделать, нищий, оборванный и всеми покинутый, в то время как мой противник богат, силен и неуловим? Мне нужны были союзники. Желательно, сильные.
– Но отчего вы решили, что я смогу стать таким союзником?! Отчего?!
– Я вижу, что вас это сильно беспокоит, и попытаюсь объяснить.
– Очень бы вам советовал это сделать как можно убедительнее.
Антонио Колона расправил плечи и сделал движение, как будто пытаясь встать. И тут же услышал скрип тетив под потолком кельи. Поднял голову и различил в почти полном мраке несколько круглых отверстий. Ему не нужно было объяснять, что у этих отверстий с той стороны стоят наготове люди, умеющие обращаться с арбалетами. Единственное, чего он знать не мог, так это того, что они абсолютно глухи, ради того, чтобы секреты, оглашаемые здесь в келье, остались секретами.
– Вам лучше сесть.
– Я понимаю,– сказал итальянец и попытался улыбнуться, хотя по спине его прошла волна отчетливого холода.
– Говорите же.
– Насколько вы помните, Антонио Колона…
– Тот человек, за которого вы себя выдаете?
– Пусть так. Так вот, Антонио Колона был весьма высокопоставленной фигурой в папском капитуле. Одно время он даже ведал перепиской его святейшества. А в числе тех, с кем общался Юлий II, был кардинал Хименес де Сиснерос. Именно по его рекомендации королевским духовником был назначен некий отец Хавьер. В одном из писем его преосвященство довольно подробно описал характер, наклонности и, главное, некоторые заблуждения оного отца…
– Хватит!
– Сопоставив эти факты со своими планами на будущее, я пришел к выводу, что если не отец Хавьер, то остается один только Господь…
– Хватит.
– Прибыв в Мадрид, я, пользуясь…
– Я же сказал, довольно. Вы сказали достаточно для того, чтобы я мог принять предварительное решение по вашему вопросу.
– Предварительное?
– Да. Признаюсь, многое говорит за то, что вы именно тот, за кого себя выдаете.
– Так…
– Не так. Вы останетесь здесь. Под надзором. Под строгим надзором. Любая попытка бежать будет означать, что вы подосланы. Я попутно со своими основными делами займусь сбором сведений на ваш счет. Пока я не решу, что вы не опасны для моих планов на будущее, вы будете находиться под наблюдением.
– Под запором?
– Да, так будет точнее.
– И как долго?
– Может быть, и всегда.
– Что вы такое говорите, святой отец! Я шел к вам как к другу, как к спасителю, как…
– Лично к вам я не питаю зла, мне просто не нравится та тень, что отбрасывает ваша история. Вы меня понимаете?
Итальянец смотрел на старика потрясенным взором. Если бы не отдушины под потолком, он бы вскочил или бросился на пол.
– Я не могу рисковать. В том деле, которое я затеял, не может быть мелочей. Достаточно отверстия, которое оставляет иголка, и в нее пролезет целый караван. Так говорят арабы.
– Харудж не араб,– тихо прошептал Антонио Колона.
– Я это знаю.
Глава десятая
ЛЕЙТЕНАНТ И ГЕНЕРАЛ
Мартин де Варгас прибыл в столицу на рассвете и сразу же отправился к дому генерала Педро де Наварро. Почему? Ходили слухи, что в будущей войне с сарацинами именно на него будет возложено командование. Правда, никакие слухи ни словом не упоминали о том, когда именно нужно ждать подобной войны. Сам знаменитый полководец не так давно вернулся из Северной Италии, где провел не вполне победоносную кампанию, и всячески давал понять, что склонен отойти от дел и заняться урегулированием семейных и имущественных вопросов.
Отставной лейтенант ничего об этом не знал, и более того, знать не желал. У него была цель, и он положил себе достигнуть ее любой ценой. Никакое иное будущее он не считал для себя возможным.
Надо ли говорить, что ворота дома такого большого вельможи, как генерал Наварро, были в этот час заперты. Заперты для всех, включая ретивых отставных лейтенантов. Вместо того чтобы успокоиться и отправиться на поиски гостиницы с тем, чтобы явиться на прием к генералу попозже, Мартин де Варгас задумался, как ему преодолеть это препятствие немедленно. Он был уверен, что если даже Педро де Наварро лежит сейчас в постели, то от стука лейтенантских каблуков он немедленно проснется, а от первых же слов его, Мартина де Варгаса, придет в восторг и немедленно назначит день отплытия королевского флота из Малаги в направлении Алжира. План, кипевший в мозгу молодого офицера, казался ему столь блестящим, что генерал не может тут же им не проникнуться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47